Искусство

Скоро уж десять лет, как российские музыканты самых разных свойств и биографий гастролируют в государстве Израиль - с начала 90-х, когда быстро скопившаяся на его территории критическая масса потенциальных зрителей-слушателей сделала гастроли целесообразными. Поскольку сия массовая иммиграция, особенно поначалу, являла собой достаточно характерный социокультурный срез зкс-советского городского населения, мог выглядеть вполне уместным неожиданный интерес к посещению земли, неизведанной уж точно не менее, чем святой, со стороны весьма широкого спектра артистов - ибо каждый мог рассчитывать на некую аудиторию, в своей пропорции.

Прежде всего, однако, следовало ожидать тех, для кого разъезды с концертами были, по тем или иным причинам, предприятием наиважнейшим, и чьи сборы могли быть гарантированными - и они не заставили себя ждать. Разношерстные кабацкие звезды шустро замелькали на узком и вытянутом израильском небосводе, и наиболее закрепившиеся с годами на криминально-безвыходной почве российского шоу-бизнеса вошли постепенно в деловой ритм челночных поездок. Параллельно потянулись в обетованную истершиеся герои р-н-ролла, для которых уже с конца 80-х и до сего дня выступления во всяческих бывших и будущих горбушках и краюшках стали единственной полноценной формой искупления бытия. Борис Горисович сотоварищи - еще до костромских навигаторов, этих странных плодов бесполой любви к обломкам Академии Грез - и Зачитавшиеся Уэллса были, не ошибиться бы, средь пионеров - как ноблесс и оближь. За ними Шевчук, Кинчев и так далее. История повторялась в миниатюре - на этот раз в виде гастролей. Повалило и мелкое хулиганье, в свое время буйно разросшееся на богато унавоженной братьями-основателями почве. Сектор Газа максимально приблизился к предмету своего вожделения, побывав даже в Ашкелоне. Атмосфера на концертах была как будто чудесным образом пересажена из вышеупомянутых горбушек. Публика, часть которой успела с годами не только приехать, но и вырасти - впрочем, главным образом, численно - всякий раз бурно выражала свой восторг, часто без особой связи с происходящим. Летели цветы, бутылки, банки, косяки и прочие знаки времени. Все были счастливы.

В то же время те, кто действительно посвятил себя в бурные 90-е творчеству, не вписавшись по тем или иным причинам в коммерческий водоворот, не спешили за границу, имея на повестке дня очевидно другие приоритеты. Расцветший в постсоветскую пору АукцыонЪ посетил Израиль впервые лишь в 97-м - уже, собственно, на излете: в последующие годы их гастроли постепенно приобрели знакомый, сползающего качества характер. Надежда же увидеть в этих краях, скажем Романа Суслова - даже на грошовой сцене какого-нибудь Барбисарая - до сего дня остается тщетной. На этом фоне особенно торжественно проступило первое, чрезвычайно эксклюзивное и в высшей мере единственное выступление 1 февраля 2001 года в городе Бат-Яме Петра Николаевича М.

Демонстративная неотмирность - с середины 90-х уже в буквальном смысле - создателя и многолетнего извлекателя звуков МУ несомненно объясняет подобную задержку. Исповедуемый и проповедуемый им Уход от Суеты не может не обуславливать самым загадочным образом такие деяния, как посещение Израиля с целью публичного выступления, а потому эта дата - февраль 2001 - наверняка не случайна.

Однако, как показывает время, в таких случаях лучше поздно, чем слишком рано. Февраль - чудесная пора, а бат-ямский театр, сиречь Дворец Культуры - замечательное место, куда лучше, чем иные места, где приходилось выступать коллегам Петра Николаевича (вспомнить хотя бы премьерный концерт того же Аукцыона в Хайфе-97) - его зал вмещает более полутысячи человек, и он был полон. Заждались Мамонова в Израиле - немногие за прошедшее десятилетие имели возможность узреть его живьем - и люди съехались со всей страны, не оставив свободных мест и создав атмосферу инцидентов странного свойства вокруг тех, что казались спорными.

По части реакций на происходящее собравшиеся проявили похвальную слаженность, несмотря на разношерстность - в том числе возрастную: в толпе мелькали лица весьма почтенного для подобных мероприятий возраста. Впрочем, относительно зрелый возраст среднего зрителя оказался явно не последней причиной пристойного поведения публики - а оно было таковым - хотя, возможно, чисто внешние факторы - к примеру, представительность места действия - сыграли свою роль; трудно недооценить и благотворное воздействие бритоголовых молодцев, как бы шагнувших из некоего смежного мира - один их вид настраивал входящих на серьёзный лад - во всяком случае, желание скакать от избытка эмоций по дорогим креслам, зазоры меж коими были раздражающе по-театральному тесны, не оставляя во всех отношениях места для дискотечного выдрючивания - выветривалось как-то само по себе.

