Литературная критика

Критик Кирилл Анкудинов попенял поэту Анатолию Найману, найдя в его поэтическом тексте, опубликованном журналом «Новый мир», смысловую, синтаксическую (и какую угодно) ошибку. Так как дело происходило в блоге, знающие люди объяснили критику Анкудинову, что неправильное, с его точки зрение, словосочетание «прибежище заяцем», на самом деле, есть прямая цитата из Псалмов Давидовых, никак и ничем в публикации не маркированная: http://ankudinovkirill.livejournal.com/

А. Найман – не первый (и, разумеется, не последний) поэт, в текстах которого раскавыченные цитаты, лишённые контекста, выглядят небрежностью. Вот и стало интересно выяснить как подобный подход «работает» (или не работает) и для чего нужно лишать цитату первичных признаков «чужой речи».

1. Для чего нужно (и нужно ли) приводить в тексте «чужие слова», лишенные контекста и признаков цитирования? На что надеется автор, отлично осознающий, что не все его читатели способны узнать цитату?

2.Незаковыченная цитата, в каком статусе она для вас выступает? Остается ли она знаком «чужого слова» или становится сугубо авторским высказыванием?

3. Если вы видите в тексте очевидную небрежность, каким статусом вы ее наделяете? Обязательно ли при этом думать, что вы чего-то недопонимаете?

4. Как поступаете вы, когда цитируете (если цитируете) чужие слова? Часто ли это случается? Приведите наиболее характерный пример.

Шамшад Абдуллаев

1. Цитирование (буквальное, иногда приблизительное) без кавычек, без курсива, без указания первоисточника, т.е. без впадин в тексте, -  вполне нормальная вещь; и не только потому, что автор здесь  предлагает нам произведение как сплошной поток, в котором тонут тени различий, не только потому, что он в данном случае, выказывая крайнее доверие к читателям, полагает, что они готовы принять скорее неузнанность аллюзии, чем ее гадательность, но по той причине, что конвенция между писателем и публикой по поводу ненужности подсказок на самом деле давно состоялась и имеет древнюю преемственность, восходящую,возможно, к началу письменности.

Когда Мальро, например, признается, что понадобился Монтень, чтобы появился Платон, он ворует в хорошем смысле эту интенцию у Реми де Гурмона, у иенских романтиков, у Лорки с его фразой по поводу того, что лучшим учеником Гонгоры  был Малларме, который не подозревал о существовании своего наставника,- и так далее: цепочку можно продолжить.

 2.Незакавыченные цитаты никому не принадлежат. Они помогают наблюдателю (автору) оставаться там, где он находится,- сохранять отстраненность как место интенсивной пристальности; они относятся, грубо говоря, к анонимным небесам, которым не нужны ни ссылки, ни комментарии, ни умозрительная весомость дополнений.

 3. Да, лучше думать, что ты тут чего-то не улавливаешь. Но такого рода непонимание плодотворно лишь в том смысле, что оно вызывает у нас доверие к силе, заставляющей считаться с важностью постоянного смирения перед неясностью. В подобных обстоятельствах небрежность почти не встречается либо она притворяется ложной.

 4. Обычно избегаю выделенности в тексте (кавычки и пр.) и редко обращаюсь к ней. Обильно пользуюсь явными и скрытыми цитациями, чтобы засечь одинаковость медитативного материала, - от пейзажных предметов до культурных коннотаций. В моей прозе, допустим, часто персонажи просто сидят и смотрят на ландшафт перед собой. Этот поведенческий шифр взят у Басё: его ворон тоже сидит - невероятно напористое действие, лишенное подвижности.

Кирилл Анкудинов

1. Далеко не всегда автор осознаёт, что не все его читатели способны узнать цитату. Бывают навыки осознанные и бывают навыки автоматические. Иногда эрудиция (в некоторых сферах знания) становится автоматическим навыком. Свидетели Иеговы досконально знают Священное Писание, притом не выделяясь ни познаниями во всех остальных областях, ни живым мышлением. Временами филологи (и «филологические писатели») подобны Свидетелям Иеговы. Их знания – автоматические. 

А способность определить, какой круг читателей сможет опознать данную цитату, а какой круг – не сможет, это – стопроцентно осознанный навык. Владение осознанными навыками встречается гораздо реже, чем владение автоматическими навыками. Такова человеческая натура. 

