Ментальность и социальные явления (18)
Глава 4. СТРУКТУРА. 4.4. Переходные процессы.
Выше мы установили, что в социуме постоянно происходят адаптационные процессы согласования свойств различных элементов и измерений системы путем перестройки структуры и организации общественных отношений. Активность социума, необходимая для реализации этих процессов, вызывается ментальным напряжением. Если ментальное напряжение превышает некоторое пороговое значение, возникает, так называемая, ситуация вызова. Ее следствием является нелинейная, то есть качественно отличающаяся от предыдущей, реакция системы на ситуацию. Нелинейность реакции означает, что изменяется интенсивность и характер протекания процессов и, кроме того, качественные изменения начинают охватывать другие измерения и другие подсистемы. Никому не удается «отсидеться» и тихонько переждать, пока все успокоится. После нелинейной реакции на ситуацию вызова в социуме происходит, так называемый переходный процесс из прежнего состояния системы в новое. Отличие этого нового состояния от прежнего, зависит от глубины преобразований в переходном процессе, от того насколько затронуты базовые составляющие системы. Скажем, если структура и организация не претерпели изменений, то происходит только смена действующих субъектов.
Причиной вызова может быть рассмотренное выше этапное событие, когда общество вдруг оказывается в новой реальности, и начинается новый отсчет времени и новая цепь причинно-следственных связей. Изменение ментальности в этом случае является следствием возникшей новой реальности. Так как ментальность является наиболее консервативным измерением, то процесс адаптационного согласования свойств различных элементов системы будет протекать в условиях доминирования ментальности, то есть ментальность будет подстраивать систему «под себя». Исключением является ситуация непреодолимой силы, например, природный катаклизм или оккупация, когда ментальность начнет адаптироваться под ситуацию вызова. Например «крепостные мануфактуры», созданные по указу Петра, представляли собой адаптацию западных социальных технологий под ментальность крепостного человека и сложившуюся систему социальных отношений на Руси. Ясно, что в этой ситуации не могло быть и речи о воспроизводстве голландских образцов, формировавшихся эволюционно и находившихся в полном согласии с голландской же ментальностью. Показательно, что крепостные фабрики существовали вплоть до отмены крепостного права, но впоследствии быстро развалились вследствие низкой рентабельности производства. Везде в мире, где происходила модернизация, наблюдалось сильное влияние коренной культуры на новую систему отношений, взятую за образец, вплоть до полного неприятия и несовместимости. Но во всех случаях происходит то или иное взаимное согласование, устранение возникающих конфликтов и противоречий. Скорость адаптационного процесса вначале большая, затем постепенно замедляется, напряжение в социуме спадает. Процесс переходит из фазы вызова в фазу нормального развития, когда «бытие» начинает определять «сознание», и переходный процесс завершается.
Этапное событие определяет один из типов переходных процессов. Другой тип – характеризуется постепенным накоплением напряжения в обществе, а затем, по достижении некоторого порогового значения, происходит разгрузка энергии и дальнейшие события имеют форму переходного процесса. Состояние напряжения может даже превышать допустимый порог. Тогда наступает, так называемое, метастабильное состояние системы, которое может существовать относительно долго, пока возникающий центр концентрации или кристаллизации активности приводит к быстрой разгрузке накопленной энергии системы. Процесс разгрузки может инициироваться неким событием и тогда это событие становится этапным, знаменующим начало переходного процесса. Здесь существенно отметить, что ментальность общества к началу переходного процесса уже была изменена осознанием необходимости изменений, по принципу, «так дальше жить нельзя» или «от того как есть, к тому как надо». К сожалению, не всегда общество хорошо понимает «как надо», и весь процесс завершается возвращением «на круги своя». Тем не менее, даже в этом случае происходит очищение и обновление общества (в особенности, элиты), ликвидация уж очень устаревших частей государственной машины.
Импульсивный процесс накопления и разгрузки энергии уже не характерен для современных развитых цивилизаций. Демократические механизмы смены власти, непрерывный мониторинг общественных настроений, позволяют держать ситуацию под постоянным контролем и вовремя сбрасывать напряжение в мягком режиме. Сложнее обстоит дело в авторитарных режимах, где ослаблена обратная связь с общества на элиту, СМИ подконтрольны власти, а сама власть работает в информационном вакууме и достаточно свободна в принятии решений. Если происходит загнивание власти, то вполне возможно прохождение точки невозврата, после которой мягкий вариант перехода становится все более проблематичен.
