Русский Шиболет
Всю прошедшую неделю (а пишу я в воскресенье вечером по Вашингтону; стало
быть, в утро понедельника по Москве) Интернет non stop’ом гудел об одном молодом
человеке – критике и публицисте Дмитрии Ольшанском, напечатавшем в «Экслибрисе»
статью «Как я стал
черносотенцем». В статье этой он признаётся в любви Константину Леонтьеву,
отрекается от либерализма как от дьявола, и под конец троекратно восклицает:
«упромысливать», что-то ещё и «не петюкать». Сейчас не помню второе, точнее
не помню его слова, но сказано в том духе, что надо держать всех в ежовых руковицах.
Отмечу по ходу дела, что сочетание архаичной и блатной лексики несколько удивляет
– «упромысливать» и «не петюкать». («Упромысливать» – значит умудряться, или
добывать, а «не петюкать» значит не возмущаться.) Так он пытается выговорить
«шибболет», а слышится не «сибболет» даже, а пародийная
нота, будто бы актёр старается изо всех сил скроить страшное лицо, а выходит
клоунская гримаса (и из зала ему летит: «не верю, не верю...»). Но дальше: в
ответ Ольшанскому из либерального литературного лагеря ответили одним
полемическим выпадом за другим,
он отбивался… словом, шли своим ходом обычные PR-будни. Адреналин у всех в норме,
внимание почтенной публики занято. В частном разговоре меня спросили, как я
отношусь к Ольшанскому, имея в виду именно последние события, и я ответил, что
«никак». Никак, потому что меня мало заботят его политические пристрастия, а
гораздо интереснее мне будет, когда закончатся декларации и начнётся собственно
дело, т.е. его работа литературного критика и публициста. Тогда и будет
о чём говорить, а сейчас я по этой теме отметился и её закрываю. Скандальный
зуд можно унять в обзорах, например, заглотив рыбу
Пирогова.
Написать же хочется об одном рассказике
Михаила Тарковского. Антураж обычный для Тарковского: охотничий
быт. Но это антураж. Мне кажется, летай Тарковский на МКС и пиши
он о космосе, а не живи в Туруханском районе, он всё равно бы
писал о такой русской жизни, от которой то самое ощущение, мурашек
по спине: и жутко, и красиво – одновременно. Дух захватывает.
Это потому так, что космос, бездны – в любом из его героев. Не
буду говорить о литературных достоинствах (немалых, кстати) его
рассказов, а отмечу только, что ему удаётся то, что никому почти
из современных писателей оказывается не по силам: он своих героев
любит. Не изучает как энтомолог приколотого булавкой кузнечика,
а любит, и через это одно прорывается в необычное для сегодняшней
литературы человеческое измерение.
В рассказе три главных героя: Паша, его жена Рая и Коля. Любви
как высокой страсти нет. Они простые люди, у них и любовь простая.
Пришла вот и разделась:
...Рая, чуть отвалясь меловым торсом, сидела в черном бюстгальтере на диване.
Бретельки сброшены с плеч. Литая грудь вздувается невыносимым изгибом, двумя
белыми волнами уходит под черное кружевце. Ткань чуть прикасается, еле держится
на больших заострившихся сосках. Волосы рассыпаны вдоль щек, в улыбке торжество,
темные глаза сияют, ножка постукивает по полу. Коля на секунду замер, а потом
ломанулся в сени и заложил дверь.
Вот, кстати, пишет
Никита Елисеев в последнем «Новом мире» о рассказе Куприна:
Перед нами все то же российское различение явления и сущности,
когда сущность не манифестируется явлением, а скрывается, маскируется
им. [...] В сущности же, “Морская болезнь” едва ли не гимн изнасилованию
как единственно возможной форме половой любви...
Это всё Никита говорит к тому, насколько русские зажаты. Я же
только что привёл пример обратного. Вот и выходит, что Н. Кононов,
которого Никита выводит из рассказа Куприна, зажат, а Тарковский,
выросший в том же Советском Союзе – нет.
Но рассказ Тарковского, собственно, не о любовных утехах. Он лишь
касается этой темы и идёт дальше, показав, что и об этом может
писать свободно и не меняя своей авторской интонации. А рассказ
о прощении, о милости русского Бога... Вот пишу и знаю, что многим
эти мои слова покажутся смешными, но это вот и есть настоящая
демократия и плюрализм: одно и то же кому-то дорого и любимо,
а другим – смешно и чуждо. Кому-то бы только адреналин пустить
в перепалке, а кому-то глубины, бездны. Прощение. Каждому своё,
то есть, говоря словами Тарковского, и если истина вне этих глубин,
то и пусть с ней. Я остаюсь в глубинах. Шибболет.
Вашингтон, 23.4.02. Заканчиваю уже во вторник. Жизнь
закрутила.
"И собрал Иеффай всех жителей Галаадских и сразился с Ефремлянами, и побили
жители Галаадские Ефремлян, говоря: вы беглецы Ефремовы, Галаад же среди Ефрема
и среди Манассии.
И перехватили Галаадитяне переправу чрез Иордан от Ефремлян, и когда кто из
уцелевших Ефремлян говорил: "позвольте мне переправиться", то жители Галаадские
говорили ему: не Ефремлянин ли ты? Он говорил: нет.
Они говорили ему "скажи: шибболет", а он говорил: "сибболет", и не мог иначе
выговорить. Тогда они, взяв его, заколали у переправы чрез Иордан. И пало в
то время из Ефремлян сорок две тысячи".
Предыдущие публикации:
Необходимо зарегистрироваться, чтобы иметь возможность оставлять комментарии и подписываться на материалы
