Библиотечка Эгоиста (под редакцией Дмитрия Бавильского)

Начало

Продолжение

Friday, July 27th, 2001

Как-то мы с Вероникой ехали на машине, и Вероника рассказывала о
мечтах, которые мечтала маленькой девочкой, и все ее мечты были
радостные и добрые.

- Но наши мечты никогда не исполняются, - сказала Вероника. – И
потому мы несчастны.

А я рассказала ей в ответ свою детскую мечту: что когда я вырасту, я
выйду замуж за веселого, умного и доброго человека с рыжей
бородой, которого все будут любить, у нас будет много детей,
мы будем много смеяться, путешествовать по свету,
знакомиться с всякоразными людьми, а по вечерам сидеть вокруг костра
и петь песни под гитару.

- Вот видишь, - сказала Вероника, - твоя мечта не сбылась, и потому
ты несчастна.

- Ну почему же не сбылась, - ответила я. – Очень даже! Когда мне
было семнадцать лет, я познакомилась именно с таким человеком,
веселым, умным и добрым, и вышла за него замуж. Он был рыжим
и отпустил бороду, когда я его об этом попросила. Он любил
людей, и смеяться, и путешествовать, и петь песни под
гитару.

- И все его любили? – спросила Вероника.

- Все его любили, - ответила я. – Только я не смогла.

- А почему у вас не было детей? – спросила Вероника.

- Потому что мне не захотелось иметь от него детей.

- А путешествия? И песни под гитару?

- Сначала совсем возненавидела, а теперь ничего, переношу. В
небольших количествах – очень даже.

- Понятно, - мрачно сказала Вероника.

И я не знаю, что ей было понятно тогда, но для меня теперь
совершенно очевидно то, что мечты не нуждаются в своем воплощении.
Они самодостаточны и совершенны. А если их удается воплотить,
то получается лишь жалкое подражание того, что ты УЖЕ
прочувствовала.

И ты понимаешь, что тебе это совсем не нужно.

Tuesday, July 31st, 2001

Кружили по центру бесцельно, проводя время за болтовней и
наблюдениями окрестностей.

А потом я сказала:

- А не пойти ли нам навестить нашу альму-матерь?

Было поздновато уже для альма-матери, но мы двинулись все равно.

Альма-матерь стояла гордо.

Признаков жизни не подавала.

Дверь, впрочем, была открыта, и мы вошли.

Там охранник сидел, но Глеб пошагал себе внутрь, будто не было
охранника, а я затормозила.

- И куда это вы, молодой человек, направляетесь? – спросил охранник мрачно.

- Мы здесь учились, - также мрачно ответил Глеб.

- И что из этого? – спросил охранник. – Вы же видите, никого нет, поздно уже.

- Мы здесь учились, - ответил Глеб.

- Я бы вас пустил, - сказал охранник, - но ремонт! Везде краска!
Перепачкаетесь только. И ни одного человека, клянусь вам, все
преподаватели в отпусках.

- Мы здесь учились, - ответил Глеб.

- Ну что вы заладили! – жалобно сказал охранник. – Я понял! Но
пустить я вас не могу.

Глеб безмолвно прошагал к выходу, схватил меня за руку и потащил на улицу.

- Да проходите, проходите, бог с вами! – завопил нам вслед охранник,
и мы вернулись. Побродили по коридорам пустым. Нанюхались
краски вдоволь. Отметили, что скульптура Ленина пропала, зато
появились новые светильники, симпатичные. Глеб покричал в
лестничный проем, чтобы послушать эхо.

Охранник на прощанье улыбнулся, но дверь за нами закрыл на засов.

