Онтологические прогулки

Глава 4. СТРУКТУРА . 4.2. Структура и организация общества.

     Теперь рассмотрим особенности формирования социальных структур с акцентом на самоорганизацию. Связи включают индивидуума в социальный организм, а общая система связей пронизывает и скрепляет все тело социума, и поэтому связи – основной фактор устойчивости. Связи могут быть односторонние, двусторонние и многосторонние, непрерывные и периодические или дискретные, прямые и опосредованные, различающиеся по силе, глубине, широте, типу (организационные, экономические, культурные, этнические и ментальные) и по характеру отношения к данной связи со стороны индивидуума. Совокупность связей, присущую человеку, как усредненному представителю определенной группы или как конкретному индивидууму, мы будем характеризовать обобщающим понятием – социализация. В нашем контексте это понятие взято более широко, чем общепринято, так как включает все виды связей, в частности, экономические, которые обычно не принято включать в составляющие социализации. Социализация характеризует уровень единства и целостности социального организма. В связи с тем, что социальные связи в обществе структурированы, можно говорить о внутригрупповой и межгрупповой социализации. Если правящая элита интересуется и глубоко вникает в жизнь всех слоев и групп общества, то можно говорить о высоком уровне социализации элиты (по глубине и широте). Если она при этом старается решать возникающие проблемы, а нижние слои достаточно политизированы и имеют возможность подавать наверх информационные сигналы, то можно говорить, что общество хорошо социализировано. Если же все группы и слои общества живут автономной жизнью, стремятся к изоляции, где существуют сословные барьеры для вертикальной мобильности, а связи сведены к неизбежному минимуму, то такое общество слабо социализировано. Таким образом, уровень социализации – важный фактор интеграции и целостности социального организма. Поскольку в связях переплетены в единый комплекс материальные и информационные компоненты, то все реальные связи, материальные, культурные или духовные, находят свое отражение в сознании людей, так что социализация не только является связывающим элементом социальной структуры, но становится одной из составляющих индивидуального или группового менталитета.

     Групповая социальная структура общества имеет множество измерений в социальном пространстве – классовое, сословное, этническое, конфессиональное, профессиональное, территориальное и т. д. Соответствующие группы могут пересекаться в различных пропорциях. Главное измерение социальной структуры – вертикальное, которое делит группы по социальному статусу, то есть в отношении подчинения, прав и привилегий, ответственности, обязанности, богатства. Структурирование по вертикали называется, стратификация.  Отношения между группами, в свою очередь могут быть структурированы по типам – сотрудничество, антагонизм, оппозиция, конкуренция, давление, изоляция, включение (групповая интеграция), конфликт. В устойчивой неравновесной системе постоянно могут сосуществовать все виды отношений кроме конфликта, который может вызывать нарушение устойчивости и качественные изменения в системе. (Естественно, что конфликты малого масштаба, не влияющие на глобальные параметры системы, допустимы, неизбежны и даже полезны, так как создают нестандартные ситуации и полезные флуктуации). Важнейшее качество и показатель нормального развития общественной системы – его устойчивость. Устойчивость социальной системы можно рассматривать в отношении территориальной целостности либо структурной целостности, когда различные измерения социальной структуры находятся в динамическом неравновесном состоянии с медленно меняющимися глобальными параметрами. Кроме того, существует устойчивость по отношению к внешнему давлению или внешней агрессии. Спокойное без потрясений развитие общества приводит к медленной адекватной трансформации менталитета. В норме происходит непрерывная адаптация менталитета к меняющейся ситуации. Если ментальное напряжение в обществе всегда поддерживается ниже некоторого порога устойчивости, то такой процесс развития можно назвать квазистационарным или нормальным. В таком состоянии общество пребывает почти все время, с небольшими перерывами на социальные потрясения – переходные процессы.