Существует третий тип переходных процессов, в котором процесс не развивается по катастрофическому сценарию, но, тем не менее, является вызовом. Таковы, например, вызовы модернизации, новых технологий и новых идей, если они значительны, и приводят к нелинейным изменениям в обществе. В общем случае, вызовом является любое значительное по своим последствиям изменение социального характера, при котором скорость этого изменения заметно превышает скорость естественной адаптации менталитета к данному изменению. Или по-другому, время этого изменения заметно меньше времени перестройки менталитета. Если же время перестройки соизмеримо или меньше времени социальных изменений, то имеет место квазистационарный процесс, не вызывающий ментальных напряжений. Движущей силой ментальной перестройки является ментальное напряжение, возникающее в ситуации вызова. Характер и время перестройки зависит от глубины преобразований менталитета. Когда затронуты верхние слои, например, в случае изменений, сопровождающих появление новых форм производственных отношений, время ментальной перестройки сравнимо со временем профессиональной переподготовки работников и внедрением новых трудовых процедур. Если появляется новая революционная технология, затрагивающая все общественные отношения, то это уже серьезный вызов, способный изменить вектор общественного развития. В случае вызова, преобразующего еще более консервативные слои менталитета, например, при военной оккупации, революции, адаптации подлежит его довольно устойчивая этическая составляющая, историческая память, традиции, достоинство и т. д. Такое событие может стать травмирующим воздействием на менталитет народа или этноса, сохраняющимся в памяти на столетия. Но важно подчеркнуть, что в ситуации вызова ментальность является определяющим фактором социального процесса по двум причинам. Во-первых, она является непосредственной причиной, определяющей характер активности. Во-вторых, она является консервативным элементом, который помнит предыдущее состояние и имеет представление о социальной норме, о том «как надо», и стремится сформировать вектор активности соответствующей направленности. Любые действия начинаются в голове. Правда, не всегда голова может контролировать дальнейшие действия, и это максимально справедливо для ситуации вызова, но, во всяком случае, голова способна воспринимать события и это восприятие всегда преломляется через ментальность.
К сожалению, представление о будущем может иметь значительные вариации. Когда происходит потеря управляемости в социальной системе, когда рушится старая власть, когда активность проявляют все социальные слои, в обществе наступает ментальный хаос. Ситуация вызова сама по себе порождает хаос. Обратимся к нашему гипотетическому примеру с появлением земледелия (раздел 2.5). Рассмотрим возможные варианты дальнейшего развития ситуации. Предположим, соседнее племя узнало о новой технологии. Если у племени все в порядке, всего вдоволь, оно только посмеется над соседями. Всякое изменение образа жизни требует нестандартного напряжения, поэтому требуются особые причины, чтобы подвигнуть на это. Однако за тучными годами рано или поздно приходят тощие. Наступает кризис, ситуация вызова – время принятия решений, как жить дальше. Изучается сложившаяся обстановка, в том числе – ситуация в племени земледельцев. Взаимодействие с соседями естественным образом включается в спектр возможных решений по выходу из кризиса. Впрочем, вызовом может быть уже само по себе существование соседнего племени, ведущего качественно иной образ жизни. Откуда берется этот вызов? Почему это племя не может спокойно жить дальше, как жило раньше? Этому есть две причины, рациональная, а также иррациональная. Рациональная – состоит в естественной групповой конкуренции, необходимости постоянного поддержания статуса и баланса сил, чтобы не быть раздавленными и задвинутыми на задворки прогресса. Иррациональная причина связана со свойствами менталитета, с нарастающим чувством, что «так больше жить нельзя», что достоинство ущемлено и вообще, страшно мучает зависть. В ситуации вызова в сообществе возникает ментальный хаос, поскольку оно чувствует необходимость изменений, но не имеет единства в отношении направленности этих изменений. Ментальный хаос приводит к снижению устойчивости сообщества и любая достаточно организованная сила может сформировать вектор его дальнейшего развития, если предпосылки для него уже были заложены ранее. Как правило, таких векторов