Жизнь как есть

После часового скоростного продвижения по водной глади «Комета»
сбрасывает скорость, Погост медленно разворачивается вокруг мыслимой
оси, подобно ожившим скульптурам Лени Рифеншталь. Близко, лишь
протяни руку, вещественно, нереально, большие купола мягко бликуют
теплым закатным деревом. Задавить мощью тебя, маленького – нет.
Внутренняя сила и спокойствие уводят вверх.

Невыносимо затягивает, глубинное гудение, глубинная память слегка
вздрагивает и открывает глаза. Рваное небо, огромная вода неровно
дышит в лицо, дышит всегда, скрипит лодками о мокрое дерево пристани,
угольного цвета земля, выгоревшие травы, каменистые тропинки,
деревенское кладбище на холме над водой.

Кижи – малюсенький островок в бескрайней онежской воде, в Кижских
шхерах, шхеры – шершавое манящее слово. Грядка, вспаханная ледником,
– в длину меньше 7 километров, ширина же совсем несерьезна.

Еще в XIX веке на Кижах оставалось 10 деревень. Раньше было больше.
Сейчас существуют две, зато настоящие.

Ямки, деревня, живая поныне. Бревенчатые дома, те самые, кондовые,
подползли к самой кромке воды. Смотришь из избы в оконце – узкая
полоска каменистого берега попадает в «слепую» зону, лишь бескрайнее
серебро, всплески, вечная пульсация волн. Солнечные зайчики неровно
дрожат на стенах избы, зайчики от водной ряби. Ощущение полное:
дом плывет.

Фотографии начала прошлого века – местные жители; девчонка-невеста
лет четырнадцати вполне вписалась бы в антураж московского метро,
с роликами в стильном рюкзачке; очень красивые дети, совсем такие
же, как наши. Чтобы сфотографировать, их поставили против солнца,
они отчаянно щурятся. Фоном для них – эти узорчатые дома, то неотъемлемое,
чего никогда не замечаешь.

Лодки, сети, утопленники, снова лодки, вечное балансирование,
женщины потрошат рыбу, которую уже учуяли наглые жадные чайки,
они же потом устроят гнездо в твоем огороде и станут серьезно
и яростно нападать на тебя, пришедшего пощипать травки к обеду.
Рвущийся ветер не стихает никогда. Высокая с изломом былинка,
скользкая рыба в озере, ночные тени – наделены человеческими свойствами,
сознанием и страстями, могут обернуться людьми. Названы имена.
Отношение ко всему сущему – подчеркнуто доброжелательное.

Время замкнуто в кольцо, нет четкого деления на прошлое, настоящее
и будущее. Те же самые дети с яркими белыми волосами визжали и
бегали вдоль воды пять веков назад.

И пусть не пугает нас слово «погост». Погост – место, куда в конце
концов относят каждого. Но слово это означает еще и крупную административно-территориальную
единицу. И собственно административный центр такой территории.
«Кижский Погост» – устоявшееся словосочетание.

Ансамбль Кижского Погоста – две церкви,
колокольня и ограда (отстроенная уже в ХХ веке). Церкви – Преображенская
и Покровская, летняя и зимняя, как и положено.

Преображенская – та самая, неумолимо растиражированная,
но так и оставшаяся вещью в себе. Важнейшие параметры: 22 главы,
высота – 37 метров. Построена в 1714 году на месте старой, сгоревшей
незадолго до. Конструкция, гениальная в своей легкости и гармоничной
завершенности. Считается, что у Преображенской церкви была непосредственная
предшественница: Покровская церковь Вытегорского погоста (24 главы,
1708 год). Сгорела в 1962 году – по всей видимости, погибла от
руки маньяка. Очевидно, подрядчик у обеих церквей был один. Судя
по сохранившимся изображениям, Покровская тоже была чудесна и
доселе невиданна; она, безусловно, была хороша, но Преображенская
в Кижах – это идея, доведенная до совершенства, слово, за которым
остается лишь звенящая тишина.

