Проза

Начало

Продолжение

6. Болеем, но не смотрим

– Неужели больше ни у кого нет телевизора? – Мне не верится, что мы
не сможем посмотреть матч.

– Может, и есть.

– У Филиппова же был такой, чёрно-белый…

– Филиппов домой уехал. Наверное, как обычно, на несколько дней.

– А у Матроскина, помнишь, он его на помойке нашёл…

– У него ещё месяц назад сломался.

– Может, уже починил?

– Ага, дожидайся. Скорее, совсем доломал. Или пропил.

Я смотрю на часы: уже десять минут матч идёт.

– Блин, может, приехал Филиппов?

– Он всегда с утра приезжает, и сразу едет в институт. А сегодня в
институте его не было.

Я хожу вокруг телевизора, как шаман, только ещё бубна не хватает.

– Чего ты около него кружишь? Говорю, же тебе, лампа перегорела. Сам
же видел, что не горит.

– Может, можно ещё как-нибудь починить. А если, без лампы, напрямую соединить?

– Тогда это будет уже не телевизор, а паровоз.

– Это ещё почему?

– От паровоза много дыма. И этот задымит.

В комнату заглядывает Ольга Бехтерева. Она тоже любит футбол и
частенько смотрит его у нас.

– Не починили ещё?

– Не-а, – за всех отвечает Виталик, – совсем потух.

– Это не телевизор, а консервная банка, – пытаюсь и я вставить слово.

– Ваш телевизор давно пора было выкинуть на помойку. Вы, случайно,
не знаете, Марадону выпустили на поле?

– Должны были выпустить. Я днём в «Спорт-экспрессе» читал, что он выйдет играть.

– Ну, тогда нам хана.

– Ничего не хана: Марадона сейчас уже не тот, что раньше.

– Мы вот тут думаем, – влезает в наш разговор Виталик, – нельзя ли у
Каляминой посмотреть.

– Я только что оттуда. Они сериал смотрят. Ну ладно, пойду. Говорят,
у кого-то из аспирантов на седьмом этаже есть телевизор,
попробую напроситься.

Она уходит. Я не знаю, что ещё можно сделать, чтобы починить
телевизор, и в отчаянии отхожу от него, сажусь на кровать. Виталик
продолжает читать. Больше говорить не о чем, и я молчу. Все
мысли только об одном: какой счёт? где достать телевизор?

На кухне то и дело раздаётся заливистый смех Элины Масленниковой.
Она уже час жарит котлеты и никак не может уйти, чтобы съесть
их: на кухню постоянно заходят новые люди, и она начинает
болтать с ними.

– И чё смеётся? На повестке дня наше участие в Лиге чемпионов, а она
ржёт. Лошадь несмышлёная!

– Забудь. «Спартаку» в этом сезоне ничего не светит.

– Да ладно, не светит! Ещё есть шанс. Наши, пока сами себя в угол не
загонят, играть не начинают.

– Ну теперь у них есть прекрасная возможность проявить себя: с каким
счётом надо победить «Милан», чтобы остаться в Лиге, два –
ноль, кажется?

Возможность этого настолько сомнительна, что в ответ я лишь молчу. В
это время Элина со сковородкой, шаркая, будто специально,
тапочками – как только она одна на нашем этаже умеет делать –
проходит в свою комнату. Котлеты шипят на сковородке за
дверью, и я почти вижу, какие они вкусные и манящие, как
красиво они лежат на сковородке, и как от них поднимается пар,
распространяя вокруг невыносимый аромат.

– Неужели она одна съест целую сковородку? – Говорю я, а про себя
думаю, что уж я-то бы точно съел.

– Она вообще не ест котлет – соблюдает диету, всё похудеть надеется.
Котлеты она, скорей всего скормит своему коту.

– Зачем же… она их жарит?

– Надо же на кухне потусоваться. Заодно, может, и подцепить кого
получится. Знаешь же эту глупую поговорку: путь к сердцу
мужчины лежит через его желудок.

– И что, получалось у неё хоть раз?

– Получается. Только от неё быстро смываются.

– Почему?

– Во-первых, она толстая. Во-вторых, она некрасивая. В-третьих,
готовить она всё-таки не умеет. Но самое неприятное, это её
комната. Просто жуткое зрелище. Такая помойка! Ты разве не бывал
у неё?

– Нет.

– Ну! ты многое потерял. В смысле бардака она просто рекордсмен.

– А ты что у неё делал?

– Ну, это давно было… Заходил как-то, не помню зачем… Ты бы лучше
сходил к Каляминой, хотя бы счёт узнали.

7. Иду на поиски

После неудачных визитов в комнаты Матроскина и Филиппова, где мне,
несмотря на мои настойчивые громкие стуки, никто не открыл, я
понимаю, что идти на поклон к Каляминой всё-таки придётся.
Виталик сказал, что она живёт в шестьсот двадцать девятой.

Я поднимаюсь на шестой этаж. Нахожу в правом крыле нужную комнату.
На табличке, под цифрой 62, читаю: «Арбалетова Н. К.,
студентка, Калямина Н. В., студентка». (Калямину Эн Вэ знаю,
Арбалетову Эн Ка – нет). Стучу.

Из-за двери доносится тонкий девичий голосок:

– Да, войдите!

