Проза

(Из записок перевозчика животных)

Начало

Продолжение

Гепард перепрыгнул через решетку зимой. И прыжками понесся прямо
на двух мальчишек, остолбеневших от неожиданности…

А сажали гепардов в новую вольеру летом. Зеленая лужайка, желтый
деревянный домик. Лучше, чем в клетке. Только вот ограда низковата.
В первый день, когда гепарды осматривались на новом месте, бродили
по полянке, недоверчиво обнюхивали траву, директор вместе с сотрудниками
стоял у вольеры и ждал: выпрыгнут или не выпрыгнут? И ружья у
них были. На всякий случай. Все обошлось. Гепарды побродили по
вольере, осмотрели все углы и мирно улеглись на травке. «Нормальная
ограда», – решил директор. И ушел.

А зимой один из гепардов влез на дерево, что росло возле ограды,
и спрыгнул наружу. Ошалев от свободы, огромного пространства,
в котором не натыкаешься постоянно на решетку, он несся по зоопарку.
Мальчишки, что оказались перед ним, в последний момент опомнились
и успели спрятаться под скамейкой. Животное промчалось мимо.

Сотрудники зоопарка в телогрейках высыпали на улицу. Надо было
загонять гепарда обратно.

Длинноногое животное гигантскими прыжками носилось по заснеженным
дорожкам зоопарка. Испуганные посетители шарахались в стороны
и все спрашивали пробегавших мимо сотрудников: выход из зоопарка
где? Зоопарковцы с ненавистью на них смотрели: «Зима же! А эти
все равно притащились!».

Наконец гепард наткнулся на стену – внешнюю ограду зоопарка. Через
нее не перепрыгнуть.

Он сидел на задних лапах, спиной к стене и удивленно смотрел на
своих преследователей, временами тряся головой, совсем как человек,
который не верит своим глазам. Пятнистая кошка на длинных ногах.

Зоопарковцы стояли напротив и ломали головы: как же загнать гепарда
обратно в вольеру?

– А он как охотится, зубами? – встревожено спросила одна из сотрудниц.

– Да нет, он лапой убивает, – объяснили ей.

Девушка испуганно отступила за спины мужчин. Зато другая, биохимик
зоопарка, в распахнутой телогрейке отважно пошла вперед, прямо
на животное. Гепард подался назад и уперся в стену. Он зарычал.
Девушку оттащили.

– Он же на тебя сейчас кинется, ему деваться некуда, люди вокруг.
Ну-ка отойдите! – велел всем коренастый, рыжебородый мужчина.

Когда все отошли, он подкрался к гепарду сбоку и хлопнул в ладоши.
В морозном воздухе хлопок прозвучал неожиданно громко. Гепард
сорвался с места и побежал. Он боялся громких звуков.

Хлопая в ладоши, его погнали в направлении гепардятника, а когда
животное пыталось отскочить в сторону, его путь корректировали
теми же хлопками.

Так они и бежали: впереди гепард, а за ним, аплодируя, зоопарковцы.

На следующий день ограду вольеры нарастили. Ведь выпрыгнул.

Манулы

– Нам сегодня манулов из Монголии присылают. Ты их привези, –
сказали мне в дирекции.

– А кто это?

– Да дикие кошки. Очень редкие. Монголы их поймали у себя в степи – и часть нам, часть в зоологический институт передают.

– Ладно, – сказал я, – привезу.

Встречать манулов нужно было в Шереметьево-2, в пассажирском зале.
Наша машина свернула с Ленинградки, и вскоре впереди показался
аэропорт, высокое здание кофейного цвета, и стекло и бетон – все
кофейное. Оставив машину с водителем на обочине дороги (к самому
аэропорту грузовики не допускались), я пошел в нижний зал прилета.
Передо мной автоматически разъехались стеклянные створки (иногда
они разъезжались, иногда нет, и порой можно было набить себе на
лбу шишку), и я очутился внутри.

Тускло освещенный зал ожидания, скамейки, заполненные пассажирами.
Я пробрался к табло и нашел нужный рейс. Уже прибыл. Правое крыло.

