Онтологические прогулки

Глава 3. СОЦИАЛИЗАЦИЯ. 3.5. Этнокультурный и национальный аспект социализации.

     Этническое самосознание, включающее составляющую культуры и религии, является одним из весьма консервативных компонентов ментальности человека, потому что его элементы закладываются, начиная с раннего детства, и охватывают широкий спектр социокультурных явлений. Составляющие идеологии (религии), образа и места жизни играют существенную роль в процессах этногенеза и самоидентификации. В этом смысле старовера, сибиряка или донского казака нельзя отождествлять с этническим русским средней полосы России, так же как пуритане, покинувшие Англию, уже в следующем поколении отличались от англичан и не отождествляли себя с англичанами. Более того, представители различных религиозных сект в Америке, а также жители различных штатов могут иметь столь явные различия, что их можно с успехом относить к различным этносам. Поэтому следует говорить скорее об этнокультурных аспектах, чем о чисто этнических (национальных), а тем более – генетических. Исторический опыт показывает, что генетический аспект вообще игнорируется в этнокультурных явлениях (за исключением некоторых патологических случаев, типа немецкого нацизма, но и в этих случаях проблема генетической чистоты навязана тоталитарным режимом).

     Немотивированное стремление к сохранению и распространению информации, которое мы выделили в качестве одного из важнейших видов активности, а также социальные инстинкты, лежащие в основах процессов социализации, пожалуй, сильнее всего проявляет себя именно в этнокультурном аспекте. Суммируются два фактора – консервативность и направленная активность – способствующие поддержанию устойчивого существования этнической группы в различных типах структурных образований (компактная или распределенная группа в составе базового этноса, компактная группа – территориальное образование в составе большого государства или империи, группа представляющая этнос, имеющий или не имеющий собственную государственность). Основные процессы в обществе, связанные с высокой ролью этнической идентичности – интеграция этнической группы в базовый этнос, которая сопровождается или не сопровождается явлением ассимиляции, или самоизоляция этнической группы с целью предотвращения ассимиляции. (Здесь мы не рассматриваем вариант межэтнических столкновений). Взаимодействие этносов – это не только взаимодействие различающихся культур (ментальностей, включающих культуру), но также, зачастую не менее важное, взаимодействие физических типов людей, различающихся расовыми и антропологическими признаками, характерными для различных этносов. (Несомненно, антропологическая идентичность этносов, генетическая общность способствуют их интеграции). Оба фактора создают определенное межэтническое ментальное напряжение, имеющее большее или меньшее значение в социальных явлениях.

     Согласно распространенной в социологии точке зрения, никаких объективных критериев для определения национальности или национальной идентификации не существует. Стало быть, никаких объективных предпосылок для национализма также не существует. И это действительно так. Никакой русский не докажет, что он действительно русский, потому как не ясно, каковы объективные признаки «русскости». Значит национальное, на самом деле, социальное? Так, например, по мнению Эмиля Паина «национальное и этническое самосознание имеют разную природу: национальное складывается в процессе осознания обществом своих интересов по отношению к государству, а этническое – во взаимоотношениях одной этнической общности с другой или другими». (Э. Паин, «Между империей и нацией», 2003). Другими словами, национальное самосознание есть общественное самосознание, точнее – один из его аспектов. На самом деле, помимо объективных критериев, существует субъективное мировосприятие человека, имеющее как рациональные, так и иррациональные составляющие. Человек самоидентифицирует себя, как представителя некоторого этноса и это составляет значительную часть его души. И эта часть души будет являться призмой, через которую преломляются все мысли и все восприятия, имеющие связь с этническими вопросами. Потому что эта часть души выделяет одно из главных социальных отношений – свой-чужой. Это есть чувственный аспект сознания, действующий помимо воли человека, даже весьма рационального. Поэтому в национализме всегда присутствует этнокультурная составляющая национального самосознания, без которой он вообще теряет смысл и не способен создать то содержание, которое традиционно ассоциируется с национализмом. Другой вопрос, что когда речь идет о национальном самосознании, то к этнокультурному прибавляется еще и социальный аспект.