Я вхожу. В полутёмной комнате, освещённой только телевизором,
стоящим на тумбочке в углу, я различаю около десятка девичьих
спин. Девушки оборачиваются, чтобы посмотреть, кто пришёл.
Большая их часть мне незнакома. Они только короткое время смотрят
на меня; почти тут же их внимание снова привлекают
бразильские страсти. Только две девушки продолжают смотреть на меня;
одна из них Калямина.

– Наташа, здравствуй. А я к тебе. У нас, знаешь, телевизор сломался…
А вы кино смотрите?

Калямина делает какое-то странное движение лицом, затем произносит:

– Да… кино.

– А я только хотел узнать счёт. Сегодня, знаешь ли, футбол, очень
важный матч. Можно я во время рекламной паузы счёт узнаю?

– Ну, можно… Только реклама вот сейчас прямо перед тобой
закончилась. Тебе долго ждать придётся.

– Ничего-ничего, я обожду.

Я чувствую, что не к месту: девушки не любит смотреть свои сериалы в
присутствии парней. Возможно, что в этот момент души у них
обнажаются, и они просто не хотят, чтобы посторонние видели
их содержимое.

Страсти, изображаемые на экране, совсем не интересуют меня. Я уже
пытался несколько раз смотреть такие сериалы, но все эти Луисы
Альберты, Леонарды и прочая чепуха с их перемудренными
проблемами слишком картинна и неестественна на фоне
действительной драмы, переживаемой во время важного футбольного матча.
Когда, допустим, Дель Пьеро забивает решающий мяч на
последних минутах добавленного времени. Или когда Филимонов, неловко
касаясь мокрого мяча руками, вместо того, чтобы выбить его
на угловой, пропускает в свои ворота – вот драма так уж
драма! никакой фальши. Тогда вся страна в едином порыве
возмущения может застонать-завыть-закричать: Филимонов!!! гад!
придурок! а-а-а! После этого судьба человека меняется и идёт уже
другим руслом.

А то что там сериал этот посмотришь – так потом, как закончится, его
можно заново смотреть, один фиг уже ничего не помнишь. Это
как газета: закрыл – а голове и на сердце пусто.

Впрочем, иногда бывало довольно смешно. В летнем лагере, ещё в
школе, когда девки садились смотреть какой-нибудь очередной
сериал, я любил вышучивать их.

– А вы знаете, что в следующей серии Орландо разобьётся на машине?

Первое время они волновались:

– Как разобьётся? Почему? А откуда ты знаешь?

– Знаю. Я книгу читал, этот сериал снят ведь по книге.

После этих весомых слов я мог врать всё, что угодно: и что Николя
украдёт драгоценности своей невесты и попадёт в тюрьму; а
потом окажется, что та беременна, и тогда его выпустят, и
свадьба всё-таки состоится. И что мать Изабеллы наркоманка и сама
торгует наркотиками, и только потому всюду ходит с палочкой,
что прячет в них наркотики, а вовсе не из-за того, что у
неё болит нога. А дон Мигеле по ночам похищает грудных
младенцев, жарит их и ест – ведь он же колдун; это он похитил
ребёнка доньи Литисии; но скоро его разоблачат, а ему удастся
бежать из тюрьмы. Я выдумывал всё более невероятные вещи до тех
пор, пока выдумка не превращалась во что-то абсурдное,
фарсовое, совершенно невозможное. Что-то вроде того, что
престарелая бабушка Менарды на самом деле марсианка, прибывшая на
землю с целью шпионажа.

Когда мне перестали верить, я стал придумывать иное: что в связи с
нехваткой электричества в районе, вечером, в то время, когда
показывают их любимый сериал, лагерь отключат от
электростанции; или что на телевизионной вышке будет ремонт. Девушки
доверчивы, мне довольно долго удавалось обманывать их.

Потом лагерь закончился.

* * * * *

По телевизору началась реклама.

– Наташа, я переключу? на одну минуту, только счёт узнать?..

– Ну, переключай. Только ненадолго.

– Нет-нет, всего полминутки. Я быстро.

Я переключаю на первый канал, по которому показывают матч.

О, ужас! вместо матча здесь тоже идёт реклама.

– Сейчас, только одну минуточку, наверное, она уже заканчивается, –
я пытаюсь потянуть время, но реклама всё не кончается. А
сзади уже недовольно шипят и ёрзают на стульях.

– Ну, видишь, идёт реклама. Чего ты хочешь? Давай переключай!

– Сейчас-сейчас. Наташа, ты не любишь футбол?

– Нет! Переключай обратно! Там уже началось.

Приходится переключить на сериал. Конечно же, там продолжается
реклама. Понимая, что кредит доверия исчерпан, я решаю уйти. На
прощание, чтобы замять ситуацию, я говорю то, во что сам не
верю:

– Пойду, может, ещё где счёт узнаю.

8. Ужасные вести

– Ну что, узнал счёт? – Виталик по-прежнему валяется на кровати.

– Как же, с этими девками узнаешь! В девять часов по радио будут
спортивные новости, тогда всё и узнаем.

– В девять матч уже закончится.

– Вот именно что закончится.

До девяти ждать недолго, но ожидание всегда тяжело, тем более после
всех сегодняшних переживаний. Мне не терпится узнать
результат матча и одновременно я боюсь узнать его. Делать больше
нечего, приходится ждать.

В девять часов по радио после основных передают спортивные новости:
«Спартак» проиграл «Милану» ноль – пять. Хет-триком
отметился Марадона. Остальные два забили Бирхофф и Мальдини.

Настроение – хуже некуда.

– Говорят, что Марадона голубой.

– Да уж наверное!..

(Окончание следует)