Рассматриваемый «случай Наймана» - своеобразная «герменевтическая авария». Чаще в автомобильные аварии попадают не те, кто учатся водить машину, а те, кто умеют водить машину и водят её «на автомате», не думая о технике безопасности. 
Анатолий Найман слишком многое делает «на автомате». Он не заботится о том, чтобы его поэтические и прозаические тексты выглядели бы для читателей красивыми, структурированными, выверенными, информативными, грамотными. «Прибежище заяцем» - частный случай общей «ситуации Наймана». В одном из своих прозаических текстов Найман показательно оговаривается: «Если, конечно, исходить из того, что книга пишется ради читателей». Но книга пишется только ради читателей. Тот, кто считает, что книга пишется не ради читателей, мыслит неправильно. «Прибежище заяцем» - точечное последствие неправильного мышления Наймана. 
 2.  Всё зависит от контекста соответствующего текста. Собственно говоря, любая цитата (и закавыченная, и незакавыченная) – одновременно знак чужого слова и самостоятельное авторское высказывание. Отсутствие кавычек при цитировании – не более чем дополнительный знак (чаще всего, хотя и не всегда – знак, свидетельствующий об отрицательных факторах – об авторской небрежности или об авторском сознательном высокомерии, а иногда и о плагиате). 

3. Опять-таки, всё зависит от контекста текста. В подавляющем большинстве ситуаций ошибки очевидно опознаются как ошибки, а авторские приёмы – соответственно опознаются как авторские приёмы. Бывают спорные случаи, когда я сомневаюсь. Кстати, я вынес историю с «прибежищем заяцем» на обсуждение в свой блог, именно потому, что у меня были сомнения. Об этом прецеденте мне предстоит написать в обзоре журнальных публикаций – и я непременно напишу о нём – но я не знал, как интерпретировать сей прецедент. Теперь знаю. 
Беда современной литературной критики в том, что она недооценивает «фактор ошибки» и почти никогда не определяет авторскую ошибку в качестве ошибки. Между тем, человеку свойственно ошибаться (притом чаще, чем нам представляется – лично я ошибаюсь на каждом шагу). Ошибки бывают разными: есть простительные просто ошибки (всеми распознаваемые как ошибки), а есть ошибки злокачественные (выдаваемые за «норму» или даже за «новое слово»). Долг критика – публично заявить об ошибках злокачественного характера. 

«Прибежище заяцем» - это не грамматическая ошибка (как может показаться 95% читателей). Но именно потому что 95% читателей способны интерпретировать ситуацию превратно, в этой ситуации есть момент злокачественности, о котором нельзя не сказать. 

4. Я не закавычиваю чужие слова только в том случае, если они вошли во всеобщее ноосферно-социокультурное поле, то есть стали фольклором – безотносительно от того, авторское или неавторское происхождение имеет данный фольклор. «Без труда не вытащишь рыбку из пруда» - это фольклор. Но «птичку жалко» - также фольклор. И даже «красота спасёт мир» - уже тоже фольклор. В первом случае фольклор – неавторский (фольклорный фольклор), во втором случае – фольклор – авторский. Поскольку всё это фольклор, его можно не закавычивать.

Если чужие слова не могут быть фольклором, я их беру в кавычки. Это элементарная «техника безопасности». Чужие слова надо брать в кавычки хотя бы для того, чтобы избежать упрёков в плагиате. 
По соображениям «техники безопасности» я иногда специально отмечаю, что приводимые мной цитаты принадлежат разным авторам – даже когда это самоочевидно. Ведь «ум человеческий имеет пределы, а человеческая глупость беспредельна»; всё, что может быть понято превратно, всегда будет понято именно так. 
Привожу пример из свежего собственного обзора литературных журналов. 

“Вот она – елистратовская «Интернет-нирвана Стива Джобса», а вот – её цитатный синопсис, составленный мной. «Стив Джобс… был, как известно буддистом». «Джобс решил, что он тоже Бог». «…Интернет – это… «культурная нирвана» человечества. Это глубоко буддийский… по духу цивилизационный проект». «…Интернет – это и есть Будда». «Ленин… имел уникальное чутьё и хватку. Так же как и Джобс – феноменальную предпринимательскую жилку». «Стив Джобс… тот же Владимир Ильич. Кстати, и характерами они были похожи…». «Конец, довольно чуши, спасите наши уши» (последняя цитата – не из Елистратова, а из Агнии Барто)”. 

К сожалению, многие читатели способны перепутать Владимира Елистратова с Агнией Барто. Мне надлежит видеть и упреждать возможную ошибку. 

Всеволод Емелин

1.Ну для чего нужно, автор решает для себя. Иногда просто для рифмы. Иногда для того, чтобы в тексте появилось  то, что можно назвать центонностью.

