Проза

Отрывки из романа «СИНИЙ ХАЛАТ ВСЕЛЕННОЙ или ВАШЕ ЗВЕРОПОДОБИЕ»

Время воров в законе

Отрывок из романа «СИНИЙ ХАЛАТ ВСЕЛЕННОЙ или ВАШЕ
ЗВЕРОПОДОБИЕ». Существо, похожее на Халат, прибывшее из космоса и
получившее гражданское имя — Пингвинов Федор Михайлович,
беседует с полковником в отставке Дятловым Николаем Васильевичем,
который является влиятельным лицом в городе «Космищенске».
Дятлов объясняет пришельцу некоторые моменты прошлого и
настоящего.

***

В позе роденовского мыслителя (если на него набросить тогу) Халат
сидел перед полковником, который по-военному сжато напоминал
ему ход истории.

Федор Михайлович полагал, что успел сюда еще до революции 17 года,
он рассчитывал найти опору в среде русского купечества,
отговорить промышленников и финансистов от бездумной
романтической поддержки будущих могильщиков богатой России. Он срочно
перестраивался, выспрашивая у полковника, на кого стоит и
следует опираться, будучи загнанным на столбовую дорогу
прогресса. Проблеск надежды замерцал в области его воротника.

Проблема дорог в России, разочаровал его полковник, всегда была
далека от разрешения. И даже дорога прогресса, достаточно
протоптанная мировым обувным производством, у нас оказалась не
только богатой старинными ухабами, но к этому прибавились
вполне современные воздушные ямы. К тому же, исторически так
сложилось, где у нас большая дорога — там и бандиты. Раньше еще
как-то удавалось царским властям загнать их в лес, но так
как российские реки оказались удобными для сплава леса, почти
весь лес сплавили за границу, и в результате бандитов стало
загонять некуда.

Халат слушал, и как он это понимал, было известно одному Халату. Он
спросил, а как же законы и их исполнение, и что до леса, то
он сам убедился, что его хватает и в окрестностях
Космищенска, где по преданию до сих пор прячется лихой разбойник
Гаврила Романович Филин.

На больной вопрос о Филине полковник не ответил, но о законах
поведал, что законы есть и они определяют все. Каждый закон имеет
известное имя, но к нему приставлен анонимный владелец
закона, который единственный знает, кому и как этот закон
соблюдать. Вот есть закон Архимеда, законы Ньютона, закон
Бойля-Мариотта и много других законов. Диалектика учит, что законы
существуют независимо от сознания людей.

Исполнительной властью в системе законов являются воры в законе.
Например, вор в законе Архимеда. На каждое
тело, если оно сопротивляется, действует сила. Собеседник
Николая Васильевича подсказал — на каждое тело, погруженное в
жидкость. Николай Васильевич не возражал, можно тело погрузить
и в жидкость, но это уже потом, после действия силы.

Или вор в законе Ньютона. Хотя этих законов три,
воров гораздо больше. Здесь есть моменты, связанные не только
с действием, но и с противодействием. Еще приходится следить
за тем, чтобы движение было прямолинейным и равномерным.
Нарушения регистрируются и наказываются. Кстати, если кто-то
наказан, находясь в автомобиле, то это не обязательно связано
напрямую с движением автомобиля, часто виновник находится
на заднем сиденье и непосредственно не участвует в управлении
автомобилем. Автомобиль может ему даже не принадлежать, вот
какая тонкая работа проводится в этом направлении. К этой
работе привлекаются специалисты из области бухгалтерского
учета и водительских прав человека. Настольной книгой каждого
вора в законе Ньютона являются «Математические начала
натуральной философии». Основным понятием здесь является,
естественно, натура в натуре, широкая натура в
широком смысле слова, от платы «натурой» до самой громоздкой
натуры современного предпринимателя. Есть еще и вор в
законе постоянства, это сокращенно, а полностью —
вор в законе постоянства состава преступления,
в народной мудрости это определяется проще: не
пойман — не вор.

Здесь Пингвинов спросил Дятлова, не возникает ли противоречий в
данной системе законов. Дятлов ответил утвердительно. Если
система стремится к полноте, имеется в виду полнота определенного
кармана, то она противоречива. И тут сталкиваются две
картины мира, классическая, ньютонианская картина мира, и
неклассическая, картина мира по Эйнштейну. По Ньютону движение, то
есть суета, в принципе абсолютна. Такую суету легче
заметить, легче ее и устранить, но так как она абсолютна, то и
неистребима. По Эйнштейну, суета относительна. Такую суету не
сразу заметишь, нужны точки отсчета, розыск которых также
является суетой. Для увеличения числа необходимых точек отсчета
приходится вставать на точку зрения официальных властей, а
лучше всего, чтобы точки зрения властей и воров в законе
совпадали. Тогда у народа не будет неоправданных надежд, и он
будет сам кузнецом своего счастья. Вот и получается на
практике, что законы совпадают, как бы не полемизировали между собой
сторонники Ньютона и Эйнштейна.

Серьезной фигурой является вор в законе исключенного
третьего. Он идеолог-теоретик, который утверждает, что
есть два пути: путь, которым мы уже шли неправильно, и путь,
которым мы уже идем правильно, третьего не дано. Это избавляет
нас от необходимости впадать в запоздалое инакомыслие. Вот
когда мы пройдем этот правильный путь до конца, к делу может
приступить вор в законе отрицания
отрицания, на него будет возложена обязанность определить, насколько
правильно мы прошли свой правильный путь. Но это все уже в
том далеком будущем, когда каждый из нас уже исполнит свой
долг, заповеданный каждому на этой земле. Беда еще в том, что
законов так много, что на исполнение их всех воров не
хватает, то есть не хватает в определенном
пространственно-временном континууме, это значит, что большое скопление воров в
одном пространстве действует на пространство разрушительно,
поэтому смена воров в законе происходит во времени по законам
диалектики, которую не надо путать с уже пройденной, с
марксистской.

Дятлов далее изложил современное состояние дел касательно скопления
галактик. Все скопления нежелательны, это касается и
космических площадей. Так называемое красное смещение в спектре
звездных ассоциаций говорит об их разбегании. Вселенная
разлетается, а в начале был первовзрыв, так сказать,
террористический акт вселенского масштаба. Пока никто не взял на себя за
него ответственность. Многие вообще в этот взрыв не верят, но
вот разбегание надо как-то остановить. Здесь и утечка
мозгов, куда более значительная, чем изгнание и исход российской
интеллигенции. Но главное, надо полагать, с пустыми руками
далеко не убежишь. Значит, отхватили большой куш, взяли банк
или просто прекратили коммерческую деятельность, теперь
бегут, кто куда, с крупными суммами, полученными от наивных
вкладчиков. Надо только подобрать подходящий закон, чтобы всех
вернуть.