     С другой стороны, существует точка зрения, что этнический национализм базируется на принципе исключительности этноса. (Такой подход типичен для российских социологов и политиков, в частности, для того же Э. Паина). По-видимому, этот подход – дань имперской традиции, (характерной для России), согласно которой всякий национализм меньшинств, противодействуя давлению центра, вступает в противоречие с базовыми принципами имперской власти, и потому трактуется крайне негативно. Этот подход дает веские основания для уравнивания националистических движений с нацизмом и фашизмом, что и делается вполне успешно в постсоветской России. Некоторые политики прямо заявляют, что «национализм – это ненависть к другому народу». Такие подходы неверны по сути, потому что не исходит из природы национализма, приводят к ошибочным оценкам явлений, а потому – не конструктивны и вредны. (Ненависть может возникнуть, как результат ущемления одного народа другим. Но причины этой ненависти не в национализме, а в ущемлении). На самом деле, идеи этнической исключительности были присущи большим «имперским» народам, но они давно и надежно дискредитированы (прежде всего, немецким нацизмом) и, возможно, присущи только маргинальным крайне правым группировкам. Этнический национализм в своих рациональных основаниях базируется на принципе наличия национальных особенностей, прежде всего культурных, представляющих ценность для данного этноса, и требующих усилий для их сохранения со стороны данного этноса. Эта, позитивная по своей направленности идеология, не имеет ничего общего с принципами нацизма. Когда этнический национализм используется как инструмент сепаратизма, он может обогащаться национальной мифологией, чувствами национальной гордости и т. п., но идея этнической исключительности в наше время является анахронизмом. Еще одно объективное основание для возникновения национализма связано с тем, что приятие этносом (народом) культуры другого народа (других народов), неизбежно приводит к размыванию и частичной утрате родной культуры, ее замещению, особенно в среде молодежи. Это создает внутреннее напряжение в обществе и отторжение, имеющее этнокультурную окраску. Поэтому национальные конфликты чаще возникают по этнокультурным границам. И благодаря этому мы до сих пор можем встретить ирландцев, шотландцев, басков, каталонцев и даже провансальцев, а независимый Афганистан не приветствует попытки включения своего народа в состав великих и прогрессивных империй. Благодаря этому великие и прогрессивные империи, по мере расширения и увеличения длины периметра, испытывают все большее сопротивление, а затем рассыпаются, не выдерживая внутреннего напряжения и внешнего давления. Причем рассыпаются они именно по этнокультурным границам, а затем по этим границам образуются национальные государства.

     Но кроме рациональных оснований существуют также основания иррациональные, над которыми не властвует разум. Глубокие корни национализма, как свойства ментальности, имеют инстинктивную природу. Они – в инстинкте принадлежности (к общине, роду, племени, селу, этносу, вере, профессии, стилю жизни), создающем необходимое человеку чувство социальной общности, защищенности и формирующем отношение, свой-чужой. Этот инстинкт является продолжением инстинкта кровной связи или семейного инстинкта. У людей этот инстинкт проявляется уже в раннем возрасте, вначале в форме привязанности, а по мере взросления круг «своих» постепенно расширяется. (Известно, какой чудовищной травмой для ребенка становится потеря близких ему людей). Далее этот инстинкт обогащается вышеупомянутыми когнитивными и рациональными составляющими, и становится основой для этнокультурной самоидентификации, то есть оформляется в то, что можно обозначить, как этнический инстинкт, или национализм, как свойство ментальности. Он присущ каждому представителю этноса и, соответственно, этносу в целом, как социальная характеристика. (Подчеркнем, что он не связан с генетической принадлежностью). Этот вид национализма в форме социального явления проявляется только, как реакция на внешние вызовы. Как индивидуальное явление он проявляется в чувствах любви к родине или тоски по родине. Можно сказать, что этнический национализм, как свойство ментальности, в своей основе есть проявление инстинкта самосохранения этноса в ситуации вызова. Так как любой национализм, в том числе гражданский, содержит этническую составляющую, то можно утверждать, что проявления национализма в социальных явлениях, как выражения этнической розни или этнокультурных различий, являются социальной нормой. Более того, проявления национализма являются надежным индикатором начинающихся социальных изменений на достаточно ранних стадиях процесса и позволяют выявить социальную «болезнь» до того, как она успеет развиться. Вообще, как и все информационные взаимодействия, проявления этнического национализма имеют пороговый характер, когда ситуация вызова становится реальной. Социальные инстинкты основаны на чувствах, а чувства аккумулируют общественный и исторический опыт, поэтому они редко врут.

     Национализм, как идеология, также опирается в своих основаниях на этнический инстинкт, который становится основанием для рационального обоснования националистической доктрины. Таким образом, национализм – в значительной мере иррациональная идеология, в которой далеко не все связано с логикой и объективными критериями (впрочем, как в любой идеологии). Поэтому следует воспринимать, как норму, расхождения в трактовках одних и тех же событий представителями различных этносов. Чувственный аспект, присущий национализму, является фактором социальной активности, объединения, коллективизма, социализации, но социализации специфической – между «своими». И в этом еще одно слабое место национализма, так как он создает поле для манипуляций с использованием этнического рычага. Эволюция национализма, как идеологии, в демократическом мире ликвидировала этот этнический рычаг. В современном, гражданском национализме, этнический фактор является вторичным, а главным – является нация, гражданское общество, сплоченное общей идеей быть достойным членом мирового сообщества наций. В этом случае этнокультурный аспект отходит в область личных чувств, но присутствует в приоритетах культурной политики государства, связанных с титульным этносом. Собственно, этничность, из социального и политического фактора постепенно эволюционирует в культурный фактор. А мирное и согласованное взаимодействие культур приводит к взаимному обогащению, а не противостоянию. Именно взаимодействие культур создало единую мировую цивилизацию, единый темпо-мир. Всякие попытки самоизоляции приводили народы к пагубным последствиям. Путь создания национальных государств, в которых нация суть гражданское общество, не создает препятствий тенденциям образования союзов, содружеств и глобализации, как ведущей тенденции современности. Кроме того, следование национальным традициям является стабилизирующим фактором общественного развития, особо важным в периоды модернизации. В общесистемном смысле этнокультурные особенности являются проявлением начала разнообразия, вообще присущего природе, а разнообразие является проявлением аспекта свободы.

