Проза

Начало

Окончание

Ибаррури всплеснула руками и говорит:

– Как удивительно! Но позвольте, а когда надобность в затычке
отпадает, как вы от неё избавляетесь? Это, наверное, сложно и
кроваво?

А Леваневский улыбнулся на такую женскую наивность и отвечает:

– Ничуть не кроваво, панночка. Потому как руки у нас умелые и
выковыриваем мы шишку очень значительным инструментом – гвоздиком
специально заточенным и специально изогнутым. Вот таким.

И Леваневский опустил пальцы в правый нагрудный карман гимнастёрки,
и на свет появилась отполированная до блеска «сотка»,
гнутая. Крючок сей ювелирный, он протянул Ибаррури. Но дама эту
оригинальную вещь в руки не взяла, а лишь осторожно потрогала
ноготком остриё. Сказала с восхищением:

– Красивая...

А Леваневский сказал:

– Не то слово – изумительная. Сухумское производство. Этот гвоздик я
прошлой зимой приобрёл у подземного перехода на Пушкинской
у Лаврентия Павловича. Праздник был. Заметьте – металл
совсем не стёрся.

И Леваневский встал, богоборчески, то есть не просительно, а
требовательно вытянул вверх руки с гвоздиком и прокричал:

                         Жизнь без начала и конца!
                         Нас всех подстерегает случай!
                         Над нами сумрак неминучий
                         Иль ясность Божьего лица!?.
                                Во славу наших сёл, колхозов,
                                Во славу наших бомбовозов
                                Вонзаю в Небо этот гвоздь!
                                На вас чтоб счастье пролилось!..

А потом он с поклоном и торжественно как хлеб, цветы иль ключ от
сокровищницы возложил «сотку» на столик перед собеседницей и
сказал:

– Примите от меня эту штучку в подарок. Так сказать – в комплекте с
рецептом.

Ибаррури покраснела от удовольствия, что естественно, ведь если
мужчина дарит женщине такую интимную вещь, то, значит, женщина
ему приглянулась как женщина. Ибаррури сделалось очень
приятно, и она принялась воспитанно отнекиваться – мол, я не могу
принять такую ценность, мол, куда же вы без неё полетите? Но
Леваневский убедил её, что у него в запасе имеется ещё
дубликат, и Ибаррури приняла подношение и наградила командира
поцелуем в лоб. И принялась она его тактично и умно ласкать
словами, то есть расспрашивать о ночном поступке зачерпывания
и всё удивляться, как же ему было не страшно, как же так? А
Сигизмунд Александрович уверял её, что всё очень просто, что
нисколечко он не боялся, что он от рождения такой
расчётливый и хладнокровный над водой, как Айвазовский, это
природное, это дар, он, если понадобилось, зачерпнул бы и бочкой,
чисто Диоген … По-мужски говоря – зажёг красный фонарь
Леваневский, и пошёл на панель колотить понты по черёмухе...*

Испанке и поляку было занятно друг с другом.

……………………………………………………………………………………………

*Кто-то из великих сказал: плохой поэт копирует, хороший крадёт. Ряд
– «панель-фонарь», явно заимствованный из корпуса рассказов
«О гвоздиках», возрождается в известном стихотворении Саши
Бло, что было опубликовано в коллективном сборнике «Поэты
против СПИДа»:

                        Ночь, улица, фонарь, аптека.
                        Бессмысленный и тусклый свет.
                        Живи ещё хоть четверть века,
                        Всё будет так – иного нет…
                          (Прим. А. Орлова)

……………………………………………………………………………………………

12. Но пришло время расставания и Леваневский, выпросив телефончик,
откозырял, повернулся спиною к Ибаррури и стал уходить из
помещения. И отошёл он от иностранки всего лишь шагов на пять,
как вдруг услышал, что она засмеялась. Смех этот был
горьким и недобрым. Командир обернулся и увидел, что лицо у
Ибаррури посерело, а на глазах появились слёзы обиды. Леваневский
спросил:

– Что случилось, Ваше Высочество?

А Ибаррури сказала ему резко и зло:

– Он ещё спрашивает! Вон отсюдова, враль!

Сказала и кинула в него «сотку». Гвоздик со звоном печальным
ударился о значки на груди лётчика и бесшумно упал на пушистый
ковёр. А Ибаррури ушла. Ничего не понимающий Леваневский пожал
плечами, поднял гвоздик и положил в карман. Думал: и
советские-то бабы существа вздорные, а уж иностранки... ну их в
Коминтерн.

