Онтологические прогулки

Путь араханта

Жил некогда отшельник, которому поклонялись как святому. Его слова
были чисты, его поступки были чисты, его мысли были чисты,
его считали полностью освобожденным, достигшим мокши
(освобождения) еще при жизни. Слыша высокие речи о
себе, видя такое почитание со стороны людей, он с гордостью
думал: «Если есть в этом мире араханты или
те, кто достиг пути арахантов, я являюсь
одним из них». И тихая радость, гордость сердца, переполняла
его. Но, будучи честным не только перед людьми, но и перед
собой, внимательно вглядываясь в себя, он находил, что его
разум еще не полностью освобожден, поскольку хранит в себе следы
прежних загрязнений. Он понимал, что пока даже тончайшие
следы этих загрязнений остаются в разуме, он не сможет достичь
совершенной свободы и святости. И тихая печаль переполнила
его. Но затем снова гордые мысли овладевали им.

У всех приходящих к нему поклониться и получить благословение он
спрашивал: «Есть ли теперь кто-либо еще в мире, кто известен
как полностью освобожденный и просветленный? Вы не слышали о
таком?» Никто не знал о подобном человеке и каждый считал
этого отшельника самым святым, самым просветленным. Но однажды
ночью, когда горделивая мысль снова посетила отшельника, и
он подумал: «Несомненно, я арахант и достиг
пути арахантства», молодой
девата (бог), бывший прежде кровным родственником
отшельника, явился к нему из сострадания и сказал: «Нет, Бахия, ты не
арахант и даже не тот, кто достиг пути
арахантов. Практика, которой ты следуешь,
никогда не позволит тебе стать арахантом и не
приведет тебя на путь освобождения». Тогда отшельник, будучи
искренним перед собой и мгновенно разочаровавшись в своем
пути, спросил у божества: «Тогда скажи мне, о
девата, есть ли в этом мире араханты или
те, кто достигли пути арахантства?».
Девата сказал: «Есть, Бахия. В северных странах
есть город по имени Саваттхи, в нем пребывает сейчас Бхагава,
Арахант, Совершеннопросветленный, наставник богов и людей,
несравненный учитель мира. Ибо Татхагата, Бахия, является не
только Арахантом, Совершеннопросветленным, но также и учит
Дхамме араханства. О нем говорят как о
полностью освобожденном, совершеннопросветленном, знающем путь
освобождения». «Я должен немедленно идти к этому человеку, –
воскликнул отшельник. – Я должен немедленно узнать у него об
этом пути!» И Бахия, потрясенный словами
деваты, без промедления отправился в путь.

Он пошел на север, прошел всю Индию, испытал много трудностей и
лишений, и прибыл наконец в Саваттхи. Он тотчас принялся
расспрашивать людей об отшельнике Готаме, и, узнав где он
находится, пошел за город в манговую рощу и спросил у монахов о том,
кого искал.

– Благословенного сейчас нет здесь, путник, – ответили ему. – Он
ушел в город за подаянием. Подожди здесь, пока он придет и
отдохни после долгого путешествия.

– О не, я не могу ждать, друзья, – сказал отшельник, – у меня совсем
нет времени! Покажите, в какую сторону он пошел, этот
монах, и я сам разыщу его!

– Хорошо, если ты настаиваешь, – сказали монахи и показали ему
дорогу, на которой он мог встретить Будду.

Не теряя ни минуты, отшельник отправился в путь снова и пришел на
окраину города. Там он увидел монаха в шафрановом одеянии,
идущего от дома к дому с чашей для подаяния. Он шел опустив
глаза, внимательный и сосредоточенный, глядя впереди себя не
дальше упряжки вола. Мир и спокойствие, которые исходили от
этого бхиккху, убедили отшельника, что это именно тот, кого он
искал. Справившись на всякий случай у прохожего еще раз, он
узнал, что это Будда, и пошел за ним.

Подойдя к Татхагате, Бахия упал ему в ноги и попросил выслушать его.

– Почтенный, – сказал он, – мне сказали, что ты полностью освобожден
и можешь научить Дхамме освобождения. Умоляю, научи меня
этому пути!

Будда сказал:

– Да, я знаю путь и могу научить тебя Дхамме освобождения. Но это не
надлежащее время и место для наставления, самана. Иди и
ожидай меня в манговой роще, где я остановился. Я скоро
вернусь.

– О господин, я не могу ждать! – воскликнул отшельник. – Время неумолимо!

– Даже полчаса? – улыбнулся Будда.