Ну например. зачем в текстах нужны аллюзии и коннотации? Чтобы не отстать от моды , в том числе.

Мне кажется, что любой стихотворный текст - игра и раскавыченные цитаты усложняя игру, делают ее интереснее. (как минимум для автора).

А надеется автор на филологов, которые его уловку разгадают, и напишут об нем (любимом ) статью.

А читатели не способные опознать цитату как и читатели непрофессионалы , вообще, автора не интересуют.

За отсутствием таковых читателей в природе.

2. На мой взгляд незаковыченная цитата приобретает некоторое среднее качество между "чужим словом" и авторским высказыванием.

3. Мне трудно ответить на этот вопрос т.к. небрежность и корявость текста является частью моего "творческого метода" (Извините за выражение).

4. Я очень часто цитирую чужие слова. Мне кажется это оживляет текст и сбивает пафос, который склонен возникать в тексте против моей авторской воли.

Я стараюсь, чтобы цитаты легко опознавались. Поэтому псалмов на церковнославянском не цитирую. Заковычиват или нет, решаю интуитивно или исходя из структуры высказывания.

Приведу несколько четверостиший из последнего стихотворения.

И либералы, и патриоты,

И специалисты в сфере био-тека

Пойдут на общественные работы

«Песчаный карьер – два человека!».

………………………………………

Жизнь наша мчится со скоростью клипа

И печально оглядываясь назад

Уже не спросишь брата Филиппа:

«Ну что брат Дзядко?» и « В чем сила, брат?».

…………………………………………………..

Как говаривал один авторитетный сван

(Упокой господи его душу),

«Демократия - это вам

Не лобио кушать!».

…………………………………………………….

Пусть власть отвратительна, как руки брадобрея, Но она одна защищает нас своими штыками и тюрьмами Так еще сто лет назад предупреждали евреи.

А евреи, они, как известно, умные.

Мария Игнатьева

1. Контекст, мне кажется, всегда есть, как всегда есть поля вокруг напечатанного текста. Таким обрамляющим смысловым полем может являться само желание поиграть в цитаты, некий позыв к сюрреализму. Нахлобучив портрет Ленина на клавишу, художник ничего не сообщает ни о Ленине, ни о рояле, но предлагает задуматься о бессмыслице существования. Так и цитата, внешне не уместная, способна настроить на то или иное состояние или размышление: недаром этимологически слово “цитата” восходит к cito,  “приводить в свидетели”, а также “расшатывать”, “подстёгивать”.

Что же касается “лишения признаков цитирования”, то я не совсем понимаю зачем это делается. Я ещё с первых курсовых полюбила кавычки и сноски, равно как и примечания, и библиографию – весь этот сложный аппарат отсылок, на котором держится достоинство даже концептуально несильного научного сочинения. В поэзии же возможности оформления цитат настолько широки, что просто не вижу необходимости скрывать чужой текст. Разве только ради вышеупомянутой сюрреалистической выходки, в которой, как правило, используются широкоизвестные выражения, не требующие ссылок.

2. Если я её не узнаю, то для меня это часть авторского текста. Если узнаю, то – нет.

3. Небрежности бывают разного свойства. В стихах иная милая небрежность может спасти стихотворение, в то время как вымученное совершенство его погубит. Думать, что чего-то недопонимаешь, не обязательно, но когда такая мысль приходит в голову, это, по-моему, хороший признак, означающий, что имеешь дело с чем-то, что действительно существует.

4. Я часто цитирую. Например, так:

Как Хайдеггерсказал (или Бибихин

Удачно перевёл):

Предчувствует и кротко допускает

Предметы пустота.

Люблю и курсив. Так я поступаю в переложениях псалмов – работе, которая меня особенно увлекает в последнее время: я привожу в своём тексте целые фразы на церковно-славянском языке, выделяя их курсивом. Нужно заметить, что церковно-славянская литература – сама поэзия, и  благодаря  скрытым рифмам и ассонансам, её тайному, но ощутимо присутствующему ритму, – ближе к современной поэзии, тяготеющей к верлибру, чем к силлабо-тонической классике. А если ещё и учесть графику алфавита, то это настоящий язык 3D. К сожалению, в гражданской орфографии теряется пейзаж этого языка: ветви, озёра, ветер, дышащий в колеблемых, как трава, буквах.  Если бы это было технически возможно, то я бы цитировала не в курсиве, а на “уставе” (кириллице XI века).