И направился командир к своему экипажу на аэродром.

13. А в пансионате том – где жила и лепила на коленки грязь Ибаррури
– имелась одна хитрая комната, стены которой сплошь
состояли из зеркал. И случилось так, что Леваневский, выбираясь,
проходил этой комнатой и многократно в зеркалах отразился, и
посмотрел, таким образом, на самого себя со спины. Со спины –
о, ужас! – смотрелось нечисто. На белых брюках – там, где
их топырили ягодицы – красовалось подозрительное
жёлто-коричневое пятно. Вроде бы Леваневский обкакался.

– Пся крев! – выругался пилот и сообразил, что Ибаррури увидев
пятно, подумала, что про шишку-то лечебную он врал, нет как
лекарства шишки в народной медицине, суть шишки хохмаческая ложь,
ибо не затычка она, ведь явно из-под лётчика протекало.
Пятно – доказательство. Да и не герой он, ему ночью над ставком
было страшно: опять же пятно доказывает. А гвоздик? Гвоздик
– подумала женщина – вообще издевательство над доверчивым
разумом. Ибаррури решила, что её зло разыграли. Так мужчины
морочат женщин испокон. Это известно, это привычно, но каждый
раз всё равно обидно и больно.

Леваневский снял брюки и понюхал пятно. Это оказался нефтяной жир,
обычный солидол. Видно когда машину готовили к полёту кто-то
из неопрятных механиков, очищаясь, испачкал командирское
сиденье. Не по злобе, а по нужде.

– Пся крев Алкснис! – выругался Леваневский.

Лётчик хотел вернуться, всё объяснить Ибаррури и в доказательство
дать понюхать, но охрана его не пустила на вторичное свидание.

13. А когда Леваневский, направляясь к машине НКВД, шёл асфальтовой
тропкой по-над жилым корпусом, вверху открылось окно),
летчик этого не видел, но догадался по скрипу) и раздался голос
Ибаррури:

– Это вам, шофёр, компенсация за деформированный котелок!

Потом сардонически захохотали, потом что-то больно ударило лётчика
по темечку, потом заскрипела рама окна, – окно закрывалось.

Леаневский нагнулся и поднял предмет, которым в него кинула
раздражённая испанка. Это была монета в полшиллинга.

«За деформированный котелок деформируют котелок, – мрачно подумал
командир, ощупывая шишку на голове. – Это каламбур…»

Подходя к машине НКВД, уже садясь, снова ощупал шишку – а она мощно
налилась – и ещё мрачно подумал: «Мутация башни... Тоже
каламбур...»

А что там о шишках говорил господин Ломброзо?..

14. В плохом настроении Леваневский приехал на аэродром и в ярком
солнечном свете увидел то, чего раньше по ночному времени не
заметил: «СССР Н-209» обезображен мерзкими и неродными
красно-белыми полосами. Герб же Леваневских издревле был
красно-синим.

– Перекрасить! – приказал сердитый командир, а сам сдал на ветошь
старые брюки и отправился в Торгсин покупать новые. А
оголённые бёдра – ничего страшного, город курортный.

15. Пока искали маляров и краску, пока её размазывали по плоскостям,
прошло около двух суток, и погода испортилась. Синоптики
рекомендовали командиру отложить вылет. День был субботний, а
у Леваневского на вечер воскресения имелись билеты во МХАТ
на премьеру пьесы Ибсена «Враг народа», он не хотел её
пропускать и потому отмахнулся от рекомендаций и взлетел.

16. Надо отметить: когда повторно красили машину, то в спешке старую
краску не сдирали, а нанесли по ней слой новой, что
утяжелило стальную птицу почти на полторы тонны. Это ухудшило её
управляемость.

А под Курском – как и предупреждали – самолёт вошёл в грозу. Штурвал
дёргался и неприятно бил Леваневского по опухшим ладоням.
Чтобы уменьшить болтанку следовало облегчить машину, то есть
сбросить за борт что-либо ненужное. А где взять ненужное? И
тут Леваневский вспомнил, что перед самым отлётом из
Мелитополя бортмеханик с радистом закладывали какие-то мешки в
бомбовой отсек. Он тогда ещё спросил их мимоходом:

– Ребята, это что?