     Вопрос этнической или этнокультурной идентификации обычно возникает в ситуации взаимодействия двух или более этносов. В однородной среде подобные вопросы не возникают, за исключением случаев конфликтов между государствами. Впрочем, моноэтничные государства – большая редкость. В те времена, когда доминировала религиозная идеология, национальная принадлежность была глубоко вторична, так как принадлежность к вере была определяющей. («А это – моя жена, Луиза Ванценбах, лютеранка», «православный, греческоподданный»). Скажем, евреи Российской империи, имели статус инородцев, но после принятия ими христианства переставали считаться евреями и инородцами. В переписи населения 1897 года графа, национальность, отсутствовала. Среди социальных показателей на первом месте было, сословие (восемь основных сословий), а за ним – вероисповедание. Большевики, практически уничтожив религию и сословия, ввели графу, национальность, хотя пропагандировали пролетарскую солидарность, стоящую выше религий, этносов и стран. Ислам уравнивает всех принявших эту веру, однако даже в исламе появились националистические движения. Например, вероучение исламского толка, которое пропагандирует американская негритянская организация, Нация ислама, является чисто национальной и даже расовой ветвью ислама, где продвигаются ценности черной расы. Возникновение национального самосознания этноса – исторический процесс, свидетельствующий о более широкой социализации народа, достигшей уровня осознания своего национального или этнокультурного единства, как ценности.

     Вектор национализма, как социального явления и как идеологии, сформировавшийся в Европе 19 века, заметно активизировался в наше время. Тому есть ряд причин. Глобальная причина – глобализация, формирование суперэтноса жителей Земли, приводящее к унификации культуры, исчезновению местных традиций и т. д. Национализм – естественная реакция самосохранения этноса, который не только дорос до уровня национального самосознания, но ощущает свою самоценность и уникальность в этом глобальном мире, где сосуществуют и конкурируют множество этносов. Реанимируются полузабытые национальные языки, ставятся вопросы о самоуправлении и выделении компактно проживающих этносов в отдельные государства. Эти процессы связаны также с изменением роли государства в условиях прогрессирующей глобализации, прозрачности границ, глобальной экономики, международного разделения труда, единых мировых стандартов, глобальных информационных связей и т. д. Роль национального государства в этих условиях смещается также в сторону поддержания и консервации национальной идентичности и культуры, то есть в сторону национализма. Вторая причина, опосредовано связанная с первой – резко возросшие миграционные потоки, своего рода, «великое переселение народов», естественное стремление человека к лучшей жизни. И столь же естественна реакция отторжения со стороны коренного народа, наблюдающего, как на глазах «чернеет» или «желтеет» население. Эта, скорее ксенофобская, чем националистическая, реакция, тем не менее, имеет глубокие ментальные корни – сохранение этнической самости коренного народа в условиях внешнего чужеродного давления. С другой стороны, переселенцы объединяются в этнические группы, способствующие выживанию в новых условиях. Наконец существует еще одна причина – замещение религиозной идеологии, которая деградирует, националистической идеей, которая объединяет, социализирует этнос, направляет активность и способствует его конкурентной способности.

     Рассмотрим некоторые общие вопросы, имеющие отношение к межэтническим процессам.     Изоляция и интеграция (включение) – два противоположных процесса влияющих на силу связей, скрепляющих различные группы общества в рамках одного государства. На пути включения происходит унификация общественного менталитета, уменьшение групповых различий, прорастание общественных связей, скрепляющих общество в единую устойчивую систему. Основные причины групповой изоляции – социальная, территориальная, этническая, религиозная и ментальная. Ментальная изоляция может быть вторичной, как результат территориальной или социальной изоляции. (Например, при различных видах социальной изоляции – классовой, сословной, статусной – неизбежно возникают различающиеся формы менталитета). Такие виды изоляции имеют естественный характер и не приводят к значительному антагонизму и ментальному напряжению, если не применяются «драконовские» методы социального давления. В этих случаях изоляция компенсируется взаимозависимостью. Иная ситуация, когда ментальная изоляция первична, то есть идущая от менталитета, как в случае этнической и религиозной. В этом случае в игру вступает рассмотренный выше вид немотивированной активности – стремление к сохранению информации и идеологии, выраженных в этничной принадлежности и религии. Сохранение этнической и религиозной самости в условиях чуждого окружения возможно только на пути активности, противодействующей естественным процессам интеграции и ассимиляции. Эта активность направлена на внутригрупповую солидарность и самоизоляцию, в первую очередь на сохранение языка, сфера применения которого естественным образом сужается вплоть до чисто семейного общения, культуры, которая вынуждена конкурировать с культурой страны проживания и религии, традиции которой могут противоречить общепринятым моральным принципам и даже законам. Если государство будет создавать условия для самоизоляции этнических и религиозных групп, это может привести к перерождению или расколу страны, либо к социальным потрясениям, при условии, что этническая группа достигнет достаточно высокой численности.

     Самоизоляция может быть ментальная, а также ментальная в сочетании с территориальной (микрорайоны, гетто, кочевой образ жизни). Ментальная (культурная) изоляция, как правило, приводит к выработке избирательной системы отношений по принципу «свой – чужой» и внутренне противоречивому восприятию внешней среды как недружественной, но в то же время, являющейся средством выживания. Здесь также проявляется действие базовой общинной ментальности. Отношение к окружающим людям, как к средству, является причиной асимметрии отношений и антагонизма. Антагонизм в свою очередь снижает плотность межгрупповых контактов и способствует самоизоляции. С другой стороны, внутренне противоречивое восприятие внешней среды является стимулом к интеграции, естественным образом устраняющей данное противоречие. Здесь проявляется извечное стремление человека жить в дружественной среде.

