В дороге (под редакцией Владимира Иткина)

Автографы

Дураку ясно, что авторская надпись на книге увеличивает ее ценность
во много раз, особенно, если автор уже в могиле. Сложнее
обстоит дело с автографами живых писателей. Один мой знакомый
прозаик, имени которого называть не стану, однажды мне сказал
следующую парадоксальную вещь: «Неизбежное зло писателя –
книги с автографами коллег. Мусор, от которого можно
избавиться, но нельзя отказаться». Фраза довольно злая и, наверное,
не вполне справедливая. Но какая-то доля правды в ней,
согласитесь, есть.

Писатель Андрей Измайлов как-то жаловался мне на писателя Володю
Рекшана. Дело в том, что однажды в букинистическом магазине
Измайлов обнаружил какую-то из своих книг с собственным же
автографом В. Рекшану. Сам Рекшан категорически отрицал свою
причастность к факту сдачи книги с автографом. В принципе,
ничего зазорного в этом происшествии я не вижу. Всем известно,
что у большинства отечественных прозаиков денег не то что
нет, но зачастую не предвидится даже в далеком будущем. Поэтому
ради элементарного выживания писатель имеет право совершить
этот мелкий грех – сдать подписанную ему автором книгу
пусть за мелкие, но все-таки деньги. И обижаться тут, по-моему,
нечего.

Особый случай с автографами – когда автор ставит перед собой задачу
таким способом заработать. Классический пример – вояж
Маяковского по Америке. Сопровождавший поэта Давид Бурлюк
заставлял гостя из советской страны подписывать свои книги, объясняя
это прагматически просто: неподписанная книга стоит 5
долларов, книга же с автографом знаменитого гостя – 20.

Кстати, об автографах Маяковского. Дмитрий Быков в книге о
Пастернаке пересказывает показательный факт покупки Осипом Бриком у
букиниста в 1939 году книги Маяковского «Хорошо!» с надписью:
«Борису Вол с дружбой нежностью любовью уважением
товариществом привычкой сочувствием восхищением и пр. и пр. и пр.» У
того же букиниста Брик обнаружил и другую книгу, пятый том
собрания сочинений Маяковского, также с автографом
Пастернаку: «Дорогому Боре Вол 20/XII 1927».

Сам Пастернак категорически отрицал, что эти книги подарены ему и
попали к букинисту из его домашней библиотеки. «Это не мои
книги, – ответил он Василию Катаняну на заданный по этому
поводу вопрос. – И надпись не мне».

Быков связывает факт продажи подписанных книг с сознательным
открещиванием Пастернака от такого поэтического явления как
творчество Маяковского. Так ли это или не так – доказывать
литературным историкам. Я привел этот случай в качестве примера, не
более.

Айвазовский

В книге отзывов музея Айвазовского в Феодосии еще не очень давно
можно было прочитать такие интересные записи:

«Великий русский марионист. Зеркало русского флота», ниже подпись –
«Подводники».

«Просмотрел картины Айвазовского. Считаю что-то сверх естественное.
Смотришь на картину море забывается где находится, хочется
бросить в воду камешек». Подпись: «Панфилов».

«Уходя на трудную и опасную работу, я вдохновляюсь картинами
Айвазовского. Думаю это мне поможет». Подписано: «Майор Семенов».

Мой знакомый предприниматель, владелец маленького кафе в крымском
городке Богатырка, умел складывать из рыбьих костей картину
Айвазовского «Пушкин на берегу Черного моря». Эту картину
Айвазовскому помогал писать Репин – Айвазовский рисовал воду, а
Репин сушу и Пушкина на утесе.

К образу Пушкина Айвазовский обращался и самостоятельно, без помощи
Репина: см. картину «Пушкин у Гурзуфских скал».

Все эти примеры говорят о подлинной народности художника
Айвазовского, настоящая фамилия которого Айвазян.

И если английский маринист Тёрнер был романтиком-метафизиком, море у
которого представляет собой туманный размытый фон, то у
русского романтика Айвазовского море совершенно реальное, и
если даже в нем бывает туман, то туман этот не выдуманный,
природный.

Отношение собратьев художников к творчеству Айвазовского менялось в
зависимости от возраста и уровня популярности. Особенно
характерно это выражено у Александра Бенуа, в юности
восторгавшегося художником, а в старости бросавшего в своих изданных на
западе мемуарах фразочки типа «Зал завешан морями
Айвазовского». Наверное, мир-искусника раздражала цельность.
Действительно, всю жизнь рисовать моря – такое постоянство дано не
каждому. Это как всю жизнь пролюбить одну женщину, ни с кем
ей ни разу не изменив.

Аксенов В.

...Любовь, как известно, помесь низкого и высокого. Аиста и
крокодила. Горек мёд первых любовей, а их бывало с избытком. И
Аксёнов одна из них.