– Бычки азовские, – ответили. – Сушёная рыба к пиву. В Москве она по
карточкам, а тут на базаре свободно.

Вспомнил Леваневский о бычках и так как был раздражён, то решил от
этого сушняка избавиться, проучить, так сказать, экипаж. Мол,
вы, дорогие мои раздолбаи, испоганили моё сиденье
солидолом, из-за чего я перед принцессой выглядел засратым
обманщиком, вы же следили за покраской машины в Монино и исполнили всё
бездарно – пришлось переделывать, увеличивать вес и
задерживаться в пыльном Мелитополе, вследствие чего мы и врезались
в наэлектрилизованные облака и меня теперь больно бьёт по
рукам штурвал. И вы, товарищи мои, думаете, что всё это для
вас минет без последствий!? Нет! Мир жесток и злопамятен, он
не прощает таких ошибок, не прощает... если вы плюнете в мир,
то он возвратит плевок вам, но уже утроено, утроено!..
Закуски вам к пиву не будет, не будет... Тем, кто честно служит
в дальней авиации пиво вредно, вредно...

Так думал Леваневский. И сказал он:

– Ребята, глядите, возле левой консоли птица какая-то чудная! Да не
ангел ли это!?

Никакой птицы чудной в виде ангела у левой консоли не было, слова
командира родил лукавый язык. Но экипаж поверил обману,
повернул головы и принялся всматриваться в мутную темноту у левого
крыла.

– Где, – говорит, – ангел чудной, где?

– Да вон же, вон! – говорит Леваневский. – Смешной такой, с дрыном в
руке. Меч что ли?.. Ангел возмездия что ли?..

Про ангела возмездия, понятно, то издёвка. Говорит её Леваневский
театрально правдиво, а сам, хитрый, в тайне цепляет пальцем
тумблер «СБРОС».

Промашка!

Тумблер громко клацнул и экипаж, вздрогнув, отвёл свои взгляды от
консоли и недоумённо уставился на приборную панель. А там,
дискредитируя Леваневского, мигает красная надпись:

БОМБОЛЮКИ ОТКРЫТЫ

Экипаж ещё не успел ощутить весь трагикомический абсурд ситуации, в
которой сухие бычки мигрируют природной самостоятельностью
над курской землёю мимо пива, как Леваневский ударил
расторопно ладошкой по кнопке Хронометра «STOP». То есть командир
принялся исправлять свою ошибку.

И: звуки исчезли, ребята замерли статуями, свет загустел, а
пространство растворилось. Леваневский же, выждав немного, пока
Вечность стабилизируется, то есть порвутся причинно-следственные
связи, а время растеряет свою притязательность, нажал на
клавишу Хронометра со значком «REVERSE».

И событие послушно принялось отматываться назад.

ЫТЫРКТО ИКЮЛОБМОБ

:ьсипдан яансарк теагим, огоксвенавеЛ яуритидерксид ,мат А .ьленап
юунробирп ан ясливатсу оннёмуоден и илоснок то ыдялгзв иовс
лёвто ,вунгордзв ,жапикэ и лунцалк окморг релбмуТ

!акшаморП

.»СОРБС» релбмут мецьлап теялпец енйат в ,йыртих,мас а,овидварп
оньлартает йиксвенавеЛ ёе тировоГ .акёвдзи от ,онтяноп
,яидземзов алегна орП

..?ил отч яидземзов легнА ..?ли отч

чеМ !екур в монырд с ,йокат йоншемС - .йиксвенавеЛ тировог - !нов ,еж нов аД-

?!едг ,йондуч легна - ,тировог - ,едГ-

.алырк оговел у утонмет юунтум в ясьтавиртамсв

яслянирп и ыволог лунревоп ,унамбо лиревоп жапикэ оН .кызя йывакул
лидор ариднамок аволс ,олыб ен илоснок йовел у алегна едив в
йондуч ыцитп йокакиН

?!отэ ил легна ен аД !яандуч от-яакак ацитп илоснок йовел елзов
,етидялг ,атябеР-

:йиксвенавеЛ лазакс И

Тут Леваневский опять нажал кнопку «STOP», а за нею нажал и клавишу «PLAY».

И история последних мгновений пошла по руслу-дубль, нужному, а не основному.*

……………………………………………………………………………………….