Трудно было бы попытаться уяснить, какой процент зрительской массы вполне представлял себе характер ожидаемого действа - предположительно, для многих было довольно одного лишь имени - так или иначе, долгожданный гость, явив с благопристойным - менее, чем на полчаса - опозданием свой концептуально небритый лик из-за кулис, был встречен подобающей случаю овацией. Не обошлось, конечно, без того, чтоб кое-кто из наиболее несознательной части аудитории не преминул заявить о своем присутствии и скорректировать атмосферу выкриками вроде "Петр Иваныч, вы такой ненормальный!" или же: "Начни сначала!!" - впрочем, последнее имело место уже после вступительного номера - как всегда, пытаясь единственным доступным способом приобщиться к Предмету своих восторгов. Следует отдать должное уж не знаю кому - в дальнейшем инциденты подобного рода не повторялись. Петр Николаич же, в свою очередь, не замедлил порадовать всех - в том числе не знакомых с Чеховым как в оригинальной, так и в актуальной версии, открыв выступление лихой песенкой, вполне в духе старых недобрых ЗМ, в которой таки обещал начать сначала, что и послужило поводом. После этого все уже пошло как по маслу.

В костюме холщовой недотыкомки и геральдической щетине, Мамонов с первой же минуты покорил святою серьезностью игры публику и заставил ее повиноваться - по меньшей мере, собственным (ее, публики) домыслам. Прыгая по сцене изломанным журавлем, словно пытаясь приумножить число обитающих на ней за счет частей самого себя, то шипя, то вопя на них, кидая злобные взгляды в зал в поисках недостающих партнеров, разбрасывая вокруг нити жемчужной в свете прожекторов слюны, подобной невиданному спецэффекту - ежеминутно бывал он награжден взрывами хохота, своевременность и уместность которых вызывала подчас немалые сомнения. Иные же аплодисменты - к примеру, по поводу испития стакана - притом, по замыслу исполнителя, явно простой воды - не могли не умилять. Но и смутить его, видавшего и не такое, тоже не могли, разве что - иные, нелепые, но громогласные изъявления побуждали порой метнуть по их адресу особо грозный взор - после чего те, испужавшись, смолкали.

В интермедиях, заботливо введенных в канву спектакля, дабы не докучать зрителям излишне плавным развертываньем сюжета - был виновник торжества хорош не менее. Брал ли он в руки эл. гитару - чтоб не забывали, к кому пришли - делая вид, что пляшет на шатких мостиках холода - в то время, как оные на деле распирали его изнутри кусочками льда, заставляя изгибаться по прихоти своих колких изломов; становился ли по стойке смирно, пространно цитируя растворенного в густом супе перформанса Пригова. Последнее обстоятельство, очевидно, ускользнуло от ряда присутствующих, реагировавших по-детски восторженно - подобно тому, как некогда интеллектуальный авангард советских панков приветствовал смурные монологи Даниила Ивановича Хармса в исполнении Летова Jr, из скромности не поминавшего автора.

Поскольку главное действо возвращалось на круги своя, постепенно возникали на сцене его реальные герои - тряпичные, продолжительность участия коих в спектакле могла показаться незначительной знакомому с ним заочно, однако это с лихвой окупалось поведением их пастыря, не скрывавшего восторг по поводу обретения долгожданных партнеров, способных разделить депрессивные тяготы Одного Актера. С неподдельной нежностью обнимая своих питомцев за узкие плечи, встревожено вглядывался он в глаза зрителей, тщась прочесть в них приговор заблудшим синтетическим душам - и опять же не обманулся: приговор, судя по уровню эмоций был близок к высшей мере.

Кульминация представления, закономерно наступающая в последнем эпизоде, когда главный, и все же единственный, Герой появляется-таки в своем подлинном обличье, то есть - в черном балахоне до пят с нарисованным на спине огромным вопросительным знаком, напоминая сбежавшего с костра еретика - повергла, наконец, публику в некое подобие шока, или - чем черт не шутит - задумчивости? Так или иначе, осиянный красным светом финальный уход действующего лица за кулисы семенящей походкой лоботомированного Джека Николсона сопровождался более или менее напряженным молчанием, безропотно тонувшим в грохоте динамиков.