Тогда не исключена возможность нового взрыва, если все вернутся и
собьются в одну кучу, предположил имеющий большой космический
опыт Пингвинов, на что Дятлов, отягощенный земным опытом,
объяснил, что в кучу всех собирать не будут, ибо тюрьмы будут
рассредоточены в разных районах, но в пределах солнечной
системы. При этом вычислят всех, кто действительно при деньгах,
тех только и вернут на околоземную орбиту, а то и тех в
относительном покое оставят, вернут только деньги. Остальные
будут осваивать Марс и Венеру.

Было отрадно слышать, что все эти грандиозные модели строились не в
столицах, а в провинциальном российском Космищенске. Было ли
название города изначально определено его космическим
будущим, связанным с нуждами развития оборонного комплекса?
Полковник поведал, что это не совсем так, из школьной истории
известно, что название городу дали монголы, которые пытались
его обложить данью. Навстречу им вышли такие косматые люди,
что монгольские лошади испугались и унесли своих всадников
через степи в Таврию, где и образовалось таким образом Крымское
ханство. Поэтому если где и раздаются несправедливые голоса
о возвращении Крыма, то только в Космищенске.

Языковеды защищали диссертации соответственно своей науке. Они
откопали, что во главе косматых людей был древний богатырь по
имени Косьма, или в более поздней транскрипции — Кузьма. От
Косьмы и пошел Космищенск, а от Кузьмы выражение — я тебе
покажу кузькину мать, именно с этим выражением вышли косматые
люди навстречу монголам, отчего те и побежали. Когда Петр I,
насмотревшись заграничных порядков, ввел обычай стричь и брить
косматых, он тем только ослабил мощь российской армии, чем
и пытались воспользоваться впоследствии Наполеон Бонапарт и,
несмотря на предупреждения Бисмарка, немцы.

Федор Михайлович слушал Николая Васильевича и не удивлялся, как
легко промахнуться, нацелившись на русскую историю. Он еще
выспрашивал, как повлияло на национальное развитие соотношение
ряс церковнослужителей и купеческих поддевок, сюртуков и
кафтанов, а также действительно ли, что вся русская литература
вышла из «Шинели» Гоголя.

Николай Васильевич подтвердил, это действительно так, кража шинели
квалифицируется как грабеж с насилием, за это полагается по
1642 статье Уложения — или арестантские роты или каторга до
шести лет. Но так как преступник до сих пор не пойман,
единственное отмщение за Акакия Акакиевича — это вся русская
художественная словесность с ее любовью к маленькому и вечно
ограбленному человеку.

При этом Николай Васильевич проницательно глянул на Федора
Михайловича, как бы прикидывая, а с чьего плеча был он некогда снят?
Но дальше взгляда дело не пошло. Еще побеседовали о
сословных иерархиях, нет, не о чиновничьих от коллежских
регистраторов до тайных советников, а о простых купеческих. Где вся эта
верхушка, русские Форды, Рокфеллеры, все эти фабриканты,
промышленники, строители железных дорог и скоростных
автострад? Где средний слой, купцы в буквальном смысле? Где «черная
кость», низ пирамиды, те, кто «заставляет работать капитал»,
учетчики векселей и пресловутые «процентщики»?

Здесь Николай Васильевич должен был разочаровать Федора Михайловича,
такая картина была характерна для дореволюционной России,
когда все зрело из старого патриархального мира, теперь же
все у нас представлено в перевернутом виде, те, кто создает
ценности, ютятся внизу, наверху же создатели «пирамид», именно
«процентщики», которые кроме неизгладимого впечатления,
данного нам через рекламу, ничего не производят, разве что
ввозят, вывозят, перекупают и перепродают.

Вот оно что, всколыхнулся Федор Михайлович, так вот в чем корень
зла, источник сегодняшнего террора, отстрела банкиров и прочих
с верхушки перевернутой пирамиды! Комплекс Родиона
Раскольникова! Тварь я дрожащая, или право имею! А то, что
старуха-процентщица из нестареющего «Преступления и наказания»
разительно помолодела и изменила пол, так это и есть знамение
времени, этот факт только подогревает преступные страсти, ведь не
на старуху руку-то поднимаешь, а на окруженную дюжими
охранниками физически сильную и опасную индивидуальность! Тут уж
надо мстителю, хотя и лиходею, не из шинели Гоголя, а из
комиссарской кожанки выходить! Да простит их великая пустота!

Услышав подобное, Николай Васильевич зачем-то перекрестился, и задал
разболтавшемуся Халату вопрос вполне конкретный:

— Тварь дрожащая? Да этот пустой вопрос давно снят историей с
повестки дня! Есть права человека, который знает, за что ему
платят. А вот ты мне скажи, откуда ты такой умный взялся?

— Откуда взялся? Да я не делаю из этого никакой тайны. С голубой
навигационной звезды. Между прочим, 1-й величины. Ее светимость
в 150 раз больше, чем у вашего солнца! Находится в
созвездии Льва и называется Регул, или Сердце Льва.

Звериная идея

Отрывок из романа «СИНИЙ ХАЛАТ ВСЕЛЕННОЙ или ВАШЕ
ЗВЕРОПОДОБИЕ». Рассказчик, подрабатывающий сторожем в зоопарке,
оказывается заложником «звериного» сообщества, получившего дар
речи всвязи с необыкновенными космическими событиями.

***

Существует ли звериная идея, отличная и от
русской идеи, и от идей, в основе которых лежат так
называемые общечеловеческие ценности? Возможен ли
общезверь и общезвериные ценности?
Я вспоминаю, что под таким, кажется, названием прошел
круглый стол под председательством министра культуры и обороны
павиана Нерона. Я приглашен не был, что еще раз подтвердило
неприязнь ко мне со стороны министра. Так, мол, и так, не мое
это свинячье дело, облаял меня павиан, мое присутствие,
якобы, только помешает свободному вращению мыслей вокруг круглого
стола. Я на это ничуть не обиделся, ведь что бы я там не
предложил, это было вы воспринято, как очередная попытка
дразнить зверя. При этом павиан взял меня под
локоть своей волосатой конечностью и, глядя снизу свирепыми
глазами, вполголоса проговорил:

— Ваше время высказывать мысли еще не пришло. Когда я стану
президентом, а это время не за горами, когда меня выберут свободным
волеизъявлением, тогда я вас назначу своим советником по
гносеологии. Тогда и поговорите.