Набившие оскомину и, тем не менее, неотъемлемые от Кижской красавицы
– высотность, пирамидальность, всефасадность. Высота
– практически синоним слова «красота». За счет пирамидальности
силуэта достигается мощная пафосность посылаемого мессиджа. Всефасадность
– у церкви нет проигрышных ракурсов, фасад со всех сторон, откуда
ни посмотришь – один сплошной вздох.

На первый взгляд – замысловатая, церковь, если приглядеться, представляет
собой всего-навсего три восьмерика, последовательно поставленных
друг на друга и, соответственно, последовательно уменьшающихся.
Нижний восьмерик дополнен четырьмя прирубами, один из которых
– алтарный. Эта крестообразная конструкция – восьмерик с четырьмя
прирубами – называлась 20-стенком и была одной из самых популярных
в деревянном зодчестве благодаря высокой потенциальной вариативности.

Понятно, что строгая геометричность лишила бы Преображенку ее
обаяния. (В природе, как известно, не бывает прямых линий и полной
идентичности, потому и радует она, не переставая.)

Размеры главок каждого отдельно взятого яруса различны.

Неуловимые неправильности: северный и южный прируб, к примеру,
уклоняются от правильного отвеса на 15 см.

Существует справедливое замечание, что первая всплывающая – не
важно, применительно к чему, – ассоциация – самая пошлая. Первая
ассоциация, возникающая относительно Преображенской церкви: построена
без единого гвоздя. В общих чертах это справедливо: деревянные
постройки того времени сооружались подобно фигуркам конструктора
«Лего», детали продуманы и изготовлены таким образом, что их достаточно
вложить в соответствующие пазы, уплотнить – и всё. При необходимости
плотники использовали шпонки – подобие деревянного гвоздя без
шляпки. Однако по безгвоздевому принципу построена не только Преображенская
церковь, это особенность древнерусской деревянной архитектуры
как таковой.

Покровская церковь (10 глав, высота 27 метров,
1764 год) попроще, поскромнее. Уравновешивает своей основательностью
и домовитостью мечтательную чуткую девчонку, понимающе ухмыляется.
В плане представляет собой вытянутый прямоугольник, объединяющий
последовательно: сени, трапезную, собственно молельное помещение
и алтарь. Молельное помещение акцентируется размером, но не только.
На четверик молельни поставлен восьмерик, объем которого плавно
расширяется кверху, повал – чрезвычайно выразительный жест. Восьмискатную
крышу венчают девять глав, десятой отмечена алтарная часть.

Покровская церковь – величественный корабль, спокойно плывущий
на Восток.

Колокольня – 30 метров, 1874 год. Ее нехитрая
сверх’идея сводится исключительно к функциональности при полном
отсутствии декора. Здесь мы видим все тот же восьмерик на четверике,
сверху нахлобучена шатровая кровля. В XIX веке представления о
жизни были уже иные, нежели в веке XVIII. Чрезвычайно эстетичной
стала считаться городская каменная архитектура, поэтому колокольня
– единственное из сооружений Погоста, изначально обшитое тесом.
Тес красили затем светлой красочкой с прожилками, имитируя мрамор,
либо стилизовали под банальную штукатурку.

Не избежали подгонки под новые стандарты и Кижские церкви. Преображенская
была обшита тесом уже в 1818 году, а в 1870 ее главы и бочки покрыли
кровельным железом. Тогда же унифицировали и Покровскую церковь.
Сохранилось немало фотографий, где Кижский Погост отснят в этом
жутком заламинированном виде.

Комплекс Кижского Погоста – памятник сложной судьбы. Мало того,
что этакую красоту уродовали краской и железом. Ее к тому же беспрестанно
пытались реставрировать. Вмешательство XIX века было чрезвычайно
серьезным, поскольку носило, помимо декоративного, еще и реставрационный
характер. Под обшивкой сруб Преображенской церкви был усилен стяжками
каркаса. Стяжки, безусловно, придавали устойчивости. Обшивка же,
сооруженная безо всяких компенсаторных вентиляционных мер, способствовала
образованию застойного увлажнения сруба. Во многих местах бревна
под обшивкой со временем серьезно пострадали.

