Литературная критика

Часть первая

Часть вторая

Часть третья

Часть четвёртая. Далее везде

В какой степени Вы вовлечены в «российские» дела? Как часто смотрите телевизор, читаете русские книги, газеты и журналы или же пользуетесь кириллическим Интернетом?

В российские дела я вовлечен только в том смысле, что вот уже тридцать лет преподаю американским студентам русскую литературу, раз в неделю рассказываю в программе «Голоса Америки » об американских книжных новинках и печатаю свои сочинения в России.

У меня есть спутниковая антенна, и я могу смотреть четыре программы российского телевидения. За завтраком и ужином я смотрю новости НТВ и RTVi (это то же, что радио «Эхо Москвы»).

Отбор и подача новостей на «НТВ» уже совсем приближается к советской норме, только как бы с подмигиванием. Просматриваю толстые журналы в Интернете, а «Новый мир» мы по старой памяти выписываем на кафедре. Интернетские издания одно время читал регулярно, но перестал. Слишком много времени занимает и трудно фильтровать, приходится засорять мозг массой чепухи. Теперь читаю статьи и полемики в Интернете только по рекомендациям друзей.

– В интервью «Общей газете» Вы говорили о недостаточном влиянии Солженицына в современной истории России. Как Вы считаете, каково нормальное место писателя в обществе? Какое место писатель занимает (должен занимать) в России? И какое в Америке?

Сначала о Солженицыне. Мы с ним двадцать лет прожили в близком соседстве, но я его ни разу не видел. Он пользовался библиотекой нашего колледжа и изредка появлялся в нашем городке, но так получилось, что каждый раз, когда он приезжал, я был в отъезде.

С его женой, Натальей Дмитриевной, я знаком. Время от времени мы сталкивались на каких-то коллежских мероприятиях или в поликлинике, или в магазине. Иногда по телефону разговаривали. Она прекрасный собеседник и рассказчик.

На днях я полез зачем-то в свои дневники и наткнулся на запись девяносто первого года. «Встретил Н.Д. в молочном отделе супермаркета. Проговорили минут сорок возле полок со сметаной. Я сказал, что вижу А.И. в роли президента России. Она твердо ответила: «Никогда. Никаких политических постов он занимать не будет» ».

У меня, конечно, был на уме Вацлав Гавел. Я понимаю, что Россия – не Чехия и что идеологически Солженицын не близок традиционному либералу-западнику Гавелу, но в моей личной утопии мне хотелось, чтобы родная страна расставалась с тоталитарным прошлым, ведомая художником-диссидентом, а не бывшим партийным функционером, красным директором или гебистом. У этих, как можно было предвидеть, расставания с прошлым в планах нет. Есть приспособление старой модели к новым временам, преображение тоталитаризма в тиранию бюрократии.

Солженицына некоторые изображали реакционером и ксенофобом. Я сам придерживаюсь космополитических взглядов, но с пониманием отношусь к умеренному национализму Солженицына. Я также считаю его политические взгляды, изложенные в трактате »Как нам обустроить Россию», конструктивными и глубоко демократическими. Кабы по его советам и сделали! Именно так, демократизация с низов, с элементарных общественных ячеек.

Токвилль не употреблял термина земство, но Демократия в Америке именно об этом. Увы, нет пророка в своем отечестве. Одно из самых гнусных зрелищ на моей памяти – депутаты Думы во время выступления Солженицына. Ковыряли в носу, в ушах, не знаю где, храпели, хрюкали.

О роли писателя в современной России? Не знаю, вправе ли я отвечать на этот вопрос, поскольку в России не живу. Но сдается мне, что, поскольку общественное устройство России после смутного перерыва соскальзывает к привычной несвободе, то и роль писателя остается прежней. Вернее, роли. Одни будут холуйствовать перед властью, другие городить башни из слоновой кости, третьи глаголом жечь сердца людей. Я в предыдущей фразе заметил описку: городить БАНИ из слоновой кости. Ну, это, наверное, авторы успешных детективов.

В Америке? А черт их знает. Наверное, та же общественная роль, что у всех писателей в свободных обществах, не давать общественному дискурсу застаиваться.

В интервью «ЛГ» десятилетней давности, вы говорили, что Америка – страна, отличающаяся большим уровнем честности. Изменилась ли с тех пор Ваша точка зрения на Америку?

