Проза

– Нет, ну это уже просто невозможно так. Честно говоря, надоело уже,
– сказал Александр Александрович.

– Ну, подождите, подождите, давайте разберемся. Все ведь не совсем
так, как вы говорите, – сказал Александр Александрович.

Александр Александрович и Александр Александрович стояли посреди так
называемого автобусного круга, хотя это был вовсе не круг,
а, скорее, прямоугольник с непрямыми углами, и углов было не
четыре, а больше или меньше. А круг – это просто потому,
что сюда иногда приезжает автобус и, постояв, разворачивается
и уезжает обратно. Автобусный круг располагался около
маленькой сутулой фабрики – ворота, будочка у ворот, забор,
корпус, еще корпус, труба. Ворота открыты, и там, внутри, на
фабричном дворе валяются, стоят и высятся разные железные и
деревянные предметы, по отдельности кажущиеся бессмысленными и
жалкими, но все же в своей совокупности имеющие какой-то
тайный смысл. Вокруг круга и фабрики – поселочек, состоящий из
домов и людей. Александр Александрович и Александр
Александрович продолжали разговор, который, судя по всему, начался не
сегодня и не вчера, может быть, в какую-то совсем отдаленную
эпоху, когда здесь не было ни фабрики, ни поселка, ни тем
более автобусного круга.

– Опять условия меняются. Ведь уже договорились, что в первой
половине – по тридцать пять, а дальше по тридцать восемь. А тут
опять… Я ведь, смотрите, все уже подготовил – и таблицы, и
подрисуночные подписи… – Александр Александрович совал под нос
Александру Александровичу листочки бумаги, беспорядочно
исчерканные зеленой гелевой ручкой. Ручка, судя по всему, писала
плохо, и все эти длинные неровные линии и мелкие штришки
тут и там прерывались, и было видно, что человек, создавший
эти каракули, часто с остервенением водил ручкой по бумаге,
чтобы восстановить приток геля, и листочки производили
впечатление какой-то болезненной и в то же время дерзкой
неряшливости.

– Зато с накопителями все у нас нормально прошло, разве не помните?
Мы все свои обязательства выполнили. Александр
Александрович, кстати, остался очень доволен вашей работой.

По серому небу медленно пролетел маленький черный предмет – живая
птица или, может быть, придуманный людьми летательный аппарат.
Деревья мотались на ветру. В промежутках между домиками
виднелись голые поля. Голые – не в том смысле, что осень,
урожай собран, и до весны поля голые, а весной там опять
что-нибудь посеют, какой-нибудь злак, овощ или бахчевую культуру, и
опять зацветет-заколосится… Нет, не засеют и не заколосится,
они просто голые, и летом, и весной, и зимой голые, просто
голые поля, всегда.

Было не совсем понятно, идет дождь или нет, вокруг суетилась влага,
она не падала целенаправленно с неба на землю, а летала
туда-сюда, и было мокро, но назвать это дождем было бы некоторым
преувеличением.

Влага постепенно пропитывала листочки с зелеными каракулями, и
зеленые каракули жалобно расплывались.

– Ну, это когда было. А теперь? Куда я теперь все это дену? Что,
коту под хвост опять? Три недели работы.

– Ну, мы ведь заплатим. Александр Александрович, дорогой мой, вы
поймите, это не я и не Александр Александрович решаем. Это ведь
все решается на областном уровне.

– Да слышал я это уже много раз. Все время на область валите. При
желании все эти вопросы давно можно было урегулировать. И
когда, интересно, вы мне заплатите? За «Измерение летчика
Ганнибала» мне до сих пор так и не заплатили.

– Да поймите же вы, Александр Александрович, мы ведь делаем гробы.
Просто гробы. Вон, посмотрите, – Александр Александрович
показал рукой на аккуратно сложенную у ворот фабрики стопку
батарей центрального отопления. – Если бы мы, скажем, нефть
добывали или, там, линолеум бы производили, тогда еще можно было
бы как-то повлиять. А мы – просто гробы.

– Знаете, Александр Александрович, в конце концов, это ваши
проблемы. Мне-то, собственно, что?

– Александр Александрович, но ведь и мы часто вам навстречу идем.
Как-то вы уж очень… Одни обвинения от вас. Если уж сказать
откровенно, то никакой практической пользы ни «Измерение» ваше,
ни таблицы нам не приносят.

– Не приносят? Ну и прекрасно. Что мы тогда мучаемся? Ни вам пользы,
ни мне. Ни уму, ни сердцу. Надоело, честное слово. Надо
просто это все прекратить раз и навсегда, и все.

Подъехал желто-бесцветный, издающий тихие стоны автобус. Из автобуса
вышли люди. В автобус вошли люди. Бабка-кондукторша
поковыляла к воротам фабрики за печеньем. На фабрике делали
печенье, которое продавалось в будочке около ворот.

– Александр Александрович…

– Да уже говорено сто раз. Лыко да мочало… Все, хватит.

– Ну, как знаете.

Александр Александрович пошел к автобусу. Александр Александрович
постоял немного, потом сложил листочки с зелеными каракулями
пополам, сунул их в карман и тоже пошел к автобусу. Александр
Александрович вошел в автобус и сел у окна, но не рядом с
Александром Александровичем, а на другое сиденье. Александр
Александрович оглянулся, а Александр Александрович, заметив
это, отвернулся к окну. Это раньше они всегда ездили вместе,
разговаривали и даже иногда пили пиво, но сейчас уже не так,
какой-то все-таки разлад между ними произошел, и они сидели
на разных сиденьях и смотрели в разные окна в разные
стороны.

Вернулась кондукторша с пакетом печенья. «Гробы и печенье» –
отрывисто подумал Александр Александрович. Кондукторша медленно
продвигалась по салону и собирала плату за проезд. Печенье
лежало на кожухе мотора, рядом с водительским местом. «И печенье
тут тебе, и гробы» – нехотя подумал Александр
Александрович.

Кондукторша завершила свой обход и взгромоздилась на кондукторское
место. Закрылись двери, автобус развернулся, доказав тем
самым, что это место – действительно круг, автобусный круг, а не
какой-нибудь там прямо– или многоугольник, и поехал –
сначала по узкой петляющей дороге, а потом по широкой и прямой.

Автобус катился по прямой, ровной, широкой – по три полосы в каждую
сторону – дороге. Эту дорогу построили несколько лет назад,
она была очень широкая и прямая, с разделительным
газончиком, никаких пробок, и теперь стало очень удобно добираться до
населенных пунктов, расположенных вдоль этой прямой
шестиполосной ровной дороги.

19 октября 2002 года