Золотое было времечко – шестидесятые годы. Стиляги в «атомных»
пиджаках и в ботинках «на манной каше». Первые джинсы, которые
тогда назывались «техасами». Джаз, записанный на «костях». А
уж эти ужасные мальчики, хиляющие по «бродвею» с гитарой, –
это, конечно, мы, помолодевшие на тридцать пять лет.

Жаль, что вас не было с нами, дорогие молодые читатели.

Перечитайте прозу Аксёнова. Веселый разноцветный язык, на котором он
говорит, вдруг да сделает и нас, читателей, веселее. Если,
конечно, мы, читатели, не страдаем хронической глухотой.

Аксенов остался прежним, такой же разноцветный язык, такие же
незадачливые герои. Ну одежды стали чуть-чуть другие, ну действие
многих вещей смещается чуть ближе к Америке. Но так же и
грустишь, и смеешься – как от встречи со старым другом. И так
же жалко на последней странице расставаться с собственной
юностью.

Еще об Аксенове.

В двадцатых числах июня 1999 года мне и разным моим знакомым была
послана E-mail-ом анкета, оформленная в виде письма. Текст,
который я получил, полностью звучал так:

Уважаемый г-н Етоев!

Тайный оргкомитет Первых Аксёновских чтений, которые состоятся 23
июня с.г. в 18.00 в Крымском клубе (Москва, Кутузовский пр.,
3, арт-центр «Феникс»), приглашает Вас принять участие в этой
акции.

Вне зависимости от того, будет ли у Вас возможность лично посетить
Чтения, просим Вас ответить заранее на важные вопросы:

1. На какое живое существо (птицу, зверя, рептилию, членистоногое, дерево и

т.п.) похож В.Аксёнов?

2. Кем (каким) В.А. мог быть в прежней жизни?

3. Кем (каким) В.А. может оказаться в следующей?

4. На какие темы Вы побеседовали бы с В.А., оказавшись с ним в
ближайшие дни попутчиком в самолёте?

5. Прочли ли Вы последний роман В.А. «Новый сладостный стиль»?

6. Чего Вы пожелали бы В.А.?

Дополнительные вопросы:

1. Роль В. Аксёнова в истории русской литературы.

2. Роль В.А. в становлении его эпохи.

3. Роль В.А. в его собственной судьбе.

4. Роль В.А. в Вашей собственной жизни (вплоть до малейших вкусовых,

поведенческих и т.п. влияний).

5. В чём уникальность писателя Аксёнова.

Наш адрес: sid@rinet.ru, телефон (095):345-59-13.

Ваши ответы станут вкладом в сокровищницу мировой культуры.

Считаем себя обязанными сообщить, что близящиеся Чтения –
псевдонаучные входят в цикл акций Крымского клуба «Первые чтения» или
«Коллекция интеллектуальных и художественных жестов в
сторону знаковых фигур современного искусства» (в 1999 г.
проведены Первые Рубинштейнианские, Некрасовские, Приговские
чтения).

С надеждой,

Сид.

P.S. Василий Павлович, почётный Президент Крымского Клуба, прибывает
в Москву из Вашингтона накануне Чтений и непременно примет
в них участие. Ваш ответ будет озвучен во время Чтений и
через некоторое время помещён на открываемом в августе 1999 г.
сайте Крымского клуба.

Сегодня, в первый день рассылки вопросника (на 21.30 18.06.99 г.) на
наши вопросы уже ответили Борис Стругацкий, Михаил
Успенский, Максим Мошков, Баян Ширянов. Не особенно долго думая, я
сел за клавиатуру компьютера и скоренько настучал ответ:

Уважаемый тайный оргкомитет!

Отвечаю по пунктам на присланные Вами вопросы.

Основные вопросы.

1. На воздушный шар – самое живое из всех существующих во вселенной
живых существ.

а) Воздушный шар – универсальная форма жизни; он одновременно и
птица, и зверь, и рептилия, и членистоногое, и дерево, и т.п.

б) Воздушный шар – отражение человека будущего в зеркале современности.

в) В небе грустно без воздушных шаров.

2. Джонни Яблочным Зерном. Был такой реальный человек в истории
молодой Америки, который ходил по стране с мешком яблочных зерен
и насаживал повсюду яблоневые сады.

Он же, кстати, первый придумал бейсбольную кепку с сильно вытянутым
вперед козырьком.

3. Памятником, кем же еще? Моего дедушки Александра Сергеевича с
книжкой Етоева в руке.

4. На самые ординарные – быт, здоровье, погода. Может быть, немного
о литературе: спросил бы, почему он перестал писать для
детей. Дети ведь тоже люди. «Мой дедушка – памятник» давно уже
зачитан до дыр. Пора бы переиздать.