     Так как связи являются одним из оснований процесса структуризации (помимо функций), то соответственно социализация представляет собой один из ключевых моментов, определяющих характер общественной структуры и организации. Любая совокупность людей, находящихся в достаточной близости, рано или поздно социализируется, то есть происходит спонтанное (самопроизвольное) объединение этих людей в социальную общность. Можно сказать, что процесс образования социальной общности, протекающий по взаимному согласию и без насилия (или значительного ментального напряжения) путем согласования свойств элементов системы и есть самоорганизация. Таким образом, различающиеся свойства элементов или различных измерений системы приводят к различным структурам. Все, реально существующие общества, в какой-то мере самоорганизуются, а в какой то – подчиняются центральной власти, хотя это подчинение также является формой согласования свойств.  Кардинальный вопрос в этой связи касается отношения самоорганизации и власти. Возможно ли общество целиком самоорганизующееся, лишенное центральной власти? А если возможно, то при каких условиях, и какие факторы влияют на меру присутствия власти в социальной системе? Ведь истории известно много форм сообществ с высоким уровнем самоорганизации – общины различных видов, древнегреческие демократические полисы, промышленные гильдии и средневековые вольные города-республики с вечевым общественным строем, а с другой стороны и в то же самое время мы наблюдаем различные формы тирании, абсолютизма, дикого угнетения человека человеком. Наконец, возможна ли анархия, как ее понимали основатели анархизма: «Таким образом - никаких властей, которые навязывают другим свою волю, никакого владычества человека над человеком, никакой неподвижности в жизни, а вместо того - постоянное движение вперед, то более скорое, то замедленное, как бывает в жизни самой природы. Каждому отдельному лицу предоставляется, таким образом, свобода действий, чтобы оно могло развить все свои естественные способности, свою индивидуальность, т.е. все то, что в нем может быть своего, личного, особенного. Другими словами - никакого навязывания отдельному лицу, каких бы то ни было действий под угрозой общественного  наказания или же сверхъестественного мистического возмездия: общество ничего не требует от отдельного лица, чего это лицо само не согласно добровольно в данное время исполнить. Наряду с этим - полнейшее равенство в правах для всех». (П. Кропоткин. Анархия).

     Лозунги одного из отцов анархизма звучат, конечно, красиво, но ситуация становится не столь радужной, когда дело доходит до их практической реализации. Потому что единственный механизм организации общества без власти – самоорганизация. Со времен П.Ж. Прудона, который выдвинул концепцию «спонтанного порядка», теоретики анархизма изощряются в поисках работоспособных моделей организации общества, но все это – варианты той же идеи, с большей или меньшей примесью централизма, так как иных механизмов просто не существует. Суть идеи «спонтанного порядка»,  в спонтанном, добровольном выполнении всеми членами общества необходимых работ. Казалось бы, «спонтанный порядок» аналогичен «невидимой руке рынка» А. Смита, действительно работающей самоорганизующейся системе. Однако, «невидимая рука рынка», на самом деле, не столь уж невидима. Существует вполне видимый механизм спроса-предложения, который и управляет «невидимой рукой», так что центральная власть становится излишней. Но, во-первых, этот механизм действует только в ограниченной сфере собственно рыночных отношений и не выходит за их рамки, (уже не говоря о тенденциях к монополизму). Во-вторых, все процессы производства в рыночной экономике централизованы. Самоорганизующиеся производства необходимой продукции – утопия. Фабрика не может управляться рабочими, а только профессионалами, способными эффективно соединить в одном месте ресурсы, труд и капитал. Добровольное выполнение всеми членами общества всех необходимых работ – утопия, так как основная проблема состоит не в самих работах, а в согласовании, структуризации всех необходимых работ, то есть в управлении, а значит в форме власти. (Типичная реальная ситуация, когда разные работы выполняются различными ведомствами без согласования: вначале асфальтируют дороги, а затем разбивают асфальт и прокладывают трубы).

     Попробуйте нанять строителей различных специальностей и дать им проект дома – стройте! Ответом будет вопрос – А где прораб? Пока не будет конкретного руководителя работ, дающего каждому конкретное указание и согласующего действия всех членов бригады, никто не пошевелит пальцем. Если вы не предоставите им руководителя, он сам найдется среди членов коллектива, и все ему будут абсолютно добровольно подчиняться, так как этого требует производственный процесс. Самоорганизация реализуется преимущественно в форме структуризации и централизации, то есть в форме централизованной власти, характер которой определяется, прежде всего, функциональными особенностями и потребностями. Таким образом, центральная власть может выступать в качестве формы самоорганизации. Более того, центральная власть в этом варианте не противоречит процитированной выше формуле Кропоткина, так как «лицо согласно добровольно исполнить» работы под управлением центральной власти. (Как можно говорить о полном отсутствии центральной власти, когда существует значительная категория людей, которые не могут организовать самих себя и нуждаются в непосредственном управлении?) Опыт битников, хиппи, различного рода акционистов, которые проповедовали абсолютный анархизм, полную свободу личности в противоположность социальным и моральным нормам, показал нежизнеспособность подобных форм организации, вследствие возникающих внутренних противоречий. Один из возможных вариантов устойчивого объединения внутри анархической группы возможен на основе какой-нибудь религии, но это уже «возвращение на круги своя». Возможен также вариант коммуны (типа знаменитой «Христиании»), существующей в «нормальной» среде, являющейся источником жизнеобеспечения коммунаров.