— По гносеологии? Наука сложная, да и мне до конца не понятная. Что
же я буду советовать в качестве советника?

— Да ничего! Мне советники нужны только для формирования моего
положительного имиджа. Советовать ничего не надо, а говорить —
говорите.

Я только подумал про себя, что павиану вряд ли удастся стать
президентом. Есть и покруче звери, да и люди соответствующие не
совсем перевелись. Его могут, конечно, поддержать сторонники
многоженства, но ведь их должны перекрыть демократические
голоса тех, кто обделен самками, таких все-таки большинство.

А как протекала дискуссия, я узнал из весьма сбивчивого пересказа
поэтессы мартышки Игнатьевны. Она выражала на этом форуме
западническую точку зрения, скорее всего, без особого успеха,
потому и говорила об этом уклончиво и неохотно.

— В чем же выражается эта ваша «звериная» идея,— иронизировал я,
поскольку с влюбленной в меня мартышкой мог себе это
позволить,— всех людей съесть, тогда каждый хищник почувствует себя,
наконец, человеком?

— Я же не идеолог, я художник,— мямлила Игнатьева,— а вообще,
половина участников круглого стола придерживалась мнения, что надо
быть свободными от всякой идеологии, а, стало быть, от
всякой идеи. Вот у вас, русских, есть идеи, есть, как вы
утверждаете, духовность, а материально вы живете в развалившихся
избах. И у вас очень много промежуточных личностей, которые ни
то, ни се, а выходят в вожаки, или, как вы говорите, в
начальники или чиновники. У нас это выглядело бы вычурно, у нас
простая и строгая структура: вожак — стая. Молодняк берет
пример со старших и терпеливо ждет совершеннолетия. А у ваших
личинок сызмала идея неповиновения и хулиганства. Выдумывают
свой стиль. Песенки поют и под них пляшут, если не ногами,
то руками. Большинство участников круглого стола против
этого произвола!

— А кто участники-то? Хищники в особо крупных размерах?

— Не только. Был один бобер, но ему дали бревешку погрызть, и он
помалкивал. Были какие-то мелкие парнокопытные, но они играли в
домино и в разговоре не участвовали, только мешали, стуча
по столу костяшками. Но на них не обращали внимания, исходя
из принципов демократии. Вот слону, когда он стукнул, так
сказать, кулаком по столу, потребовав для крупных травоядных
львиной доли в лесных массивах Европы и Азии,
слону было сделано замечание, чтобы он не стучал, тем
более, что обсуждаются вопросы возвышенные, а не приземленные.
Вот так. У нас уже так заведено, что величина животного не
должна влиять на его общественное положение!

— Ну, да, а как же тогда быть с размерами клеток?

— С размерами клеток? Ха-ха! Мы уже давно все вышли за пределы
клеток. Многие из нас недвижимость скупают, не только в Москве,
но и за ее пределами. Тем более, что за ее пределами она
дешевле, а климат можно выбрать и получше, или — кто как
понимает свою историческую родину.

— Хорошо, хорошо! Слышал я об этом. Только многие из вас вместо
того, чтобы возвращаться на историческую родину, выбирают себе
местечко в теплой Испании или в благоустроенной Германии!
Какие-нибудь хомяки или выдры, им замки в Баварии подавай!
Гармиш-Партенкирхен, граница Баварии с Австрией! Ну. А дальше,
ваш круглый стол, собравший круглых... ладно, прости, не буду
больше...

— Наши хомяки, выдры и прочие грызуны ничуть не хуже ваших Ивановых,
Петровых, а тем более Сидоровых! У кого есть наличность,
тот и личность! (Узнаю поэтессу, за словом в карман не лезет!)
Ну. А круглый стол... Тут выступили два крокодила, я
сначала не разобрала, откуда они. Они, извини, конечно, но они
позволили себе лежать под столом и речь вели из-под стола.
Нерон-то на них председательский окрик придерживал, все-таки
древнейшая нация, реликтовая. Вот один их них и высказался, что
общезвериная идея должна заключаться в свободе передвижения
из класса в класс. Однако только в одном направлении — в
сторону, как они заявили, исторической справедливости. От
новейшего и все еще сомнительного к древнейшему и
фундаментальному. То есть, из класса млекопитающих можно перейти — и это
почетно — в класс пресмыкающихся. Но не наоборот! Кто-то
спросил,— а как? Так они ответили,— а мы поможем, поможем! И при
этом оба захохотали, широко разинув страшные пасти, и так
хохотали, аж до слез!

— Как же пасть увидели, ежели представители древнейшей нации под столом?

— Ах, мой батюшка, да ведь ясно, раз они хохочут, значит, и пасть
отверста! От страха-то и под столом видно! — Игнатьевна
всплеснула девичьими ручками,— и тут стало ясно, что
пресмыкающиеся сами из Африки.

— От страха выяснилось? — я вдруг поймал себя на мысли, что мартышка
чуть ли не единственное существо, с которым я мог болтать
без чувства затаенного страха.

— Да не от страха, а из продолжения речи. Тут кто-то их спросил,
чуть ли не сам председатель, Нерон, а как они себе представляют
свою собственную свободу передвижения. Не знаю, понял он
намек или не понял, но все догадались, я думаю, что крокодилы
это передвижение предполагали как бы в сторону их разинутой
пасти, да? Ну, в общем, Нерон — да, кстати, он же сам, как и
я, африканец,— вовремя попытался направить речь в сторону
более, что ли, идеальную. А те отвечали уже без обиняков, что
свободу передвижения для себя понимают как перемещение из
Африки, нестабильного региона, в Америку, конкретно во
Флориду, где их братьев уже около миллиона. Там они под охраной с
1962 года. А население, представленное людьми, тем не менее,
наступает, сейчас там людей где-то 14 миллионов, а
ежедневно прибывает около тысячи переселенцев. Для территории в два
миллиона гектаров не слишком ли много народу? Мы обязаны
поддержать наших братьев-аллигаторов из Флориды, кстати, более
мелких, чем наш брат-африканец.

— Это как же понимать, они что, хотят освободительную борьбу за
этническое самоопределение в Соединенных Штатах начать? Отделить
Флориду?

