Искусство

Нужно выйти из круга Времени и войти в круг Любви.

Джелаладдин Руми

Дополнить осенний текст мне захотелось вскоре после его публикации. Однако вслед за стрессом, вызвавшим само написание того текста, последовало продолжительное депрессивное состояние, или же – обращение в тексте к темным, не называемым сторонам реальности, телесному низу, взятому именно в низости его телесности, которое как-то закрыло некие каналы восприятия или способности к порождению текстов длиннее страницы. Позднее некоторые попытки вернуться к этим комментариям я все же предпринимал: сначала в пражском аэропорту на пересадке, затем во время путешествия в Полярную ночь (мне не с кем было провожать уходящий и встречать Новый год, поэтому я согласился на предложение поиграть на саксофоне в Мурманске в новогоднюю ночь 2004/2005). В вагоне поезда во время долгого путешествия я читал «Беглянку» и «Обретенное время» Пруста, грустил, сравнивал свои переживания с описанными в книгах и размышлял о природе удерживающих меня здесь сил. Я был отвергнут возлюбленной, но интерес слушателей к моей музыке не менялся. Мне казалось, что такой силой, компенсирующей весь тот дискомфорт ситуации предшествующего текста («Любовь и метеоризм. Das Ewig-Weibliche и медикаменты»), является моя востребованность, востребованность меня, как музыканта-импровизатора. А смысл или, если угодно, пафос музыкальной импровизации, которая есть ни что иное, как мгновенная композиция, в стремлении к овладению временем.

В отличие от попытки овладения временем посредством тщательного, дотошного описания событий и подробностей в романе, мне представилось, что я могу делиться с публикой свободой обращения с ним – то есть тем, как я могу сжимать его и растягивать, обращать вспять, структурировать и жонглировать. Музыкальная импровизация, как свободная игра со временем, помогает избавиться от страха перед ним, избавиться от его навязчивых атрибутов – неотвратимости и неизбежности. Эта легкомысленная публичная игра скрашивает выносимый любимой приговор бесконечной цепи моих потомков и предков, первоначально воспринятый, как разящий удар по жизненным центрам тела.

В музыкальной импровизации моя задача как игрока со Временем – ободрить слушателя, призвать его не робеть, не относиться ко Времени излишне серьезно... Да, Время – очень грозный и опасный объект насмешек. Импровизатор подобен юноше из племени массаев, который в качестве инициации должен дернуть льва за хвост, чтобы пройти обряд посвящения и стать мужчиной.

Зачем был нужен тот текст («Любовь и метеоризм»), вызвавший протест и непонимание близких, недоумение менее близких? Нужно было это высказать, отделить от себя, заставить эти слова жить собственной жизнью, чтобы они прекратили мучительный и разрушительный бег по кругу внутри моего больного сознания. Утраченного, как (о)казалось, нельзя вернуть, но можно попытаться посмотреть на ситуацию как бы под другим углом зрения.

А может быть, желание прокомментировать текст об утраченной любви возникло еще раньше, еще осенью, когда я размещал в интернете фрагменты «Поездок за город» Коллективных Действий и переживал опыт А.М., описанный в «Инженере Вассере и инженере Лихте». Параллели напрашивались сами собой: Licht – светлое, возвышенное, любовь, Wasser – низ, канализация, – именно то, что вызвало наибольший протест и непонимание в комментируемом тексте о любви. Собственно говоря, можно «Любовь и метеоризм» рассматривать, как попытку анализа собственного опыта – кризиса и стресса в терминах «Инженера Вассера и инженера Лихта», как мой своеобразный ответ А.М.

Двадцать лет назад я был влюблен в одну девушку. В эйфории влюбленности я решил познакомить ее со своим другом, человеком вызывавшим и вызывающим поныне мое безусловное восхищение. Мы отправились к нему в гости, так как он крайне неохотно и нечасто в общем-то выходил из дому. Как только мы вошли в его квартирку, девушка попросила попить воды: «Я выпью у вас всю воду!». Он, принеся ей воды из-под крана, заметил «Вы наверное у себя дома кран не закрыли?» и попал, по всей видимости, в точку. Во всяком случае, он обозначил тему игры… Она в ответ начала сетовать, что, наверное, действительно забыла закрыть кран, что скорее всего затопила уже всех соседей под квартирой, которую она снимает, что возвращаться и встречаться с квартирной хозяйкой совершенно теперь невозможно, и что ей в результате теперь негде жить и некуда идти! Он в ответ на эти причитания предложил ей «снять» у него комнату в его двухкомнатной квартире. Ушел от него я один… На следующей неделе, когда я позвонил ему домой, трубку сняла эта девушка…