     Рассмотрим далее два варианта нашего примера со строителями – бригада «тупых» узкоспециализированных исполнителей и бригада суперпрофессионалов, универсалов. Таким образом, различие между двумя бригадами будет состоять в глубине социализации, как мере включенности в производственный процесс. В первом случае все работы будут производиться по строгим указаниям и под столь же строгим контролем прораба, а во втором – роль прораба будет незначительна. Более того, во втором случае могут быть найдены наиболее подходящие формы согласования различных работ, ускорен и оптимизирован весь технологический процесс за счет решений, принимаемых непосредственными исполнителями на местах, то есть через механизм самоорганизации. В этом – проявление общего правила: повышение уровня социализации приводит к снижению роли центральной власти, повышению роли свободной самоорганизации и расширению сферы ее эффективного действия. Высокосоциализированный коллектив или общество обладает целостностью и способностью к целенаправленной деятельности при минимальных организационных издержках. Но никакая супербригада не построит дом без проекта, без указаний заказчика и решений архитектора. Так что, в общем и целом мы должны подтвердить ранее сделанный вывод, что центральная власть и связанное с ним отношение подчинения возникает как функционально необходимый элемент структуры в процессе самоорганизации. Другими словами, самоорганизация существует в двух формах: в форме центральной власти или форме подчинения, а также в форме свободной самоорганизации, лишенной отношения подчинения. Низкий уровень социализации с необходимостью ведет к возрастанию роли центральной власти и усилению вертикальной стратификации.

     Теперь вспомним общесистемные закономерности. В сложных системных, а тем более в социальных процессах не бывает непрерывности. Есть периоды закачки энергии, есть периоды разгрузки, есть периоды перестройки и периоды застоя. Опять вспоминается библейское, «всему свое время». Так вот, та составляющая процессов самоорганизации, которая приводит к возникновению центральной власти, действует в течение короткого периода, когда формируется структура управления и подчинения. Далее это структура существует достаточно стабильно до следующего периода, когда опять включаются процессы самоорганизации. В то же время, процессы свободной самоорганизации происходят непрерывно (или квазинепрерывно). При этом все процессы протекают в режиме согласования с системой менталитета самоорганизующегося сообщества. Если система менталитета требует центральную власть, атамана, вождя, царя – будет и атаман, и вождь и царь. В период смуты в Московском государстве никто не помышлял о возможности существования без царя, и царь был избран. Это был самоорганизующийся процесс, а роль в нем тех или иных социальных слоев определялась глубиной их социализации. Но во всех слоях общества было полное единство в отношении необходимости царской власти, так как менталитет народа не был готов к любым другим формам организации. В Древнем Риме разложение республиканского общества достигло такой стадии, что была востребована сильная рука, и такая рука нашлась в лице Юлия Цезаря – республика перестала существовать, и превратилась в империю при почти полной общественной поддержке. Иначе не могло быть, так как менталитет фиксирует и сохраняет достигнутый социокультурный уровень развития. Мы должны признать, что все длительно существующие общественные системы в историческом прошлом являлись продуктом самоорганизации и отражали существующий уровень менталитета. Именно соответствие системы с уровнем менталитета обеспечивает ей стабильность и длительность существования. Система, создающая социальное напряжение и удерживаемая силой, стремится к распаду; система, возникшая путем самоорганизации, стремится к самосохранению и обладает устойчивостью к внешним воздействиям. В процессе самоорганизации действует коллективный разум, согласование интересов, древние слои менталитета, историческая память, чувство справедливости, мораль. В то же время системы, создаваемые рациональным разумом лидеров, распадаются очень быстро и последствия их деятельности катастрофичны (опричнина – 7 лет, Конвент – 3 года, Третий «тысячелетний» рейх – 12 лет, Гулаг – 26 лет, Маккартизм – 5 лет, Джамахирия – 26 лет, военные хунты – в среднем 8 лет, Союз «нерушимый» с трудом продержался около 70 лет, из них около 25 лет «зверского» режима). Очень показательны в этом отношении печальные истории нежизнеспособных социальных образований, искусственно созданных некоторыми, как их у нас называли, «социалистами-утопистами».