Я подошел к дверям с правой стороны зала, там должны были выходить
пассажиры, и спросил толпившихся у дверей встречающих:

– Из Улан-Батора еще не выходили?

Откликнулась высокая девушка в очках:

– Вы из зоопарка?

– Да. А вы из зоологического института?

Она кивнула:

– Сейчас манулов вывезут. Я уже издали у таможенных стоек их видела.

– Манулов?

– Да нет, наших аспирантов из Монголии. Они с собой манулов везут
как личное имущество.

Я облегченно вздохнул, «личное имущество» означало, что мне не
придется тратить несколько часов на таможенное оформление животных.
Настроение сразу улучшилось, и я заговорил с девушкой:

– А вы тоже в аспирантуре учитесь?

– Да, уже второй год. После университета поступила.

– Ну и как вы там живете в зоологическом институте?

– Как везде.

– А как развлекаетесь? – не отставал я. От нечего делать захотелось
разговорить мою спутницу, пытавшуюся отделаться односложными ответами.

– Какие у нас могут быть развлечения. Работаем.

– Дискотеку бы устроили.

Девушка грустно улыбнулась:

– Какие там дискотеки! У нас ученые, народ серьезный. Да и с кем
ее проводить… – она на секунду замялась, но продолжала, – ребята
все женатые, еще когда в университете учились.

В это время из дверей показались два молодых монгола, катившие
перед собой тележки, нагруженные небольшими ящиками. Девушка радостно
подбежала к одному из парней, поцеловала его. И мне сразу стало
все про нее понятно.

Всего было восемь ящиков, в каждом по манулу. Шесть из них шли
в зоопарк. Я раздобыл еще две тележки, и мы повезли животных к
машине. Монголы и девушка были разочарованы, увидев вместо ожидаемого
автобуса грузовик. Они рассчитывали, что я подброшу их до города.

– Извините, ребята, автобус забрали под шведскую делегацию. Из
Стокгольмского зоопарка. Катают шведов по Москве. Культурная программа.

Аспиранты, захватив два ящика, уныло поплелись на остановку рейсового
автобуса.

А мы с водителем ящики с манулами поставили в кузов. Одну тележку
водитель тоже закинул в кузов: «Пригодится». А остальные тележки
мы побросали на обочине. Кому нужно – подберут!

Мы приехали в зоопарк уже вечером. По доброй, старой традиции
животных никто не встречал. Да и не собирались встречать. Заведующий
отделом, высокий лысый мужчина, сказал мне:

– Когда привезешь манулов, ты их из ящиков в клетки пересади.
Они очень долго в пути, боюсь, как бы за ночь не подохли.

Я ничего не ответил, промолчал. Потом можно будет сказать, что
не расслышал. Как же, буду я полночи ковыряться! А завтра, с утра,
снова в путь-дорогу – обезьян во Внуково везти. Если так любят
животных, так за них беспокоятся, пусть сами встречают манулов!
Встречают и пересаживают.

Ветпункт встретил меня птичьим щебетом. Свет зажег – они и защебетали.
Весь карантин был заставлен клетками с птицами. Таможенники где-то
конфисковали контрабанду и передали зоопарку. Самим-то им держать
негде. Я занес ящики внутрь. Потом присел перед ними, заглядывая
в затянутые проволочной сеткой окошки. До этого просто не было
времени посмотреть: какие они? На меня ответно немигающими желтыми
глазами смотрели кошки. Круглые мордочки с толстыми щечками. Манулы.
И там, дальше, мне рассказывали, должен быть еще толстый хвост.
Только не разглядеть.

Я заглянул в каждый ящик. Все живые, не вялые. Ничего с ними до
утра не случится. Потушил свет и запер дверь ветпункта.

У метро распили с водителем бутылку портвейна. И – до завтра!

Утром я зашел в дирекцию за документами.

– Здравствуй! – приветствовал я своего начальника отдела (мы давно
вместе работали и были на «ты»). – Ну как там манулы, живы?

– Еще как живы! Драться лезут, – ответил тот, поглаживая гладко
выбритый подбородок. – Мне сейчас из секции звонили: девочке-лаборантке,
которая их пересаживала, всю руку исцарапали, до крови.