— Нет, так далеко они не заходят, они же понимают, что тогда Флориду
может затребовать обратно Мексика, а тогда у них
значительно упадет уровень жизни, да и стабильность будет не лучше
африканской. Нет, они Штат отделять не станут. Но партию своих
Зеленых создать готовы, а также выдвинуть
из своей среды кандидата в президенты Соединенных Штатов.

— Что-то они зарвались! Ведь они не у себя в Африке, а, прошу
прощения, у нас, то есть в Москве, в России! Они что, Россию хотят
под удар подставить?

— Нет-нет, об этом не может быть и речи! Павиан, хоть родом и
африканец, а Пушкина все-таки русским считает и читает его
по-русски. Потому и за Россию болеет, хотя я павиана, как и вы,
терпеть не могу. Он их и перебил, вы, говорит, не в Африке. А
они ему тут же гипотезу выдвинули. Будто американские
аллигаторы были вывезены из Африки в Америку белыми работорговцами.
Не то, чтобы в рабство, а так, от человеческой глупости, от
идиотизма. А, может быть, для охраны рабства, чтобы рабам
бежать было некуда, ведь вокруг крокодилы... Так вот теперь
этот их идиотизм можно во благо употребить как восстановление
исторической справедливости.

— Ничего себе, справедливость! Из террариума да в терроризм! — я
подумал, мартышка как поэтесса оценит игру слов. Но она не
обратила внимания.

— Павиан и тут их одернул. Вот попадут в Америку, да не в болото с
водяными лилиями, а в городскую канализацию! Уж лучше в
бассейн реки Амазонки, за мировую экологию бороться, леса не
давать вырубать. Как о лесе заговорили, тут слон снова взял
слово, и тут все его приметили и на него переключились. А он
заявил, что в лесу, да и вообще в природе, нет ни общеслона, ни
общекрокодила. Вот африканский слон бывает двух видов, один
лесной, а другой слон лесостепной, или слон саванны. А
индийский слон, он или дикий, или ручной. Все это разные слоны,
пусть даже от одного предка — мастодонта. Где слон, как бы
всем слонам слон? Кто-то из-под стола подсказал — на комоде.
Я было подумала — на шахматной доске. А он и говорит — все
вранье, настоящий слон в зоопарке. А надо сказать, что
слон-то в зоопарке родился, жизни не знает. В зоопарке, он
говорит, что лес, что поле — все едино, так что слон в зоопарке и
есть общеслон. Также и крокодил, будь он хоть гавиал, хоть
кайман, в зоопарке он — общекрокодил, у него со слоном
общезвериные ценности. С этим сейчас же согласился долго молчавший
жираф, у него голова устала вертикально торчать на длинной
шее, и он стал ей согласно и уверенно кивать, приговаривая —
общежираф! общежираф!

— Стало быть, звериная идея — это и есть идея зверинца?

— Вот именно. Пришли к тому, что зверинец относится к природе, как
город к деревне. Поэтому надо поскорей покончить с
идиотизмом деревенской жизни. Вот и вся идея. Тут я
не могла не вмешаться,— голос мартышки дрогнул, как будто она
опасалась собственных мыслей,— я стала подчеркивать, что
запад есть запад, а восток есть восток. На западе фактически
давно стерта пресловутая грань между городом и деревней.
Благодаря современным средствам передвижения и информационным
технологиям. Тут все зашумели, кто-то даже возмутился, почему
нас не снимает телевидение, но ему тут же дали знать, что у
нас закрытое заседание, тайное. Но он, это все-таки был
осел, непарнокопытный, потому в домино он не играл, копытом
трудно еще держать костяшку, он на это возразил, пусть нас тогда
снимали бы для программы «совершенно секретно», зачем же
все секретное подавать задним числом. Но председатель
решительно прервал его рев, у нас говорит, открытое общество, но
собрание все равно закрывать надо. И подвел черту: Запад нам не
указ! Пусть на западе грань стерли, а идиотизм все равно
остался! Покончить с идиотизмом — в этом наша задача, в этом и
суть нашей идеи. И уже сейчас нам ясно, что с нашим
идиотизмом будет гораздо легче покончить, чем с идиотизмом
общечеловеческим.

— Интересно, а как?

Тут уже все стали расходиться, кто-то сказал, была бы цель, а
средства найдутся. Кто-то из стадных животных предложил для этого
провести референдум, а жираф — встречу в верхах. Но
председатель, сворачивая протокол, призвал всех не спешить с
продвижением этой идеи в широкие звериные массы. Опыт русской
истории учит, подчеркнул он, что с идеями спешить не надо. Мы
пойдем другим путем: прежде чем двигать в звериные массы,
опробуем на людях. Прежде всего, на русских. И если я, говорит,
перед вами поставил этот вопрос как министр культуры, то
решать этот вопрос с людьми я буду уже как министр обороны! Вот
так.

Мартышка Игнатьевна приложила палец к своим сексуальным губам, хотя
и так было ясно, что мне ее выдавать нет резона. Я еще раз
подивился историческому чутью павиана, который в отсутствии
Государя вполне решительно выражал свои либеральные мысли.

О благоразумии государя

Отрывок из романа «СИНИЙ ХАЛАТ ВСЕЛЕННОЙ или ВАШЕ
ЗВЕРОПОДОБИЕ». Рассказчик, философ, подрабатывающий сторожем в
зоопарке, оказывается заложником «звериного» сообщества,
получившего дар ума и речи в связи с необыкновенными космическими
событиями. Во главе сообщества оказывается государь Лев
Николаевич I, бывший лев.

***

Государь рвал и комкал какую-то бумагу, что давалось ему с гораздо
большим трудом, нежели письмо. Для письма ему служил
раздвоенный правый коготь, который ему надо было только макать в
чернильницу. Потому об его царственной подписи и говорилось —
узнаю по когтю льва. Поначалу чернильницы,
как в любом исправительном заведении, были изготовлены из
хлебного мякиша, но их постоянно поедал кто-то из жвачных или
грызунов. Этому не мешали даже чернила, добытые в аквариуме
из каракатиц, а когда чернил не хватало, их приходилось
буквально выжимать из пожилого осьминога Фомы Опискина, который
так и не научился откликаться на свое новое имя. Вообще,
морские животные и рыбы держались особняком и не спешили
выходить из воды и обзаводиться конечностями, а потому и не
говорили ни с кем из посторонних. Да никого и не волновала их
замкнутая жизнь, сберегаемая обыкновенной водой для возможной
будущей эволюции.

