Проза

Текст содержит ненормативную лексику.

Из придорожных кустов наперерез БТРу выскочила здоровенная горилла с
огромным пулеметом наперевес. Она была одета в какое-то
рванье, в сандалиях на босу ногу. Горилла угрожающе оскалилась.

Наш бронетранспортер встал, как вкопанный. За ним и вся миротворческая колонна.

Дарю сюжет сюрреалистической картины маслом и слезами: на дороге
стоит горилла и держит под прицелом БТР с потрясенными военными
на броне. Над ними в знойном воздухе лениво развевается
голубой флаг миротворцев и российский триколор.

Это произошло в секунду. Но я успел подумать о том, что:

1. Военные генетики сошли с ума и выпустили из стратегических закромов свой чудовищный резерв.
2. На моем месте должен сидеть Капица из «Очевидного-невероятного».
3. Здесь только что побывали ребята из программы Би-Би-Си «Дикая природа».
4. Пора бросать пить теплый спирт, размешанный газировкой.

Когда я подошел к четвертому пункту, то понял, что бросать пить уже
поздно. Из кустов по обе стороны колонны повалили густой
толпой вооруженные люди. По виду — все как один крестьяне. Наша
«обезьяна» оказалась человеком. Этот боец нашел где-то
маску Кинг-Конга и напялил на себя. Теперь он весело скалился и
что-то там на местном «курлы-мурлы» выкрикивал товарищам.

Защелкали наперегонки затворы автоматов. Наша колонна ощерилась
стволами. Но и в нас упиралось несколько десятков автоматов и
пулеметов. Один пацан, дремучий и суровый, около пятнадцати
годков на вид, с гранатометом на плече, подошел к нашему БТРу
почти вплотную. Это сейчас я знаю, что взрыватель гранаты
РПГ-7 срабатывает только через 10 метров полета. А тогда я был
таким же дремучим в вопросах вооружения, как и этот
пацан...

Накануне мы с напарником приехали в часть 201-й мотострелковой
дивизии под Курган-Тюбе. В окрестностях города активно шевелились
подразделения мятежного генерала Худойбердыева.
Правительственные войска Таджикистана пытались как можно быстрее с ним
расправиться и выбить за пределы республики. К нашему
приезду фронт пролегал как раз по черте города. Мощная орудийная
канонада и стрельба доходчиво извещали, что правительственные
части начали наступление. В военный городок потянулся поток
беженцев. Они несли телевизоры, матрасы, тюки, в общем, все
самое ценное и необходимое в гражданской жизни. Беженцев
размещали на футбольном поле. Военные с интересом выглядывали
через забор центрального КПП. Через дорогу начинались дома и
во дворах изредка проскакивали пунктирные линии очередей. С
каждой минутой звуки выстрелов приближались.

Какая-то женщина из местных решила вернуться в город. Солдаты ее не
отпускали. Женщина говорила, что забыла в квартире какие-то
вещи, говорила, что она ненадолго. Солдаты были непреклонны.
Эта перепалка длилась минут 40. Наконец, когда она уже
утомила своими просьбами офицеров, те приказали ее выпустить.
Как только отодвинули засов и открыли тяжелую металлическую
дверь, вдоль улицы густо и долго влупила пулеметная очередь.
Завизжали на тысячи голосов рикошетные пули. Женщина юркнула
обратно, под защиту КПП. Солдаты закрыли дверь и уже
приготовились принять бой, откинув окошки в массивных воротах. Но
враг оставался невидим.

Звуки боя приближались. Судя по всему, правительственные части
правительства Таджикистан обогнули военный городок и атаковали
Худойбердыева как бы из-за нашей спины.

Какая-то часть офицеров и солдат столпилась возле ворот. Некоторые
взобрались на пригорок, чтобы получше разглядеть окраинные
дома. Большинство из них, за исключением наряда КПП, были без
оружия. Российских миротворцев домашние ссоры таджиков вроде
как не касались.