может быть несколько. Возникает точка ветвления, по-другому – бифуркации процесса развития. После того, как возобладал определенный вектор развития, система начинает стремиться к устойчивому процессу – аттрактору. Когда система выходит на аттрактор, в ней возникает согласование свойств элементов и измерений системы, приводящее к балансу напряжений и сил. При уходе с траектории аттрактора возникают возвращающие силы, восстанавливающие баланс. Возникает определенная область, поле притяжение аттрактора, попав в которое система сваливается (или медленно сползает) на устойчивую траекторию. Выскочив за пределы этого поля, система попадает в поле притяжения другого аттрактора и начинает развиваться по альтернативной траектории. В реальности, достаточно легко перейти на другой аттрактор можно только вблизи точки ветвления (бифуркации), когда устойчивость системы существенно снижена или вообще отсутствует. Необходимым условием такого перехода являются заранее сформированные предпосылки и тенденции, заложенные как в общественной организации, так и в менталитете общества. Если таких предпосылок нет, система опять свалится на старый аттрактор. Возможно наличие нескольких аттракторов различной глубины. Позволю себе пространную цитату из Лебона: «Даже в наиболее смутные эпохи, производящие самые странные изменения в личностях, можно легко под новыми формами отыскать основные черты расы. Разве централистский, самовластный и деспотический режим суровых якобинцев в действительности сильно отличался от централистского, самовластного и деспотического режима, который пятнадцать веков монархии глубоко вкоренили в души французов? После всех революций латинских народов всегда появляется этот суровый режим, эта неизлечимая потребность быть управляемыми, потому что он представляет собой своего рода синтез инстинктов их расы. Не через один только ореол своих побед Бонапарт сделался властелином. Когда он преобразовал республику в диктатуру, наследственные инстинкты расы обнаруживались с каждым днем все с большей и большей интенсивностью, и за отсутствием артиллерийского офицера был бы достаточен какой-нибудь авантюрист. Пятьдесят лет спустя достаточно было появиться наследнику его имени, чтобы собрать голоса целого народа, измученного свободой и жаждавшего рабства. Не брюмер сделал Наполеона, но душа народа, который почти добровольно шел под его железную пяту.
По первому мановению – пишет Тэн – французы поверглись в повиновение и пребывают в нем, как в естественном положении; низшие – крестьяне и солдаты – с животной верностью; высшие – сановники и чиновники – с византийским раболепством. Со стороны республиканцев – никакого сопротивления; напротив, именно среди них он нашел свои лучшие орудия управления: сенаторов, депутатов, членов государственного совета, судей, всякого рода администраторов. Тотчас под проповедью свободы и равенства он разгадал их самовластные инстинкты, их жажду командовать, притеснять, хотя бы и в подчиненном порядке, и сверх того у большинства из них аппетиты к деньгам и наслаждению. Между делегатом Комитета Общественного Спасения и каким-нибудь министром, префектом или супрефектом Империи разница ничтожная: это тот же человек, но в разных костюмах, сначала в тоге революционера, а потом в вицмундире чиновника».
(Нужно иметь в виду, что под расой Лебон подразумевал этническую принадлежность). Данная цитата иллюстрирует решающую роль менталитета, легкость, с которой общество скатывается в привычный аттрактор и малость усилий, требуемых для выхода из хаоса «…и за отсутствием артиллерийского офицера был бы достаточен какой-нибудь авантюрист». (Артиллерийский офицер – Наполеон. Лично я склонен придавать значительно большее значение роли личности и уверен, что не всякий авантюрист мог бы заменить Наполеона. В этих вопросах важнейшую роль играет харизма). Нет ничего удивительного в том, что бывшие империи и монархии в 20 веке с легкостью преобразовались в корпоративные государства с авторитарными режимами, во главе с «вождями», вставшими на место привычных монархов. Российская империя неотвратимо двигалась в том же русле. В.В. Шульгин, ознакомившись с программой и методами большевиков, уже в декабре 1917 года констатировал: «…отсюда только один скачек до Царя». В то же время страны северной Европы, с их глубокими либеральными традициями остались в стороне от этой, казалось бы, неотвратимой волны социализма (этот процесс анализирует Ф. Хайек в его знаменитой работе «Путь к рабству»).