Процесс письма нравился Государю, и он приветствовал всякие
новшества в этой области. Но компьютер не уважал, ибо там было
трудно оставить натуральный след когтя. Некоторые важные указы он
исполнял не чернилами, а особой вонючей жидкостью из
подхвостья австралийского скунса, дабы еще не утратившие природное
чутье подданные могли на нюх ощущать серьезность
содержания. Указ еще не был издан, но из канцелярии уже веяло новым
духом, отсюда и пошло выражение — держать нос по
ветру. Так самые чуткие заранее угадывали, что грядет
судьбоносное решение. Как завоняет на всю округу, так жди
чего-то вроде этого:

«В целях дальнейшего укрепления демократических ценностей
вменить хищникам в обязанность осуществлять контроль над
поголовьем рогатого скота, дабы тот не бодался, а скоту
своевременно поставлять свои рога и копыта в счетную комиссию для
своевременного учета. Контрольными органами считать втяжные
когти и передние резцы хищных млекопитающих. Касательно
крокодилов и прочих земноводных в особо крупных размерах, следует
определить сферу их полномочий не превышающей пределы
прибрежной полосы соответствующих водоемов...»

Как опять разнесся отвратительный запах, так, значит, снова надо
перестраиваться, например, грядет — «Введение
повышенного налога на количество холостых ног, так и не
преобразованных в рабочие руки». Или проект: «О создании
дополнительных рабочих мест на местах насиженных»
и т. п.

Любое проявление новой вони получило название — «ветер перемен»,
весьма полюбившееся телевизионным обозревателям. Кстати, налог
на «холостые ноги» никак не коснулся телеведущих, ибо любая
новая пара рук была им только кстати, при помощи их
осуществлялся параллельный сурдоперевод, в частности для тех
телезрителей, которые могут слышать только брюхом, это некоторые
змеи и другие пресмыкающиеся. Еще одна пара рук весьма
пригодилась музыкальным комментаторшам молодежных каналов,
усиленная жестикуляция только способствовала повышению их рейтинга.

Но что же рвал с таким усердием своей единственной парой рук Лев
Николаевич? Как выяснилось, он только что получил депешу о
присуждении ему Международной премии «За вклад в дело У», больше
я не успел прочитать на разорванном клочке бумаги. С трудом
я отыскал еще один клочок, не унесенный сквозняком из
клетки, не следует забывать, что покои Государя находились все
там же, он отказался, как я слышал, даже от переезда в бывший
особняк Шаляпина, который был ему официально предложен
дружественным правительством Москвы в качестве зимней
резиденции.— Мы еще должны выяснить,— проворчал тогда Государь,—
кое-что с самим Шаляпиным. На знаменитом портрете этот бархатный
бас изображен в роскошной шубе. Мы должны еще выяснить, из
кого пошита эта шуба!

Столько дел, просто забот полна пасть у Государя, подумал я, и тут
же меня пробил холодный пот, я, слава Богу, не сказал этого
вслух. Уши здесь порхают всюду в буквальном смысле слова.

Успокоившись, я попытался сложить эти клочки, и у меня получилось
что-то вроде — «За вклад в дело укрепления и сохранения
материи и энергии».

Я мог только догадываться о причине Государева гнева. Когда было
принято решение всем «одеться как приличные люди», начались
регулярные поставки как нижнего белья, так и парадной формы
одежды. Что за парадная форма, разобрались не сразу, так как
поначалу надевали на тело именно ее, а уже сверху нижнее
белье, чтобы показать свету именно самое изысканное и тонкое. Но
тут стали лютовать насекомые, почувствовавшие себя под
формой в своей тарелке. Стали все выворачивать наизнанку, и тут
только заметили, что гимнастерки и кителя отнюдь не новые.
Государь тут же почуял неладное. Уж не с полей ли сражения
поставляют им обмундирование? Это же узаконенное мародерство! А
потом ведь речь не шла о военном снаряжении, а о
партикулярном платье. Нет ли здесь злого умысла, обрядить всех в
мундиры, дабы поставить под ружье и отправить в горячие точки.
Известно, что силы НАТО слабо выполняют свою миссию
миротворцев, к тому же у них проявляются определенные симпатии,
порожденные тем уровнем грамотности, на который их возвело чтение
своих газет. Мировое сообщество в этом смысле вполне может
уповать на звериные силы, для которых любые этнические группы
человеческого образца одинаково подозрительны. Но готовы ли
звери к вооруженному невмешательству в конфликтных
ситуациях, вызванных чисто человеческой неуживчивостью?

Государь срочно созвал военный совет, на который не без задней мысли
пригласил и меня.

— Товарищ Сталин,— издалека начал Государь,— Товарищ Сталин всеми
силами старался не поддаться на провокацию, когда ему
докладывали, что немецкий австриец Гитлер хочет на него напасть. Он
полагал, что большой человек не посягнет на страну, у
руководства которой находится другой большой человек. Тем временем
Гитлер неослабно следил за готовностью Красной Армии как к
нападению, так и обороне. Обе стороны снабжали друг друга
противоречивыми слухами. Чем это кончилось, известно. Теперь
нас тут снабжают воинским обмундированием. Чего нам ожидать
от озабоченного пошивочным бизнесом человечества? А вот чего.
Как только мы все окажемся в серых шинелях и перестанем
отличаться друг от друга, нас тут же обвинят в подготовке
агрессии и нанесут по месту нашей дислокации превентивный удар.
Возможно даже тактическим атомным оружием. Я уже не говорю о
тех темных силах на востоке, западе и на юге, которые могут
использовать нас как предлог для удара по приютившей нас
России. Какой же вывод напрашивается отсюда? А вывод такой, что
нам не следует повторять ни ошибки осторожного Сталина, ни
заблуждения наблюдательного Гитлера. Мы должны отказаться от
навязанного нам военного обмундирования, и от защитных
гимнастерок, и от серых шинелей. Кроме, разумеется, шинели
Гоголя! — закончил шуткой свою речь Лев Николаевич.

Народ согласился с выводами монарха, все обмундирование сдали
добровольно и без участия международных наблюдателей. Причем сдано
было больше шинелей, чем получено. Оказывается, уже
работала вовсю подпольная пошивочная мастерская, где стригли
соответственных шерстистых животных и перерабатывали шерсть в
сукно, которое по качеству оказалось не хуже английского.
Подпольные мастера покаялись и бросились Государю в ноги, что было
для них делом немудреным, ибо это были в основном мыши.
Государю было досадно смотреть себе под ноги, и он простил их
великодушно:

— Идите с Богом! — сказал он им, и они тут же разбежались, с чем, неизвестно.