На дороге появился танк. На нем не было опознавательных знаков. Куда
и зачем он ехал, было непонятно. Все с интересом наблюдали
за стремительной машиной. Танк как оглашенный несся по
дороге буквально в никуда. Проезжая мимо КПП, он отвернул башню в
сторону города и смачно сплюнул снарядом.

Все оцепенели. Казалось, каждый присутствующий вдруг осознал, что с
такой же легкостью танк мог шарахнуть и по военной толпе
возле КПП. Что бы тогда случилось, предсказать несложно.
Полетели бы куски по закоулочкам. Крошево из запасных человеческих
частей.

Все бросились врассыпную. Кто-то побежал выводить бронетехнику из
парка. Кто-то командовал «в ружье!» и сам натягивал бронежилет
с каской. Вполне возможно, в округе бегал не один безумный
танк. Его собратьям ничего не стоило расстрелять военный
городок.

Вся военная техника рассредоточилась по периметру городка в глухой обороне.

Ночь прошла под звуки городской перестрелки. Каждый раз, когда я
выходил покурить на улицу, мой напарник просил меня прикупить
пару гамбургеров с кока-колой. Это была такая дежурная шутка.
В той жаре, при нищете и захолустности этого городка, шутка
смотрелась оригинально.

Наутро стало известно, что Худойбердыев отступил. Куда — непонятно.
Но правительственные войска вроде бы уже контролировали этот
район. В части приземлился вертолет. Он привез с собой
преемника мятежного генерала, полковника Шерали Мирзоева и его
охрану. Российские военные должны были доставить нового
командира в бывший штаб Худойбердыева. Правительство Таджикистана
приказало Мирзоеву сформировать там новое боевое
подразделение.

Колонна российских миротворцев двинулась к базе мятежников. Сейчас
мы стояли в окружении непонятно кого и ждали развязки.
Впереди показались белые «Жигули». Из окон автомобиля пучками
торчали стволы автоматов и головы. «Жигули» развернулись перед
нашим головным БТРом. Люди высыпали на дорогу. Какой-то
товарищ, сильно отличавшийся от остальных тем, что на нем не
висело никакого оружия, пошел к нам с распростертыми объятиями.
Командир батальона узнал безоружного гостя. Он радостно
закричал ему что-то по-таджикски на «курлы-мурлы» — и спрыгнул
на землю обниматься-целоваться. Все поняли, что командиры
друзья. Обе стороны опустили оружие.

По команде предводителя вооруженные штатские (скорее всего это были
некие проправительственные боевики) попрыгали по машинам и
поехали впереди колонны, указывая дорогу. Это было весьма
кстати, поскольку через пару километров мы наткнулись на
укрепленный пункт. Здесь стояли два танка (опять же без
опознавательных знаков). За мешками с песком, по обе стороны дороги,
скрывались несколько пулеметных гнезд. Наши сопровождающие
что-то прокричали и этот «дорожный патруль», как мне
показалось, с облегчением на лицах покинул свои укрытия. Танкисты
вылезли из башни и приветливо помахали нам рукой. Очевидно,
воевать им не очень хотелось, и они были рады, что наша колонна
оказалась союзнической.

Худойбердыев отходил в большой спешке. В его расположении царил хаос
и разруха. Худойбердыевцы бросили на базе всю поломанную
технику. Уехали на том, что могло ехать. Это несколько
грузовиков и пяток танков. Штаб-квартира была разграблена.
Отступающие побили все стекла, раздолбили всю мебель, сняли не
только люстры, но даже дверные ручки. Видимо, чтобы врагу не
досталось.

По части бродили несметные толпы местных жителей с оружием всякой
системы. Колонна въехала в брошенную часть. Под колесами БТРов
зашелестели осенней листвой российские деньги. Какая
богатая страна! — подумал я. Похоже, вчера ночью отсюда убегали не
только худойбердыевцы, но и банкиры Центробанка России.