– Ни полчаса, ни даже меньше, о господин! – сказал отшельник. – Кто
знает? В эти полчаса все может измениться. В эти полчаса я
могу умереть, в эти полчаса ты можешь умереть. В эти полчаса
вера моя в тебя может иссякнуть, и тогда я не смогу ничему
научиться у тебя. Я не хотел бы терять ни мгновенья,
почтенный!

Во второй и третий раз Бахия повторил свою просьбу, и на третий раз
Будда посмотрел на него и подумал: «Да, этот человек
действительно не может ждать, у него почти не осталось времени. Он
умрет вскоре. Ему следует дать Дхамму немедленно».

Но как учить Дхамме, стоя посреди улицы? Человека, минуты жизни
которого сочтены?

И Будда нашел те единственные слова, которые содержали всю полноту
его учения, и на которые у этого отшельника еще оставалось
время. И тогда он сказал:

«В видимом, Бахия, – (должно быть) только видимое, в слышимом –
только слышимое, в обоняемом – только обоняемое, во вкушаемом –
только вкушаемое, в осязаемом – только осязаемое, в мыслимом
– только мыслимое».

Страждущий знания отшельник был столь близок к свободе, его разум
был настолько готов к последнему уроку жизни, что даже этих
нескольких слов ему было достаточно, чтобы достичь
просветления. Он сел на обочине дороги в пыльную траву и сосредоточился
на своей внутренней реальности. Никаких суждений, никаких
ассоциаций, никаких реакций, никаких мыслей, ощущений,
восприятий, воспоминаний, не фиксируемых сознанием. Он просто
наблюдал процесс изменения внутри себя, свой разум, безличный
поток ощущений и восприятий, проходящих через его сознание. И
в те несколько минут, что еще оставались ему, он достиг
конечной цели и стал совершенно освобожденным.

Он ушел, достигнув Ниббаны.

Будда приказал воздвигнуть на этом месте ступу в честь отшельника и
его горячего стремления к Освобождению.

Апология чистого созерцания

В этой поучительной истории из Уданы, канонического текста,
принадлежащего к последнему разделу Сутта-питаки, Кхуддака Никае,
говорится прежде всего о неотложности
истинного знания (самвега), его живой
необходимости здесь и теперь. Мы не имеем права
откладывать поисков и стремления к этому знанию ни на минуту. Жизнь
коротка, вожделение вечно. С каждым мгновением наше
невежество отвоевывает у нас все новые рубежи, чувственность все
более овладевает сознанием, не оставляя нам даже клочка
свободного внутреннего пространства, с которого мы могли бы
наблюдать себя спокойно и беспристрастно. Когда его не остается
совсем, наступает смерть. Знать реальность
такой, какой она на самом деле является, а не такой, какой она
предстает нам в наших измышлениях, эта необходимость нами
даже большей частью не осознается. Картина мира – это, как
правило, картина наших внутренних состояний, и сопутствующих
им заблуждений, человек пытается изменить мир, а не себя, не
понимая, что в большинстве случаев он имеет дело не с миром,
а со своими представлениями о мире, чего он тоже не знает.
Понимание реальности достигается пониманием собственной
природы, осознанием психических процессов, происходящих в
человеке. Такое знание может быть достигнуто в непосредственном
опыте медитации, созерцании непостоянства, безличности и
страдания всего в мире. Такое знание Будда называл
ятха-бхута-ньняна-дассаной, – знанием, возникающем в
результате незаинтересованного наблюдения над реальностью,
бытием как оно есть. С этим знанием мы выходим из схватки с
жизнью победителями; с ним мы достигаем конца страдания и смерти.
Всякая возникающая мысль, ощущение, восприятие, наблюдаемые
сами по себе, вне каких либо реакций на них и связи с
«эго», то есть, чистое созерцание феноменов,
ведут к пониманию непостоянства (аничча),
первого из трех аспектов тройственного закона феноменального
бытия в буддизме. Когда все реакции на психические феномены
прекращаются, санкхары (следовые кармические
рефлексы воли), влечения и отвращения, вожделения и
ненависти, накопленные кармой, остаются голыми, без
своей опоры в «я», и, не найдя ее, исчезают в безличном
потоке дхамм. Так изживается старая
индивидуальная карма и прекращается создание новой.