Назовем переходный процесс системным, если он затрагивает все измерения общественной системы. Обычно системный переходный процесс проходит через точку неустойчивости, ветвления и выход на аттрактор. Отметим, что не все исследователи придерживаются такой позиции. Например, А. Коротаев считает, что существует поле направлений развития, но не все возможности реализуются. На мой взгляд, впечатление поля связано с огромным разнообразием специфических форм развития, присущих разным народам и разным временам. Кроме того, корректировка аттрактора может произойти в течение очень длительного переходного процесса, когда радикально изменится ментальность и вымрет старшее поколение (эффект Моисея). Но все это свидетельствует только лишь о разнообразии начальных условий, существовавших в системе до выхода на аттрактор, что сказывается на особенностях самого аттрактора. Вообще, для природы не характерна непрерывность, она предпочитает структурированность. Непрерывность – качество начальной, хаотической стадии переходного процесса, который всегда стремится к дискретности, устойчивости, подобно тому, как звук струны в начальный момент возбуждения переполнен шумами, сплошным спектром гармоник, из которого скоро формируются вполне определенные, чистые тона. Устойчивость всегда определенна и дискретна. Об этом же свидетельствует само представление об устойчивости, как о состоянии, к которому стремится система тем сильнее, чем дальше она от него отклоняется. Особенность процесса развития человеческого общества в поле притяжения аттрактора связана с непрерывной трансформацией всех систем и измерений общества, направленной на их взаимное согласование, что оказывает влияние на параметры аттрактора. Длительность и траектория переходного процесса могут влиять на конечное состояние вследствие перестройки ментальности за время перехода. Таким образом, характеристики аттрактора будут соответствовать конечному состоянию системы после завершения переходного процесса.
Есть еще несколько факторов, которые разнообразят аттрактор. Помимо возможных внешних влияний на систему, это, в первую очередь, развитие, вызывающее фазовые сдвиги и дисбалансы, зависящие от конкретных условий, флуктуации – неоднородности локального масштаба, человеческий фактор (наличие «пассионарных» личностей), случайные, а также запаздывающие явления (своего рода «историческое эхо», ушедшее в пространство, а затем вернувшееся и вызвавшее резонанс в исторической памяти). Кроме того, как уже отмечалось, существует постоянно действующий фактор преобразующей силы разума. В принципе при грамотном подходе со стороны власти, может быть организован управляемый процесс перехода на новый аттрактор без существенных потрясений общества – модернизация сверху. (Хотя модернизация уже сама по себе является вызовом). В исторической практике такие процессы реализуются по готовым образцам преобразований в относительно отсталых странах, вставших на путь модернизации. Когда ясны цель, путь и методы – движение в нужном направлении возможно, однако принудительный переход на новый аттрактор требует приложения тем большей внешней силы, чем меньше время перехода. Если новый аттрактор существенно отличается от старого, он не может быть устойчивым, пока не произойдет достаточная перестройка ментальности общества, и стабильность общественной системы должна поддерживаться принудительно с помощью власти.