Глядя на то, с каким равнодушием ходили по деньгам таджикские
военные, закралась крамольная мысль: уж не построили ли они тут
без нас коммунизм? Втихаря. И почему, интересно, коммунизм
стал возможен сразу после развала Советского союза?

Солдаты попрыгали на землю. Я сразу же бросился к денежным купюрам,
чтобы проверить свою догадку. Миф развеялся. Это были старые
российские деньги, не имеющие хождения. На каждой купюре
красовалась печать воинской части.

— Здорово, да? — рядом со мной остановился боец таджикской армии.

— А почему на них печать?

— У Худойбердыева были свои деньги. Он ими расплачивался со своими
бандитами. Правда, ходили они только в части. В селах эти
бумажки не принимали.

— Но их здесь так много,— подивился я.

— Наверное, богатое у него было государство,— хмыкнул военный и
побежал догонять нового командира части.

Свита Шерали Мирзоева остановилась возле штаба части. Рядом возник
российский генерал. Я его раньше не видел. Наверное, он ехал
вместе с московским назначенцем в автобусе. Подошел
послушать: о чем ведут разговор командиры. Вокруг вперемешку
толпились российские и таджикские военные. Они недоверчиво
поглядывали друг на друга. И все как-то подозрительно держали оружие
на изготовку. То ли они сомневались, что мы российские
миротворцы, то ли миротворцы сомневались, что перед ними
правильные таджики. Я заметил, как охрана генерала, делая вид, что
прогуливается, образовала круг обороны. Расселась под
кустиками за бордюрами, автоматы наперевес, и с видом внимательных
ботаников разглядывала окрестности.

Генерал и Мирзоев лениво перебрасывались репликами. Наступил
полдень. Навалилась невыносимая жара. Генерал уселся на скамеечку.
Лениво облокотился на руку и с интонацией важного человека
обратился к какому-то рядовому таджику:

— Эй, военный, поди сюда.

Реакция таджиков меня поразила. Наверное, они впервые воочию видели
живого генерала. Может, слышали когда-то о таких людях от
своих дедушек, как мы слушаем с волнением рассказы о появлении
НЛО. А тут герой из их древней сказки решил навестить
поселян лично.

Боец с готовностью подбежал, вскинул руку и что-то на «курлы-мурлы»
пролепетал в виде воинского приветствия.

— Все понятно,— махнул на него рукой генерал.— Свободен! Говорит тут
кто по-русски? — обратился он к окружающим.

Вышел рослый таджик с пулеметом:

— Я говорю.

— Кто командир этой толпы? — спросил генерал, рукой очерчивая круг.

— Мы воевали с Худойбердыевым. Выбили его отсюда.

— Это я уже понял,— прервал звездный миротворец.— Кто командует?

Таджик повернулся к своим и что-то прокричал. От толпы отделился
другой, не менее грозный военный и подошел к генералу.

— Вот он,— сказал боец с пулеметом.

— Спроси у него,— с ленцой в голосе начал генерал.— Какого хрена они
бродят тут с оружием? Это что, митинг? Или воинская часть?
Почему они до сих пор не построились?

Этот вопрос, казалось, выбил командира из небытия. Наверное, он сам
подумал: а действительно? Какого хрена?

Полетели резкие команды. Толпа нехотя начала строиться. Потому как
всем хотелось вблизи поглазеть на настоящего генерала, а тут
какие-то бессмысленные построения.

Кое-как выстроились в шеренгу по два. Многие бойцы были одеты
по-гражданке. Генерал скривился, глядя на это воинство.

Когда более-менее подравняли строй, генерал поставил перед ним Шерали Мирзоева.

— Вот ваш новый командир.

И далее продолжил в том духе, что, мол, родина вас не забудет, но
хрен вспомнит. Служите честно, но не зарывайтесь. Любить
командира необходимо, если необходимость неизбежна, но целовать
при этом не обязательно, разве что только его фотографию.