Я улыбнулся:

– А так бы мне. Кто бы сейчас с обезьянами поехал?

– Тоже верно, – ответил начальник, склоняясь над бумагами. На
том мы и расстались.

А через пару месяцев я услышал от него совсем иное.

– Манулы-то, оказывается, кошачьим СПИДом инфицированы, – сказал
начальник отдела.

– А что это такое?

– Да то же, что и человеческий. Бьет по иммунной системе. Неизлечим.
Говорил я нашим – не надо! Манулы все дикие, из природы, кто знает,
какой пакости нахватались? Так нет: «Редкие животные, украсят
зоопарк». А теперь им ничего, а мне отвечать.

– За что?

– А ты не в курсе? Девочка, которую манулы исцарапали, тоже заразилась.

– Это точно?

– Точно, – уныло кивнул начальник. – Мы для проверки в Англию
образцы крови посылали – и манулов, и девочки. Вчера факс получили:
у всех кошачий СПИД. Что делать, не знаю, – говорил он, не глядя
на меня, куда-то в сторону смотрел. В кабинет зашла его заместитель
– низенькая полная женщина в очках. Начальник, потирая лысину,
повернулся ко мне: – У тебя все?

Через несколько минут, уже у вольеры с овцебыками, я вспомнил
про письмо на таможню. Надо его подписать. Я вернулся, но не стал
заходить – сквозь приоткрытую дверь кабинета донеслось мое имя.
Прислушался.

– Несовершеннолетняя, семнадцать лет! – сокрушался начальник отдела.

– Да, – вздохнула заместитель, – такая молодая…

– Не молодая, а несовершеннолетняя! – перебил ее начальник.

– И я же отвечаю! Если бы кто-то другой! Взрослый, – и тут он
назвал меня. – Даже если бы заразился, считалось бы как производственная
травма. Инвалидность бы потом оформили. Просили же его: пересади
манулов! Отказался. А за несовершеннолетнюю меня же под суд отдадут!

Я отступил от двери. Ну и ну! Многое я повидал в зоопарке, но
это было что-то новое.

Потом были поездки с леопардами, потом поездка за змеями, а за
ними еще и еще поездки. Хмурые таможенники, крокодильчики, разбегающиеся
из ящика, который меня заставили вскрыть: «Не даешь рентгеном
просвечивать? Вскрывай!». Кладовщица, которая ни за что не хотела
принимать на самолет белого медведя – перегруз тридцать килограмм.
«Ну что мне от медведя отрезать эти тридцать килограмм!» – кричал
я. И в ходе дальнейшего разговора откровенное: «Сколько дашь?».
«Ну нет у меня денег вам заплатить – мы бюджетная организация,
– ну нет!».

История с манулами забылась. Почти забылась. Червячок остался:
как там эта девочка? Вместо меня ведь… Давил в себе это. Я-то
причем? Проскочил – и слава богу. А червячок оставался…

Через год я не выдержал и решил зайти в секцию, где работала заболевшая
девушка.

– Она у нас не работает, уволилась.

– Давно?

– Давно, нас еще здесь не было, – отвечали мне две женщины в синих
матерчатых комбинезонах и резиновых сапогах, готовившие корма
для животных.

– А остался кто-нибудь, кто с ней работал?

– Наверно, наш зоотехник, но она в декретном отпуске.

Я пошел в дирекцию, к начальнику отдела.

– Какая девочка? – удивился тот.

– Ну которая кошачьим СПИДом заразилась. Сам же мне рассказывал!

– Не помню, – отвечал он, пожимая плечами. – За этот год столько
всего приключилось, что и не упомнишь, – начальник с недоуменной
улыбкой смотрел на меня. И взгляд у него был прямой и открытый.

Почти по Горькому: а была ли девочка?

«Наверно, не была», – решил я. И поехал в Шереметьево.

Вскоре зоопарк сделал манула своей эмблемой. Теперь на всех официальных
бумагах зоопарка, на рукавах курток сотрудников можно увидеть
его изображение. Символ зоопарка.

Окончание следует.