     Но в таком случае возникает вопрос. Если все так хорошо, то почему все так плохо? Почему тысячелетия существовала система рабства, зверская эксплуатация крепостных и рабочих? И где социальная справедливость? В ответах на эти вопросы заключены очень важные особенности социальных процессов. Рассмотрим чуть подробнее систему рабства. Принято считать, что рабство существует на протяжении около 5000 лет (по некоторым источникам, до 11000 лет), что свидетельствует о наличии неких глубинных факторов, способствующих сохранению и воспроизводству этой формы отношений. В литературе преобладает мнение, что первоначально рабами становились пленные воины. На мой взгляд, это сомнительный вариант. Из воина трудно и опасно делать раба. Более естественно добровольное рабство, когда человек сам идет в рабы, чтобы постоянно иметь крышу над головой и пищу, другими словами – стабильность. (Этот процесс хорошо описан в книге Л. Мештерхази «Загадка Прометея»). Похожая процедура воспроизводится от глубокой древности до наших дней (холопы, наймиты, батраки и работники за кров, еду и одежду, в том числе – современные). В основном – рабство было не зверство, а оптимальная для своего времени форма самоорганизации общественных отношений. Здесь просматривается очень важное качество связей – их взаимозависимость, придающая устойчивость социальной структуре. Взаимозависимость людей, групп или классов вынуждает их  к сотрудничеству и укреплению единства даже при наличии антагонизма. Антагонизм компенсируется взаимозависимостью. Таковы основные типы отношений в обществе: работник – работодатель, производитель – торговец, продавец - покупатель. Государственные структуры целиком зависят от налогоплательщиков, которые защищены государством и т. д. Как только зависимость становится односторонней, скажем, одна сторона потребляет, но ничего не отдает взамен, это становится источником социальной напряженности и потенциальной нестабильности.

    Рабство имеет ментальное основание, по крайней мере, для определенной группы людей, имеющих слабую автомотивацию и склонность к подчинению (около 65% согласно известным психологическим исследованиям С. Милгрема, по сути – большинство!). Рабство не требует от раба приложения сверхусилий, избавляет от принятия ответственных решений, обеспечивает защиту. Это существенные преимущества перед свободой. Свобода иррациональна, неопределенна, пугающая. (Известен следующий показательный исторический факт: когда запорожский атаман Иван Серко во время набега на Крымское ханство в середине 17 века освободил множество рабов из числа соотечественников, то после получения воли значительная часть из них предпочла вернуться обратно в Крым. Серко приказал догнать их и зарубить, но это не изменяет факта). Пассивность и склонность к подчинению большинства людей приводит к тому, что они не способны в достаточной мере проявлять личную волю, а живут по указке сверху или предаются течению сложившихся обстоятельств. Многие из них придерживаются хорошо известных принципов «работа не волк, в лес не убежит», «солдат спит, служба идет», «от работы кони дохнут» и т. п. Они с легкостью склоняются к паразитизму, если возникает такая возможность. Принцип «от каждого по способности» для этой категории людей – как манна небесная, их способности тут же падают до нуля. История показывает, что среди детей элиты, выросших в полном достатке, очень мало активных, деятельных людей. Большинство из них тяготеет к паразитизму, развлечениям, пустому времяпровождению. Из этой особенности менталитета проистекает и система рабства и механизм моральной деградации властной элиты. И здесь же корни социального расслоения, которое возникало естественным путем, а далее закреплялось и усиливалось власть имущей элитой, через механизм внутригрупповой солидарности.

     Значит, те мерзости, которые у нас ассоциируются с рабством, связаны с характером  отношений хозяев к своим рабам, а не с самой системой рабства. Оказывается, что и для этого есть все основания в «мерзкой» составляющей человеческой природы, о чем свидетельствуют психологические эксперименты Ф. Зимбардо. Так называемые, домашние рабы, с которыми семья рабовладельца находилась в постоянном личностном контакте не испытывали значительных притеснений и зачастую становились практически членами семьи. В Древнем Риме домашние рабы, как правило, со временем отпускались на свободу, но уже в другом статусе продолжали служить хозяину (так называемые, вольноотпущенники, игравшие роль в политической жизни Рима не меньшую, чем их хозяева). В то же время полевые рабы выполняли функцию домашней скотины и их опускали до скотского состояния. Почему такое вопиющее различие? Как видим, существенное различие только в одном – в связях, то есть в глубине социализации. Здесь имеет место проявление общей закономерности – углубление и расширение социализации приводит к размыванию групповых границ, частичному включению одной группы в другую и снижению межгруппового ментального напряжения вследствие сближения менталитета групп. Это – факторы повышения устойчивости системы в целом. Таким образом, ментальный фактор формирования и укрепления межгрупповых связей в отдельных случаях имеет решающее значение. Мы можем видеть, как выравнивание структуры общества, повышение вертикальной мобильности и уравнивание возможностей укрепило устойчивость стран западной Европы. В Японии предприятия предпочитают практиковать систему пожизненного найма, когда корпорация является своего рода общиной, а непосредственный начальник – не только руководитель, но также воспитатель и помощник в решении бытовых проблем. Опыт показал, что в таких сплоченных коллектива включаются механизмы свободной самоорганизации и возникают более совершенные формы организации труда и производственных отношений, (в частности, произошел уход от бесчеловечной системы Тейлора), которые невозможны в сообществах со слабой социализацией. В любом случае социализация является важнейшим фактором устойчивости и стабильности общества.