     Высокий уровень культуры этноса способствует сохранению этнической идентичности даже при условии полной интеграции этнической группы в базовый социум. Религиозные отличия, с одной стороны, являются фактором поддержания этнической самости, с другой – являются фактором риска межрелигиозных конфликтов и физического насилия. Так, например, один из древнейших народов мира, ассирийцы, не имеющие собственной государственности, будучи христианами, неоднократно подвергались актам геноцида со стороны исламского окружения. То же самое можно сказать о евреях. В последнее время, в связи с усиливающейся секуляризацией, религиозный фактор отходит на второй план, а на первый – выходит этнокультурный.

     Существует испытанный путь социализации и интеграции самоизолирующихся групп – их включение в активную трудовую и общественную деятельность, воспитание детей по общей системе, принятой в данной стране, разумная миграционная политика и ликвидация компактного проживания группы (либо не допущение концентрации). Последний фактор очень важен, так как препятствует созданию «государства в государстве» и эскалации процесса самоизоляции. (Я бы еще добавил сюда необходимость борьбы с паразитизмом, более распространенным в среде мигрантов, стремящихся закрепиться в Европе). Тем не менее, ментальные отличия могут быть столь глубоки, что для приемлемой социализации может понадобиться два – три поколения. Например, при религиозном типе сознания, когда человек воспринимает личную жизнь исключительно, как служение богу и подготовку к загробной жизни. Такой человек исполнен чувства морального превосходства над «неверными», все блага цивилизации трактует как зло и разврат, приобщение к цивилизации – как переход с истинного пути на путь дьявола, ведущий в ад. Эту же ментальность он передает своим потомкам. Еще сложнее ситуация, когда иммигрант рассматривает свою поездку в чужую страну, как религиозную миссию, имеющую целью либо распространение «истинной» веры, либо борьбу с «неверными», либо освобождение жизненного пространства от «неверных» методом постепенного вытеснения и высокой рождаемости. За два – три поколения, необходимых для интеграции этих групп, процесс увеличения числа «инородцев» может пройти точку невозврата, так как в этом случае скорость подпитки группы новыми членами может оказаться выше скорости ассимиляции группы.

     Опыт европейской политики мультикультурализма, которая основана на отсутствии всякого давления со стороны государства по этническому признаку, приводит к усилению самоизоляции этнических и религиозных групп в силу очевидных причин – активность группы, противодействующая естественным процессам ассимиляции, существует, а внешнего давления, направленного на ее интеграцию, нет. Такая политика в будущем может привести к расколу общества по религиозному признаку или постепенному перерождению общества. Уже Аристотель в «Политике» приводит ряд примеров, когда «приезжие» или «гости» постепенно (или быстро) выдавливали коренное население. По-видимому, как в большинстве нелинейных социальных процессов, существует пороговая концентрация «гостей», специфичная для каждого конкретного случая, после превышения которой «хозяева» и «гости» резко меняются местами, и процесс выдавливания «хозяев» быстро завершается полной победой гостей. Этот процесс может протекать в различных формах, но в целом он соответствует глобальной тенденции – волна колонизации со стороны более цивилизованных народов сменяется волной деколонизации и нашествия менее цивилизованных народов, как только цивилизация расслабляется и теряет тонус. (Египет, во времена Рамзеса VІ, Минойская и Микенская культуры, катастрофа бронзового века, греческие темные века, Нашествие «народов моря», падение Рима, Великое переселение народов, Реконкиста, освобождение центральной Америки и южной Африки). И всегда в таких случаях цивилизованность сменяется дикостью и разложением.

     Мощный фонтан человеческой популяции в менее цивилизованных частях планеты и депопуляция в развитых цивилизациях, создает однонаправленные потоки, заполняющие любые появляющиеся ниши и впадины. Я бы сказал, что сейчас идет не война цивилизаций, а война продуктивностей популяций, и побеждает – более продуктивная. В таком случае, исход «войны» предрешен, так как «военные действия» происходят на территории слабой стороны, и Европа получает шанс на еще одно Средневековье, на этот раз исламское. Особенность такой «войны» в ее мягкости и постепенности, когда каждое новое поколение людей воспринимает сложившуюся ситуацию, как норму, подобно тому, как человек спокойно воспринимает постепенно надвигающуюся старость и неизбежную смерть. Это будет столкновение пассионарности самой молодой из мировых религий и рациональности самой зрелой цивилизации, пережившей все возможные искушения молодости. И если в популяционном отношении исход битвы предрешен, то в отношении идеологии вопрос сложнее – времена «незыблемых истин» и единственно правильных учений уходят безвозвратно, но не так быстро, как хотелось бы. В этой ситуации возрастает роль внутренней политики, которая должна быть дальновидна и учитывать весьма отдаленные последствия нынешних процессов. Скажем, культивирование паразитизма очевидным образом препятствует социализации и способствует самоизоляции соответствующих слоев общества. Вялая политика европейских стран, направленная на интеграцию и ассимиляцию иммигрантов, а также очень быстрое изменение этнического состава в ведущих европейских странах, приводит к возникновению внутренних сил, стремящихся затормозить процесс, угрожающий коренному населению. Эти силы могут приобретать формы радикального национализма и нетерпимости. При превышении определенного «порога терпимости» эти силы могут выйти из-под контроля государства. Все социальные процессы имеют пороговый характер. Медленное изменение этнического состава практически незаметно для населения и не вызывает никаких эмоций. Есть порог заметности и порог терпимости, за которыми меняется качество процессов.

