Библиотечка Эгоиста (под редакцией Дмитрия Бавильского)

Сербский романист Горан Петрович

отвечает на вопросы Ирины Антанасиевич

1. Милорад Павич, представляя Вас русским читателям, написал
«....Горан Петрович не похож на человека, родившегося в 1961 году
в Кралеве, маленьком сербском городке, сильно пострадавшем во
время второй мировой войны. Тем более он не похож на того, кто
закончил там школу. Горан Петрович пишет не так, как написал бы
человек, работающий на местном вагоностроительном заводе. Он не
похож на того, кто пишет на сербском языке и считает литературным
образцом для себя Данилу Киша. На своей фотографии Горан Петрович
не похож на писателя, сказавшего: «Даже самая маленькая травинка
не может вырасти в рукописи просто так, без последствий». Может
поэтому Ваше имя сопровождает некоторая таинственность. А на кого
похож писатель Горан Петрович?

Честно говоря, тяжелее всего описать себя. Наверное поэтому
человек становится писателем. Описывая других, реконструируя прошлое,
писатель всегда ведет разговор о себе и своем времени, в всегда
безрезультатной попытке отелотворить след, ведущий к самому себе.
Может это звучит патетично, но все-таки, след всегда телеснее
явления, телеснее тела, телеснее впечатления, которое мы оставляем
или думаем, что оставляем

. Поскольку тело может выглядеть крепким, а след, тянущийся за
ним – вязко-мягкий, слизкий. Тело – вызывает умиление, а след
оставляет кровавый. Тело – кристально-чистое, а след – несмываем.
Я же.... немного то, немного это. Немного из одной, немного из
другой своей книги. Сделан из тысячи деталей, которые кое- где
полностью входят в пазы, без сучка и задоринки, а кое-где еще
не прошли притирку – мешают и вызывают кровавые мозоли. Иногда
эпически велеречив, иногда лирически тих, время от времени – трагичен,
чаще чем нужно – патетичен... Это тело, какой след оно оставит...не
знаю. Может завтра, когда потеплеет, когда солнце твердо усядется
на престоле - все.... испарится, уйдет как дым, как–будто и никаких
книг не было написано... А может что-то и задержится. В тени.
Как роса. Как скромный знак того таинственного, что всегда близко,
всегда с нами, того, что всегда на виду, а мы, часто не желаем
этого видеть. Как смешные и печальные интимные письма, хранящиеся
на дне комода, которые наши наследники при первой же уборке хладнокровно
выбросят в мусорный ящик. Как родинка, которая неизвестно чему
служит, разве что делает нас всех такими разными.

2. Может быть из-за того, что Милорад Павич написал предисловие,
сопровождающее Вашу первую книгу, может по какой- либо другой
причине, но публика часто Ваше имя связывает с именем Павича.
Например, критик В.Иткин описывает Вас так: «Горан Петрович всегда
представлялся мне маленьким Милорадом Павичем, отдыхающим на пляже
у «Моря-океана» Алессандро Барикко.» В какой пропорции Горан Петрович
вмещает в себя Павича и Барикко?

Павича люблю как писателя, а и Барикко люблю не меньше.
А сколько молекул Павича или других авторов и других книг вошло
в мое творчество, а сколько лично моих молекул в том соединении,
которое называется моим творчеством - не знаю. Да и не мое дело
- знать. Проценить это могут другие, а я лишь надеюсь, что данное
соединение имеет свой специфический вкус и запах, специфический
объем и цвет, содержит специфическую энергетику, горит иначе,
чем другие соединения, вызывая - иногда имплозию, иногда эксплозию,
что делает его единственным или хотя бы... различным от других
синтетических соединений. После тысячи лет существования литературы,
мы в деталях представляем вещества, входящие в ее периодическую
систему, но о числе соединений даже и не догадываемся. Кроме того,
современная литература еще даже не химия, еще по сегодняшний день
находится на уровне алхимии. В нашем прагматичном мире писатель
одинок. Только он еще верит в чудеса, еще готов на безумства и
еще надеется, что низкий металл можно превратить в драгоценный
философский камень, а из тяжелого свинца – получить легкомысленное
золото. Писатель как алхимик иногда – обманщик и шарлатан, позер
и пустозвон, иногда – лентяй, носящий воду решетом. Иногда человек
способный записать слова, но не знающий, что они обозначают и
откуда пришли к нему. Фантазер, страдающий от своих собственных
экспериментов, сумасшедший изобретатель, помогающий нам летать,
дышать в невесомости и под водой, умирать и воскресать, и снова
умирать и воскресать, в другом теле....