     Совсем иная ситуация возникает с полевыми рабами. Здесь имеют место два разнонаправленных процесса. С одной стороны положение рабов, силой опущенных до уровня рабочей скотины, исключает всякую социализацию с рабовладельцами. Поддержание классовых или групповых различий реализуется путем ограничения социализации эксплуатируемых групп со стороны властной элиты. Вообще, ограничение межгрупповой социализации выступает, как способ разделения этих групп.  Длительное разделение групп и социальное неравенство закрепляются в менталитете социума, как социальная норма. С другой стороны, межличностный контакт в составе изолированной группы приводит к внутригрупповой социализации, все возрастающему групповому единству и формированию общих групповых интересов, то есть к росту групповой солидарности. Искусственная или  насильственная изоляция группы приводит к внутригрупповой социализации и росту групповой солидарности. Таким образом, ограничение межгрупповой социализации приводит к усилению внутригрупповой социализации и формированию классовой или сословной структуры общества. Рост внутригрупповой солидарности связан с проявлением базовой общинной ментальности. Вообще,  межгрупповая и внутригрупповая социализация является инструментом и механизмом структуризации (в частности, стратификации) и организации социума, таким образом, что социальная система стремится к согласованию структуры и уровня социализации. Точнее, при отсутствии такого согласования возникают векторы активности социума, направленные на его устранение.

     Рассмотрим более подробно связь между социализацией структурой и ментальностью на примере крепостного права – более мягкой формы рабства. Частичная свобода решила сразу две проблемы – крепостные сами себя содержали и, кроме того, рожали для хозяина новых крепостных рабов.  Естественная форма самоорганизации – община, одна из базовых форм социальной структуры с высоким уровнем внутриобщинной социализации, соответствующая оптимальным условиям выживания ее членов. Длительное существование общины приводит к формированию общинной ментальности. Будучи глубоко укорененной, эта ментальность сама становится причиной консервации и воспроизводства общинной структуры общества (перемена местами причины и следствия). В среде русских крестьян община сохранилась без существенных изменений и в столыпинские реформы, направленные как раз на ее разрушение, и в революционные годы, и мягко вошла в еще более модернизированную систему рабства (крепостного права) – колхозный строй. В среде генетически близкого русским народа Украины, где крепостное право было с 1783 по 1861 год (всего 78 лет), община не успела укорениться. Исторически сложившийся со времен ухода в Дикое поле и образования слобод, менталитет малоросса – это менталитет собственника (характерная поговорка – «моя хата с краю»), менталитет великоросса – менталитет общинника («мир – всему голова», «на миру и смерть красна»). Для великоросса собственной земли не существовало, только общинная, для малоросса – только собственная, причем земля была для него наивысшей ценностью. Поэтому в столыпинские годы 1,2 млн. украинцев добровольно уехали в Сибирь и на Дальний восток, а еще больше – на американский континент, исключительно по причине возможного получения земли. В Великороссии же около 90% крестьян остались в общине. В 20-е годы на Украине развернулась настоящая крестьянская война. В период коллективизации вспыхнуло более 7 тысяч бунтов. Только голодомор смог остановить этот процесс. Если учесть, что великороссы и малороссы, этнически близкие народы и жили в одном государстве, то различные реакции на реформы Столыпина и на большевистский террор объясняются исключительно различиями в ментальности, а еще точнее – в исторической памяти, которая восходит к различным типам социализации и социальных структур. Таким образом, ментальность является инерционным элементом системы, способствующим формированию и закреплению социальных норм и типов социальных структур.

     Теперь коснемся другого важнейшего системообразующего фактора – технологии. Рост уровня технологии автоматически приводит к возрастанию уровня социализации всех социальных групп, поскольку требует включения новых социальных механизмов, необходимых в системе общественного производства, прежде всего – повышения уровня образования. А уже образование тянет за собой все остальное. Высокая роль интеллекта и его уникальность в своих высших проявлениях сформировали тенденцию возрастания вертикальной мобильности и более полной реализации человеческого потенциала  в обществе. Эта тенденция стала определять успешность и конкурентоспособность государства, и поэтому была неотвратимой. Вельможа, который шагу не мог ступить без кучи холуев и прислуги, который оценивал свою значимость и социальный статус по благородству происхождения и материальному богатству, очень быстро превратился в символ дикости и анахронизма. И таким же анахронизмом стала жесткая сословная и классовая изоляция социальных групп. Сословия стали тормозом развития. Процессы демократизации и либерализации были следствием процесса межгрупповой социализации. И наоборот, возникновение (естественное или искусственное) изолированных социальных групп приводит к эрозии демократии, разделение общества на равных и тех, кто чуть-чуть равнее, для кого всеобщие законы действуют несколько по-иному.