     Слишком высокое давление со стороны власти, направленное на ускоренную групповую ассимиляцию и превышающее допустимый порог, может приводить к потере устойчивости в государстве. Так, например, давление со стороны христианских завоевателей Испании на «излишне чистоплотное» крещеное мусульманское население привело к восстанию морисков 1568 – 71 г. и их последующему выселению из страны вместе с марранами, что привело к потере высококультурного слоя общества и последовавшему упадку Испании. В соседней Португалии не принимались столь жесткие меры, мориски мягко ассимилировали и способствовали процветанию маленькой страны. Более свежий пример – попытка ускоренной полонизации украинского населения в Галиции и на Волыни в 20-х,  30-х годах 20 века привела к сплочению и росту национального самосознания украинцев, возникновению подпольной системы просвещения (включая Львовский тайный украинский университет), созданию ОУН и боевой организации УВО с последовавшей антипольской террористической деятельностью, ответной пацификацией, Волынской резней, взаимной межнациональной ненавистью, массовым переселением поляков и украинцев (добровольным и принудительным), операцией Висла и отчуждением, оставшимся в исторической памяти этих близких по духу и ментальности народов. Вот как бодро решаются национальные проблемы, когда за дело берутся настоящие профессионалы – военные. Аналогично протекала ускоренная советизация этого же населения – чудовищные репрессии советского режима в 1940 – 41 годах привела к адекватному вооруженному сопротивлению, новым репрессиям и длящемуся по сей день отчуждению, переходящему в неприкрытую вражду, русских и западных украинцев. В этом случае постарались форсировать процесс заплечных дел мастера – профессионалы из НКВД под чутким надзором вождя всех времен и народов. Групповая адаптация в условиях высокого внешнего давления приводит к формированию группового вектора активности, противодействующего внешнему давлению. Общее напряжение в системе возрастает, растет межгрупповое ментальное напряжение, межгрупповой антагонизм, что является потенциальным источником межгруппового конфликта, ведущего к потере устойчивости. Опыт истории показывает, что такие конфликты неизбежно возникали, как только создавались подходящие условия. Ментальное напряжение подобно сжатой пружине, которую постоянно удерживают руками. При достаточном усилии она может изогнуться и выскочить вбок, в совсем неожиданном и непредсказуемом направлении. Надежно можно предсказать только одно – ситуация со сжатой пружиной не может продолжаться неограниченно долго, так как «пружина» является самоорганизующейся системой с вполне определенной направленностью. Наиболее впечатляющий пример – Веймарская республика, объект международного давления, за 14 лет превратившаяся в 3-й Рейх.

     Следовательно, существует оптимальна величина внешнего давления на группу, стремящуюся к самоизоляции, при котором скорость ее включения в общество (групповая интеграция или ассимиляция) будет максимальной. Давление меньшее или большее оптимального уменьшает эту скорость. Существует давление столь высокое, что наступает  потеря устойчивости общественной системы. На этот счет существует народная мудрость: «Нельзя перегибать палку», а также, «все хорошо в меру». Легко убедится, что оптимальные условия согласования интересов существуют во всех типах межгрупповых отношений, а слишком далекий уход от оптимума ведет к конфликтам. Природа конфликтов, прежде всего, ментальная, даже если для него существуют объективные предпосылки. Человеку бывает трудно встать на позиции противоположной стороны и склониться к толерантности и компромиссу (вспомним хотя бы армяно-азербайджанский конфликт вокруг Нагорного Карабаха или недавнюю войну в Чечне). Особенно трудно, когда она из этих групп представляет власть.

     Националистическая активность есть форма общественной, гражданской активности и в этом смысле она играет положительную роль, как фактор социализации и созревания гражданского общества. Другими словами, национально активный, он же – социально активный. Национальная активность легко канализируется в социальную, и наоборот. Причина этого проста – национальное чувство напрямую связано с чувствами личной причастности к своему народу и чувству личной ответственности за свой народ и свои действия. К этим чувствам примешивается моральное чувство справедливости. Все это – социально ориентированные чувства, способствующие социализации и ответственному поведению, которые могут быть канализированы, как в национальное, так и в социальное русло, в так называемое, общее дело. Этот вывод нашел яркое подтверждение на киевской площади Независимости в конце 2013 года, где социальная активность сопровождалась национальной и либерально-демократической направленностью. И наоборот – большинство выступающих против «Майдана» – люди без четко выраженного национального самосознания, с ментальностью ближе к советскому типу. Любая идеология является объединяющим, а, следовательно – социализирующим фактором и фактором повышения гражданской активности. А национальная идея обладает очень большой объединяющей силой, так как связана с природой человека (она же может способствовать радикализации движения). Национальная идея западных украинцев сформировалась в борьбе против польского и большевистского давления в период, включающий события двух мировых войн и междувоенный период. Это было как раз то сверхусилие, которое объединяет народ и формирует нацию. Именно оно создало импульс, продолжающий действовать и в наше время, импульс, идущий с запада и трансформирующий ментальность советского типа на востоке. И мы видим, как эта волна идет с запада на восток, социализируя атомизированное общество и формируя единую нацию. Это есть вектор в сторону гражданского национализма. (Косвенным показателем этого процесса является география и динамика сносов памятников Ленину на Украине. По своей сути – это прощание с советским прошлым, преодоление «советикуса». Когда последний памятник Ленину будет снесен где-нибудь в Донецке или Харькове, возникнет единая гражданская нация).