3. Слово книга составляет смысловой центр Ваших текстов.
Книга –единственное, что реально, даже больше от реального, поскольку
создает несколько реальностей каждая из которых, реальнее от реальной
- reale realissimum. А существует ли идеальная книга? Может ли
человеку дать все, что он хочет ОДНА, хотя бы и идеальная книга?

Нет идеальной книги. И слава Богу, поскольку ее существование
уничтожило бы понятие творчества. Так необходимого человеку, хотя
и такого несовершенного. Но всегда стремящегося к совершенству.
В этом привлекательность творчества и его нужность. Книги не решают
проблемы реального мира, только описывают их. Книга...попробую
дать ответ, используя свободную импровизацию a la Борхес. Близорукие
используют очки, глухие -слуховой аппарат, инвалиды - протезы,
а атрофированные или ампутированные чувства возмещает искусство.
Книга - это протез, инструмент, бай-пасс для души. Где-то там,
на пути к нашей душе появился тромб, кровеснабжение замедлилось
- не настолько, чтобы умереть, но и жить так нельзя. Тогда на
помощь приходит бай-пасс – книга

5. Какие инградиенты использует писатель Горан Петрович,
создавая «поцелуй, простой, как пирожное, посыпанное сахарной
пудрой»?

Использую все, что может оккупировать все читательские
чувства. И не только чувства. Стараюсь заставить читателя дышать
в ритме рукописи, стараюсь, чтобы ритм его сердца совпадал с текстом.
Поскольку, как писатель, постоянно наслаждаюсь эффектом «распахнутых
глаз». Надеюсь все помнят эту чудную детскую реакцию. Когда, затаив
дыхание, широко распахнув глаза и раскрыв рот, мы следили за нитью
сказки, героической былины или любовной легенды, не пропуская
ничего, волнуясь и переживая, несомые ритмом рассказа. В начале
21 века мир утратил детскую веру и эффект «широко распахнутых
глаз» все сложнее и сложнее постичь. Сегодня и инструкцию на коробке
со стиральным проршком люди читают куда внимательнее, чем, например,
рассказ Чехова.

6. Ваше творчество определяют как «магичный реализм».
Что для Вас магия, а что - реальность? Какая писательская позиция
Вам ближе - спрятать реальность в текст или освободить реальность
из текста?

Меня всегда влекли граничные ситуации. Тот невидимый
шов, делящий мир на сферу реального и сферу воображаемого. Тот
барьер, который лежит между трагичным и комичным, трагичным и
патетичным, человеческим и животным, между личными местоимениями
Я и Мы, между прошлым и будущим, между путешевствием и ходочастием,
счастием и несчастием, историей и мифом... Литература именно такое
место, где что-то заканчивается, а что-то начинается, где смешиваются
жалость и радость, поскольку вы находитесь вне границ познания,
вне территории логики, ощущая страх и любопытство одновременно.

7. Название книге «Ситнићарница Код срећне руке» (буквально
«Магазин безделушек Счастливчик» ) преведено как «Книга с местом
для свиданий». Влияет ли изменение названия на концепцию книги,
делая ее чересчур прозрачной? Как бы Вы сами объяснили русскому
читателю название книги?

В отличие от предыдущих романов, этот претерпел изменение
в названии во всех языках, на которые был переведен. Знакомство
и переписка с Ларисой Савельевой уверила меня в том, что ее решение
изменить название – правильно. Поскольку ее перевод не просто
банальное превращение ее знания сербского языка в денежные знаки,
а явление также полное магии как, скажем, изменение агрегатного
состояния воды в физике. Мой «текучий» сербский она превращает
в лед, не пропуская ни малейшей брызнувшей капли, входящей в сюжетную
волну, ни стилистического богатства, выраженного в цвете, ни смысловой
значительности, кроющейся в глубине. Чтобы потом лед этот превратился
в руках читателя вашей страны в воздушный русский текст. Опять
же, каждый язык имеет свои законы, позволяющие с «берегов» зачерпнуть
в ладони лишь столько, сколько можешь зачерпнуть - не больше,
но и не меньше. Вообще я весьма благодарен своим переводчкам,
поскольку им нелегко перевести то, что и мне нелегко было написать.
Верю, что и Вам, Ирина, не так уж легко будет перевести и наш
сегодняшний разговор. А как русскому читателю объяснить название
романа? Как историю о месте, в которое можно уйти, оставшись недвижимым,
о нужности искусства в жизни и о нужности жизни в искусстве, о
языке как последнем пристанище как так называемых «малых», так
и так называемых «великих» народов, о эскапизме, о возможных восторгах,
о напрасных утехах, о потерях и любви.