Очередная реставрация производилась в 1949 – 1959 гг. под руководством
А.В. Ополовникова. Были сняты обшивки и железные кровли, восстановлен
деревянный лемех, покрывающий главы и бочки церквей, заменены
отдельные венцы сруба и заново отстроена ограда. После чего в
порядке эксперимента памятники попробовали законсервировать химическим
способом.

За восстановление бревенчатой сущности Кижских церквей все прогрессивное
человечество снимает перед Ополовниковым шапку. Церквям вернули
фактурность, выразительность и высокую чувствительность к освещению
и цвету. Погост пылает бронзой на закате, пьет озерную воду тихим
солнечным днем, под низкими мрачными тучами древность подергивается
замшелостью.

Однако грубоватая метода реставрации и последствия проведенного
Ополовниковым подновления срубов до сих пор вызывают споры специалистов.
После того, как деревянный каркас XIX века был снят, Преображенская
церковь «поехала». Сруб начал деформироваться, крениться в восточном
направлении. Кроме того, при замене венцов не учитывалось, что
свежее дерево плохо сопрягается со старым.

Уже в 60-е – 70-е годы прошлого века состояние Преображенской
церкви было признано аварийным. Деформации и выпучивания стен
пытались исправить с применением домкратов, что лишь усугубило
ситуацию.

Попытка же реанимации Преображенской церкви в 80-е годы ХХ века
и вовсе закончилась плачевно: церковь изнутри укрепили металлическим
каркасом, стены изуродовали гигантскими болтами. Временно. Чтобы
удобнее было перебирать сруб. Потом от идеи переборки отказались,
зато выяснилось, что изъять подпорки уже никоим образом невозможно.
Без них церковь рухнула бы сразу. С ними – подкалеченная, но стоит.

Внесли свою лепту в изучение и спасение нашего культурного наследия
даже те, от кого, казалось бы, не приходилось ожидать. Во время
второй мировой войны Заонежье было под финнами, в рядах которых
оказался недавний студент, историк, впоследствии признанный выдающимся.
Имя его – Ларс Петтерсон – навеки срослось с историей изучения
северного деревянного зодчества. За считанные быстротечные годы
(1942 – 1944) он успел обмерить и сфотографировать практически
все культовые сооружения Заонежья, а также остальной территории
оккупированной Карелии. Целый ряд уникальных деревянных памятников,
погибших впоследствии, существуют ныне исключительно на черно-белых
снимках увлеченного финна.

Он же пытался спасти иконы Кижской Преображенской церкви, к сожалению,
безуспешно.

Вопреки превратностям, Погост выжил.

В последнее десятилетие – возродился к надлежащему. Церкви были
действующими до 1937 года, после чего мрачно затихли. Теперь в
Покровской церкви снова идут службы, совершаются обряды и таинства.

Сюда приезжают венчаться и крестить детей – порой издалека.

Кижский ансамбль изначально вырос на том же самом месте, где стоит
поныне, что ощущается любым заплывшим на остров путником. Возвышенность,
на которой расположился Погост, издревле была отмечена церквами,
чрезвычайно удачное место как в художественном, так и в мистическом
плане.

Комплекс поставлен таким образом, что крепко «держит» обширное
пространство. В зависимости от ракурса – церкви то вырастают маковками
из земли среди поздних северных одуванчиков, то рябью удваиваются
в онежской воде, то звучат полифонической мощью.

После созерцания неземной красоты нас поведут по острову дальше,
обозревать «неродные» памятники деревянного зодчества, свезенные
из разных деревень. Ибо, как известно, Кижи – это музей под открытым
небом и, подобно любому другому музею, собирает свои экспонаты
в одно место, дабы после совокупно их демонстрировать.

Территория Кижей была объявлена заповедником вскоре после войны,
а официально музей начал функционировать в 60-е годы. Сейчас в
музее-заповеднике собрано порядка 80 памятников архитектуры. Памятники
скомпонованы по принципу этнического происхождения; три сектора
музея – карельский, вепский и русский. Но, как правило, русским
сектором – самым обширным – дело и ограничивается. До вепсов и
карел мало кто добредает.