     Именно национальная идея способствовала выживанию этнических групп в чужеродной среде на протяжении многих веков. Как только национализм или вера ослабевали, начинался процесс ассимиляции этноса. Особенно хорошо эти явления исследованы в северной Америке, (начиная с работы А. Токвиля), где все общество было поделено на религиозные секты христианского толка, что способствовало очень высокой социализации внутри сект, коллективизму, активной общественной жизни, помогало преодолевать бедность. Социологи насчитывают три волны религиозного обновления в США, последняя из которых возникла уже в 20 веке. Каждая волна создавала новый духовный подъем и новый всплеск социализации. Аналогичным образом обстояло дело с этническими общинами. Необходимость выживания в чужой далекой стране, а также стремление к сохранению национальной идентичности способствовало объединению и социализации этнических групп, что было не характерно для их исторической родины. Фактор социализации позволял создавать бизнес, эффективно работающий на доверии, при минимальных трансакционных издержках. (Функционировали даже банки на доверии, типа складчины, позволявшие по очереди создавать бизнес своим членам). Однако мощное индустриальное производство уже не могло работать на уровне сект и способствовало усреднению общества и формированию единого этноса. Традиции социализации, сохранившиеся как тип ментальности американца, явились тем социальным капиталом, который стал важнейшим фактором в построении самого сильного в мире государства. Сейчас, когда социализация замещается государственным социализмом, наступает опасный период для США, так как растрачиваемый социальный капитал, доставшийся от предков, перестал восполняться. В дело включился бюрократический аппарат и армия юристов. Боюсь, что этот аппарат быстро справится со своей задачей и прикончит великую страну. Другой пример – страна Басков в Испании. Ее стремление к полной автономии способствовало поддержанию высокой социальной активности общества. В частности, они оказались способны создать, своего рода, кооперативный вариант капитализма – кооперативы, в которых вся собственность принадлежит его членам, (в том числе, крупнейший в мире кооператив «Мондрагон»). Без помощи большевиков народ реализовал лозунг – «фабрики рабочим!» Подобные формы организации невозможны без высокого уровня социализации и социальной ответственности их членов, что, несомненно, связано с этнокультурным аспектом.

     Роль национализма наиболее ярко проявляется в периоды великих испытаний. Первая в 20 веке волна национализма, вспыхнувшая после Первой мировой войны и распада великих империй, создала импульс активности народных масс, позволивший в короткие сроки создать боеспособные национальные армии, хотя и слабо подготовленные, но исполненные патриотического боевого духа. Достаточно сказать, что молодая польская армия сумела не только победить армию большевиков в войне 1919 – 1921 года, но также завоевать ряд территорий, прямо не относящихся к Польше. Это действительно была мобилизация национального народного духа против «счастья и мира», который «на штыках несли большевики трудящемуся человечеству через труп белой Польши». Не исключено, что после Польши наступила бы очередь ослабленной Германии. Вторая волна национализма в 20 веке возникла в результате распада мировой колониальной системы, и новую волну мы переживаем в наше время.

     Попробуем подвести итог. Социальные явления обладают этнокультурным измерением, несводимым к каким-либо другим социальным факторам или их совокупности. Другими словами, социальные явления и процессы имеют этнокультурную составляющую, специфичную для каждого этноса или народа, региона, представителей религиозной конфессии, которая проявляется в формах специфической активности, в случаях этнических взаимодействий или вызовов. Отношение к одним и тем же социальным явлениям со стороны различных этнокультурных групп может существенно различаться, особенно в переходные периоды. Различия в отношениях не только отражают различающиеся роли и функции различных этносов в государстве, что само по себе немаловажно, но также различия в национальных характерах, традициях, исторической памяти и исторической мифологии, «фантомных болях», вызванных переживаниями предков, а также различными проектами будущего, мечтами о будущем, которые формируются в сознании представителей разных народов и разных регионов. Этнический национализм возникает в проблемных для этноса ситуациях, в ситуациях вызова, либо как реакция на прежнее давление, которое было снято в новой ситуации, но его особенность в том, что социальные вызовы приобретают национальную окраску. Проявления национализма всегда свидетельствуют о реальных проблемах, а не о «злонамеренных кознях зарвавшихся молодчиков, подогреваемых идеями о своей национальной исключительности». Все национальные проблемы отражают объективную реальность, даже самые дикие формы национальных движений имеют реальные, конкретные причины. И во всех случаях эти явления могут быть исследованы и причины найдены.