Явно не желая оставлять благодарных зрителей в подавленном состоянии, Петр Николаевич не замедлил порадовать их повторным появлением - на краю сцены, избегая нарушить эффект опущенного занавеса, без зловредного балахона - но с многообещающей гитарой на плече. Перебирая лирически струны, П.Н. завел с залом беседу, которую поначалу можно было счесть импровизацией; однако подчеркнутая монотонность речи и откровенно потусторонний набор слов быстро избавили зал от необходимости поддерживать разговор, сведя его к приятному и удобному для всех монологу, по окончанию которого умиротворенная аудитория была уже вполне готова распрощаться с дорогим гостем.

Но нет - Гость не был готов распрощаться, не поставив приличествующую оказии точку. Едва исчезнув из поля зрения, он снова возник на фоне занавеса - пересекая сцену лихими прыжками, сопровождая их истошными воплями: "Звуки му! Звуки му!" - и уж тогда пропал безвозвратно.

P.S. Будет уместным упомянуть, что мнения постфактум касательно этого финального пассажа разделились: иные сетовали, что Петр Николаевич уронили себя, возжелав потакать наиболее низменной части аудитории; другие, напротив, уверяли, что это был тонкий и продуманный реверанс публике в точном соответствии с ее тонкой и продуманной реакцией на спектакль. Пусть будут правы и те и другие: Высшему Отставнику - волею которого, как любит говаривать Мамонов, обусловлен всякий поступок - а стало быть, и эти чудные прыжки - наверняка лучше знать, кому что предназначалось.

Петра Мамонова (не Папанова), вероятно, нет особой необходимости представлять в той или иной ипостаси его многоплановой деятельности на ниве культурного производства. Музыкальное шоу, стихи, театральное действо, кино - вот основные формы мамоновского экзистенса, видные сегодня с высоты исторически птичьего полёта.

Кому-то наиболее важны мамоновские вхождения в кинематограф - от легендарных "Такси-блюз" и "Игла" до "Время печали ещё не пришло", кому-то, несомненно ценнее его апробированные опыты мыслеизложения под музыку, ну, а завзятым "театралам", вероятно приятнее думать о Петре Николаевиче в контексте его сценических проектов последних десяти лет. И тут уместно вспомнить о московском театре имени Константина Алексеева-Станиславского, любезно приютившего этого мелкопоместного селянина и давшего ему возможность лицедействовать от "Лысого Брюнета" до маркесового "Полковнику никто не мыши", и далее к нынешнему "Марксовому" жизненному шоу весьма потоотделительного свойства.

Мамонов впервые приехал в Израиль. Он дал незабываемое представление в БатЯмском "Доме Культуры" (см. Врез), представляющее собой его моноспектакль "Если жизнь на Марксе" (по мотивам чеховского "Предложения") и заодно сподобился (за день до того) принять членов редколлегии альманаха "Топология Междустрочья" в его тельавивском набережном пристанище, что волею судьбы определилось на улице именованной в честь знаменитого "воскресителя" языка иврит - Элиэзера Бен Йегуды.

Мы говорили о самых разных вещах.. В основном о Боге, Мамонове, Абсолюте, разнообразных Батюшках (вариантах пивоваровско-ануфриевского "Священства"), музыке, винилоподобных звуках и многом другом.

Методологическое замечание: Здесь - в этой почти стенографической записи нашего разговора, мы постарались (в меру сил) донести по возможности более точно все именно мамоновские (а не, слегка, модифицированные - наши) слова, эмоции, специфическую Петровскую фонетику. Пусть, и в ущерб "комильфотному" журнализму.

Мамонов начал неожиданно. Сразу взял быка за рога. Стал подчеркнуто тихо говорить о винилах. Почему о винилах и почему говорить - вопросы к нему самому. Но говорил хорошо. В смысле гладко. В смысле лаконикосладко. В смысле вполне фантастично. Без пустобрёхства, но и без реализма. Просто. По-мамоновски. Так и начали мы беседу нашу, не всегда отягощённую излишками какой-то особенной обоюдновозникшей дружелюбности, но зато всегда, на наш взгляд, познавательную.

А, между тем, разговор начался, как ни странно, с винильностей, с пластмассового звука, с надежной (по Мамонову) обретаемости оного. С иглы, которая режет черную гладь пластинки и за которой, словно за острым килем корабля, водяно сходится расплавляемая поверхность диска... Вспоминалась "лунная дорожка", та, что "блистает серебром" и она же "идет за мной как след за кораблём".



Петр.Мамонов. Принцип действия пластинки, иглы...



Денис.Иоффе. Острие несколько деформирует её...



П.М. Игла плавит пластмассу трением. Поэтому, если винил хороший, то игла проникает до донышка дорожки. А после - сплавляется обратно. И если винил хороший, то он сплавляется обратно правильно. Не трещит.