5. Стыдно. Год уже как лежит на тумбочке на расстояние полувытянутой
руки, а руку всё не протянуть полностью – мешает сволочная
работа. Но желание прочесть – острое* (СНОСКА: Прочел,
прочел – и получил удовольствие.).

6. Первое: добрых и справедливых читателей. Второе: не обижаться на
дураков и лентяев.

Дополнительные вопросы.

1. Как роль Петра I в русской истории.

Прорубил окно в Америку. Избавил литературу от вшивости. Сбрил
бороды и ввел в литобиход джинсы и ботинки на «манной каше».
Вместо ансамбля «Березка» утвердил джаз. И так далее.

2. Самая непосредственная. В. Аксенов и поколение его читателей не
дали неоперившемуся птенцу свободы: а) пригреться в теплом
навозе священной коммунистической коровы; б) замерзнуть, когда
ветер в стране сменил направление – с юго-западного
умеренного на холодный с севера и востока, то бишь из мордовских
лесов и прочих заповедных мест СССР.

3. Как литературный герой порою вдруг выходит из-под контроля автора
и начинает жить самостоятельной жизнью, так и автор,
подобно этому своему герою, может выйти из-под контроля жизненных
обстоятельств и управлять ими по своему разумению.

По-моему, с В. Аксеновым происходило и происходит нечто подобное.

4. Я никогда не был ничьим фанатом. Фанат, по определению, человек
слепой и глухой. Хорошо бы он был еще немым и безруким.

Поэтому богом Василий Аксенов для меня никогда не был.

Он был (и есть) для меня просто живой писатель, показавший живую
жизнь, вкрапленную, как пузырек воздуха, в застывшую мертвую
массу, которая нас всех тогда окружала.

Я человек эпохи бочкотары, глядите, как на мне топорщится пиджак...
Топорщащийся пиджак героев Аксенова мы примеривали к себе. И
топорщащаяся проза его рассказов, его блистательная
фантасмагоричность, его «Затоваренная бочкотара», «Стальная птица»,
«Мой дедушка – памятник», «Золотая наша железка», «Поиски
жанра» и прочее были как праздничный карнавал, как веселое
первомайское шествие, где злодеи соседствуют с мудрецами, а
негодяи необязательно берут верх над праведниками, как обычно
бывает в жизни.

По-настоящему вещи Аксенова вошли в мою жизнь довольно поздно –
где-то с середины 70-х, когда гремевшие десятилетием раньше
«Звездный билет», «Апельсины из Марокко», «Коллеги», «Пора, мой
друг, пора» давно отгремели и воспринимались уже как
классика.

Это было время Галича, расцвет диссидентства, самиздата и тамиздата
и поэтому романы Аксенова, особенно изданные за бугром
(«Стальная птица», «Ожог»), укладывались в контекст охватившего
тогда умы вольнодумства.

Когда, уже в 90-х, я перечитывал эти вещи, то прежде всего внимал их
неординарной эстетике, а не их политическому заряду. В 70-е
же они горячили кровь скорее своей актуальностью и более
напрягали мышцы рук и лица, чем те закоулки мозга, что ведают
эстетическими пристрастиями.

В конце 80-х, в самом начале горбачевских реформ, я даже написал
письмо в журнал «Крокодил» после того, как там напечатали
возмущенные письма читателей, якобы бывших когда-то поклонниками
творчества Аксенова, но после его антисоветских выступлений
на Западе готовых выбросить книги писателя на помойку. Зачем
на помойку, писал я в письме, лучше пришлите мне, и далее я
прилагал список книг, которые я в то время безуспешно
пытался отыскать.

Не знаю, как на меня повлияло творчество Василия Аксенова. Видимо,
повлияло, как вообще влияют хорошие книги на творчество
любого писателя.

5. В чем уникальность писателя Аксенова? В чем вообще уникальность
любого хорошего писателя? Это вопрос таинственный и очень
индивидуальный. Сколько у писателя читателей, столько, видимо,
будет и ответов на этот вопрос. А у Аксенова читателей
много, я интересовался и знаю. Что касается меня, то мой ответ
складывается из суммы предыдущих ответов.

Не знаю, был ли мой ответ озвучен на Чтениях, да это, собственно
говоря, и не важно. Главное, анкета дала мне повод высказать
свое мнение о писателе, который для меня дорог. Мне этого
более чем достаточно.

P.S. «Литературная газета» прокомментировала эту клубную акцию так:

«Крымский клуб под занавес провел Аксеновские чтения, пригласив
Василия Павловича послушать, что скажут о нем исследователи и
поклонники; вторые явно возобладали, хоть и аттестовали себя
по большей части критиками и филологами, а потому мероприятие
проиграло в зрелищности аналогичным акциям, героями которых
были более радикальные авторы…»

Оставляю этот комментарий без комментариев.