Ну, а я? Я сочинил музыкальную пьесу, которую назвал ее инициалами, и с тех пор стал играть эту пьесу соло в концертах моего ансамбля Три»О». Лет 10 с лишним с КД не сотрудничал… почти до самого их роспуска или закрытия. (об этом см. «В погоне за осуществлением желаемого и уверенностью в невидимом. На поле Коллективных Действий и в Альпах»)

Мне удалось вернуться к заброшенным размышлениям после просмотра в Музее Кино фильма Вонга Карвая «Happy Together». Чистой бумаги под рукой не оказалось, поэтому я записал какие-то обрывки мыслей на полях и обложке книги Ортеги-и-Гассета «О любви», на той странице, где в книге я прочел «Говорить «нет», отталкивать, удалять, возможно является способом продвижения к вещам, прочувствования их, пробы. Несомненно, что даже отказ может быть тенью нежности»:

Любимый мотив А.М. вслед за древнекитайскими философами – исправление имен.

Можно представить время, как постоянные addenda – дополнения, последовательное прибавление мгновений, событий, воспоминаний, их упорядоченное сложение.

Тогда поступки – corrigenda, исправление, корректировка, как непрестанное несогласие с этим непрерывным сложением само собой преходящих мгновений, событий. Попытка нарушить его непрерывность, незыблемость планомерности, последовательности? Что мы можем исправить? или хотя бы подправить, подкорректировать что-либо из прошлого в течение жизни? Скажем, можем ли мы спасти умершую любовь, вернуть возлюбленную, бросившую нас на произвол судьбы? Не сдаваться? Как долго?

Лозунгообразный императив, похожий на заклинание, «исправленному верить» – это исправление имен, истории, течения времени, – не есть ли как бы нарушение его бесстрастного безразличного неотвратимого и неизбежного течения, не есть ли та же самая попытка структурировать и комбинировать, обращать вспять, создавая некоторые рифмы, мотивы, инверсии и ракоходы, упорядочивать – как в музыке?

Вернуть любовь, вернуть любимую – это попытка исправления судьбы, или это беззвучная музыка – как свободное обращение со временем?..

Всякая музыка заканчивается, но смысл не в этом.

Смысл в том, чтобы покинуть Время, выйти за рамки времени и пространства, как условий человеческого восприятия, выйти из его КРУГА.

Бунт против естественного течения времени, против ситуации, данности, положения вещей. Насколько он оправдан?

Исправление имен, исправление истории, слов, не событий, их восприятия, то есть – майи.

Не означает ли это – перепрограммировать себя?

Музыкант-импровизатор – как йог, юродивый или блаженный по-русски. Возможно, источником отчуждения явилась попытка музыканта-импровизатора преодоления оппозиций гармонии/дисгармонии, порядок/хаос, которые в идеале должны были бы привести к потере (или преодолению?) собственной идентичности, ограниченности, отдельности – отсюда недалеко до «преодолеть себя, суметь продлиться» Гессе/Аверинцева, до того, чтобы самому попытаться достичь сверхличного бытия (минуя возлюбленную, слияние с ней?)? Как она реагирует на это? Ее пугает эта иногда мелькающая во взгляде холодность, отчужденность, одиночество? В результате, как она протестует? Уходит?

Во время импровизации музыкант переживает как бы остановку Времени, выход за его пределы. Субъективно это воспринимается им, как предельное замедление Времени, когда сознание начинает осуществлять все операции стремительно, чуть ли не мгновенно – опыт, отчасти напоминающий состояние выхода йога из собственного тела.

Тот, кто хотя бы раз испытал это, уже никогда не будет восприниматься окружающими, как присутствующий полностью здесь, рядом со всеми, в профанном существовании.

Обыденность, повседневное бытие начинает соотноситься в сознании импровизатора с этим опытом. Повседневность начинает казаться как бы паузой, заполнением этого зияющего промежутка между его выходами на сцену, ускоряющимся и останавливающимся волчком Времени. Может ли она это ему простить? Не пугает ли этот холод вневременности? Не противоречит ли этот холод, этот опыт женскому стремлению к уюту?

Дополнения и исправления превращаются в длинный ряд вопросов… Вместо завершения – суфийская тема для групповых декламаций:

«МЫ НАПИСАЛИ ТЕБЕ СТО ПИСЕМ, НО ТЫ НАМ НЕ ОТВЕТИЛ. ЭТО ТОЖЕ ОТВЕТ»