*Из вышеприведённого отрывка понятно, что трёхтомник «История,
теория и практика восприятия литературного произведения и
основные директивы в свете решений пятнадцатого съезда ВКП(б)»
авторов С. В. Никитина, Б. Розенштейна и М. М. Мухина
Хронометром являться никак не может. Хронометр скорее прибор, чем
книга. Вероятнее всего Хронометр, это какой-то реквизит,
выкраденный КГБ со съёмочной площадки культового американского
фильма «День сурка». Некоторые глухие намёки и невнятные
проговорки в неопубликованных мемуарах Р. Абеля позволяют сделать
такое предположение. Теодор Гладков, анализируя рукопись
легендарного нелегала, пришёл к выводу: акцию, то есть банальную
кражу Хронометра, совершил Ф. Эрнандес. Мягко говоря, вывод
Гладкова слишком смел. Интересующихся вопросом отсылаю к
моей работе «Чип кукол по имени Лютисия». (Прим. А. Рейтблата)

……………………………………………………………………………………….

И сказал Леваневский:

– Ребята, глядите, возле левой консоли птица какая-то чудная! Да не
ангел ли это!?

Никакой птицы чудной в виде ангела у левой консоли не было, слова
командира родил лукавый язык. Но экипаж поверил обману,
повернул головы и принялся всматриваться в мутную темноту у левого
крыла.

– Где, – говорит, – ангел чудной, где?!

– Да вон же, вон! – говорит Леваневский. – Смешной такой, с дрыном в
руке. Меч что ли!? Ангел возмездия что ли!?.

Про ангела возмездия, понятно, то издёвка. Говорит её Леваневский, а
сам, хитрый, осторожно уже, нежно так переводит тумблер
«СБРОС» из верхнего крайнего положения в крайнее нижнее.
Тумблер не клацнул, а бомболюки бесшумно раскрылись. И мешки
канули. Экипаж потерю рыб не заметил. А Леваневский закрыл
створки и сказал виновато:

– Померещилось видно. Какой, к чёрту, ангел?.. Слава Богу, Бога-то нет...

Мешки, конечно, весили немного, болтанка самолёта не уменьшилась, но
настроение у командира улучшилось, боль в руках как бы
стихла.

16 (А). ВСТАВКА ПОХВАЛЬНАЯ.

Предыдущая главка 16 продемонстрировала нам, что Леваневский
находился на аванпосте научно-технической мысли, а так же то, что
он смел не только физически, но и граждански. Ведь в
тридцатые годы в советской авиации господствовало мнение, что
нецелесообразно записывать желаемое событие поверх основного, так
как основное-де всё равно рано или поздно проглянет сквозь
желаемую накладку, а это в свою очередь может привести к
комическим последствиям. Хотя математики, занимавшиеся анализом
открытых московских процессов 35-36 годов, и выявили
несостоятельность этой точки зрения*, но всё же мало кто из
советских пилотов обращался к деформации хронологоса. Леваневский
же не боялся идти против консерватизма и косности своего
круга, что и называется гражданской смелостью.

Кстати. Отставание нашей аэродинамики от арийской в начальный период
войны отчасти было следствием долговременного неприятия
хронологической деформации. «Разнорукие самолёты» и «колдовские
приборы» – чушь.

P. S.

Ещё о «кстати», для полноты освещения проблемы. Вальтер Швабедиссен,
автор монументального труда «Анализ действия советской
авиации в период 41-45 годов», считает, что основной фактор,
приведший к отставанию ВВС РККА, не неприятие деформации
хронологоса, а банальное отсутствие в лётных учебных центрах
джойстиков и системных блоков с процессорами Р-4, что не
позволяло в полном объёме использовать боевую обучающую программу
«Ил-2. Штурмовик». Более или менее приличные процессоры, да и
то Р-2, имелись только в школах НКВД.**

..............................................................................................................................................

*Более подробно см. работу И. Шафаревича «Москва-36: советское
кватроченто. Возрождение Ордена Флагеллантов». (Прим. В.
Кожинова)

...............................................................................................................................................