     Так, например, всеми проклинаемый германский нацизм есть результат Версальского мирного договора – бандитского ограбления и унижения Германии. (Одни лишь репарации, эквивалентные 100 тысячам тонн золота – примерно, всему золоту мира, чего стоят). Не Гитлер стал причиной дальнейших событий, а немецкий народ, раздавленный тяжестью репараций, в душе которого нашел резонансный отклик призыв «подняться с колен», услышать голос «земли и крови». Все дальнейшее представляло собой неотвратимую цепь причинно-следственных связей, судьбу, предопределенную последовательностью причин, порожденных определяющей исходной причиной. Не самые глупые люди предсказывали новую грядущую войну (среди них – Д.М. Кейнс, отказавшийся по этой причине подписать протокол о репарациях), но жадность и недальновидность политиков в очередной раз определила ход истории. Аналогично, не Бандера стал причиной националистического движения на Западной Украине, а чудовищные репрессии большевистского режима против мирного населения, встречавшего «освободителей» хлебом-солью 17 сентября 1939 года. И для ребят призывного возраста уже не стоял вопрос, на чьей стороне воевать – ожидать ли неизбежную мобилизацию в наступающую Красную армию, идти ли в лес, в УПА или в Ваффен-СС, в армии обреченных. И последовала неотвратимая цепочка событий, до сего времени питающих волну национализма. Во всех случаях исходной причиной является этапное событие, волевое решение, вызывающее ущемление народа в социальном отношении, а социальное измерение тут же подключает этнокультурную составляющую, и организует самоподдерживающийся процесс.

     Национализм слишком серьезное явление, чтобы к нему относиться легкомысленно. «Маленькие победоносные войны» или непродуманные законы могут иметь несоизмеримо более тяжелые и длительные последствия, так как происходит эскалация противостояния с переходом в иные формы. Народы долго помнят и не прощают национальное унижение. Национализм, целью которого является самоопределение этноса, то есть, сепаратизм, инкорпорирует религию, традиции, историю, подправленную соответствующим образом, создает национальную мифологию, фильтрует историческую память и выделяет в ней все, что работает на болевые точки, что помогает противостоянию и ожесточению –  прежде всего жертвы, которые принес этнос на алтарь свободы. В этом духе воспитывается молодое поколение, и продолжается восходящая стадия процесса. Особенно усложняется ситуация, когда страна отклоняется в своем социальном развитии от единого темпо-мира, консервирует старые тенденции, пытаясь удержатся в конкурентной борьбе цивилизаций, находясь при этом на своем «особом» пути. Такой страной является современная Россия.

     Времена, когда аксакал, спустившийся с гор и добравшийся до Москвы, воспринимался как символ силы социализма, объединяющей народы, когда события фильма «Свинарка и пастух» о страстной любви свинарки Глаши из вологодской глубинки и пастуха Мусаиба из дагестанского горного аула трактовались как модель формирования единого советского этноса, спустя каких-то 50 лет воспринимаются с оттенком черного юмора через призму чеченских войн, терактов, масс трудовых мигрантов и меняющегося облика московских улиц. Это свидетельство кризиса национального сознания, прежде всего, русского этноса. В основе национализма титульного этноса империи – национальная идея народа-объединителя, в отличие от «классического» национализма национальных меньшинств, направленного на сохранение этносов. Пресловутое «освобождение от гнета Союза» русский народ воспринял как национальную трагедию, как утрату роли народа-объединителя, стержневого народа великой страны. Потеря стержня национальной идеологии, а также бурные социальные, политические и экономические преобразования, привели к кризису национального самосознания. Утрата видимых путей и ясных направлений выхода из этого кризиса вместе с ощущением потребности в модернизации, привела к шатаниям, неопределенности, хаотичности, ущемленности русского национального самосознания откуда последовала разнонаправленность социальной активности, приводящая к потере социальной силы. Это выражается и в крайне противоречивом, но в основном негативном отношении к представителям «своих» национальных меньшинств, и в крайне радикальных националистических движениях («синдром Третьего рейха»), и в имперских (даже монархических) тенденциях, (так называемый, постимперский синдром), и в ностальгии по сталинским временам, и в отсутствии ощущения единой нации. Последнее наиболее выпукло выражено в явлении так называемого, внутреннего колониализма, которому посвящена целая волна публикаций. Его суть в том, что предприниматель, скажем из Москвы, рассматривает и воспринимает земли, к примеру, восточной Сибири или той же Вологодчины, исключительно как ресурс, средство обогащения, а отнюдь не как рачительный хозяин-собственник, ощущающий свою причастность к этой земле. Это приводит к тому, что жители регионов начинают воспринимать все эти действия, исходящие из центра, как разграбление и уничтожение их малой родины, напоминающее темные времена беспредела капиталистов-колонизаторов. Это же приводит к ментальному расколу общества по типу свои-чужие, вследствие чего отношения региона и центра становятся подобны отношениям улуса и Золотой орды. (Национальные и этнические составляющие социальных процессов в постсоветской России подробно и системно рассмотрены, в частности, в работах Э. Паина. В цитированной выше работе он, кроме всего прочего, рассматривает волнообразные процессы, «этнополитический маятник» в его терминологии. Это хороший пример нелинейного взаимодействия различных измерений социального процесса, ведущего к фазовым сдвигам и тенденциям к динамическому хаосу).