- И это было такое время чудесное! Не только потому, что я был тогда
молодой и красивый, а просто потому, что это было чудесное
время. Я снимал комнату вот там, напротив, видишь окошко –
дом этот был тогда в три этажа, это сейчас его нарастили, и я
все здесь знал, каждую трещинку в асфальте, да. Это были
старые московские дворики, теперь не осталось таких. И здесь
жили потрясающие люди, старушки смешные, бомжеватые мужички,
которые пили что-то постоянно и странные давали советы,
девушки были все трепетные, сейчас таких уже не… И привидения,
самые настоящие привидения! Ну что ты смеешься, ничего ты не
понимаешь: какое это было мистическое место! Что тут
творилось вечерами, когда я носился как сумасшедший из университета
в театр, из театра в университет, и я же сторожем тогда еще
в Доме Писателей состоял, и эти ночи... Чего я только ни
видел, в какие только ни попадал истории! Но теперь все
изменилось. Я не говорю, что к худшему. Вот здесь, где мы стоим,
была огромная куча мусора, чудовищная, стройматериалы
какие-то, бетонные плиты, а потом уже бутылок накидали до неба –
омерзительное было зрелище. А теперь, видишь, газончик!

- Да, я помню кучу мусора.

- Ты? Помнишь? Этого не может быть.

- Почему?

- Ты маленькая была тогда.

- А давно это было?

- Ну… семь-восемь-девять лет назад.

- Так почему же – маленькая. Очень даже…

- Аничка, ну что ты со мной споришь! Конечно, маленькая. Ты была
маленькая по крайней мере до тех пор, пока мы с тобой не
познакомились. Потому что так не может быть, чтобы ты помнила МОИ
воспоминания!

Thursday, August 2nd, 2001

Жизнь продолжается - цели ясны

1. Найти новую няню.

2. Найти всякоразных подработок.

3. Решить квартирный вопрос.

4. Завести собаку.

Главное тут, конечно, последовательность соблюсти.

Слышишь, родная? - собаку 4 (четвертым) пунктом. И нечего присматриваться к мимопрошмыгивающим дворняжкам на улицах, пока первые 3 (три) пункта не будут ликвидированы за решённостью.

Вот.

Friday, August 3rd, 2001

Звонит с утра женщина, которая хочет быть у нас няней. Причем не
совсем со стороны человек, а знакомая старшей сестры школьной
подруги моей бабушки! То есть некто, к кому я априори
расположена.

С места в карьер начинает излагать биографию свою в таком примерно ключе:

- ...И я потеряла работу, а новую-то найти ох как непросто! Вы же
понимаете, кого берут сейчас. Девицы всего-то пару лет как
институты свои позаканчивали, знать ничего не знают, уметь
ничего не умеют, в голове одни мужики, а из достоинств только
длинные ноги и готовность спать с начальством – вот их и
берут! А опытные работники, которые много лет в деле, теперь,
оказывается, не нужны никому. Вы меня понимаете?

- Ну… да, - отвечаю я.

Размышляя о том, насколько процентов подхожу под ёмкую характеристику девиц.

- И я туда попыталась ткнуться, сюда попыталась ткнуться – ничего не
получается. Нет у меня знакомых, которые бы помогли, – я ж
не еврейка, это они хитрые, всюду друг друга тянут за собой,
а у русских людей… сами понимаете. Не бегать же мне
агентом, как будто я из провинции приехала. Не на рынке же мне,
будто я грузинка какая-то, торговать! Вы меня понимаете?

- Ну… да, - отвечаю я.

Размышляя о том, что с такой ловкостью и разом обидеть обширные
группы граждан – это уже талант.

- И тут мне пришло в голову: дети! Вот что мне нужно делать! Это же
не работа, это одно удовольствие – заниматься с детьми,
воспитывать их, наблюдать, как они взрослеют, делиться с ними
своими знаниями, умениями. Я почувствовала, что это и есть мое
призвание! Вы меня понимаете?

- Ну… да, - отвечаю я.

Размышляя о том, что поиск призвания методом исключения –
несомненно, действенный способ.

- А у вас есть дети? – спрашиваю.

- Да как-то не сложилось… – говорит. – Но хоть теперь, на старости
лет, наверстаю!

Sunday, August 5th, 2001

Инне приходится - по дружбе и соседству - выслушивать мои
бесконечные истории с комментариями, и чтобы я ей не поведала, она
отвечает:

- Ты права.

И я каждый раз теряюсь, потому что помню, что в прошлый раз
преподносила ей чудесный этот винегрет под совсем другой приправой,
но она и тогда была согласна.

Я начинаю смущенно излагать причины и соображения, побудившие меня
подойти к делу несколько иначе, на что она отвечает:

- Ну конечно! Я именно так и поняла. Ты права.