**Интересная деталь: самый известный «полевик» 4-го управления НКВД
СССР Николай Кузнецов в 40 году входил в тройку призёров
первенства Осоавиахима по «Medal of honor» и был чемпионом по
«Возвращение в замок WOLFENSTEIN». Кузнецов чуть ли не жил
WOLFENSTEINом. Вероятно отсюда легенда: Н. Кузнецов не
человек, а фиксажная голограмма агента Армии Крайова Блазковича,
эхообразно переотвиртуаленная на уральский кадавр Капицей,
Бурденко и Келдышем (Сталинская премия 50 г.). За пристрастие к
огнемёту Н. Кузнецов среди шутерщиков имел кличку
«Горыныч».*** Показатели одиночных игр «Горыныча» публиковались в
открытой печати: проход всех миссий «Medal of honor» – 2 ч. 04
мин. 46 сек. (ограниченное оружие – винтовка, гранаты),
«Возвращение в замок WOLFENSTEIN». – 1ч.47 мин.09 сек.
(ограниченное оружие – нож, пистолет, гранаты). Уровень сложности –
высший, аптечки заблокированы. Результаты сетевых игр – до
сих пор засекреченная информация. (Прим. Д. Галковского)

......................................................................................................................................................

*** Змей Горыныч – партизан: фольклорный шедевр. Мало кто знает:
изначально это название статьи В. Я. Проппа, где разбирается
миф о Н. Кузнецове. (Прим. М. Бахтина)

......................................................................................................................................................

17. А как прилетели в столицу, сели на аэродроме ЦАГИ и подрулили к
ангару, видит Леваневский – толпа его самолёт ожидает. Все
радостные, все чего-то предвкушают. «Ба! – догадался пилот. –
Народ-то за бычками пришёл! Мои по рации, верно,
нахвастались!»

И как только винты моторов остановились, и дрожь корпуса самолёта
прекратилась, по прямой бросились любители пива к бомболюкам.
Открыли их голыми, но сильными руками жаждущих, а там –
пустота. Кромешная пустота. Леваневский знай себе в плечико
посмеивается, а экипаж его в недоумении руками разводит:

– Да ведь было, было же! Не понимаем...

А встречающие плюнули в пыль густой тягучей слюной обезвоженных
организмов и сказали с чувством:

– Какие же вы после такой подлянки авиаторы?!

О чём они далее разговор вели, Леваневский слушать не стал, а
спешно, пока радиаторы не остыли, ополоснулся горячей водой из
нижнего краника и побежал во МХАТ смотреть комическую пьесу
Ибсена. А по окончании спектакля направился он домой и не
появлялся в институте до пятницы, так как взял отгулы за работу в
выходные, – валялся на диване, смазав ладошки и макушку
гусиным жиром.

Отдыхал.

А потом садился за письменный стол и работал про запас для будущих
полётов рассказ «ПРИБОРИСТЫ»*.

……………………………………………………………………………..

*Дан в приложениях к главке 17. (Прим. А. Рейтблата.)

………………………………………………………………………….

И он не знал, что в понедельник в ЦАГИ нагрянула беда.

18. Дело в том, что в мешках, которые под Курском конфисковал ангел
возмездия, находились совсем не бычки, но высококачественная
украинская конопля. Экипаж командиру втирал, что в мешках
рыба бычки потому, что не хотел его сердить и раздражать
дополнительно. Ведь Леваневский, как вы знаете, не курил. И косо
на дым смотрел.

Лётчики ЦАГИ оказались временно на мели. НЗ, конечно, существовал,
но небольшой, его выдавали только профсоюзным активистам и
любимчикам – это понятно, так везде у людей. В результате
многие пилоты утратили глазомер и напор, пришла вялость в их
мышцы, апатичность проникла в умы. В кабинетах, мастерских и
ангарах почти не слышалось сладковатого смеха...

Итог понедельника: три аварии и одна катастрофа.

Во вторник аварий было уже десять, а катастроф шесть.

Ушли в Иные Миры пятнадцать лётчиков, два техника, вооруженец и радист.

Базовый отдел института – лётный – практически прекратил работу.

Партийная организация не бездействовала – в ночь со вторника на
среду необходимый товар в ЦАГИ доставили таджикские товарищи,
раздали его щедро – по тюбетейке – всем без исключения
нуждающимся и следующий лётный день прошёл без происшествий.

Но кровью и покорёженным железом заинтересовалось НКВД, и экипаж
Леваневского арестовали.

19. Сигизмунд Александрович узнал обо всём только тогда, когда в
пятницу вышел на работу отдохнувшим.