Если уж речь пошла о честности, то я, честно говоря, не помню, в каком контексте я это говорил. Кстати, не «ЛГ», а «НГ». И я поостерегусь оценивать сравнительный уровень честности в нынешней России и в Америке, поскольку я в России не живу. Все мои знакомые там, естественно, правдивые и порядочные люди, а мои издатели обходятся со мной честно, договорные условия выполняют, хотя некоторые и бестолково.

По сравнению с той советской Россией, откуда я тридцать один год тому назад уехал, Америка как была, так и остается, образцом правдивости и доверия в отношениях между людьми. Был такой гнусный фильм несколько лет назад, «Брат 2», но одна мимолетная сценка там запомнилась психологической точностью. Русские бандиты, приехавшие в Америку убивать, легко проходят пограничный контроль в нью-йоркском аэропорту, чиновник им говорит: Добро пожаловать в Америку, на что брат, которого играет Сухоруков, ухмыляется: «Вот идиоты!»

Действительно, и после 11 сентября в Америке нет единого удостоверения личности, не требуется печати на всякого рода справках и рекомендательных письмах, и вообще очень многое делается на веру. Нет, конечно, каждый день можно прочитать в газете о мелких и крупных мошенничествах, о политиках, изобличенных во лжи и т. п., но это, судя по всему, не такие массовые явления, чтобы общество чувствовало необходимость принимать тотальные меры защиты от них.

Как преподаватель я уже привык к тому, что могу дать студентам письменный экзамен и на два часа уйти из аудитории, и никто не будет заглядывать в книгу или в компьютер, списывать у соседа, пользоваться шпаргалками. Попробовал бы учитель уйти из класса, задав нам контрольную, в мои школьные годы в Ленинграде! Опять-таки, бывают случаи, когда студенты нарушают кодекс чести, но очень-очень редко.

Дело, конечно, не в том, что американцы какие-то генетически честные люди, какой только сброд не приезжал в Америку искать счастья, но то, что современный американский этос включает в себя повышенную откровенность и доверчивость в отношениях, является результатом своего рода органически возникшего общественного договора. Выяснилось, что так всем лучше.

Лев, это было всё то же интервью Л. Панн в «ЛГ». Кстати, в том же интервью, которому теперь десять лет Вы говорите, что не едете в Россию, так как страны из которой Вы уехали больше нет, но в Питере у Вас осталось пара могил, которые нужно посетить. Это принципиальная позиция или стечение обстоятельств?

Ах, да, теперь вспомнил. Мы ехали ночью в автобусе по Неваде и разговаривали с Лилей Панн. А в апреле 1998 года я был в Москве, и меня интервьюировал Глеб Шульпяков в редакции «Независимой газеты». В Москву я тогда приехал по срочному вызову друзей. Мне сообщили, что моя престарелая и слепая мачеха стала жертвой мошенников, которые ободрали ее, как липку, и держат в заложниках. Это было мое первое после двадцати двух лет эмиграции возвращение на родину. Две недели я провел в милиции, суде, в приемной прокурора. Правды не добился. Мачеха осталась умирать в руках злодеев. Это надолго отбило мне охоту возвращаться в родные края.

Весь тогдашний кошмар я записал по возвращении. Этот текст был напечатан в Знамени в 1999 году под названием «Москвы от Лосеффа».

– Как Вы чувствуете себя в юбилейный год и что можно сказать о жизни, кроме того, что она оказывается длинной?

– На этот вопрос я хотел отшутиться, а потом передумал. Если я со своих патриарших высот и могу давать молодым какие-то советы, то хотел бы дать самый простой: берегите здоровье.

Есть такая неумная присказка: Кто не курит и не пьет, тот здоровеньким умрет. А это и должно быть целью – умереть здоровеньким. Вполне здоровеньким, конечно, не получится, но стремиться надо, чтобы на старости лет можно было бы продолжать заниматься делом, а не только измерением кровяного давления и отсчитыванием пилюль.

Не курите. Ешьте умеренно. Двигайтесь. Постарайтесь не жить в Москве с ее ядовитым воздухом. Что касается не пить, пейте каждый день, но не раньше пяти часов вечера и не больше одного-двух стаканов вина или рюмки-другой покрепче.