Д.И. Прямо так и сплавляется?



П.М. Да. Застывает. После того, как игла трением расплавляет пластмассу, то за ней, как за кораблём вода - сходятся волны - да? Так и тут. Если винил хороший, то как он восстанавливается после расплавки будет идентично первоначальной конструкции. А если винил плохой... То - двадцать раз прослушал - плохо. Каждый раз не то. Поэтому треск. А в шестидесятых годах был очень качественный винил. Особенно на известных фирмах. Поэтому эти пластинки стоят очень дорого. Кроме того, что они редки по музыке, они очень высокого качества.



Д.И. Вот, когда прошлым летом тут был Ханс Иоахим Роделиус - он продавал свои винилы по сколько? По тридцать баков?



Михаил.Клебанов. -Он их, насколько я помню, продавал не слишком дорого. Но, ведь это были сплошные раритеты. Потому что сейчас они почти не сохранились. Да и они не издавались в последнее время...



П.М. Нет, отчего же... Сейчас опять стал издаваться тяжелый винил. Так называемый толстый винил.



Д.И. Да, да.



П.М. На нём издают кое-что...



Д.И. Но, это маленькими тиражами...



П.М.Довольно большими. А сейчас сделали ещё новую систему. Очень тяжелая игла. Семь грамм. И супержёсткий винил. Очень большое давление. Качество вообще потрясающее. Очень толстая пластинка такая. Очень глубокая дорожка.



Д.И. Но и всё же, есть некое запрограммированное количество раз, при которых пластинка может быть полноценно прослушана...



П.М. Да нет же. Я же объяснил. Что если винил хороший, то его можно слушать бесконечное количество раз. Ну, может и не бесконечное, но на наш век хватит. Это зависит от качества пластмассы...



Д.И. Да, это всё наверное так.. Но вы понимаете, мы находимся в несколько ином мире... Полностью чуждом всем этим "аналоговым" действиям... Мире, скорее цифровом...



П.М. Вот вы и находитесь. Тот где хочет там и находится. Правильно? Тот что хочет тот это и имеет. Если хотите иметь суету и материальные ориентиры, то это и получите...



Д.И. Но, расскажите пожалуйста, вот вы приехали сюда... Это, ведь ваш первый визит?



П.М. В Израиль - да.



Д.И. Вот. Ну и как вы ощущаете себя тут у нас. Терра сакра - имманентно присутствующий абсолют... Ваша конфессиональность чувствует здесь обретение божества?



П.М. Не понимаю о чем вы. Имманентный абсолют... Я так не ругаюсь.



Д.И. В плане вашего отношения к Богу.



П.М. К Богу? Я - верующий. Православный христианин. Восточная церковь.



Д.И. Имеет ли ваше вера отношение к визиту сюда.



П.М. Нет.



Д.И. Никак вообще не связано?



П.М. Ну, что значит никак не связано.. Конкретно - нет. Но на самом деле всем, конечно, управляет Господь.



Д.И. Но вы чувствуете некий особый импульс здесь?



П.М. А мне чувствовать зачем? Это мне не надо.



М.К. Это могли бы быть импульсы, которые...



Д.И. Может это происходит как-то помимо вашей собственно воли...



П.М. Моя задача - призывать Бога в себя. Чтобы Он был во мне. А дальше...



Д.И. В обители божьей - Иерусалиме - побывали уже?



П.М. Нет ещё. Но, я об этом не думаю - то о чём вы спрашиваете. У меня на это ответов готовых нет. Я думаю только о том как бы мою жизнь почистить, чтобы Бог пробыл по-дольше во мне. Чтобы Он не погнушался этого мерзкого сосуда, которым я являюсь...



Д.И. Но бог, выходит, не имеет особого отношения...



П.М. Бог имеет отношение ко всему.



Д.И. Конечно. Но, к чему-то больше, к чему-то меньше...



П.М. Вот, скажем - пропали очки - попросите у Господа - тут же найдутся. И так далее. И Голос Он имеет всюду. Во всём и всегда. Вечно. А мы - ложь... Вот... Мы с вами - это ложь.



Д.И. Однако, мы вообще лишь пассивно снимся. Будде...



П.М. Мы ложь, ложь. Правда одна - Бог. А мы - ложь. Поэтому нам нашим разумом решать нечего. Надо на Господа уповать.



Д.И. А ваши взаимоотношения с религией как таковой...



П.М. Я ж вам уже сказал. Я - верующий.



Д.И. Эксклюзивно христианский?



П.М. Православный, христианский. Восточная церковь.



Д.И. А ваше отношение к, скажем, Буддизму? Исламу?