8. На одном из Интернет- форумов высказано следущее мнение
«Текст "Атласа, составленного небом" подобен вселенной, которую
прорисовал до травинки гениальный девятилетний художник.» Чувствуете
ли Вы себя мудрым Богом- творцом или мальчишкой, рисующим свой
мир по своим, ему одному, понятным правилам?

Если и есть у меня, как писателя какие-то стремления,
то это желание показать мир с перспективы ребенка, передать то
единственное ощущение мира, готового к игре. Но быть ребенком
все труднее и детям, не говоря уже о взрослых. Ожидать чуда все
сложнее и детям, а что говорить о взрослых. В доброту окружающего
мира не верят ни дети, о взрослых и не говорим... Данное высказывание
– большой комплимент, хотя многие бы посчитали его иллюстрацией
глупости или инфантильной наивности.

9. Еще предложение: «Горан Петрович. "Атлас составленный
небом". Я дарил эту книгу всем. Друзьям. Родственникам. Сослуживцам.
Просто милым девушкам в метро». Предназначены ли Ваши книги милым
девушкам в метро?

Почему бы и нет. Это мило когда кто-то дарит милым девушкам
твою книгу. Сам акт творчества я всегда сравниваю с созданием
музыкального инструмента. Внимательно выбираете материал. Рубите,
сушите, чертите форму, вырезаете, составляете, полируете, лакируете...
Лишь после, когда поставите струны, появляется возможность услышать
как реагрует резонантное тело. А потом инструмент переходит в
другие руки. В некоторых руках ни один звук не выйдет из-под струн,
несмотря на все свои старания. В других – родится такая чудная
мелодия, которая удивит даже мастера создавшего инструмент. Поскольку
не в инструменте дело, а в человеке, играющем на нем. В читателе.Который.
может быть та самая милая девушка в метро. Человек на скамье в
парке. Пожилая женщина в своем кресле.

10. «Фантазия? — спросила Эстер. — Что такое фантазия?
То же, что и иллюзия?» Како бы Вы сами ответили на вопрос героини
Вашег романа?

Фантазия - вид иллюзии. Иллюзии тончайшего плетения.
Все мы- в большей или меньшей степени, реже или чаще, с охотой
или без – попадаем в ее сети. Проблема лишь в том, что иллюзии
стремятся заменить реальность.

11. Ваше имя в Росии довольно популярно и с ним связана
мода на балканскую литературу. Чувствуете ли Вы определенную ответственность
в связи с этим?

Конечно. Всегда чувствую ответственность. Не только
за весь текст в целом, но и за каждое сказанное слово. Думаю,
что те слова, которые я предал бы, не смог бы использовать в дальнейшем
( Кстати, неплохое бы было правило для людей с развитыми плевательными
железами – кроме слюны они не имели бы никакой возможности высказаться).
С другой стороны - не хотел бы, чтобы мои книги были лишь аппликацией,
иллюстрацией определенной географической специфичности. Поэтому
ответственность чувствую, но, когда начинаю писать, к счастью,
о ней забываю. Иначе не написал ничего, кроме первого предложения,
и не двинулся бы дальше первого, поставленного Вами вопроса. Впрочем,
поскольку речь зашла об ответственности, может и вовремя остановиться
тоже ответственность.

Биографическая справка

Кто: Горан Петрович

Где: Родился в 1961 году в городке Кралево, где и живет по сегодняшний
день.

Профессия: писатель и главный редактор литературного журнала Повеля,
а также директор издательства народной библиотеки "Стефан Первовенчанный"

Книги:

Советы легкой жизни (1989), Атлас составленный
небом (1993), Остров и окрестные рассказы (1996),
Осада церкви Святого Спаса (1997), Книга
с местом для свиданий (2000), Ближний
(2002), Све что я знаю о времени (2003),
Паром (2004)

Переводится на русский, английский, французский, итальянский,
испанский, болгарский и словенский языки.

Член Српског литературного общества и сербского ПЕН-центра.