Позволю себе привести пример взаимодействия с цитатой. 38-ой псалом заканчивается так: “Ослaби ми, да почию, прeжде дaже не отыду, и ктому не бyду”. Я включаю прямой текст, который призван создавать “обратную перспективу”, то есть превращать мой текст в эхо первоначального, для чего и должны появляться созвучия с русским текстом – не столько рифмы, сколько их двоящиеся водные отражения.

Ослабь же, Боже,

Как бы из виду
Выпусти. Дух
Переведу,
Пока не отыду
И не буду уже.

И ктому не буду.

Цитата перестаёт быть цитатой, она замыкает  с гулким звоном этот гимн (недаром сам он  начинается с образа отмыкания замка на устах, а кончается воспоминанием о смерти), собирая в себе звуки на концах предыдущих строк, и откатывая их назад. В точности как это делает и смерть с предыдущей жизнью: всё пережитое (= текст псалма), подходя к последней строке, ударилось об неё и отхлынуло к началу.

Когда Ахматова говорила, что “поэзия сама // одна великолепная цитата”, она, вероятно, имела в виду, что стихи являются частью некоего трансцендентального текста. В этом же смысле и Бродский наделял поэтический язык свойствами самовоспроизводящегося монстра: и там, и там мы имеем дело с мифологизацией поэтической речи – вполне понятная тенденция у больших поэтов. Однако опыт погружения в такое собрание лирики, как Псалтирь, убеждает в том, что “ничего такого” нет, поскольку даже “самое такое” есть вопль человеческого сердца, доведённый до предела именно человеческих сил.  Честность и трезвость в обращении с чужим текстом позволяют научиться этим качествам и в пространстве обычного существования. Только в этом мне и видится смысл инкрустации чужих цитат в собственные тексты: в том, чтобы подбить их на нечто, что требует мужества и от их автора.

Геннадий Каневский

1.Чужие слова, лишённые признаков цитирования, на мой взгляд - неотъемлемая часть, как минимум, поэтического текста, поскольку именно для поэтического текста как ни для какого другого важна функция преемственности и непрерывности культуры.

Понятно, что в саму ткань поэтического текста не впишешь закавыченную цитату со ссылкой, и таким образом, скажем, журнальная публикация неизбежно рассчитывает на вдумчивого и просвещённого читателя (вообще, по моему мнению, любой уважающий себя автор должен рассчитывать именно на такого).

Если же мы говорим, скажем, о поэтическом сборнике или книге избранных стихов, то речь должна идти о грамотном справочном аппарате, помогающем читателю ориентироваться, и отсутствие такого раздела в книге заставляет предъявлять претензии не столько автору, сколько издателям.

Что же до лишенности контекста - по моему скромному опыту многие критики просто не могут вписать скрытую цитату в контекст произведения, и тут уже упреки обращены не столько к автору, сколько к профессионализму критика, а именно - к его способности проанализировать контекст, раскрыть его, равно как проверить происхождение вызвавшего сомнения места в тексте прежде, чем он, критик, сделает какой-либо вывод. 

2. Всё зависит от мастерства автора. Чем выше мастерство - тем более личный, персонально-текстовый, характер будет иметь такая цитата. И, вместе с тем, более персональным, узнаваемым, будет авторский стиль. При отсутствии такого стиля цитата останется торчать, как шпынь на ровном месте. 

3. Это вопрос читательского доверия автору. Лично я склонен автору доверять, и первым моим побуждением будет скорее переоценить его, нежели недооценить. То есть проверить, в первую очередь, себя: возможно, я чего-то не знаю или недопонял. 

4. Цитирую постоянно, в блоге или рецензии в обязательном порядке ставлю ссылку, в стихах же рассчитываю на упомянутого выше читателя открытого и просвещённого.

Примеров мог бы привести множество, но для самоиронии и снижения пафоса собственных ответов пусть будет такая, вполне себе открытая, цитата: "лежу пластом./иногда поднимаюсь воды напиться./водка вчера была лишней./лишней была и пицца.// как говорила старуха шапокляк / моему тёзке:/"это хорошо, /что вы такой зелёный и плоский". 

Игорь Караулов

 

1. Я думаю, что это делается иногда из лени, иногда от неловкости перед самим собой и теми знакомыми, которые цитату узнали бы без ссылки (а мало кто решится на скрытую цитату, не имея живых свидетелей ее узнаваемости). Порой это делается, чтобы не портить связность и ладность текста пояснениями (особенно когда формат не допускает примечаний или сносок).  Надеяться тут вообще не на что, поскольку узнать цитату – далеко не единственное, на что способны не все читатели. Не все читатели способны понять грамматическое предложение во всей его целостности, особенно сложносочиненное. 

