Искусство

Двадцать первое новое письмо к другу

Прости, что я пошел на поводу у рекламы, и обманул тебя резвым
заголовком письма: ведь надо было еще привлечь твое внимание.
Конечно, и о сгоревшем Манеже скажу, и об Арт-Салоне в Центральном
доме художника, что продлится до пятницы, и лучшим порождением
которого стал роскошный каталог,— макет делали Бондаренко с Черногаевым.

Но назвать письмо я хотел «И всем нам лучшим памятником станет»
— об очередной, восьмой уже «примечательной» (с примечаниями)
книжке «Встретились как-то в галерее “Семь гвоздей”...», написанной,
как всегда, Николаем Николаевичем Филипповским. Это книжки анекдотов
об известных персонажах московской художественной тусовки — от
Наума Олева и Андрея Житинкина до Елены Щаповой де Карли и Натты
Конышевой. Что-то автор услышал от своих многочисленных знакомых,
что-то придумал, что-то разглядел во сне, на звездном небе и в
нравственном законе внутри себя. Кто-то, прочитав, сделал вид,
что не понял, кто-то понял и сделал вид, что не обиделся, кто-то
обиделся, не сделав вида, в ответ на что Николай Николаевич сказал,
что шел по Крымскому мосту, и видел, как на обиженных им везли
воду, как на известной картине Перова «Тройка». Все смешнее год
от года и рисунки к книжке знаменитого карикатуриста «МК» Алексея
Меринова.

Николай Филипповский с книжкой своих анекдотов

Но дело в другом. Терпеливо выпуская каждый год по книжке, жанр
которой трудно понять, невозможно объяснить и простить, Филипповский,
на самом деле, создает памятник тому, что понять еще невозможней,—
своему времени. Мы-то думаем, что так будет всегда. А получается,
как у Василия Розанова: надели шубы, вышли на улицу, а там нет
ничего.

Был Манеж, были выставки, встречались десятки раз с близкими людьми.
Писали книги, картины, чтобы там выставить, напечатать. В галерее
«Манеж» у Иры Мелешкевич были собраны сотни работ лучших художников
— Назаренко, Брайнина, Нестеровой, Табенкина, Ситникова, невозможно
всех перечислить,— и все сгорело. Картины покойных Сережи Шерстюка
и Гарифа Басырова, со смерти которого еще сорока дней не прошло,
а сорок его работ в Манеже стали пеплом. Сгорели тиражи первых
книг «манежной» серии «Ближний круг», когда писатели и художники
выступали под одной обложкой — книги Пьецуха, Салимона, Климонтовича.
Сгорели все архивы и номера альманаха «Золотой векъ», сгорели
десять лет дружбы, которой нужно же где-то иметь свое место.

Те, чьи мастерские рядом, пришли и видели, как рушатся балки,
стены, крыша, кабинет Стаса Каракаша, отремонтированные залы.
Люди, гулявшие на Манежной площади в этот день выборов нашего
будущего, взирали на пожар с равнодушием: здесь, кажется, мед
продавали? Судя по бодрому виду, так же думал и московский мэр,
которому Манеж был как кость в горле,— новые проектные площади
под гаражи, магазины и рестораны давно уже были проданы и перепроданы,
а эти «божьи одуванчики», охранители древности, все талдычили
свое: «уникальные балки Бетанкура», «у хреческом зале, у хреческом
зале...» Юрий Михайлович так и доложил в телевизор под 30-метровый
столп открытого пламени: «никакие материальные ценности не пострадали,
проекты реконструкции уже готовы, Манеж будет еще краше прежнего».
И вместо поджигателей, запаливших крышу с четырех сторон, ищут
упущения дирекции Манежа в противопожарной системе. Да были, были
пропитаны балки специальным антигорючим составом. Просто против
бензина, который разлили и подожгли те, кому этот пожар был нужен,
нет средств. Тем более, если в комиссии по расследованию московских
катастроф входят именно те, кто их, как правило, и устраивает.

Или такое еще название придумал для письма, которое пишу: «Семь
гвоздей в спину всем гадам». Дело в том, что галерее «Семь гвоздей»,
директором которой является Филипповский, исполнилось десять лет.
Юбилей. Она, естественно, участвует в «Арт-салоне» в ЦДХ, о котором
больше, правда, и сказать нечего. Вокруг галереи, Филипповского,
выпускаемых им книг, а в былые времени и редактировавшегося им
журнала «Человек и природа» всегда была уйма самых разных, в том
числе, и замечательных людей. И вот ведь какая штука. Когда я
недавно подвизался в книжном приложении к «Независимой газете»,
то на исходе своего контракта написал рецензию на предыдущую,
седьмую книжку его анекдотов. Название ее уже было на последней
странице в списке упоминаемых книг, а сама рецензия с полосы в
последнюю минуту слетела: редактор приложения Женя Лесин воткнул
на ее место какого-то своего дружка.

«Ну ладно, думаю, видать, не знает, кто такой Филипповский и что
за гвозди, бывает, не обязан человек все знать». А тут перебирал
старые выпуски «Человека и природы» и нашел в номере 15-летней
давности подборку стихов этого самого Евгения Лесина «на смерть
Вени Ерофеева». Ну, думаю, дела. Это ведь как в «Дворянском гнезде»,
когда Лаврецкий говорит человечку: я, мол, тебя еще ребенком помню,
я тебя конфетами кормил, а ты — их ел. Что ж это ты, а? Нехорошо.

Забыл, к чему это я тебе говорю. Наверное, к тому, что жизнь идет
и все время разная. Хотелось бы забыть, что и мы идем вместе с
ней, да не удается.

Твой Игорь Шевелев.

Впервые опубликовано на сайте Игоря Шевелева «Год
Одиночества».