В русском секторе действительно есть на что посмотреть: это и
крестьянские дома различной степени зажиточности, и мельницы –
водяная и ветряная, и часовня, и баня, и рига. И церковь Воскрешения
Лазаря из Муромского монастыря, ровесница Куликовской битвы, приземистый
уникум.

Помимо осмотра архитектурных экспонатов – туристов развлекают
много и разнообразно.

Работают всевозможные выставки. В одном из крестьянских домов
действует выставка народных инструментов, и при некотором везении
вам доведется насладиться игристыми воплями древних рожков. В
другом доме – послушать записанные на восковые валики и древний
винил плачи и песнопения в оригинальном исполнении конца XIX века.
Впечатляет. Крайне любопытно – «Приданное и дары заонежской невесты»,
«Заонежье в старых фотографиях».

Временами на Кижах проходят концерты колокольных звонов в исполнении
талантливых музыкантов-звонарей.

Выступает фольклорный театр. Театр создан усилиями научных сотрудников
музея, которые сами изготавливают костюмы и головные уборы, а
затем в этих одеяниях воспроизводят старинные обрядово-бытовые
действа. Все это – на строго научной основе, на базе серьезных
этнографических изысканий.

И много еще чего.

Что можем сказать мы о жизни заонежских крестьян позапрошлого
века? Несмотря на скудность каменистых почв и рискованность земледелия,
северные крестьяне были весьма зажиточными. (Так, на Кижах безлошадных
крестьян почти не было, а бескоровные встречались еще реже.) И
почти поголовно грамотными (90% взрослого населения умело читать
и писать).

Соответственно, и дома – огромные, добротные, богато декорированные.
Самое впечатляющее жилище экспозиции – дом Ошевнева, привезенный
на Кижи из деревни Ошевнево. Размеры дома ошарашивают неподготовленного
туриста, однако дом велик не столько потому, что Ошевневы жили
богато. А потому, что подобные дома-комплексы строились на патриархальную
семью в 20 – 30 человек, плюс под одной крышей размещались и жилые,
и хозяйственные постройки (сарай, хлев). В снежную зиму в таком
доме можно было без проблем продержаться несколько дней, не выходя
наружу.

Удивительно, насколько жесткими были правила внешнего и внутреннего
оформления домов. Так, крыши под скатами украшались деревянными
кружевами – причелинами – и «полотенцем», которое скрывало стык
причелин, свисая, подобно рушнику. Узоры причелин и «полотенца»
строго регламентировались и были идентичными на всех домах территориально-этнической
группы, так что уже по одним этим элементам можно определить происхождение
дома. Насколько древними были изображаемые картиночки, говорит
хотя бы присутствие солярных знаков – разновидность свастики –
и характерных ромбиков, которые, по мнению ученых, один в один
– бивень мамонта в разрезе. Потому что целесообразность, отточенная
тысячелетиями. В данном случае – магическая целесообразность.
И надежная консервация, поскольку цикличное существование подразумевает
исключительно повторяемость, не новизну. Многовековая неподвижность
экономики и быта.

Внутреннее обустройство, предметы обихода и архитектура жилища
также на удивление идентичны в разных домах. Расположение в доме
печи, стола и уж тем более красного угла – также сами по себе,
в отрыве от всего остального, дают представление об этническом
и территориальном происхождении постройки. Хотя, конечно, к концу
XIX века традиционный уклад в Заонежье уже начал размываться.

Так же и само существование, быт, перемежаемый праздниками: регламентирована
каждая мелочь. Когда мыть стены в избе, когда готовить сани к
зиме, когда играть свадьбу. Механизм отлажен, чтобы все необходимое
обязательно было выполнено. Посредством человека обеспечивает
свое существование гештальт.