Сознательность, острая сознаваемость всякого переживаемого опыта и
состояния и незаинтересованное восприятие этого опыта – два
нерасчленимых психологических фактора
випассана-медитации, поддерживающих друг друга. Подобно двум
крыльям птицы, эта медитация поднимает ученика на вершины
мудрости и освобождает его от страдания сансары. Осознанность и
равновесное отношение к жизни (саматха)
развиваются и практикуются вместе, ибо одна сознательность,
постоянная фиксация всех физических и ментальных феноменов без
спокойствия ведет к болезненной реакции на них (что мы можем
наблюдать в психике художников, артистов, писателей,
музыкантов и т.д.), а спокойствие без должной осознанной
внимательности по сути ничем не отличается от эмоциональной и
нравственной тупости и ведет к заблуждению. Сознавать все, что
случается с нами внутри, в пространстве сознания,
и в то же время не реагировать на это осознание, ощущать, но
не откликаться на ощущения, приобретать опыт, но
лично не переживать его – таково требование
випассана-медитации, одного из главных методов
достижения просветления в буддизме. Эмоционально «включаясь» в
опыт, бессознательно реагируя на него, мы повторяем пути
прежних реакций, с каждым разом все углубляя их русло, делая
колею нашей кармы все неотвратимее. Карма, психологически, и
есть неотвратимая повторяемость опыта, протекающая для
индивидуума, как правило, бессознательно.

Оставаться сознательным и спокойным во всякой жизненной ситуации –
значит прекратить продуцирование новых реакций, новых
источников страдания. Реакция – лишь последняя ступень ментального
процесса, который начинается с восприятия. Но она также
является началом нового ментального процесса, новой серии
восприятий и реакций, за которыми последуют другие, бесконечно
отдаляя от нас горизонт истинного знания. В ходе приобретаемого
опыта мы испытываем влечение и
отвращение, две основные антагонистические эмоции,
которые бесконечно варьируют, наполняясь социальным, этическим,
интеллектуальным, духовным, религиозным и другим
содержанием, то повышая, то понижая свой градус, но по сути всегда
оставаясь одними и теми же, враждующими друг с другом и миром
страстями, которые, в сочетании с
неведением, и творят весь многообразный мир сансары и
ее страдания. Влечения и отвращения развиваются затем в
привязанность, сосредоточенность на объекте
любви и ненависти, что порождает новую фазу ментальной и
физической активности. Цикл восприятие–ощущение–реакция протекает
мгновенно, незаметно переходит в другой, затем в следующий,
и так образует весь конгломерат санкхар,
неразличимо однородную для обычного человека психическую
массу, которую он называет «душой», «я», «эго», Атманом, Богом,
Вселенной, Абсолютом. Всякая новая реакция цикла имеет
двунаправленное движение – вглубь личности, в темные глубины ее
кармического опыта, все углубляя русло прежних реакций и
погружая ее в трясину индивидуальной кармы все неотвратимее, – и
в будущее, на еще неосвоенный материк новой кармы, нового
опыта, нового страдания. Прекращая неосознанные реакции,
контролируя поток сознания, делая всякий новый психический опыт
осознанным, мы не создаем новых источников
страдания, оставляем «вещество жизни» целомудренным,
нетронутым. И в то же время адекватно познаем его, потому что
познаем незаинтересованно, без жажды и привязанности. Строго
говоря, в традиционном процессе познания феноменального, не
мы приобретаем опыт, а опыт
приобретает нас; парадоксально, но мы никогда не отдалены от
опыта настолько, чтобы действительно знать его и считать его
своим. Этот онтологический процесс
погружения в личную и мировую карму описан Буддой в его
Патиччасамуппаде, Законе взаимозависимого или
взаимообусловленного происхождения. Этот двенадцатизвенный Закон
причин и следствий сансарического бытия был открыт Буддой в
момент Просветления, под деревом Бодхи и является выдающимся
психологическим открытием. Он охватывает собой весь
обусловленный мир. Благородный Восьмеричный Путь – это найденная
великим Гуру контрмера, метод Освобождения от закона причинности,
которому подчинено все в мире; реализовать этот путь значит
выйти за пределы круговорота бытия и преодолеть закон
сансары.

Видеть в видимом только видимое, слышать в слышимом только слышимое,
обонять в обоняемом только обоняемое, различать только вкус
вкушаемого, осязать в осязаем только осязаемое,
распознавать в мысли лишь мыслимое – без каких-либо оценок, личных
привнесений, ассоциаций, аллюзий, реакций, наблюдать сами эти
реакции, не превращая их в «личный» опыт, такова
Критика чистого разума, завещанная нам великим мудрецом
в этой формуле.

Познавать не разумом а сам разум, не вне, а внутри себя, без
себя – кто знает, может уже одним этим мы
отменяем, то есть, истинно познаем мир.

Познанный мир перестает быть нашим и перестает существовать.