Командир сразу же поехал на Лубянку – выручать своих. Приёма у
Лаврентия Павловича он добился.

20. Никто из людей крыла с тех пор ни Сигизмунда Александровича, ни
его товарищей живьём не видел. Они исчезли, но на их месте
появились такие стихи:

                   Все были высоки, русоволосы.
                   Вы в книгах прочитаете как миф
                   О людях, что ушли не докрутив,
                   Не докурив последней папиросы.
                   Они прошли последнее пике
                   И вот теперь висят на гвоздике...

И ещё:

                 Кого жалеть? Ведь каждый в мире странник – 
                 Пройдёт, зайдёт и вновь оставит дом.
                 О всех ушедших грезит конопляник
                 С широким месяцем над голубым прудом...

В субботу в ЦАГИ прибыли неразговорчивые механики из органов,
демонтировали «СССР Н-209», погрузили части на полуторки и увезли.
По лабораториям и мастерским шептались, что Леваневский
репрессирован.

– Вот какая у нас страна, а!? – восторженно гудели в курилке. – Да
будь ты хоть бастард самого товарища Сталина, а нашкодил с
друзьями, то изволь отвечать по всей строгости! Это
справедливо.

Трудно было с таким мнением не согласиться.

21. О Леваневском уже стали подзабывать, как вдруг вышел номер
«Известий», где сообщалось, что 12 августа в 18.00 со Щёлковского
аэродрома на самолёте «СССР Н-209» отправились в рекордный
полёт над Ледовитым океаном товарищи: С. Леваневский –
командир, Н. Кастанаев – второй пилот, В. Левченко – штурман, Н.
Галковский – бортрадист, и два бортмеханика – Г. Побежимов и
Н. Годовиков.

В ЦАГИ два дня недоумевали: не чудо ли это?

Но когда связь с бортом «СССР Н-209» якобы прервалась, а вскоре и
вовсе объявили, что экипаж пропал без вести, всё встало на
свои места.

Знатоки жизни в курилке разъясняли:

– Не чудо, но ловко не менее. Никуда Леваневский не полетел, его
птичность – миф и газетная утка. Политически ошибочно, если сын
Сталина, пусть и бастард, вдруг возьмёт, да и бесславно
сгинет в казематах. Для истории он должен уйти через подвиг.
Это умно и назидательно.

Им поддакивали.

22. Леваневского с друзьями талантливо уничтожили, справедливо
наказывая за смертоубийственную дестабилизацию работы ЦАГИ: так
предполагали в курилке. Это маловероятно.

23. Вот ближе.

Сохранилась записка от Лаврентия Павловича к Иосифу Виссарионовичу,
где приводится ласковый разговор между Леваневским и
Ибаррури в секретном грязевом санатории. Поперёк строк этого
документа размашисто, красным карандашом начертано рукою вождя:
«Леваневский – обманщик. Убрать театрально, не пороча».

Как понимать эти строки?

Наша версия.

Сопоставив то, что Леваневский рассказывал Ибаррури о «сотке» с тем,
что лётчик говорил ему, товарищ Сталин обиделся брезгливо.
Он решил, что его обманули, немного подшутив.

Судя по всему, товарищ Сталин и понятия не имел о том, что у людей
крыла есть – у каждого – два очень сходных гвоздика. Один
сакральный, а другой утилитарный. Сакральный пилоты хранили в
левом кармане, рядом с партбилетом, а утилитарный в правом. И
никогда, никогда их не путали...*

Леваневский – жертва ошибки.

…………………………………………………………………………………

*Китай выдвинул два противоположных решения проблемы жизни. С одной
стороны, в лице Лао-Цзы он возвестил миру о тайне Высшего
Бытия и призвал к мистическому созерцанию. А с другой стороны,
в лице Конфуция он объявил высшей ценностью земное
существование и увидел спасение в устойчивом общественном режиме. И
поныне эти два направления – пассивная отрешённость и
утилитарный реализм – доминируют в Китае. (Как известно из
истинной географии – Китай на севере простирается до Ледовитого
Океана, а на западе до Франкобритании.) (Прим. В. Пелевина)

………………………………………………………………………………..

Конечно, – великие люди, погружённые в заботы о государстве, и не
обязаны вникать во всякие мелочи фетишизма из жизни своих
сыновей и подданных, для этого у них служат советники.