П.М. Никакого.


(закуривает)



Д.И. Тогда, что это всё? Ошибки?



П.М. Это всё ересь.



М.К. Просто дело в том, что многие артисты, которые приезжали сюда на гастроли всегда очень любили акцентировать тот факт, что они приезжают именно в эээ "Палестину", и чувствуют некое сближение с присутствием Бога. Определённое сближение с тем, с чем это место ассоциировалось на протяжении времени...



П.М. Ну... святые места - конечно есть...



М.К. Я никогда не знал насколько серьёзно к этому можно относиться... но у вас нет никакого своего отношения к этому... Как вы в целом относитесь к подобным вещам?



П.М. С благоговением.



М.К. То есть у вас наблюдается ощущение некоторой зависимости...



П.М. А как же иначе... Как же иначе... Повсюду, где святые места... Вот мы были в Киеве - это очень намоленный, такой святой город.



Д.И. Но вы себя не ощущаете в ро...



(перебивает)



П.М. Я себя не ощущаю. Нет.



Д.И. Как интересно. То есть в вас нет паломнического аспекта.



П.М. Тут вообще не о том речь. Что об этом говорить? Я же вам ответил. На все воля Господа. И раз я тут, то значит так надо. А моё дело вообще не в этом. Моё дело - чистить собственную грязь.



Д.И. В плане корней?



П.М. Не в плане, а чистить. Вот я - говно, вот надо чистить. Вы - тоже. Тогда Бог будет чаще вам...



М.К. Но и ваш визит в этой связи тоже неслучаен.



П.М. Наверное. Наверное. Я об этом не думаю и думать мне об этом не надо. Мне следовать надо. Следовать. Законам, по которым я стараюсь жить. Вот вся моя задача. Остальное всё - мысли... Ложь.



М.К. Вы действительно решили приехать, потому что...



П.М. Не решал я. Ничего.



М.К. Потому, что почувствовали некую...



П.М. Я не чувствую. Не решал. Мне сказали -"едем в Израиль". Едем. У меня есть директор, менеджер. Вот - ребята (показывает рукой на сидящих В.Левина и Л.Улицкого) - устроили. Я ничего не решал.



Д.И. Но вы знаете... Некоторые русские классики... Например Гоголь. Здесь бывал до вас и чувствовал некий зов этой топографии, необходимость как бы приобщиться...



П.М. О других ничего не могу сказать.



Д.И. То есть их опыт и ваш совершенно изолирован. Не тождественен. Не связан никак.



П.М. О себе только - могу сказать.



Д.И. Ваше отношение к русскому канону, к русским классикам. От Гоголя до графа Толстого.



П.М. Я же их не знаю. Я с ними не был знаком. Как же мне относиться...



Д.И. Их творчество?



П.М. Китайский язык.



Д.И. Граф Толстой вас чем-то же привлекает?



П.М. Китайский.



Д.И. Его дневники?



П.М. Китайский. Читаю и не понимаю о чём идёт речь Вот я ж не знаю... Скажем - открываю Толстого книжку...



Д.И. Какую?



П.М. Ну, практически любую - уже сейчас... Раньше я это любил... А сейчас открываю и с ужасом вижу, что мне там нечего... Я не понимаю о чём это. А тут - открываю святых отцов. Там сразу идёт речь о том, о чём мне очень сильно надо. И вот он - ответ. И вот он путь. И всё ясно как и что...



Д.И. И кто из этих отцов конкретно?



П.М. Многие. Многие. Все... все...



Д.И. А именно, кто? Августин, Эриуджена?



П.М. Нет, нет, зачем... Я что - католик, что ли?



Д.И. Так выходит - Григорий Богослов?



П.М. Все, Исак Сирин, Заточник... Я всё читаю - это всё от Господа, нам дано, чтобы следовать...



Д.И. А каково ваше отношение к другим конфессиям?



П.М. Ересь.



Д.И. Что же значит - ересь?



П.М. Ересь - значит ересь. Неправильно.



Д.И. Ересь - значит - искоренять, вырубать...



П.М. Ну, не знаю. Искоренять - дело не моё.



Д.И. Ну, а ваша позиция.



П.М. У меня нет позиции.



Д.И. Хорошо- ваша не-позиция?



П.М. vУ верующего человека нет позиции. У него позиция одна - близость к Господу.



Д.И. Ну, а как вы артикулируете вашу веру?



П.М. Гм... "артикулируете"... Это вообще что? Вы будьте попроще и народ к вам потянется...



Д.И. Возможно, я не особо жажду такого сценария...



П.М. Тогда зачем вы сюда ко мне пришли?


Продолжение следует