Мирзоев как-то сиротливо озирался по сторонам, и в глазах его гуляла
несусветная тоска. Он понимал, что мы скоро уедем, а он
останется с этим воинством один на один. В глазах его охраны
стояла такая же тоскливая бездна.

Обратно колонна российских миротворцев отправлялась быстрым маршем в
полном молчании. Каждый, наверное, думал о том, каково там
сейчас бедному Шерали Мирзоеву. Все-таки почти что наш,
рассейский. Академию в Москве только-только закончил. Грезил,
небось, о танковых клиньях, о тактических операциях
механизированных сил. А тут поставили командовать партизанами. И чего
ждать от них — неизвестно.

Грусть-тоска моя развеялась в части. Выяснилось, что в Душанбе нас
везти никто не собирается. Беспокойство за Мирзоева сменилось
озабоченностью за собственную судьбу. Беганье по начальству
принесло совсем уж крохотный результат. В Душанбе уходил
грузовик, и военные любезно предложили нам место в кузове.
Посреди наваленных в кучу солдатских коек.

Вообще по военным меркам это можно считать номером люкс. Помнится,
зимой в горах точно таким же люксом считалось место на
выхлопных трубах БМП. Отверстия, закрытые мелкой сеткой, находятся
возле башни. Если завернуться в тулуп и лечь на сетку при
работающем двигателе, то можно запросто проспать всю ночь и
не схватить воспаление легких.

Грузовик лихо подпрыгивал на ухабах, норовя выскочить с дороги вверх
и куда-то вбок. На каждой кочке радостно трепетали сетки на
солдатских кроватях. А может, это наши души трепетали,
потому как нам с корефаном приходилось смешивать коктейль из
водки и кока-колы прямо во рту. Бытовал среди нас такой вот
буржуазный цинизм.

Сначала опрокидывалась в рот бутылка. В полете от одной кочки до
другой проходило два булька из бутылки. Удар, лязг железных
коек, новый полет, и опрокидывается в рот кока-кола. Новый
удар, от которого содержимое во рту, подчиняясь законам
гравитации и механики, тщательно перемешивается, и можно глотать.
Только быстро. Поскольку новый удар о кочку может испортить
весь кайф.

Развлекались мы так около двух часов. Поглядывая иногда между
раундами в окошко брезентового тента.

Начался перевал, за которым дорога уходила вниз к Душанбе. И тут-то
со всего маху кузов так подпрыгнул, что нас с приятелем
прижало к верху тента, снизу по нам ударили кровати во все
мыслимые места на теле. Грузовик приземлился кособоко и замер. Мы
рухнули вниз вместе с железными деталями от кроватей.

Пока кряхтели под железом, я почувствовал вдруг этот эксклюзивный,
незабываемый парфюм под названием «тротил». Мелькнуло сразу:
«подрыв!», «засада!» — и конечно же надрывное — «это
пиздец!».

Мы выбрались из кузова на самой высокой скорости, на которую только
были способны. А способны мы были немного. У грузовика
оторвало переднее колесо. Друг с двумя пластиковыми бутылками в
руках (храните все самое ценное в небьющейся таре!)
привалился к грузовику. На карачках я пополз к кабине, забыв, что все
остальное прогрессивное человечество вот уже множество
веков передвигается обычно на ногах.

Кое-как дотянулся до ручки. Дернул, что есть силы. Дверь
распахнулась. На меня вывалился убитый боец-таджик. Я даже заорать
забыл. Сел и тупо смотрел на убитого. Потом, словно просыпаясь,
заметил, что вся грудь у меня залита кровью. Из носа
хлюпало. Убитый тоже весь был в крови. Где, чья кровь? ранен ли я
сам? — все это бешено крутилось в голове. Неожиданно
включились уши. Вокруг бодро постреливали из автоматов. Как можно
шустрее передвигая четырьмя костями, я пополз обратно. Туда,
где сидел корефан. Он заворожено смотрел на вершину, где
шевелились какие-то фигурки. Я упал рядом, в пуховый слой пыли.