Развитие переходного процесса после входа в состояние ментального хаоса существенным образом зависит от глубины кризиса. Выход из состояния глубокого кризиса, угрожающего существованию общества, идет через исторически более древние и простые формы отношений, в том числе – через агрессию. Этот переход к примитивным, диким формам отношений связан с вышеупомянутым свойством менталитета, согласно которому человек в критических условиях легко и быстро возвращается к своей дикой иррациональной природе, по крайней мере, частично, а иррационализация менталитета ведет к применению иррациональных методов решения проблем. Эта тенденция к упрощению решений прослеживается на всех уровнях, во все времена и у всех народов: вместо дискуссии – «по морде», кто не с нами – тот против нас, если враг не сдается – его уничтожают, гордиев узел – разрубить, появился конкурент – пристрелить, успешного фермера – поджечь, кто высунулся – по голове, вместо того, чтобы работать – грабить, вместо продажи товара – продажа сырья, вместо создания бизнеса – рейдерский захват, вместо отдачи долга – убить кредитора и т. д. и т. п. Самая большая опасность возвращения к древним и простым формам решения проблем, состоит в том, что эта форма в дальнейшем может закрепиться и стать аттрактором, вырваться из которого не представляется возможным. Есть такое понятие, преступить. Преступивший человек, преступник, переходит в качественно новое состояние, когда следующее преступление он уже совершает с легкостью. Первое преступление стало для него этапным событием меняющим ментальность. Началось формирование его личного аттрактора – судьбы. (Мой отец, фронтовик, принимавший участие в штурме Берлина, рассказывал, что настроение в войсках сразу после победы было такое, что солдаты были готовы идти с боями дальше, хоть на завоевание всей Европы. Этот поствоенный синдром, как своего рода похмелье, продолжался еще минимум полгода. И еще долгие годы после войны в генеральных штабах разрабатывались варианты будущих войн, а все человечество было втянуто в нескончаемую гонку вооружений). В критические моменты истории во всю полноту вдруг поднимаются два главных «русских» вопроса: «Кто виноват?» и «Что делать?». Причем решаются эти вопросы очень просто и быстро – сразу находят виноватых и точно знают, что с ними следует делать. После этого еще долго занимаются поисками «пособников», «сочувствующих», «уклонистов», «шпионов» и прочей нечисти, которую следует выжигать каленым железом «народного» гнева.
Вместе с тем, тенденция выхода на упрощающий аттрактор может быть очень полезна с точки зрения перестройки общественной организации. По сценарию упрощения происходит распад огромных иерархических структур, что позволяет одним махом избавиться от армии паразитирующей бюрократии и до предела упростить организационную структуру. (Этот «таран революции», ломающий старую государственную машину, воспевается в работе Ленина «Государство и революция»). Но здесь существует одна ловушка – за стадией распада и упрощения с неизбежностью наступает фаза строительства и усложнения, и нет гарантии, что паразитирующей бюрократии будет меньше. Бюрократическая машина есть необходимый элемент всякого государства и единственный способ ее укрощения – переход на самоорганизацию. Но для самоорганизации требуется совсем другое качество народа, а не то, которое возникает после революций.
Упрощающий аттрактор в ходе истории часто являлся цивилизационной ловушкой – кризисы перенаселения, высокой плотности населения и выхода на предел продуктивности среды обитания традиционно разрешались через агрессию. Эти волны развития повторялись многократно, пока человечество не изобретало новый технологический уровень повышения продуктивности и новые организационные формы сдерживания агрессии. Но я усматриваю в упрощающем аттракторе также элемент социального оптимизма: в случае глобальной катастрофы историческая память людей даст возможность реализовать любые варианты развития, вплоть до первобытнообщинного с переходом на охоту и собирательство. Человек способен быстро опускаться и адаптироваться к новым условиям. В нем продолжают существовать все психологические типы людей, необходимых для выживания группы – агрессоры, защитники, разведчики, пионеры, труженики и т. д. вплоть до наиболее живучих – паразитов.
Продолжим наш пример. В критической ситуации племя охотников-собирателей, скорее всего, предпримет агрессию и уничтожит племя земледельцев вместе с их технологией. Другими словами, из искры не всегда загорается пламя. И возможно, истории приходится много раз бить кресалом, чтобы искра превратилась, наконец, в пламя – непрерывный самоподдерживающийся цепной процесс, охватывающий всю обитаемую часть мира. Не исключено, что встав на этот путь, племя охотников-собирателей сменит аттрактор и превратится в племя агрессоров-людоедов. Агрессия для них превратилась бы в нормальную форму активности, каковой является война для профессионала-наемника. Соответствующие изменения (с фазовым сдвигом) претерпела бы организация и менталитет. Далее возникло бы какое-то подобие идеологии-религии. В этом случае сформировался бы очень глубокий и устойчивый аттрактор, по сути гибельный для племени, так как она целиком бы перешла на чисто паразитарный способ существования, в критической ситуации ведущий к самоуничтожению. Тем не менее, ментальный тип агрессивного паразита достаточно широко представлен в человеческой популяции, а в истории не столь редки примеры длительного воспроизводства подобной общественной формации. Эволюция не так часто демонстрирует направленность в сторону прогресса. Чаще всего – это повторяющиеся волны. Однако, ясно, что ментальный тип агрессивного паразита не может быть преобладающим (по крайней мере – длительно), как не может существовать фауна из одних хищников. Исторически могут сформироваться более продвинутые формы паразитирования, например, когда племя охотников-собирателей выполняет функцию защиты земледельцев, взимая дань, с постепенным переходом в полный симбиоз и эволюцию в одну из структурированных форм общественной организации. С другой стороны, в ситуации экологической катастрофы единственным вариантом спасения популяции от полного исчезновения становится внутренняя агрессия с переходом на каннибализм. В «тучные» годы популяция накапливает «пищевые запасы» в виде своих же членов. По-видимому, с этим связана высокая распространенность среди людей врожденной агрессивности и конфликтности.
