Жизнь как есть

Бомбардировки Югославии авиацией НАТО

О братьях наших меньших -1

Кто помнит как выглядела школьная котлета в тесте образца 19…
года….ну же?.. Толстая непропеченная полоска хлеба и в ней хлебная
же, жалкая как старушечий кукиш, котлета. Теперь представьте,
что вместо хлеба – пласт сала. Теперь пририсуйте котлете в сале
рачьи глазки и наградите ее брезгливой физиономией барыни, заставшей
в своем садике какающую Муму, – и получите Пепи.

Пепи – так звали котлету в тесте. Это была собака из породы тех
мерзких собак, с проплешиной на спине, которые рождаются только
для того, чтобы тяпнуть вас за руку. Удивительно, но ее тоже любили.
Ее хозяйка. Остальной, окружающий Пепи мир, ее дружно ненавидел.
Пепи ему отвечала взаимностью.

С котлетой я познакомилась при экстремальных обстоятельствах.
Нет, конечно, бомбежку к обычным обстоятельствам не отнесешь,
но в этот раз... была люстра.

Если на небе распускается яркая бледно-голубая роза и плавно падает,
окрашивая все в четкий мертвый свет, – особый – такой, какой видишь
через защитное стекло, если смотреть на газосварку, – то это не
НЛО, не передозировка... Это – бомба, которую называют «люстра».

И при свете этой «люстры» я услышала гортанное покашливание…под
землей. Я замерла – кашель не переставал. Старушечий. Сверху –
светит НАТО хрен-знает-чем-хрен-знает-зачем. Снизу – кашляет старуха.
Иду на звук… ближе…ближе… Канализационный люк и злые старушечьи
глаза. Это была котлета. Лаять ей тесто мешало, да и не барское
это дело. А может и не умела никогда? ...и сейчас, когда нужно
было, кроме кашля горло не пропускало ни один звук.

– Иди сюда, – позвала я и осеклась. В ту дыру, откуда кашляли
злые глазки, вытащить котлету – не представлялось возможным. Поднять
же обломок бетонной плиты – в одиночку – и думать не стоило.

– Так, Пепи, – сказала я. Если бы ты не жрала так много или если
бы я качалась, готовясь всю жизнь к сегодняшней встрече с плитой
и тобой, проблем бы – не было.

А пока что – проблемы есть.

Я села и задумалась, что, конечно, принесло плоды – идею, которая
с легкостью приходит в голову любой приличной обезьяне – рычаг!
Эврика!

И я пошла искать палку. Но стоило мне только сделать шаг, как
котлета забилась в астматическом припадке.

– Пепи, я быстро… Умница, заинька, потерпи!...Заткнись, сволочь!

Сволочь заткнулась… для того, чтобы набрать воздух и – все началось
сначала. Я бродила по развалинам и искала подходящую палку, которой
бы могла доверить гордое звание – рычаг. Сверху светила «люстра».
Пепи кашляла истерически. Я ругалась механически, чтобы успокоить
котлету, чей кашель прабабушки Франкенштейна прекращался лишь
тогда, когда я ее чехвостила от души, часто напоминая ей, что
ее мама – с… с... собака женского рода.

Потом я выполняла работу, которую любая приличная обезьяна сделала
бы гораздо лучше и быстрее. Затем, в пыли и известке, в каких-то
серых комочках и паутине, выбравшись из каких-то подозрительных
какашек, несла на руках через весь город, такую же грязную Пепи,
чье сердце трепетало так мучительно, что я даже забыла, что она
– котлета.

– Собака, ты… – говорила я почти нежно. – И какого хрена из дому
сбежала?.. видишь какая кутерьма на дворе. Бомбы-самолеты… У,
собаки!

Котлетная масса покорно молчала, втягивая рачьи глазки в булочку
из собственного сала. Когда мы пришли к ее хозяйке, когда процедура
охов-ахов и обниманий-умываний перешла к приятной фазе – распитию
кофе, к которому прилагался бублик и рассказ: «...А еще раз, как
вы ее нашли?», тогда я, на правах своей (ха!), протянула руку
– почесать Пепи за ухом... Ох, как меня она тяпнула! …да от всей
души!... да с благодарностью!

Котлета в тесте опять была в гармонии с самой собой и с окружающим
ее миром. Ее военный кошмар – канализационный люк – ушел в прошлое.
Был облаян и забыт.