— Если мне не изменяет память,— сказал спокойно друг.— То они хотят
нас атаковать.

— В кабине один убитый,— прохрипел я, задыхаясь от бега на четвереньках.

— Хуево,— заметил он флегматично.

Со стороны кабины зачастил очередями автомат. Фигурки на горе
остановились и залегли. Корефан посмотрел на меня: — Нехуево твой
покойник стреляет.

Силы понемногу возвращались. Я снова встал на карачки: — Тебе не
кажется, что сейчас самое время куда-нибудь съебаться?

Мы поползли за грузовиком в сторону кабины. Раскидав по уставу ноги,
боец-миротворец вел стрельбу лежа. Увидев нас краем глаза,
он проорал:

— Еба-на! Я думал, вы еще спите!

Это был водитель. Прямо перед ним на дороге лежал его напарник.
Фигурки на горе перебежками спускались вниз и снова залегали,
постреливая по грузовику. Было понятно, что долго мы не
протянем. Перевес на их стороне. Но куда бежать? Если по дороге,
то нас перехватят. От автомата далеко не убежишь. Спускаться
вниз по горам? Неизвестно, как долго будешь плутать между
валунов, и не окончится ли эта прогулка обрывом? То есть той
же западней.

Водила невозмутимо постреливал очередями и как-то невесело бросил нам:

— Патроны, ептать, не бесконечны. Надо съебывать.

Какое единодушие!

— Брось в них, что ли, нашу бутылку с зажигательной смесью! —
проорал я в отчаянии.

— В том-то и дело,— невозмутимо ответил друг,— что всю зажигательную
смесь мы с тобой уже выпили.

— Куда бежать? — спросил я водителя.

— Вниз. Только я бежать не могу. Ноги не слушаются. Придется вам меня тащить.

Замечательно. А кто будет отстреливаться? Я представил себе, как мы
тащим его по камням за ноги, а он едет на животе и пытается
прицелиться. Это покруче будет, чем на Диком Западе.

Фигурки противника уже нависали над дорогой. На наше счастье скала
возвышалась в этом месте метра на три. Поэтому стрелять по
нам они могли без проблем, а вот спускаться надо было в другом
месте. Противник разделился на три группы. Одна осталась
сторожить нас. Две другие разошлись в стороны, пытаясь взять
нас в клещи. Не долго думая, мы подхватили водилу под руки и
потащили вниз. Я бежал и думал: на хрена им эти солдатские
койки? Уверен, мы бы и без боя их отдали. Обязательно, что
ли, нас за это убивать?

Спотыкаясь и нещадно сбивая ноги об валуны, мы спускались все ниже и
ниже, пока снова не вышли на дорогу.

— Блядь! — заорал мой невозмутимый друг.

— Да,— подтвердил водила,— Дороги в горах идут обычно серпантином.

Я не удивился, когда увидел, что группа противника думала так же.
Они появились из-за поворота и залегли. Мы тоже. Дуэль
продолжилась. Снова возникло два варианта действий. Отходить по
дороге под огнем подползающего противника, или перебегать
дорогу и снова устремляться вниз. У водителя оставалось четыре
магазина. Надолго их не хватит. Поэтому первый вариант
отпадал. Водитель по-прежнему еле-еле шевелил ногами, а значит, и
второй вариант отпадал тоже. Нашу обнявшуюся троицу положили
бы на этой дороге в две секунды. Те, кто нас преследовал,
уже догадались, что у нас всего один автомат на троих. Из чего
они сделали вполне логичный вывод, что боеприпасы у нас
закончатся очень скоро.

