«HOMO MYSTICUS». Сутры солнечного удара. Между двумя «нет»
«HOMO MYSTICUS». Сутры солнечного удара
Между двумя «нет»
Жизнь прекрасна
Бедняк приносит домой с трудом заработанные деньги, выходит в
сени, а в это время его маленький сын, соскучившись, бросает бумажки
в огонь и смотрит, как они весело горят. Смеется. Отец, вернувшись,
видит непоправимое, в безумной ярости хватает топор и отрубает
сыну обе руки. Выскочившая из соседней комнаты на шум жена бедняка,
беременная на седьмом месяце, увидев случившееся, падает замертво,
а малолетняя дочь, которую она купала в корыте, захлебывается
в воде. Крестьянин, как плоть Христову, ест пепел сгоревших бумажек
и запивает его, как кровью, водой, в которой утонуло его дитя
– сходит с ума. Оглашая окрестности звериным воем, он бродит всю
оставшуюся жизнь по лесам и доживает свой век в безумии.
Вот в чистом виде история жизни всякого человека, опускаем за
ненадобностью частности. Все «счастливые» его моменты, смех и
слезы, которые, как у каждого, у него тоже, конечно, были. Цветы
и звезды, несколько мгновений доброй воли, грусть полей. Но в
какую красивую раму вы вставите весь этот ужас, который случился
с ним – на какую стену повесите, кто тот счастливый зритель, который
восхитится полотном?
Поразительный и одновременно понятный нам случай.
Откуда об этом узнали газеты, кто свидетель драмы, кто настоящий
виновник случившегося, где адвокат? Виноватых нет, правых тоже,
некого привлечь к ответу, некому даже посожалеть о несчастье,
другие дети играют на лужайке, счастливый отец нянчит в колыбели
свое дитя.
Откуда мы узнали об этой трагедии, – не содрогнулись, а горько
сжались внутри на миг, сразу поверив в нее, – и полетели жить
дальше. Признав ее горькую правду и не усомнившись в ней.
В том-то и дело, что никакие сторонние свидетельства
трагедии нашего существования нам не нужны, мы свидетели сами
себя от рождения, знаем страдание прикровенно, знаем это изнутри,
и никакими случаями из жизни нас не напугаешь.
Увы, только почти никто не может сложить разрозненную мозаику
своей жизни в законченную картину.
Не жизнь, не случай, не Бог, не царь – мы сами авторы и участники
разворачивающейся драмы, и свидетели на этом представлении не
предусмотрены. Все роли расписаны, все до одного заняты в спектакле,
зрители – тоже мы сами, правда, пьеса и роли столь захватывающи,
что мы так и не успеваем осознать этого.
Но в душе нам импонирует все-таки роль не актера, а зрителя.
Даже, когда мы играем актеров.
Потому что тогда мы забываем о Режиссере.
Пол и личность
Когда говорят об утверждении «личности» в мире, да еще и с одобрительным
оттенком, то я не могу отделаться от мысли об образе, который
эту «личность» подразумевает и представляет – безобразно нависшем
над миром мужским половым органом, истекающим похотью к существованию,
– не женским, а именно мужским, – волящим, эрегированным, агрессивным.
Он – как пробник всякого греха и желания мира, их исследователь
и вкуситель. Женщина, как земля, всегда страдательна, всегда приемлет,
всегда ждет. Ему принадлежит мысль о моральном
и неморальном, добре и зле, прекрасном и безобразном. Он сеет
и жнет. Воюет и представляет. Я подозреваю, что
это в его сверхчувствительной тонкокожей голове, ищущей рая, возникла
мысль о Небе. Потом он заменил ее на мысль о
Боге.