     Зависимость социализации, стратификации и прочих характеристик общества от уровня технологии есть проявление рассмотренных выше общесистемных закономерностей – во-первых, в нелинейных системах изменения в одном измерении приводит к изменениям в других измерениях. Во-вторых, изменения качественного характера приводят к появлению новых общесистемных закономерностей, не существовавших до появления нового качества. Так, например, появление всемирной информационной паутины есть качественно новое явление, которое с неизбежностью будет приводить к каскаду социальных изменений во всех измерениях и к новым закономерностям развития социума. Широкое внедрение информационных технологий предоставляет технические возможности для реализации прямой демократии, действующей практически в реальном масштабе времени, однако применение такого мощного социального инструмента при нынешнем состоянии общества неизбежно приведет к непредсказуемым последствиям. Чтобы начал эффективно действовать механизм прямой демократии, необходимо, чтобы большинство граждан обладали широкой политической социализацией, государственным типом мышления, а это достижимо только при соответствующих методах воспитания и общественной практике, действующих на протяжении нескольких поколений. Прямая демократия эффективна при малом масштабе сообщества. Рост размера и усложнение структуры приводит к быстрому росту числа внутрисистемных связей, не поддающихся учету и анализу. Здесь надо предоставить возможность системе самой «разобраться» с возникающими проблемами, и для этого может понадобиться значительное время. Не всегда следует спешить с лекарствами, когда точно не знаешь происхождение внешних симптомов.

     Показательна роль социализации в экономике. Классовое разделение рабочих и собственников, давление со стороны класса собственников, привело к внутригрупповой социализации и солидарности рабочих, формированию профсоюзов, как представительного органа рабочих, а также социалистических, коммунистических и анархических партий, также позиционировавших себя, как представителей интересов рабочих. Наиболее полно стремление к внутренней классовой социализации выражено в глобальном коммунистическом лозунге «Пролетарии всех стран, соединяйтесь!», выражавшем непримиримый антагонизм классу собственников. Исторический опыт показал, что путь классового разделения, дифференциации социума менее эффективен в экономическом и социальном смысле, чем путь объединения, сближения, межгрупповой социализации. Этот путь до неузнаваемости изменил лицо классического капитализма, все более приближая его к тем представлениям, которые в 19 веке считались социальным идеалом. И вместе с тем прослеживается четкая закономерность – более успешными являются страны с более высоким уровнем социализации. (Этот вопрос подробно рассмотрен, например, в уже цитировавшейся книге Ф. Фукуямы «Доверие: социальные добродетели и путь к процветанию»). Социализация плюс социальные добродетели носит название, социальный капитал, и рассматривается в современной экономической науке, как один из важных и необходимых факторов экономического успеха. В этой связи следует отметить, что социальные добродетели это та основа, на которой происходит социализация, и в этом смысле они неразделимы. Это кооперативный процесс – социальная добродетель порождает социализацию, а социализация развивает добродетель. В основе этого процесса врожденные качества социальных аспектов ментальности людей.

