Искусство

Евгений Юфит, «Прямохождение», 2005

В ролях: Виктор Михайлов, Елена Сапожинская, Николай
Мартон, Алексей Тарасов, Валерий Криштапенко, Станислав Илюхин,
Александр Аникеенко, Сергей Чернов, Юрий Зверлин

Очень хороший фильм «Прямохождение» Евгения Юфита.

А вот фильм «Пыль»
режиссера, э-э-э, ну, допустим, Лобаса, напротив, очень плохой.

А вот фильм «Прямохождение», опять-таки напротив, очень хороший.
От него становится очень-очень хорошо на душе. Что важно – не
только мне. Все восемь человек, набившиеся вчера в просторный
и уютный зал кинотеатра с правильным хорошим названием «Фитиль»
на Фрунзенской набережной, долго-долго сидели по окончании фильма
с какими-то лирическими и глупо счастливыми лицами, будто вспомнили
что-то очень хорошее и очень-преочень личное, да так и усрались
от этого – даже встать не могут теперь. Смущённо отводили взгляды,
чтобы не дай бог не встретиться глазами друг с другом – посторонние
же всё-таки люди, а пережили вместе интимный акт практически.
И как с этим дальше жить?

Думаю, что если бы очень хороший фильм Евгения Юфита «Прямохождение»
шел еще хотя бы хоть полчаса, мы бы все уже знали, как.

А там ведь про что? Об этом я потом напишу.

А пока только лишь уточню, что фильм режиссёра (другого) «Пыль»
– дерьмо, и нравится он дерьму, и снят про дерьмо для дерьма,
и даже Мамонов там полное дерьмо, даже самое полное дерьмо, даже
большее дерьмо, чем все остальные. Он снят про то, что жизнь –
дерьмо, и прожить ее нужно так, чтобы из общего фона дерьма не
выделиться, «не гнать волну».

А вот фильм Евгения Юфита «Прямохождение» (очень хороший) снят
про то, как шелестит трава над ручьем и потрескивают... потрескивают...
стропила, и скрипит худенькая, лёгкая, как старушечка, усохшая
дощатая дверь, и реет на ветру алым парусом, белым парусом, парусом
из верблюжьей шерсти, реет вантой и реей полинялая, истлевшая
от дождей и солнца дерюжка.

Про то, как дохнуло из сундука сквозной, как пулемётная очередь
в лёгкие, плесенью. Как – А-А-А-А-Х... вонзилась кулаком в печень
забытая, забытая тайна. Два капитана, письма лейтенанта Воронина.
«Здравствуйте, Монтигомо и Ястребиный Коготь!..» Как страшно,
страшно они встают и идут:

но мы все равно не боимся их. Потому что из всех щелей, с душных
чердаков, с пыльных подвалов, сползается к нам чувство безграничной
любви. Она не щиплет сердца, эта любовь, не скапливается соплями
в носу. Она даже и не заметна нам – нет, дальше спишь, ешь...
Но где-то в глубине тебя зреет – и не зреет, а давно уже созрело
и вылупилось, канал открыт, крылья отрасли и отпали – космос ждет,
Бог любит тебя, пивная, ещё парочку…

Спасибо.

Это фильм о том, как хрупко, зыбко и одновременно безжалостно
потрескивание магнитной головки, трущейся о поверхность жёсткого
диска, если увеличить его в сто раз, ухо к груди компьютера прислонив.

Это фильм о терпении и любви.

О прощении и упорстве.

Он отвечает на главный падежный вопрос – «себя».

***

Поскольку никто, кроме нас восьмерых, фильма уже не посмотрит
(это был предпоследний показ, когда последний – не помню), можно
смело спалить сюжет. Далёкое-далёкое прошлое. Злодейские социалистические
ученые – доктора менгеле в белых халатах зверски опровергают антигуманистическую
теорию Дарвина про естественный отбор. Чтобы произвести на свет
чудовищного манкурта-стахановца с Лениным в башке и бицепсами
для убийства всяких недобитых прокофьевых, менгеле скрещивают
человека с обезьянкой из Сухумского заповедника...

Но это только половина проблемы!!! Дальше там ужаснее ещё всё.

В Африке бороздит океан научно-исследовательское судно-витязь
с лаборантами на борту. Страшно мигает фонарик сигнализации, сирена
объявляет шестичасовую готовность. ГРЯДЁТ ЧЁРНЫЙ НА СОЛНЦЕ ВЗРЫВ!!!
Его устраивают бериевские соколы. Тяжко ворочаются в клетках-гулагах
человекоподобные «образцы». Почему?