Таким вот образом сэкономлено было много материи, это и был факт
«укрепления и сохранения», оцененный по праву международным
сообществом. Далее была сохранена и приумножена энергия. Был
издан указ «О приватизации каждым пушным и
грубошерстным зверем своей собственной шкуры». Тогда и
появилось такое понятие как шкурный интерес. Но
надо было идти дальше по пути эволюции под контролем
прогресса, и Государь одобрил этот шаг. Как раз из-за очередного
конфликта между Мосэнерго и РАО ЕЭС электричество стало
подаваться в Зверинец нерегулярно. Было принято решение, чтобы все
звери (зверяне) с добрым шкурным покрытием усиленно терлись
друг о друга, добывая таким образом животное электричество. И
то верно, если тереться друг о друга шинелями, то в лучшем
случае протрется шинель, и ничего более, в худшем случае
возможно самовозгорание. А при трении друг о друга настоящих
животных можно уже убить сразу двух зайцев:

1. Возникает собственно электричество, которое можно снимать со шкур и хранить в лейденских и прочих банках;
2. Так называемое «притирание» способствует укреплению равенства и братства, а в случае взаимного трения разнополых существ одного вида могут проявится любовные чувства, что чревато демографическим взрывом, о котором только мечтать может любой отец нации.

Почему же тогда Государь отверг присужденную ему, как это
представляется поверхностному наблюдателю, по праву, премию? Не знаю,
чего больше в этом решении, исторической прозорливости или
животного страха. Успокоившись после уничтожения наградного
документа, Лев Николаевич рассудительно произнес: — Пригласят
на вручение в какое-нибудь нейтральное государство, а там
схватят как военного преступника, приписав мне, как
государственному деятелю, какие-то нераскрытые преступления против
человечности!

Здесь я в очередной раз выразил свое восхищение благоразумием Государя.

Предвыборная кампания Пингвинова

Отрывок из романа «СИНИЙ ХАЛАТ ВСЕЛЕННОЙ или ВАШЕ
ЗВЕРОПОДОБИЕ». Существо, похожее на Халат, прибывшее из космоса и
получившее гражданское имя — Пингвинов Федор Михайлович,
выдвигается определенными силами в кандидаты на пост
градоначальника города Космищенска.

***

И он заговорил. Мягким, чарующим стереофоническим басом. Халат стоял
на трибуне, напоминая гигантскую летучую мышь. Голос шел
как бы из-под мышек, можно было подумать, что там сидел
знаменитый сталинский диктор Левитан, которого тоже все слышали,
но никто не видел.

— Вы спрашиваете, какая у меня программа? Но ведь моя программа —
это ваша программа. Было же что-то хорошее и в прежней
программе, хорошее мы оставим. Если вы находите что-то плохое в
прежней программе, мы уберем. Вообще-то всем своя программа.
Главное — гибкость! (Халат изогнулся, как монгольский лук). Но
и — твердость (Халат застыл, как надгробный камень). И в то
же время — мудрость! (Халат нахохлился, как сова Минервы).

Мы не хотим возвращаться к старому. Но не надо забывать и старую
истину: новое — это хорошо забытое старое! Главное, что процесс
пошел, его уже не остановишь. Одно из великих завоеваний
современности, это то, что мы можем свободно говорить то, что
мы думаем, что на уме, то и на языке! Вот сегодня некоторые
говорят: народ безмолвствует! А почему он безмолвствует?
Потому что собирается с мыслями. Ведь предстоит тайное
голосование. Тайное! Так зачем заранее разглашать свою сокровенную
тайну? Вот когда тайное станет явным, тогда народ опять
заговорит. Так вот. Я вам не буду говорить: голосуйте за меня,
тогда тайное станет явным. Ведь если я так прямо и скажу, что
именно вы должны делать тайно, то это будет явным
подстрекательством. Поэтому я предоставляю вам свободу выбора!

— Браво! Федор Михайлович! Браво! — в один голос прокричали
Александр Сергеевич и Михаил Юрьевич. Николай Васильевич помалкивал,
но несколько удивленное удовольствие разливалось по его
полному лицу. Оба Володи, с двух сторон охраняющие Федора
Михайловича — они теперь были приставлены к нему, смущенно
улыбались, будто это им кричали браво.

После репетиции текста, а текст был подсказан Александром
Сергеевичем Николаю Васильевичу, который его записал, а Федор
Михайлович прочитал и выучил, после этого группа заговорщиков
отправилась на встречи с народом.

Первая встреча состоялась в Кулинарном университете, где Пингвинову
торжественно преподнесли торт птичье молоко, состряпанный
самими студентами. Пингвинов передал торт Дятлову и обратился
к залу с речью, которая весьма отличалась от заученного
варианта. Он начал с того, что никто не хочет возвращаться в
прошлое, когда кулинарный университет считался просто
техникумом, и выпускник мог предложить народу разве что щи суточные
да лапшу на уши. Студенты засмеялись. А теперь нам разве что
птичьего молока не хватает, Пингвинов указал на торт в руках
у Дятлова. Студенты молчали, и оратор тут же пообещал им
повысить стипендию на сто рублей. Что, мало? Но это будут не
простые сто рублей, а студенческие сто рублей, их отпечатают
для вас специально и на них можно будет есть лапшу каждый
день. Студенты оживились. Тогда Пингвинов призвал их всех к
будущему руководству государством. Ведь задача руководителей
прежде всего — накормить народ, а их именно этому и учат в
университете. Очень важно воспитать в народе хороший вкус,
подчеркнул Федор Михайлович. А то слишком широк вкус у русского
человека, я бы заузил, пошутил он. Да что мы сидим,
распахнулся он вдруг во всю кафедру, давайте веселиться, петь и
плясать. И из него, как из концертных колонок, бухнул тяжелый
рок. Он и сам пустился в пляс, и никто не заметил, как
удалились высокие гости, потому что музыка продолжала играть.
Студенты нашли, что кандидат просто рубаха-парень, и что душа у
него нараспашку.

Времени было в обрез, предвыборная кампания шла семимильными шагами,
поэтому даже предупредить не успели Пингвинова, что у него
есть жена, урожденная Зимородкова, которая как будущая
первая леди Космищенска выступала перед городскими женщинами.