     Проблема разрешения национальных вопросов не в том, что невозможно реализовать на практике право наций на самоопределение и не в том, что существует принцип территориальной целостности государства. Проблема в том, что не согласованы интересы национальных образований и центра, регионов и центра, регионов и национальных образований между собой. И проблема в том, что поиск этих согласований идет по пути силовых решений, задавливания проблем вовнутрь, принятия непродуманных законов, (типа закона о переводе на кириллицу всех национальных языков РФ), на фоне межнационального противостояния на внутренних границах и разговоров о возрождении великой империи «на качественно новом уровне». (Вспомним горбачевский «социализм с человеческим лицом»). Этот имперский вектор призван поднять национальный дух русского народа, но он потребует содержания мощной централизованной государственной машины, без которой невозможна империя, а также большой армии, кроме того, возникнет  необходимость закачивать большие ресурсы в национальные регионы, чтобы обеспечить их «удержание от разбегания». Тенденции к поиску врагов, характерные для имперского сознания, также потребуют ресурсов на создание военных блоков и поиск «друзей» по всему миру (история СССР живое этому свидетельство). Авторитарная централизованная власть, ощущая весь анахронизм ситуации, будет воровать на всех уровнях и во все возрастающих масштабах. Во-вторых, сильная центральная власть зафиксирует, (а может и усилит) патерналистское сознание народа и пресечет всякие попытки создания гражданского общества. Этот путь может закончиться очередным распадом атомизированного общества при любом, достаточно серьезном, экономическом потрясении. Ну и главное – модернизация несовместима с анахронизмом.

     В современной Росси политика удержания народов в рамках централизованного государства, а тем более – в рамках империи, приходит в противоречие не только с ментальностью малых этносов, стремящихся к автономизации, но также с ментальностью русского этноса, стремящегося самосохраниться в этом новом кипящем котле народов. Почти инстинктивно русский этнос ощущает нарастающую угрозу своему существованию, идущую со стороны других народов. Согласование проблем и противоречий, по крайней мере, отчасти, может быть найдено на пути децентрализации и автономизации регионов страны, культурной и хозяйственной автономизации национальных образований, предельного увеличения полномочий регионов, которые сами будут наводить порядок на местах. Все претензии к центру в этом варианте автоматически отпадают: «Как хотите, так и живите». Страна, как объединение самостоятельных регионов, обладающих большей властью, но и большой ответственностью, намного крепче и устойчивее страны, руководимой из центра, потому что в ней проще и быстрее достигается согласование интересов региональной власти с интересами народа и могут быть оптимизированы отношения региона и центра. На этом же пути достигается более высокая социализация общества. Кроме того, (и, возможно, это самое важное), регионализация означает уход с имперского пути, так как имперскость означает наличие центральной или (и) авторитарной власти. Альтернативный путь решения проблем, гораздо более сложный – предъявить народам (в первую очередь русскому народу) привлекательную, конкурентоспособную модель развития, если не в настоящем, то хотя бы в ближайшем будущем.

     Уважать других невозможно без самоуважения. А национальное самоуважение не может появиться без чувства национальной общности и национальной гордости. Ситуация такова, что требует мобилизации моральных усилий русского этноса для своего самоопределения в новых условиях, залечивания гноящихся исторических болячек, формирования национальных базовых ценностей, направленных на возвращение национального достоинства, при условии четкого осознания своего реального состояния на новом этапе общемирового процесса, своей роли, своих возможностей и условий их реализации. По сути, речь идет о формировании нового русского национализма, как основы для самоидентификации в новых исторических условиях, социализации, преодоления патернализма и атомизации. В хорошем варианте эволюция национализма в России может развиваться по схеме: национализм – гражданское общество – гражданский национализм. Это эволюция от национализма, как фактора спасения и объединения, к национализму, как фактору национальной гордости. Возникновение национальной гордости за свою страну возникает в том случае, когда народ становится единственным источником власти, и когда эта власть служит народу, а такая ситуация невозможна вне сильного гражданского общества. В плохом варианте, а именно, когда будет продвигаться принцип национального превосходства или национально-исторического «права», национализм может стать идеологией имперского возрождения, что вполне вероятно. Во многом процесс будет определяться позицией национальных лидеров, их видением будущего и его согласованностью с ментальностью народа. Ответственность лидеров в этот период истории чрезвычайно высока, так как это – период выбора пути, причем пути, по которому нельзя вернуться назад.

     Что касается постимперского синдрома, этой тяжелейшей болезни, которую переживали представители титульных наций всех империй, то на этот счет существуют, по меньшей мере, два лекарства. Первое лекарство универсальное – время, которое лечит все, причем стандартным способом – вследствие вымирания поколений и возникновения новых социальных практик. Второе лекарство – возвращение былого величия, при условии ясного осознания, что время империй прошло. Это уход от силы к согласованию, от удержания к «заинтересованной интеграции» (Э. Паин), от поиска врагов к поиску друзей, от «особого пути» к открытому взгляду на мир, к осмыслению мирового процесса и поиску в нем своего места, к построению страны, обращенной к людям, которую все считают своей Родиной. Но этот, созидательный путь, под силу для действительно великой нации, и если она преодолеет этот путь, она подтвердит свое величие и достойное место в истории. В любом варианте предстоит длинный и тяжелый выход из исторического тупика, в который судьба завела Россию. Необходимое условие выхода из тупика – преодоление патернализма и строительство гражданского общества. Эта цель может быть достигнута либо твердой рукой власти, ясно осознающей направление движения, либо путем социальных потрясений, заставляющих общество социализироваться и пробуждаться от спячки.

(Продолжение следует)