О советники, советники! Почему так низка ваша квалификация, почему
вы страшно далеки как от народа, так и от руководства!?
Сколько бед на вашей совести, сколько?!

Несусветное число...

И ещё.

Действия товарища Сталина как активно практикующего художника.

Дал указание он сколотить небольшой – два на три метра – щит из
неструганых досок и подготовить шесть на первый взгляд
эклектических вещей. А именно: шесть гвоздиков. К шляпке каждого
гвоздика приварили полушиллинговую монету. Щит тот повесили на
стенке в одном из залов Кремля и нумизматические гвоздики
Иосиф Виссарионович свободным днём, самолично и хаотическим
порядком, вбил в древесину.

И рассматривал.

А вечером он вызвал наркома внутренних дел и его зама. А когда они
пришли, сказал, указывая на щит:

– Вот композиция. Но как назвать её?

К щиту подошёл Ежов, посмотрел, поковырял пальцем, подумал и сказал:

– Только смерть может удержать систему ценностей от деструктуризации.

Затем к щиту приблизился Берия – посмотрел, поковырял, подумал и сказал:

– Апокрифическое Евангелие.

Отныне положение Берия в иерархии приобрело устойчивость, но Ежов зашатался.

Щит же по указанию товарища Сталина сняли, вынесли из Кремля и
положили у входа в курилку ЦАГИ. Прибитые монеты стали выполнять
только хохмаческую функцию.

25. Увы! чтобы перекрыть поток жизни и задержать его в себе, люди
крыла изгибали и острили гвоздики двух видов*. Так уж
повелось, не нам их осуждать, не нам это изменить. Один поэт сказал:

                          Гвозди бы делать из этих людей,
                          Крепче бы не было в мире гвоздей.

……………………………………………………………………………………………..

*Платон в «Федоне» сказал: «У любой радости или печали есть как бы
гвоздь, которым она пригвождает душу». (Прим А. Лосева)

………………………………………………………………………………………………

Этот поэт, как и всякое дитя жесток, непочтителен и дерзок. Для
человека сведущего его стихи есть не что иное, как бессердечная
перелицовка горькой мудрости Жёлтой реки: «Из хорошего
железа не делают гвозди, хорошие люди не идут в солдаты». Мы с
поэтом не согласны.

Другой поэт сказал:

                            Есть слово Я. Оно во мне недаром
                            К небытию испытывает злость.
                            Есть слово Я. Оно одним ударом
                            В меня по шляпку вбито, словно гвоздь. 

Этот поэт, как и всякое дитя неразумен, он не понимает, о чём
лепечет и что плетёт. Для человека сведущего его стихи есть не что
иное, как наспех в дичь сбитые рифмой две разнородности.

Первая разнородность.

Христианское антропоморфное учение о сознании-душе как частице Бога.

Вторая разнородность.

Гоминдановский лозунг времён японо-китайской войны 37 года – «Пришёл
к тебе заморский гость – усади его задом на гвоздь».

Мы и с этим поэтом не согласны.

Послушаешь барабанные слова – вроде бы взаимопонимание и ясность
всеобъёмлющи, и заснёшь убаюканный. А, очнувшись, видишь, что
ступаешь босыми ногами по старому деревянному настилу
звёздного моста, а там – ещё самую малость – и угодишь пяткою на
фактически ржавый гвоздь.*

....................................................................................................................................

*Можно ли понимать эту фразу в свете высказывания Дюма: «Факт
исторический – это гвоздь, на который я вешаю нарисованную мной
картину»?.. Неясно…(Прим. А. Рейтблата.)

..........................................................................................................................................

Нам по нраву другие проникновенные и тоскливые слова:

Первые, балладные (обнаруженные нами в известном труде Лооса, в
главе «Антропоморфизм: к вопросу о тождественности простой
лесенки аутизм-солипсизм винтовой мандоле инь-янь.»):

                                А враг гвоздит, не выглянуть из башни.
                                И кто его поймет откуда бьёт...

Вторые, лирические (обнаруженные нами в том же труде Лооса, в главе
«Вывеска, вывешивание, выветривание...»):

                  Тускнеющий вечерний час,
                  Луна, и частокол гвоздей в тумане...
                  Что связывает нас? Всех нас? – 
                  Взаимное непониманье...