Наверное, наша компания одинаково просчитывала варианты. Водитель
пристроился за валуном и, постреливая по противнику, предложил
единственно реальный план:

— Мужики,— сказал он,— я не знаю, что этим уёбкам от нас нужно, но
долго мы здесь не протянем. Отходите вниз по дороге. Через
несколько километров, даст Бог, выйдете на наш блок-пост.

Со стороны преследователей послышалось знакомое до боли: — Русский, сдавайся!

Другой голос добавил слитно и с акцентом: — Блятьнахуй!

— Иди сюда гондон! — проорал водила,— я ща тебе патроны сдам!

И уже обращаясь к нам: — Уебывайте на хуй.

Мы поползли. Потом вскочили и побежали, стараясь держаться как можно
ближе к скале. Бежали долго, перепрыгивая через камни, как
парочка безумных спринтеров. Нависающая скала притягивала
нас и давала чувство безопасности.

В конечном итоге это и спасло нам жизнь. За поворотом мы нос к носу
столкнулись с головным БТРом. Колонна из трех
бронетранспортеров встала. С брони ощерилась охапка стволов.

— Вы че там, блядь, выделываете! — заорал миротворец,— че за стрельба!

— Не стреляйте! — мы подняли руки,— мы свои, в засаду попали, там еще один наш!

Указывая головой вверх, я заметил столб черного дыма. По всей
видимости, это горел наш грузовик с солдатскими койками.
Представляю, какие рожи были у боевиков, когда они увидели, что за
добыча им досталась.

Нас втянули на броню замыкающей машины, и мы поехали на выручку
водителю. Звуки стрельбы становились все ближе. Эхо металось по
горам, как ошалевшее. Судя по всему, боевики пошли на штурм
валуна, где оборонялся водитель. А он давал им последний и
решительный бой. Готов биться об заклад, я даже слышал, как
он орал Интернационал на русском матерном.

— Кажется, вот тут,— я показал капитану рукой на поворот,— водила
должен быть за валуном у скалы.

Капитан что-то сказал по рации. Головной БТР вырвался вперед,
солдаты спрыгнули врассыпную, и броня на полном ходу залетела на
поворот. Ударил тяжелый башенный пулемет. Второй БТР высунул
нос за угол, нашарил стволом противника и послал новую
очередь.

Все кончилось очень быстро.

Те, кто еще недавно предлагал нам сдаться, сами были сданы в архив
истории и лежали теперь в пыли. Одного из них переехал во
время атаки головной БТР. Остальных разорвало в клочья
пулеметными очередями. Семь человек.

Водителя за руки потащили к БТРу, усадили на десантный люк. Рядом
доктор уже распечатывал пакеты для перевязки. Мне протянули
тюбик со шприцем.

— Ранен? Уколись.

— Я лучше выпью,— сказал я.

— У нас только спирт,— хмыкнул доктор,— а вообще пить в такую жару я
бы не советовал. Вредно. Плохо влияет на сердце.

— Мне на сердце плохо влияют только боевики,— ответил я.

— А минералка есть? — спросил мой невозмутимый друг.

Принесли и то и другое.

Мы с другом забрались на броню замыкающего БТРа (мало ли какая
пакость нас впереди ожидает?) и принялись лечиться. Колонна пошла
вверх к машине.

Грузовик горел. Солдаты подобрали убитого и положили на броню.
Вокруг не было ни души. Видимо, боевики уже слышали «последние
новости» и спешно ретировались. Обратно ехали с тягостным
чувством. С одной стороны хотелось радоваться, что
выкарабкались. С другой — у нас один убитый. Вот он, лежит рядом на
броне.

— Наслышан, бля, о ваших подвигах! — сказал нам командир
разведотряда Сергей Шархель.

Мы заехали к нему в гости на душанбинскую квартиру попрощаться. Наша
командировка была на исходе. Деньги тоже. Впечатлений море.

— Как говорят в народе, хорошо заканчивается то, что ни хуя не
начинается,— подытожил разведчик.— Предлагаю перед отправкой на
родину заглянуть в одно местечко на шашлыки.