Потому что наборы пептидов (и особенно лептидов) в ДНК человека
и обезьяны различны ровно настолько, чтобы обезьяна от страха
ВСТАВАЛА, а человек пригибался.

ВСТАТЬ ОТ СТРАХА! ВЫПРЯМИТЬ СПИНУ!

И НА ПУЛЕМЁТЫ! НА ДОТ!

На амбразуру, как завещал. Вот они чего добиваются...

Не случайно эксперимент финансируют советские, по локоть в крови
латышского и особенно, разумеется, всех остальных народов, военные...

Короче, взрывают Солнце, оно становится ЧОРНЫМ, но мы этого не
видим, а только догадываемся.

Ах, да, и от того, что Солнце взрывается, обезьяны встают и начинают
прямоходить.

Прямо как в «Одиссее-2001», я аж смеялся...

И вот действие переносится в наши дни. Как в фильме «Солярис»
прямо – сцайент-фикшновский хронотоп и дачно-деревенский, я аж
смеялся. Или, точнее, прямо как в фильме «Зеркало».

Наши дни какие-то не такие. Советский Союз, подкреплённый секретными
обезьяновыми стахановцами, конечно, так и не пал. Некому было
писать в журнал-огонёк про колбасу, Перестройки не состоялось,
никто не встал грудью, как один, за Защиту Белого Дома, чтоб не
пропасть по одиночке, да и Защищать его было не от кого.

Советский Союз – с Госпремиями (но с компом и интернетом), с мультиками
про муравьишку по телевизору (как он до заката в муравейник должен
успеть), с простым человеческим всем. Некий художник так основательно
рисовал насекомых, что получил Госпремию в области рисования насекомых.
Купил дачку-развалюшечку, привез туда жену и детей. «Будем, –
говорит, – заниматься здесь руссоизмом».

Ну и они ничего, занимаются. Особенно дети. Залезли в подвал.
Бах – нашли...

КОСТИ! ЧЕРЕПА! И РЁБРА, РЁБРА, РЁБРА УЖАСНЫЕ!

Но не испугались – дети же...

Напротив, найдя еще и полудохлую от времени кинопленку (З5 мм,
как название плохого кинотеатра), начали ее жечь. Папа пришел,
всех прогнал, давай щуриться на плёнку... а там...

ЧОРНОЕ СОЛНЦЕ!!!

Позвонил дружбану на Советское Телевидение, там посмотрели – не
негатив...

Ну а попутно происходило много чего. Щас, пива попью, еще допишу.

А он говорит жене, тот художник: такое, говорит, у меня странненькое
предчувствие, что я здесь был когда-то, на это дивной-предивной
дачке... (А она чуть не плачет, извиняюсь за рифму: да тут же
жить нельзя! Да тут одного ремонта! Да тут... тут... тут... тут...

И хотя жена молодец – тоже стахановец семейного фронта хоть куда,
всё терпит и всем жертвует, лишь бы у детей был отец, а у неё
самой – жизненная самоидентификация женщины, ячейки общества,
– и хотя жена молодец, повторяю, аж жалко её, но в семье всё-таки
нарастает какое-то напряжение...

Особенно усугубляемое одним старичком странным, который ПОМНИТ,
что было раньше на этой даче.

А теперь слоняется среди лопухов, пришибленный весь, как тень.

В общем, что-то я заболтался. Главное, что вы поняли – сюжета
в этом «арт-хаусе» хватит на добрую сотню кинобоевиков. А всё
же главное не в сюжете, а в том, что мне сказал после фильма один
очень хороший человек:

– После такого фильма начинаешь чувствовать, что имеешь право
существовать и даже на что-то надеяться...

***

В заключение скажу что-нибудь умное, только коротко.

Фильм пронизан «постмодернистской чувствительностью». Это такой
тип онтологической иронии, когда рефлексия юмора возникает, как
пена на бульоне там, где художник остаётся абсолютно серьёзным.
Например, Юфит видит, что вот тут нужна подвижка сюжета и что
на киноязыке это должно бы выглядеть так... Обычно режиссёры пользуются
соответствующим приёмом, скрывая его, делая «прозрачным» для зрителя,
но Юфит обнажает приёмы. Дескать, кино есть кино – у него свой
известный всем лексикон, свой набор штампов. Юфит смело использует
нужный ему штамп и движется дальше. От этого становится слегка
смешно, но только слегка, только на время. Главное-то серьёзно.
Дверца скрипит, дерюжка реет, герой в финале «освобождается»...

Что при этом происходит с его женой и детьми, остаётся за кадром.
Это, думается, тема для романа Толстого.