     Во все времена единение народа рассматривалось, как основа стабильности и устойчивости. Уже в тираниях Древней Греции тираны уделяли большое внимание связи с народом, стимулировали всестороннее развитие демоса. В СССР внутреннее единство страны декларировалось лозунгом: «Народ и партия едины». И это был не только лозунг, но программное положение, которое было столь же нереалистичным, как и сама идея коммунизма. Церковь зорко стояла на страже идеологического единства, «соборности». В наше время политика демократических стран направлена на выравнивание доходов населения, устранение разрывов между слоем богатых и бедных, то есть обеспечение достаточно ровного характера распределения населения по шкале доходов. Искусственное создание социальных барьеров между бедными и богатыми с неизбежностью ведет к росту социального напряжения. Каменная стена между верхним эшелоном управления предприятиями или корпорациями и работниками нижнего эшелона является в то же время стеной для реализации преимуществ самоорганизующихся систем. Но, с другой стороны, волевое выравнивание социальной структуры, устранение иерархии, как необходимого элемента самоорганизации, приводит к полной дезорганизации социума и утрате устойчивости. Таким образом, самоорганизация проявляет себя не в устранении центральной власти, не в уравниловке, а в оптимизации структуры, нахождении той «золотой середины», которая приемлема для всех. Ясно, что в состоянии застоя, когда функции каждой социальной группы и каждого человека определены и неизменны, роль центральной власти становится минимальной. (Если строительная бригада будет строить одинаковые дома, то, в конце концов, она сможет завершать весь производственный цикл без прораба, и вообще, все начальство может отдыхать). В состоянии ускоренного развития, а тем более в состоянии реформ, роль центральной власти резко возрастает, а роль свободной самоорганизации столь же резко ограничивается (предельный случай – военное положение). Можете себе представить, как проходила бы реализация радикальных реформ методами прямой демократии. Следовательно, роль государственной машины зависит от стадии социального процесса, в переходных режимах – растет, в установившихся – падает. Вызовы заставляют структурироваться, и аморфная безвольная масса народа быстро превращается в сплоченный коллектив с лидером во главе. Опыт показывает, что при плохой организации, прежде всего при недостатке регулирующих механизмов, происходит криминализация социальной жизни. К сожалению, возможность существования полной анархии ограничена, в том числе и низким качеством «человеческого материала», человеческим фактором, который способен на самые крайние проявления своей низменной природы.

     Подведем промежуточный итог. Социализация, то есть система связей и отношений отдельных групп и отдельных граждан в социуме, имеет принципиальные ограничения по уровню (по глубине, широте охвата, типу), что приводит к принципиальной необходимости центрального управления социальной системой для согласования групповых интересов и решения вопросов, выходящих за рамки широты социализации или требующих специальных знаний. (Например, вопросы сохранения земельного фонда государства, рыбных запасов океана, развития науки, стратегии в образовании, внешней политики, защиты окружающей среды и т. п.) Таким образом, централизация, а также центральная власть и связанное с ней отношение подчинения, является органичным и неотъемлемым элементом самоорганизации. Большинство людей живут сегодняшним днем, имея ментальность вчерашнего дня (по объективным причинам). Широта их социальных интересов определяется широтой социализации, но, как правило, в ситуации выбора они руководствуются скорее личными или групповыми, чем общими интересами, если эти интересы не совпадают. Поэтому, как правило, великие преобразования совершаются великими личностями, наделенными большой властью и умеющими смотреть в будущее (что, вообще, большая редкость), и, как правило, наперекор воле широких масс (вспомним хотя бы Цезаря, Петра Великого, реформы Мэйдзи, Ататюрка). Вместе с тем, повышение уровня социализации приводит к снижению роли центральной власти, повышению роли свободной самоорганизации и расширению сферы ее эффективного действия. Однако самоорганизация способна только лишь улучшить структуру организации, упростить механизмы управления, ликвидировать лишнюю бюрократию и т. д., но не упразднить центральное руководство. Самоорганизация, в основном, заканчивается, как только возникает дееспособная структура управления, действующая до следующих перевыборов. Ограничение или стимулирование социализации является методом и механизмом структурирования общества. В первом случае происходит расслоение (стратификация) общества, рост социальных дистанций между слоями, во втором – обратный процесс вплоть до слияния социальных слоев. Длительно не изменяющаяся структура общества закрепляется в менталитете общества, как социальная норма и в дальнейшем становится фактором поддержания и воспроизводства подобной структуры. Расслоение общества приводит к росту внутригрупповой социализации и усилению межгруппового антагонизма.

     Процессы социализации и структуризации, подобно вообще всем социальным процессам, подчиняются определенным внутренним ритмам, связанным с медленным накоплением и быстрой разгрузкой накопленной энергии, медленным ростом ментального напряжения в социуме и его разгрузкой при достижении порогового значения, наличием фазовых сдвигов и критических точек, где причина и следствие меняются местами, но в целом можно выделить два периода или две стадии процесса, составляющие полный цикл. Первая стадия возникает в ситуации вызова, когда наступает потеря устойчивости общественной системы в силу изменившихся или обострившихся условий жизни либо возникновения сверхпороговых социальных напряжений. Поэтому ее можно назвать революционной стадией, или стадией вызова и адаптации к вызову, так как возникающие мощные ментальные напряжения способствуют быстрой перестройке менталитета.  На этой стадии изменения менталитета являются следствием обстоятельств, так как обстоятельства оказываются сильнее человеческих возможностей и диктуют свои правила, а общество вынуждено адаптироваться к новым условиям. На этой же стадии могут происходить коренные преобразования структуры и социализации общества. После завершения адаптации социальные механизмы регуляции берут ситуацию под контроль, и начинается вторая, устойчивая или эволюционная стадия, на которой уже ментальность является консервативным фактором, определяющим структуризацию и социализацию общества, а дальнейшие процессы социальных изменений носят эволюционный характер. (В предшествующих разделах были неоднократно описаны процессы аналогичного типа).