Похоже, она приближается к совершенству.

Безо всякой иронии.

Что-то я не припомню истины, которая родилась бы в споре, - только
дурное настроение и взаимная неприязнь укрепляются в нем.

Ну, это классическая же история - кто скорее снимет с путника плащ:
ветер или солнце.

И еще одна история на ту же тему - восточная какая-то, но чья… -
очень хороша. О том, как дочь одного уважаемого человека
увлеклась юношей, который был ее недостоин. Но чем больше отец
говорил ей об этом, тем сильнее она упорствовала, утверждая,
что лучше ее избранника нет никого на свете. Молодые люди
захотели пожениться, отец девушки дал отказ, и его отношения с
дочерью окончательно испортились: он боялся уже, что она
может просто сбежать из дома. И он пошел за советом к своему
другу.

- Как ты можешь так поступать! - сказал друг. - Конечно, ты должен
разрешить своей дочери выйти замуж за того, за кого она
хочет. Немедленно объяви о помолвке и собери полный дом гостей по
такому случаю. Постарайся только, чтобы гости, как на
подбор, были умными и интересными людьми.

Отец девушки не пришел в восторг от такого совета, но терять ему
было нечего и он поступил так, как ему было велено. С дочерью
он сразу же помирился. Когда собрались гости, он наблюдал за
тем, как его будущий зять заговаривает с каждым из них, и
краснел от стыда: такую чушь нес этот молодой человек. Он
видел также, что, принимая многочисленные поздравления, его
дочка становится все грустнее и грустнее.

Поздно вечером, когда все разошлись, она постучалась к нему в
комнату, чтобы сказать:

- Никакой свадьбы не будет.

Гора упала с его плеч.

- Почему? - спросил он, стараясь не слишком демонстрировать свою радость.

- Потому что мой жених - ничтожество, - ответила дочь.

В таком примерно… аспекте.

Между тем розочка, которая я считала бесславно подохшей, дала вдруг
- прямо из веток сухих - дюжину побегов: зелененьких,
жизнерадостных и вапще симпатишных!

Friday, August 10th, 2001

Приятель, старый, но потерявшийся на годы и найденный вновь только теперь, отнесся к предложению зайти в гости очень серьезно и начал задавать вопросы в роде: а вполне ли ты уверена, что действительно этого хочешь и т.д.

Я перепугалась сразу же, решив, что:

1. он заделался кровавым маньяком,

2. он совсем спился,

3. он на грани нервного срыва,

4. и первое, и второе, и третье - вместе.

Переназначила наше свидание на "где-нибудь в городе", от греха подальше.

Вы, товарищи мальчики, не задавайте девочкам лишних вопросов. Знаете, какое у них болезненное воображение!

(Девочек, кстати, тоже касается.)

Saturday, August 11th, 2001

Пару месяцев назад я р решила переехать из этого дома, и в тот день
у меня остановились большие кухонные часы.

Я батарейку поменяла, и даже не раз, для верности. Но они не пошли все равно.

И я поняла, что так они выражают согласие с тем, что наше время в
этом доме закончилось: нам нечего больше дать ему и взять у
него нам больше нечего.

Никто особенно не обращал внимания на эти часы: стоят и стоят, мало ли.

Но мама, привыкшая к функциональности предметов, сегодня взялась их теребить.

- Да не трогайте вы их! – говорю.

- Почему? – отвечает. – Висят – и не ходят. Так не годится.

- Они остановились, потому что наше время в этом доме закончилось, - говорю.

Мама чуть не выронила их из рук от неожиданности.

- О господи, - отвечает, - как у тебя всё сложно.

Повесила часы назад и смотрит на них чуть не с ужасом. А потом говорит:

- Ты бы, что ли, помолилась за мой успех в делах.

- В смысле? – спрашиваю недоуменно.

- Ну… мне кажется, ты разбираешься во всей этой небесной иерархии.
Ты должна знать, кому именно – молиться. Ну что ты так
смотришь на меня, ты же ДОЛЖНА знать, как его зовут, этого бога!

Пошли мы сегодня с Лёвой встречать нашу будущую няню Машу.