— Люди должны жить богато, потому что бедным быть немодно. Люди
должны каждый иметь прислугу, то есть кухарку, дворецкого,
камердинера, горничных, сторожей, телохранителей, а это не то же
самое, что сторожа; сторож сторожит недвижимость и
присматривает за садовником, чтобы тот не крал цветы, а телохранитель
бережет тело хозяина, которое постоянно в движении.
Конечно, надо иметь и кучера, не только шофера, шофер нужен, как и
охранник, прежде всего для работы, а для отдыха в загородных
резиденциях надо иметь кучера, а где кучер, там и конюх.
Вот видите, сколько рабочих мест может создать один только
богатый человек, а представьте себе, как мы заживем, когда все
будем богатые.

— Алла Борисовна,— задала вопрос Зимородковой серьезная дама похожая
на школьную учительницу,— а как быть со старомодным
гуманитарным образованием, к тому же отягощенным творческими
наклонностями и стремлением к высоким идеалам?

Вопрос прозвучал так высокопарно, что другие женщины засмеялись. Но
Зимородкова отвечала совершенно серьезно.

— К сожалению, сейчас вошло в практику приглашать домашних учителей
из-за рубежа, дети как-то с большим уважением относятся к
иностранцам, пытаются понять их язык, а это расширяет их
умственный кругозор. К тому же иностранцы пока обходятся дешевле,
ведь им не обязательно обзаводиться собственной семьей, они
и так живут в семье, хотя и временно. Вы же сами с долей
истины пошутили, что образование у вас как бы старомодное, а
мы хотим поскорее войти в цивилизованное сообщество, как вы
понимаете, интегрироваться. Возьмите хотя бы учителей танцев,
мы их сейчас заказываем прямо с Богемских островов...

Сидящий рядом пресс-секретарь зашептал, не учитывая чуткости
микрофона, что острова следует называть не Богемские, а Багамские,
на что урожденная Зимородкова громко и уверенно заявила, что
острова уже давно переименованы в Богемские, и сами
учителя, охотно общающиеся с местной богемой, с удовольствием
возвращаются по истечении контракта именно на переименованные
острова.

Затем госпожа Зимородкова рассказала о зарубежной практике работы
творческой интеллигенции в тюрьмах. Писатели, художники,
артисты организуют в тюрьмах художественную самодеятельность,
учат заключенных читать и писать высокохудожественные
произведения. Это важно, ведь если растет количество заключенных, то,
таким образом, растет и число потенциальных читателей.

Давно назрела необходимость коренных реформ наших тюрем, их
культурного строительства. Огромное поле деятельности. А тут и
пригодится наш старомодный опыт, ведь почти весь цвет нашей
бывшей культуры прошел высшую школу тюрем. И хорошо бы нашу
интеллигенцию снова вернуть в тюрьмы, ведь там и так весь цвет
нации, цветущий возраст, только вот образования не хватает,
так пусть нам интеллигенция поможет. Заодно решится вопрос с
востребованием интеллигенции в новом обществе с новыми
порядками. (Здесь многие зааплодировали, некоторые, видимо, из
интеллигенции, даже встали.)

На вопрос о супружеских взаимоотношениях с кандидатом в городские
головы, госпожа Зимородкова скромно пояснила, что ее муж с
головой отдается государственной деятельности, а она отдается
мужу, и считает это необходимой благотворительной
деятельностью.

По городу были развешаны плакаты, эскизы для них, по преданию, делал
Петухов, советуясь с Гагариным. Гагарин предложил: голосуй
сердцем! И в форме сердца во весь плакат фигура Халата.
Циничный Петухов высказал мнение, что голосовать все равно будут
не сердцем, а желудком. Но Пингвинов в форме желудка как-то
не смотрится. Посерьезнев, Петухов выдвинул предложение
заменить сердце левым желудочком, объединив идею сердечности с
пищеварением. Не надо напирать на левый уклон, поправил
помощника действующий пока алькальд. Так появился простой и
хватающий население за душу плакат: голосуй желудочком! А на
плакате был изображен Халат, который нежно держал на руках
маленький Халатик.

По телевизору непрерывно шли передачи из жизни животных, посвященные
быту и нравам пингвинов. Кругосветное путешествие
Магеллана, оказывается, главной своей задачей ставило открытие
колонии Магеллановых пингвинов. В рекламном ролике об
императорских пингвинах подчеркивалась идея родства императорской власти
и городской административной. В связи с местообитанием
пингвинов в Южном полушарии промелькнула и тема возможного
последнего броска на юг.

На улицах торговцы свободно торговали матрешками,— внутри большого и
умного пингвина один за другим заключались все известные
вожди нашего государства, именуемого в просторечии Империей.
Для иностранцев продавали пингвинов с группой проглоченных
американских президентов внутри.

По избирательным участкам развозили урны конструкции Петухова, кроме
которого почти никто не знал, что они имеют двойное дно,
вернее перемычку, отделяющую брошенные избирателями бюллетени
от заранее заготовленных нужных. При этом удивлялся Дятлов,
зачем это, ведь все равно — альтернативы нет! Но Петухов ему
перечил, в нашей стране, а тем более в нашем городе ничего
нельзя пускать на самотек. Что касается альтернативы,
конечно, Александр Сергеевич публично снял свою кандидатуру еще до
выдвижения Федора Михайловича в его пользу, за что тот
пообещал сохранить должность алькальда при городском голове. А
вот где гарантия, что народ вдруг не проголосует не за самого
Федора Михайловича, а за его жену, урожденную Зимородкову?
Кто-то, якобы, сам видел, как Зимородкова буквально
встряхивала кандидата перед очередным выступлением, а ведь раздаются
же голоса, что городу сегодня нужна крепкая рука. И если
заговорщики исходят из уверенности, что космический посланец в
сущности — тряпка, что они могут им вертеть, как хотят, и
обеспечат себе с его победой закулисное владычество, то ведь
и народ может догадаться, что кандидат только занавес, всего
лишь фиговый листок, слетевший с мирового древа, дабы
покрывать невеликий срам алькальда и его команды...

Рассуждая так, Михаил Юрьевич посматривал на Николая Васильевича не
без подозрения, был же предварительный разговор и о том, не
является ли полковник до сих пор двойным агентом, работающим
и на нас, и на ЦРУ. Слишком уж не по средствам позволяет
себе полковник некоторые высказывания, чтобы их
сформулировать, недостаточно работать только на одну разведку и иметь
только отечественное образование. Заявил же Дятлов, что
космический кандидат вовсе не живой представитель чужой цивилизации,
а только флаг ассоциации звездных государств, запускает же
Россия, как и Америка, свои флаги на луну.