Мы согласились и вечером поехали на окраину Душанбе. С горы, где
была устроена площадка, открывался потрясающий вид.
Разноцветными огнями переливался Душанбе. Желтыми ниточками пылали
проспекты и улицы. Мигали окнами здания. Жара отступила. И
нависло низкое небо, словно набросили бархатное покрывало. Если
изрядно выпить под таким небом, то покажется, что можно
протянуть руку и брать эти звезды горстями.

Мы сели за столик и принялись расслабляться, впитывая водку и
прохладу напополам. Через несколько минут к нам присоединился друг
Шархеля офицер-юрист Володя. Принесли шашлыки. Вчетвером мы
балагурили и хихикали на всякие военные и около того темы.
И подмигивал нам внизу веселый город Душанбе.

Из темноты на площадку въехала колонна иномарок. По больше части это
были дорогие джипы. Изо всех окон торчали во все стороны
стволы автоматов и пулеметов. Посетители заметно напряглись.
Смолкли разговоры и смешки. Колонна остановилась. Из
автомобилей прямо-таки гурьбой повалили боевики, вооруженные от
задницы до челки на голове. Гранаты, гранатометы, автоматы и
пулеметы висели на них гроздьями. Многие при этом держали в
руках еще и пистолеты Стечкина.

Боевики уже где-то накирялись водки. Не обращая внимания на
посетителей, они заняли соседние столики и подозвали официантов. Нам
повезло, что мы получили заказ еще до их приезда. Потому
как внимание хозяина кафе и его работников теперь целиком
сосредоточилось на боевиках. Им носили охапки шашлыков, ящики
водки и вина, зелень-шмелень, хлеб-млеб и все такое.

Наше маленькое сообщество заметно погрустнело.

— У тебя где пистолет? — шепотом спросил Володю Шархель.

— В машине.

— И у меня там же. Значит, бежать к машине не имеет смысла. Размажут
по асфальту.

— А в чем дело? — спросил я.

— В том, что среди боевиков есть пара подонков, которых я недавно
лично арестовывал — ответил Шархель.— Теперь они чудом снова
на воле и при оружии.

— Думаю, что уходить тоже не имеет смысла,— заметил Володя-юрист.— У
нас полон стол жратвы, и как только мы отсюда засобираемся,
боевикам это наверняка покажется подозрительным. А тебя,
Сережа, они сразу опознают. Так что сидим, жрем и пьем. Может
быть, все еще обойдется.

Так мы и поступили. Боевики пили, ели, орали, и мы от них не
отставали. Наконец пиршество закончилось. Банда отвалила от столов
и засобиралась по машинам. Как назло, именно ТОТ боевик
проходил мимо нашего столика и даже с пьяных глаз узнал Шархеля.
Он подошел сзади и положил ему руку на плечо.

— А-а-а, корефана! — сказал нараспев бандит.— Так тебя еще не убили?

Повисла пауза. Вся банда вдруг приостановилась и повернулась к нашему столику.

— Как видишь, живой,— ответил Шархель, улыбаясь ему в лицо.

— Ну-ну,— сказал боевик, окинул нас нестойким пьяным взглядом,
поправил на плече автомат и затопал к машине. Банда вновь
зашевелилась, расселась по автомобилям и, дико сигналя, уехала в
ночь. Вся уличная кафешка молча смотрела им вслед.

— Кажется, они за ужин не заплатили,— заметил в гробовой тишине мой
невозмутимый друг.

Это слышали абсолютно все. Площадка буквально взорвалась от хохота.
И посыпалось со всех сторон радостно:

— Догони, напомни им правила хорошего тона!

— А они никогда не платят, как слоны из рекламы!

К владельцу кафе снова посыпались многочисленные заказы. Мы тоже
решили повторить наш прощальный ужин.

Вкуснее водки я еще не пил.