Существенная проблема состоит в определении вероятных аттракторов после выхода из состояния хаоса. Здесь следует учитывать два момента, отмеченные выше. Во-первых, необходимое условие выхода на определенный аттрактор – заранее сформированные предпосылки и тенденции, заложенные как в общественной организации, так и в менталитете общества. Так, например, Г. Лебон, характеризуя Францию, писал: «Непримиримые, радикалы, монархисты, социалисты, одним словом, все защитники самых различных доктрин преследуют под разными ярлыками совершенно одинаковую цель: поглощение личности государством. То, чего они одинаково горячо все желают – это старый централистский и цезаристский режим, государство, всем управляющее, все регулирующее, все поглощающее, регламентирующее малейшие мелочи в жизни граждан и увольняющее их, таким образом, от необходимости проявлять хоть малейшие проблески размышления и инициативы. Пусть власть, поставленная во главе государства, называется королем, императором, президентом, коммуной, рабочим синдикатом и т.д., все равно эта власть, какова бы она ни была, обязательно будет иметь один и тот же идеал, и этот идеал есть выражение чувств расовой души. Она другого не допустит».
Во-вторых, система, удерживаемая силой, стремится к распаду, а система, возникшая путем самоорганизации, стремится к самосохранению и обладает устойчивостью к внешним воздействиям. Именно такие системы сохраняются в состоянии хаоса и начинают доминировать при наличии соответствующих предпосылок. (Распад древних государств не разрушил их общинно-племенную организацию, древнегреческие полисы продолжали существовать на протяжении тысячелетий при всех формах макроорганизации, религиозные общины воспроизводятся две тысячи лет, крестьянская община великороссов переросла в колхозы, средневековые вольные европейские города стали опорой зарождающегося капитализма и далее – индустриального общества и т. д.) То, что эволюция создала и закрепила – долговечно, надежно и становится основой дальнейшего развития. Племенная и полисная организация эволюционировала в этническую, древние примитивные верования – сначала в язычество, а затем в мировые религии или идеологии, города – в мегаполисы. Семья, как минимальная ячейка общества существовала во все времена и у всех народов.
Поскольку непосредственным фактором, влияющим на активность, является ментальное напряжение, то можно утверждать, что в результате переходного процесса система будет стремиться к состоянию, при котором ментальные напряжения в системе будут минимизированы и максимально сбалансированы (механизм согласования). Характер протекания ментальной адаптации в ситуации вызова умеренной силы происходит по схеме: вызов – осознание – адаптация. Если вызов достигает достаточно большой силы, менталитет адаптируется к новому состоянию, проходя вначале более древние иррациональные уровни. Быстрое изменение менталитета, может происходить только сверху вниз, то есть по модели упрощения. Снизу вверх, по модели восхождения к более сложным формам, может идти только медленный процесс. Ментальность проходит упрощающую стадию, которая подобна аффекту, когда человек на короткое время может превратиться в зверя. В обществе она может длиться намного дольше, если есть условия для эскалации процесса. Но всегда – упрощающая стадия – это быстрый спад, далее выход в состояние близкое прежнему, идущий с умеренной скоростью, и последующий медленный процесс адаптации. На начальном этапе подъема после спада могут наблюдаться колебания. «…В эпохи больших религиозных и политических кризисов наблюдают такие мгновенные пертурбации в характере, что кажется, будто все изменилось: нравы, идеи, поведение и т.д. Действительно все изменилось, как поверхность спокойного озера, волнуемого бурей, но очень редко бывает, что бы это было надолго.… Впрочем, чтобы не сомневаться в законности наших предвидений, достаточно посмотреть на то, что сделал Наполеон из свирепых террористов, которые еще не успели перерубить друг другу головы. Большая часть их сделалась столоначальниками, преподавателями, судьями или префектами. Волны, поднятые бурей, о которой мы говорили выше, успокоились, и взволнованное озеро приняло снова свой спокойный вид». (Лебон).