Перед этим я еще убеждала ее по телефону, что мы очень добрые,
потому что со времен нашей с ней четверговой договоренности она
поняла, что боится нас ужасно. И по телефону призналась, что
приехать к нам стесняется. Я от такого известия чуть с
табуретки не упала, но не упала, потому что если упала бы, то
некому было бы убеждать Машу в обратном.

И вот мы пошли её встречать.

На нервной почве вышли гораздо раньше: подходя к метро, поняли, что
ждать придется.

Сначала мы ждали в вестибюле стоя. А потом устали: я села на
корточки, а Лёва сел на коленки ко мне. И сидим себе ждем, никому
не мешаем.

Вдруг подходит к нам дядя какой-то и пихает Лёве десять рублей.

Я аж подскочила.

- Вы что?! – говорю. – Мы не потому здесь сидим, что вы подумали, а
потому вовсе, что человека ждем! Возьмите немедленно назад
свои деньги!

- Девушка, милая, - говорит он испуганно, - вы простите меня,
пожалуйста! Я исключительно из лучших побуждений.

- Вот заберете – тогда прощу, - отвечаю хмуро.

- У меня сегодня юбилей, – говорит. – Мне шестьдесят лет исполнилось
сегодня! Почему бы вам по такому случаю не купить вашей
девочке конфет?!

- Потому что, - отвечаю, - это не девочка, а мальчик, и конфеты ему
вредны, у него ячмени от них одни!

- Ну простите меня, простите, - говорит. Забрал десять рублей и
ушел, совсем поникший. Мне даже совестно стало, что я с ним так
обошлась.

- Пойдем-ка мы отсюда, а то, не дай бог, еще кто сжалится над нами,
- пробормотала Лёве, и поднялись мы на улицу, и стали ждать
под палящими лучами солнца. Недолго, впрочем, страдали - тут
и Маша появилась уже.

Лёвин отец, которому история была рассказана немедленно, пришел в
восторг, заметив:

- Я всегда знал, что это твое призвание. Каких денег могла бы
заработать! Только время теряешь зря.

- Ну… - возразила Маша, - не самое приятное все-таки занятие.

- Самое прибыльное зато! – сказал отец. – А что до приятности – это,
знаете ли, с какой стороны посмотреть!

На том тему и закрыли.

Monday, August 20th, 2001

Ходили мы с детьми туда-сюда гулять, а возвращаясь домой, зашли в
магазинчик цветочный.

Я хоть и обещала не покупать больше цветов до смены наших квартирных
обстоятельств, но прочитала где-то (да в своей же,
наверное, книжке цветочной), будто кактусы необыкновенно привлекают
мужчин.

На мистическом, естественно, уровне.

Фикусы распугивают. А у меня их трое.

Зато кактусы привлекают. А я их не держу вовсе.

Но в последнее время стали попадаться мне кактусы с такими чудесными
цветочками! И красными. И желтыми. И фиолетовыми даже.

И я подумала: а заведу-ка я и впрямь себе такой вот кактус с цветочком!

Поэтому мы с детьми и зашли в магазинчик цветочный.

Мне неудобно было сразу про кактусы (вдруг та продавщица тоже знает
ЭТО), поэтому я начала издалека, про цветущие растения в
целом.

Советует она мне и бегонии какие-то, и фиалки – про кактусы ни
слова. Хотя стоят они на самом виду.

- А кактусы? – спрашиваю.

- Кактусы, - отвечает, - цветут редко. Раз в год. И совсем не долго.
Впрочем, если хотите, пожалуйста!

Но пихает мне вовсе не те, с чудесными цветочками, а облезлые и безо
всяких цветочков.

- А вот те? – спрашиваю, указывая уже конкретно.

- Это, - отвечает, - подарочный вариант! Замечательное изобретение,
голландцы придумали. Кактусы оформлены засушенными полевыми
цветами. Гарантия, что не поблекнут и будут служить
верой-правдой, имеется.

- Так это не кактусов цветы?! – спрашиваю в ужасе.

- Прекрасно держатся! – отвечает.