Любопытно, что в крестьянской среде ребенок уже годам к семи по
емкости своего социально-бытового багажа приближался к взрослому.
(Потому, что доступен был багаж.) Теперь оставалось только войти
в силу, обзавестись семьей, – и ты полноправный взрослый крестьянин.
Дом Елизарова, следующий в Кижской экспозиции за домом Ошевнева,
в 30-е годы ХХ века остался без взрослых хозяев. Хозяин «сгинул»,
хозяйка умерла. В доме жили дети, старшей из которых – девочке
Ане – исполнилось 12 лет. Следующей по возрасту было 6, остальным
– еще меньше. Ане предлагали сдать ближайших родственников в детский
дом, но она отказалась. Пошла работать в колхоз, где старалась
выполнять норму взрослой женщины. Сперва не получалось, потом
приноровилась. Аня уходила на работу, а в доме за старшую оставалась
ее 6-летняя сестра. Все огромное крестьянское хозяйство полностью
лежало на 6-летнем ребенке.

Двенадцатилетняя девочка подняла всех детей,
далеко не каждому взрослому родителю удавалось такое в те студеные
времена. Правда, в вечных заботах так и не вышла замуж.

В былую советскую эпоху Кижи хоть раз в жизни посещал всякий уважающий
себя гражданин. Кижи входили в обойму блокбастеров бескомпромиссного
отечественного туризма. Соответственно, экскурсии музея были ориентированы
главным образом на отечественного потребителя и не требовали от
экскурсоводов ничего запредельного. Экскурсоводом, пройдя несложную
подготовку, мог стать любой желающий. Так на Кижах образовалась
субкультурка экскурсоводов, многие из года в год посвящали острову
свой ежегодный оплачиваемый отпуск. Здесь можно было встретить
служащую из казахских степей, петрозаводских хиппи, школьницу
из Подмосковья, многочисленных студентов.

Татьяна Ивановна, русская по имени, карелка по рождению, работала
на Кижах пару десятков лет. Она водила экскурсии в карельском
секторе музея и сама стала неотъемлемой частью экспозиции. Выдубленная
ветром коричневая кожа – и неожиданно голубые, светлые глаза.
Седые волосы обвязывала по-национальному особенно. Когда ждала
экскурсии – всматривалась вдаль, козырек руки в варежке с орнаментом,
одна на ветру. Колоритнейшая старая финка, немного уже сумасшедшая.
В начале 90-х ей было под восемьдесят.

Экскурсии ее были исключительными: ни слова из обязательной программы.
Заводила экскурсантов в карельскую избу и начинала сама с собой
переговариваться по-карельски, шутила, пела песни и приплясывала.
Народ в недоумении улыбался.

Запоминал навсегда.

Сейчас она уже не живая, наверное.

Теперь такого безобразия, конечно, не допускают. Экскурсоводов
с обязательным знанием иностранных языков отбирают на конкурсной
основе после предварительного платного обучения.

Они передвигаются по территории музея в униформе.

Средним сроком жизни деревянных архитектурных сооружений считается
300 лет. Преображенская церковь отстроена в 1714 году – считайте
сами.

В конце прошлого века мир всерьез призадумался, как бы так изловчиться
и не дать погибнуть красоте. Кижский Погост был включен ЮНЕСКО
в список памятников культуры мирового значения. Разнообразие проектов
спасения Преображенской церкви не знало границ.

Накрыть церковь огромным прозрачным куполом, внутри которого создать
идеальный микроклимат.

Собрать точную копию Преображенской церкви, и, когда оригинал
завалится, быстренько совершить подмену.

Найти эффективный способ химической защиты древесины.

И так далее.

В 1999 году началась грандиозная реставрация Преображенской церкви
– по предельно осторожному плану.

До настоящего времени проводились главным образом подготовительные
работы, самое интересное только разворачивается.

Отреставрируют лишь те элементы, ненадежность которых угрожает
устойчивости всего сруба.

Во время реставрации будет использоваться по назначению пресловутый
металлокаркас, который демонтируют по окончании работ.

Все проводимые работы обязательно будут обратимыми.

Реставрационный процесс станет частью экспозиции, объектом туристического
созерцания.

За ходом работ можно будет понаблюдать посредством веб-камеры
в реал-тайме.

Реставрационные работы планируется завершить в 2014 году, к юбилею
памятника. После чего гениальное сооружение, согласно расчетам,
простоит еще 100 – 150 лет без капитальных вмешательств.

Преображенская церковь будет жить – родная, теплая, мудрая.

Вечная.