В чем здесь дело? Почему вдруг огромные массы народа приходят в движение, вспыхивают чудовищные по своей жестокости гражданские войны, гильотина трудится не переставая, отсекая не самые глупые головы, почему беснуются толпы, жаждущие крови еще и еще? Естественно, вначале, после того как «ветром сдуло» верхние слои менталитета, включая мораль, и выплескивается накопившаяся и слабо управляемая потенциальная энергия широких масс в самых чудовищных формах, когда вдруг стало «все можно», общество находится в состоянии массового аффекта и хаоса. Накопившаяся энергия, ненависть, стремление к переменам требуют немедленной разрядки. Но потом спустя недолгое время, движение масс начинает приобретать структурированные организованные формы, так как хаос не может длиться долго. Если до революции в обществе существовала организованная сила, то в момент хаоса она быстро становилась «центром кристаллизации» новой структуры. Если же такой силы не было, рано или поздно «центр кристаллизации» всегда возникал, подобно тому, как это происходит в перенасыщенных влагой атмосферных слоях. Самая большая неприятность состоит в том, что возникший в обществе и организационно оформленный вектор насилия начинает жить самостоятельной жизнью, так как любая структура, возникшая путем самоорганизации, стремится к самосохранению. В этом также проявляет себя всеобщий закон инерции – все сущее продолжает жить какое-то время после прекращения действия причин, его создавших и питающих. Насилие является наиболее быстрым методом решения всех возникающих проблем и в этом его привлекательность. Разрубить узел намного проще, чем его развязать. Ликвидировать проблему быстрее всего вместе с людьми, носителями этой проблемы. Есть только одна неприятность – длительно продолжающееся насилие формирует силовой аттрактор развития, который неизбежно заканчивается деградацией и катастрофическими последствиями для общества, прежде всего, вследствие деградации общественной морали. И здесь опять мы упираемся в решающую роль менталитета, в его способность оправиться от шока и противостоять тенденции. Склонность к скатыванию в силовой аттрактор определяется качеством общественного менталитета, прежде всего, его моральной составляющей. Любая тенденция должна иметь в обществе соответствующую подпитку, без которой она исчезает. (Характерный пример – период маккартизма в США, который длился около 4-х лет и был ликвидирован, как чуждый менталитету свободного народа). Если в обществе находятся организованные силы, способные противодействовать эскалации силового вектора на начальной стадии развития, то повышается риск гражданского противостояния.
Другая тенденция развития общества после революционного шока связана с инерционностью менталитета и его обусловленностью прошлым. Это «родимое пятно» прошлого будет тянуть общество к воспроизводству хорошо знакомых старых механизмов и структур (о чем говорят две, приведенные выше цитаты из Лебона). Одни и те же социальные институты воспроизводятся в течение тысячелетий практически без изменений, одни и те же организационные функции воспроизводятся на различных уровнях иерархической структуры, хотя многие из них можно было бы перевести на уровень самоорганизации. В этом есть и положительный смысл – традиция и здоровый консерватизм воспроизводят хорошо отработанные и надежные механизмы, повышая надежность и устойчивость системы.
В случае высококонфликтного переходного процесса, уничтожающего все государственные институты, общество приходит к новым формам согласования свойств, но, как правило, проходя через ретроградные формы организации общества. Их конкретные формы будут зависеть от «качества народа», от типа ментальности, прежде всего, от способности людей к самоорганизации. Чем меньше эта способность, тем глубже общество дезорганизуется и проваливается по ретроградной шкале, вплоть до полного одичания. В этом одна из опасностей политики патернализма и сильной социальной защиты, подавляющей природные механизмы коллективизма и ориентации на собственные силы.
(Окончание следует)
Необходимо зарегистрироваться, чтобы иметь возможность оставлять комментарии и подписываться на материалы