Возникло у меня желание сбежать, но сбегать было неудобно, и стала я
болезненно озираться по сторонам. Вижу – стоит нечто
полудохлое, фиолетовыми блестками засыпанное, из блесток веточки
торчат хилые. Типа вереск.

- А это, - спрашиваю, - что у вас за заморыш?

- Это, - отвечает с гордостью, - ёлка!

- Какая такая ёлка?! – спрашиваю недоуменно, впервые услышав о
взращивании оных в домашних условиях.

- Голубая! – отвечает с гордостью.

- А блестки зачем? – спрашиваю.

- А это был Новый год! – отвечает. – Для красоты опрыскали. Она у
нас одна с тех пор осталась. Вы понюхайте, она и пахнет ёлкой!

Понюхала. Ничем она не пахнет. Разве только землей подкисшей. Анна
тоже понюхала с любопытством. К этому моменту я поняла, что
ёлка – наша судьба, и мы ее берем.

- Странно, что не пахнет, - сказала продавщица, вертя ёлку в руках.

- Вы только не прыскайте ее, пожалуйста, нужным запахом, - отвечаю,
- мы и такую возьмем.

- А я и не собиралась! – обиделась. Завернула нам наше приобретение
в газету, и мы пошли домой.

- Но больше всего меня поразила эта история с кактусами, - говорю по
дороге Анне.

- Ага! – отвечает.

- Просто невозможно, до какого маразма доходят люди.

- Ага! – отвечает.

- Это надо же додуматься – приклеивать к живому растению искусственные цветы!

- Ага! – отвечает. А потом вдруг остановилась и спрашивает: - Так
они их приклеили?

- Ага! – отвечаю.

- Вот это, - говорит с восторгом, - да!!

Десять лет назад я была у деда, и тут что-то
загрохотало-загрохотало, неведомо загрохотало и страшно. И я побежала смотреть, что
такое. Выбежала на улицу - сколько хватало глаз, по
узенькой улице нашей, снося асфальт на фиг, танки шли и
бронетранспортеры. Я так и застыла на тротуаре с открытым ртом. Я не
видела никогда техники боевой, на картинках только и по
телевизору. И мне не верилось, что я вижу всё это - взаправду.

Дед пришел вслед за мной и увел меня домой. Остаток дня дед был
злой, гордый и молчаливый.

Танки с бронетранспортерами остановились у ворот водопроводной
станции, заняв всю улицу, и солдатики с виноватым видом ходили по
дворам просить яблок - тот год был яблочный.

Tuesday, August 21st, 2001

Вчерашняя няня-претендентка первым делом спросила:

- А у вас мальчик или девочка?

- Мальчик, - отвечаю.

- Прекрасно! – говорит. – С девочкой бы я работать точно не стала.

- Почему? – удивляюсь.

- А вы знаете, - говорит, - какие они: девочки? Растишь их, растишь,
деньги вкладываешь, а результат? Эгоистки, сволочи
самолюбивые, лентяйки. Единственное, что им не лень, - так это пнуть
мать ногой.

- У вас дочка? – спрашиваю.

- Дочка, - отвечает. – Вот не дай бог вам девочку!

- Да я хочу вообще-то девочку, - отвечаю.

- Зачем вам девочка?! – ужасается. – Она не оправдает ваших надежд,
поверьте. Есть мальчик – достаточно. В него можно смело
вкладывать, это надежно, это лучший ваш будет капитал!

Пробую на вкус фразы: "в этого мальчика вложили мало денег, но
проценты все равно высокие", "в эту девочку вложили много денег,
но она не приносит дохода", "в детей пришлось вложить
порядочную сумму, прежде чем они перешли на самоокупаемость".
Универсальность применения привлекает особенно.

А няня… Увы-прощай!

Wednesday, August 29th, 2001

Сны снятся в последнее время странные: состоящие из череды людей.
Полузабытые лица выплывают, и мы бродим по городам и весям,
болтая о пустяках. Люди меняются, меняются, меняются -
меняются и города с весями - только я остаюсь. И слишком много
воспоминаний - за раз.

Такое ощущение, что у памяти ревизия. Или санитарные дни.
Накопленное перебирается, упорядочивается, раскладывается по полочкам
в новом порядке. К чему бы?

(Продолжение следует)