Тем временем Пингвинов посетил дислоцированную под Космищенском
воинскую часть, где принял участие в учениях. Он так умело
маскировался на пересеченной местности, что по нему даже танк
проехал и пехота прошла, и его не обнаружили ни до, ни после.
Затем он с группой парашютистов высыпался из десантного
самолета и сам по себе раскрылся самым последним, едва не
напоровшись на развесистую ёлку. Ему тут же попытались ввинтить
значок парашютиста разрядника, но значок никак не ввинчивался в
его ткань, и командиру соединения не оставалось ничего
иного, как воскликнуть: смелого штык не берет!

Речь Пингвинов перед военными сказал краткую, обещав, что никаких
кровопролитий он не допустит, ни глобальных, ни локальных, и
тут же вдруг вспыхнул, как порох, и пронесся вдоль рядов
военнослужащих, словно полководец в бурке на коне, но коня при
этом ему не понадобилось, и кричал он долгое — ура! —
подхваченное всем ограниченным контингентом.

Несомый этим воинственным кличем, он приземлился на одном из
закрытых предприятий оборонного комплекса. Теперь оно уже было
открытым и существовало прежде всего за счет иностранных
туристов. Их здесь с успехом катали на центрифугах, погружали в
барокамеры, уже был начат подписной лист на запуск в
космическое пространство для миллионеров и миллиардеров. Уже шла
борьба с медицинской комиссией, которая по старинке состояние
здоровья считала важнее нажитого состояния.

Пингвинова приняли как своего и доверительно сообщили, что если он
пожелает, то вернут ему летательный аппарат, пусть не тот же
самый, но еще лучше. Пингвинов поблагодарил, но пока
отказался, ибо уже успел полюбить свою новую родину.— И дым
отечества нам сладок и приятен, а дыма у вас здесь хоть отбавляй! —
пошутил он, обогатив классику, и уже серьезно продолжил: —
Я только что заверил наших военных, что не допущу военных
действий, во всяком случае, на территории Космищенска. Военные
не любят воевать, это понятно, ведь их на войне могут
убить. Но это не значит, что они не любят оружие. Поэтому системы
оружия мы будем совершенствовать и выпускать все в большем
количестве и, прежде всего, для развертывания свободной
торговли этим современным оружием. Надо постараться, чтобы все в
мире покупали не чужое, а именно наше, космищенское оружие.

Чтобы подкрепить слово делом, Халат извернулся пращей и запустил в
заоконное пространство преложенный ему для обозрения образец
продукции, сковородку, которая все жарит и тушит, но сама
при этом ни на каком огне не нагревается. Конструкторы
намеревались продемонстрировать процесс, а потом дать кандидату
потрогать, но заколебались, увидев кандидата, у которого рук,
во всяком случае голых, не наблюдалось. Сковородка
просвистела и произвела замешательство в среде галок, шумно взлетевших
в роще, где каждое дерево было призвано маскировать ракету,
как это было во время кубинского кризиса.— Разлетаются
галактики галок, пошутил Пингвинов и продолжал: — Создавая новые
ракетные комплексы, не надо отмахиваться и от старинного,
так сказать, тактического вооружения. Вот я говорил недавно с
представителями внутренних войск, милиция готова принять на
вооружение монгольские луки, чтобы ночная стрельба не
мешала здоровому сну честных граждан.

В одном из цехов Пингвинову показали ракета-носитель, которая
находилась в стадии сборки. Федор Михайлович любовно огладил ее
плоть всем своим порхающим телом, конструкторы смущенно
перешептывались,— ну вот, а мы ему сковородку подсовывали...
Похлопав уже по боеголовке, кандидат обратился к группе
конструкторов, которые в своих синих халатах органично вписали его в
свой круг, отчего и он тоже сдержанно посинел:

— А вот сделали бы вы здесь крюк, за него зацепили бы ракету,
подняли бы ее на воздушном шаре над плотными слоями атмосферы, а
там бы только и включили двигатели! И горючее экономится, и в
случае катастрофы для наземного персонала опасность
минимальная!

Конструкторы переглянулись, и им осталось только подтвердить, что
такая возможность прорабатывается. Тем временем все вышли на
полигон, где с грохотом прогонялась самоходная техника.— А
как у вас обстоит дело с нетрадиционными движителями, в том
числе с экологически щадящими? И не дожидаясь ответа от
оборонщиков, Халат вскочил на лафет зенитной установки, надулся,
как парус, и протащил орудие метров сорок на виду у элитных
инженеров. И, чтобы разрядить обстановку изумления, Федор
Михайлович перевел разговор из технической сферы в
гуманитарную, процитировав Сергея Есенина:

— Я хотел бы быть желтым парусом
в страну, куда мы
плывем,—

тут он стал желтым, как корабль пустыни, и закончил уже строкой из
Пушкина: — Куда ж нам плыть?

А по телевидению ругали недальновидность Максима Горького, ибо в
«Песне о буревестнике» он допустил себе зоологическую ненависть
к пингвинам, назвав их глупыми.

Литературоведов сменил на экране школьник-вундеркинд. Его достижение
было внесено в книгу рекордов Гиннесса, ибо никто из
смертных до него не досчитался вручную до таких больших чисел,
которые были предъявлены миру в необъятном количестве тетрадок,
где натуральный ряд последовательно и аккуратно шел от
единицы без единого пропуска к непостижимому концу, эту работу
он вел с трех лет.

Вундеркинд объявил, что колесо истории нельзя повернуть вспять, эту
фразу он произносил так долго, что ему нельзя было не
поверить. При этом он очень выразительно крутил воображаемое
колесо. Ведущий программы попросил школьника уточнить, что его не
устраивает в нашем прошлом. Тот внушительно покраснел и
признался, что он не хотел бы возвращаться в прошлое, когда он
еще не умел ни читать, ни считать. Тем более в то время,
когда он сам был равен нулю. Ведущий, довольный ответом,
завершил встречу вопросом о будущем, на что вундеркинд смиренно
ответил, что он будет прилежно исчерпывать натуральный ряд
чисел, день за днем, чтобы доказать современникам, что
бесконечность не может быть дурной. А свои тетрадки с вычислением
будет издавать том за томом как новое направление в
литературе, у него уже есть ряд договоров с зарубежными
издательствами, благо этот новый род литературы не требует перевода.
Ведущий глянул на часы, он, видимо, еще не исчерпал экранное
время и попросил вундеркинда прочитать выдержку из своего труда.
Тот начал медленно и с расстановкой: Один, два,
три...