2. Цитата в кавычках или без таковых все равно воспринимается как авторское высказывание, поскольку именно автор решил употребить эту цитату, а не другую. Тем более что мы знаем, насколько сильно меняется восприятие цитаты в зависимости от контекста. Тут вопрос, в самом деле, лишь в узнаваемости. Неузнанную цитату запросто можно спутать с псевдоцитатой – авторским высказыванием, закавыченным ради придания словам некоего особого веса или выражения особой интонации (говорят, этот прием пошел у нас от Розанова; в изобилии его можно видеть, скажем, в публицистике Костантина Крылова).

3. С повсеместной ликвидацией института корректоров в опубликованных текстах стали так часто встречаться небрежности, что презумпция небрежности возникает сама собой, чтобы не приписывать авторскому замыслу каких-то совсем уж очевидных ляпов. Иначе у нас оказалось бы слишком много заумников.

4. В стихах у меня достаточно часто встречаются аллюзии на различные тексты и даже строчки, в неизменном виде перенесенные из чужих стихов (давняя традиция: многие знают, что фраза «гений чистой красоты» не принадлежит Пушкину), но, мне кажется, они всегда более или менее узнаваемы. В этом случае ведь именно узнаваемость делает цитату действенной: закавыченность в стихах не очень уместна, а цитата, лишенная узнаваемости, может сойти за плагиат). Например, одно из стихотворений у меня начинается всем известной строчкой «Поколение дворников и сторожей». 

Евгений Лесин

 

1. Каждый решает сам - нужно ли. А если нужно, то - для чего. Когда всплывает в памяти чья-то готовая конструкция, думаешь: лучше процитирую точно, а то обвинят в плагиате или эпигонстве. А закавычивать - пошло: кто не знает, откуда цитата, так и бог с ним, а кто знает - улыбнется, поймет, что цитата.

Автор надеется на идеального читателя. Того, который увидит все его цитаты, поймет все его намеки, увидит все аллюзии. Обычно, впрочем, бывает наоборот. Ни одной цитаты из тех, что использовал автора, читатель (особенно квалифицированный) не заметит, зато заметит то, что автор и не предполагал и не планировал.

А часто даже и не читал и не знает.

2. Когда как. Но окончательно сугубо авторской - никогда. Журналист, чтоб его не привлекли за экстремизм, всегда цитирует «экспертов». Так и поэт, пусть и в меньше степени.

3. Обязательно на всякий случай предполагать, что такое возможно. Для того корректоры и редакторы и переспрашивают и уточняют у авторов. Вы что-то имели в виду или все-таки дебил?

4. Цитирую постоянно. Кавычки не люблю. Люблю поиграть (интернет ведь кругом, реакция почти мгновенна): дал, допустим, пять цитат, заметили три. Наиболее характерный пример привести не могу, конечно, не вспомню, лучше - самый недавний, вчерашний:

Когда народная беда
Сметет остатки самовластья,
Сначала будет море счастья.
Потом все станет, как всегда.

На стол колоду, господа.
Пришли минуты роковые.
Ведут намеренья благие
И в ад, и в рай, и в никуда.

Тут, как мне кажется, что «характерно». Кто узнает Высоцкого, может не увидеть Тютчева, а кто узнает и Высоцкого и Тютчева, может не углядеть Черномырдина.  И т.д.

Глеб Шульпяков

1. «Чужие слова» являются частью Большого языка, который использует поэт в стихах, то есть часто "чужие слова" в сознании поэта приравниваются к "обычным", и используя их, поэт в последнюю очередь думает о том, правильно или нет поймет его читатель. Это просто выразительные средства, для начала.

2. В качестве части поэтической речи автора, конечно же. То есть органично. Другое дело, если поэт специально хочет подчеркнуть инаковость, чужеродность фразы. Тогда - да, кавычки. Но тогда должна быть точная цель в подчеркивании этой инаковости, цель, отыгранная в стихотворении в целом.

3. Небрежность есть небрежность, и если она не продуманный ход - она просто бросает тень на репутацию поэта. В стихотворении все должно быть понятно, даже если ничего не понятно. Если у вас возникает чувство, что вы по собственной недалекости чего-то недопоняли -  перед вами не стихи, а фикция, фальшивка. Стопроцентное читательское понимание - пусть  интуитивное, пусть внутреннее, без возможности объяснений, но ПОНИМАНИЕ - и есть признак настоящего стихотворения.

4. Раньше - да, цитировал, вернее, откликался неким эхом. Теперь почти нет. Если что-то мне надо выделить, наделить статусом инаковости, выделяю курсивом.