«Личность» заключена в поле, руководима им, равна ему и умирает
вместе с ним. Отказаться от «личности» трудно потому, что почти
невозможно мыслить себя вне пола, над полом и без пола. «Личность»
и пол – одно, нельзя ущемить одно, не ущемляя другое, невозможно
отказаться от одного, не отвергнув другое. Пол сопряжен с мышлением,
как сердце с кровью. Он бережет себя бдительнее, чем сердце и
мозг. Поэтому так редки бескорыстие и самопожертвование в мире,
а искренности не бывает совсем. Всюду лишь говор пола, подтексты
пола. Источник и границы личности – пол. Личность и пол жаждут
друг друга, как мужчина и женщина. Они бы умерли друг без друга
от тоски. Пол непреодолим в «личности», из личности; личность
непреодолима в поле, внутри него. Пол и личность преодолевается
из безличности, из чувства непринадлежности сансарическому, из
ощущения «не-я». Философии Веданты, йоги и буддизма одни преодолевают
их. Даже в религии христианства «личность» не преодолевается (что
должно бы вытекать из этой религии по сути), а только подавляется,
потому что не хочет или не может избавиться от пола. Пол в христинстве
питаем «адом» и «раем», надеждой на воскресение. Христос сам –
лишь мнимо трансцендированный пол, вбирающий в себя похоть мира.
Это он от нас утаил.
Свобода достигается вне личности, вне пола. Змеиная кожа «я» остается
далеко позади освободившегося человека, в этой же коже остается
и его пол. Характерно, что женщина, обычно меньше мнящая себя
«личностью», чем мужчина, хотя «пол», несомненно, присущ ей больше,
чем ему (он всеохватен в женщине), меньше нуждается в самоутверждении
именно потому, что пол явлен в ней со всей неотразимой очевидностью
– во всяком ее жизнепроявлении, в каждом ее движении и жесте.
«Пол» есть «личность» в женщине, тогда как «личность» есть «пол»
в мужчине. Только это их и разделяет.
«Безличностное» становятся «бесполым» в той мере, в какой оно
оставляет «я».
Между двумя «нет»
Могли ли мы не родиться (не быть)? Можем ли мы не кончаться (быть)?
Это не в нашей воле.
Очевидно, что между этими двумя «нет», двумя отрицаниями нашей
воли и утверждением чьей-то чужой, лежит область нашей
жизни, события которой, как нам кажется, определены нашей
волей, подчинены нашему произволу.
Может ли быть моя воля между двумя не
моими? Мое Да между Двумя Чужими
Нет? Может ли Та воля стать этой?
Может ли эта воля стать Той?
По-видимому, нет: слишком могущественны оба эти полюса бытия-небытия,
слишком велика их инерция, задающая инерцию середине.
Может ли обусловленное в начале и конце быть необусловленным
в середине?
Нет ответа.
Человек вечно будет биться над этим вопросом, если будет искать
ответ на него вне, а не внутри себя.
Только Дхамма Будды дает возможность превратить жизнь
в единый осмысленный волевой акт, влияющий на оба эти полюса и
превращающий оба «нет» в двоякое «да», то есть, чужое угрюмое
«нет» в мое жизнеутверждающее «да»,
чужую волю в объект моей воли.
Все остальное – боги и звезды, бесконечное соподчинение чужой
воле, назвать ли ее силой кармы, судьбой, мировой волей
или промыслом божьим, – кружение обусловленного в обусловленном,
страдания в страдании, смерти в смерти, рождения в рождении, следствий
в причине, какие бы метафизические прокладки мы меж них ни прокладывали,
какими бы утонченными умозрениями ни окружали свое не
знаю, свое не могу. Поэтому:
Выйти из круга бытия и уничтожить самую возможность этих да
и нет и между.
Это значит: остановить бешено вращающееся колесо причинности,
причина движения которого не Он, а мы, не Его
знание, а наше незнание, не Его Видья, а наша Авидья – неведение,
невежество, непонимание Четырех Благородных Истин Будды: страдания,
происхождения страдания, прекращения страдания, пути, ведущего
к прекращению страдания.
Поток причинности как поток самовоспроизводящейся авидьи: это
и есть колесо Сансары.
Необходимо зарегистрироваться, чтобы иметь возможность оставлять комментарии и подписываться на материалы