     Важнейшая роль в этих процессах принадлежит правящей элите, которая хоть и является частью общества со всеми присущими ему особенностями, но все же частью, берущей на себя высокую ответственность за будущее народа. Если она стремится к самоизоляции и ограничению вертикальной мобильности, то это верный симптом возникновения групповых интересов, отличающихся от интересов широких масс. В таком случае будут возрастать: социальная межгрупповая дистанция, внутригрупповая социализация и межгрупповое социальное напряжение. Основная политическая функция правящей элиты – поддержание или направленное изменение форм общественной организации общества, в соответствии с общественными или групповыми потребностями и поддержание устойчивости этой организации посредством власти. Эта функция предполагает наличие глубоких информационных связей элиты с обществом, ситуацию полной открытости, что обеспечивается непрерывным давлением общества на власть, то есть реализацию обратной связи. Естественная тенденция к самоизоляции элиты приводит к возникновению собственных внутренних интересов внутри элиты, к ее все большей закрытости, к появлению людей, стремящихся использовать властный ресурс в личных целях, к неадекватным политическим реакция на запросы общества и т. д. Начинается эрозия власти, потеря социализации, которая при определенных условиях может привести к ее быстрому и полному разложению. Характерное свойство правящей элиты, находящейся в изоляции – чисто ее членов может только возрастать, подобно энтропии замкнутой системы, которая тоже может только возрастать. Столь же необратимо растут «аппетиты» элиты. Все эти процессы, имеющие пороговый характер, становятся необратимыми после превышения соответствующего порога и завершаются качественными переходами в той или иной форме. Во время этого перехода происходит «срезание верхушки социальной пирамиды» и возникает переходный процесс, во время которого самоорганизующаяся система стремится к новому устойчивому состоянию.

     Групповая дезинтеграция общества, эрозия властной элиты может быть замечена даже без углубления в суть, а чисто по меняющейся «эстетике» общества. Если растет количество дорогих машин с затемненными стеклами, высоких каменных заборов, скрывающих шикарные особняки, охраняемых микрорайонов для избранных, частных охранных фирм, если все это окружено нищетой и беззаконием, то, как говорил один известный политик, «процесс уже пошел». И направление этого процесса не внушает оптимизма.

     Как отмечалось выше, менталитет непосредственно определяет характер активности. Ментальный стимул – чувство – побуждает к деятельности, а мерой величины стимула является напряжение, характеризующее значимость воздействия на субъекта или группу. (В этом смысле, ментальное напряжение аналогично управляющему электрическому напряжению в кибернетических системах). Истинная причина активности, например, голод, преломляясь (опосредуясь) через менталитет, принимает различные формы, в зависимости от конкретных свойств менталитета личности или группы. В нормальном состоянии общества всегда происходят процессы, вызывающие напряжение, поскольку общество представляет собой устойчивую неравновесную систему, устойчивость и развитие которой обеспечивается активностью его членов. Следовательно, условием развития или поддержания устойчивого состояния общества является поддержание некоторого уровня ментального напряжения, являющегося стимулом активности. Это напряжение может иметь своим источником как взаимодействие с внешней средой (включая природу и другие сообщества), так и внутренние процессы. Малый уровень напряжения в обществе чреват застоем и внутренним разложением, а слишком высокий – потерей ментальной устойчивости общества со всеми вытекающими последствиями. По-видимому, существует оптимальный уровень ментального напряжения в обществе, при котором может быть реализован максимальный темп его развития без потери устойчивости. Справедливость этого правила не зависит от направления вектора развития. При прочих равных условиях более высоким темпам развития соответствует более высокий уровень ментального напряжения, вследствие инерционности менталитета (менталитет не успевает адаптироваться к изменениям). По-видимому, для социума должна существовать закономерность типа закона Йеркса-Додсона, в соответствии с которым оптимальный уровень мотивации уменьшается при повышении сложности задачи. То есть оптимальный уровень социального напряжения в обществе должен быть меньше при решении более сложных социальных задач. Сложные проблемы не решаются под большим давлением. Большое давление приводит к упрощенным вариантам решения, типа «ликвидация верхушки социальной пирамиды». Может существовать столь высокий темп развития, при котором  ментальное напряжение начинает превышать порог устойчивости и общественная система сваливается в кризис.

(Продолжение следует)