Проза

Начало

Окончание

2 часть

Начались армейские будни. Служба есть служба.

Но сухопутные южные поляки и чехи были рады. Море! Какие виды
открываются с высоких холмов! И воздух – сухой, горячий, степной,
а с моря – бриз. Это не вечные облака в Судетах, и даже если светит
солнце – запросто через час может хлынуть ливень.

Учили украинский – он очень похож на польский, а польский – на
чешский.

Французы не сторонились поляков, памятуя, что когда-то и королевой
у них была урожденная Лещинская; и Мицкевич, и Шопен обрели у
них родину. Да и вообще французы не презирала других, они презирали
в других – отсутствие культуры. Высокие, стройные, аккуратные,
отутюженные – образец элегантности. Но самыми высокими – под два
метра – и широкоплечими были два голландца из Амстердама. Их спрашивали
о веселых кварталах red lights (красные фонари), но они хмуро
отвечали, что ничего веселого там нет: все строго, по-деловому.
Впрочем, личного опыта не выказывали. Крепкие рыжеватые немцы
из Баварии и Тироля насвистывали свои песенки, как у себя дома,
не печалясь и не скучая.

В город тоже ходили, только в увольнение по разрешению, и никаких
самовольных отлучек – с этим у начальника строго.

« Наша крепость неприступна!» – был его девиз.

Жерла туннелей смотрели с крутого берега в сторону России. Там,
через пролив, лежит житница русских – Кубань.

Противоположный берег, внешне такой мирный, крестьянский, круглые
сутки просматривался на экранах радаров.

На ночь Меерс – старый перестраховщик – установил еще и дежурство,
в обязанности дежурных входило визуально и на слух оценивать обстановку
на берегу.

Летние ночи были теплыми, все вокруг спокойно, днем после дежурства
можно было отсыпаться – в общем, ночные бдения не считались за
тяжкий труд.

Но когда пришел первый шторм с дождем, возвестив наступление крымской
осени, – на дежурство добровольцев не было.

И начальник отдела безопасности утвердил график.

– Запомните: подмены и отлучки, хоть на 5 минут, строго запрещены.

День под свинцовым небом прошел хмуро.

Вайделоту и чеха Скузита вызвали за час до дежурства, проверили
быстроту реакции, давление, пульс.

Луч радара, отражаясь от противоположного берега, выписывал на
экране обычные кривые.

Всё как всегда.

И дождь поутих.

Но утром они не пришли сдавать дежурство. Их ждали 15 минут, полчаса.

Это было неслыханно! Кто-то сказал:

– Ну, Вайделота, понятно, дисциплиной не блистал. Но не до такой
же степени! А где второй?

Поляк Стахевич обиделся за земляка:

– Может быть, что-то случилось?

Он и двое из службы безопасности отправились на поиски. Они вышли
из ворот, обогнули стену и пошли вдоль берега.

О высокие кручи яростно билось море. Кубань, невидимая за полосой
дождя, только угадывалась в тумане.

Они прошли 100, 200, 300 метров – никого.

И вдруг шедший впереди закричал:

– Смотрите!

Лех лежал на земле. Как живой. Но был мертв. Он не был подстрелен,
ранен – с виду целый и невредимый, но мертвый. Возле него возился
испуганный Скузит.

– Что с ним?

– Я не виноват, – запричитал чех,– я только утром, когда рассвело,
увидел… Я всё ему делал, как нас учили…Массаж сердца, искусственное
дыхание…

– Ему не поможешь. Он уже холодный.

Стахевич не мог с этим смириться:

– Я все же должен попытаться. Он холодный, потому что замерз на
земле.

– Он мертв уже несколько часов. Неужели ты не видишь?

– Мы должны нести его в крепость?

– Тут явный криминал. А в таком случае тело оставляют не трогая.
И старайтесь тут не топтать.

Стахевич позвонил в службу безопасности. Приказ был: Ничего не
трогать. Ждать.

Пришел сам начальник, Серж Ашиль Лаборе, с ним двое из его службы
и врач-чех.

– Тут требуется не врач, а детектив,– мрачно изрек пан Зденкин.

– Такой должности у нас не предусмотрено. В конце концов, даже
старушка Марпл…

– … Разгадывала деревенские происшествия…

– Убийства, доктор! А от Вас пока лишь требуется дать медицинское
заключение.

– Да, да,– примирительно закивал Зденкин.

Двое солдат и врач отправились с мертвым телом на носилках в крепость,
а Лаборе и его сотрудники приступили к осмотру места. На влажной
земле отчетливо были видны следы грубых армейских ботинок Вайделоты
и Скузита. И больше ничего.

Они обследовали весь путь часового, но самый тщательный осмотр
ничего не добавил.

– Пойдем к Зденкину.

Вердикт врача был неожиданным: Смерть наступила 4-6 часов назад
от разрыва сердца.

– Вы уверены? У такого здорового парня?

Доктор, не обижаясь на бестактный вопрос непрофессионала, торжественно
откинул простыню и продемонстрировал вскрытый труп.

– Вот видите: маленькая дырочка. Сердечная мышца омертвела и разорвалась.
Это очень редкая смерть.

Лаборе старался скрыть потрясение:

– Отчего это может быть?

– В данном случае – трудно сказать. Организм был молод и крепок.

Лаборе спросил врача:

– Что доложим начальству? И надо как-то подготовить сообщение
родным.

А потом мягко добавил:

– Жалко парня. Природа ему отмерила не менее ста, а прожил – 20.

Но Меерс не сентиментальничал:

– Это ЧП! Лазутчики ходят, а мы не видим!

– Позвольте доложить. Вот план. Вот его участок, где он ходил.
Не обнаружено никаких следов, ничьего постороннего присутствия.

– Что же, у русских секретное оружие? А мы даже не можем послать
протест: доказательств нет!

– Позвольте, господин полковник. Совершенно с Вами согласен: протест
посылать некому. Одна редкая смерть – еще не повод для паники.
Значит, и случай редкий. Наша задача – успокоить тех, кто стоит
в графике на следующее дежурство.

– Вы правы. Пока – всё в обычном порядке. А личному составу объясните,
как о редком случае редкой смерти. Тут и наша оплошность. Ведь
погибшего обнаружили только утром, когда рассвело. Выдать им очки
ночного виденья! Только пусть аккуратнее с ними – это сложный
и дорогой прибор.

Солдаты восприняли правильно, то есть так, как им объяснили. Никто
не хотел демонстрировать малодушие и нарушать дисциплину. На ночное
дежурство, согласно графику, заступили Стахевич и француз Матен.

Их более тщательно проверили в медицинском кабинете, у самого
Лаборе они еще раз прослушали все наставления и пересказали все
инструкции, Лаборе лично перепроверил всё оружие и экипировку,
вплоть до очков и батареек к ним.

Стахевич бодро прокричал:

– В наряд готов! (А про себя: Пане, змилуйся!)

Утром Стахевич не вернулся. Он был найден на берегу без признаков
жизни. Место оцепили, а тело отправили в медицинский корпус. Заключение
было то же: «Разрыв сердца».

– Доктор, Вы же говорили, что это очень редкая смерть?

– И повторю.

– Тогда почему?

– Я Вам еще вчера говорил: тут нужен детектив. Я бессилен.

– И что я доложу Меерсу? А может быть, и выше?

Лаборе решил сам поговорить с соотечественником, в спокойной обстановке,
на родном языке.

– Антуан, расскажи, что ты видел?

– Мсье Лаборе, честное слово, я не знаю, я ведь не смотрел на
него все время. А потом взглянул в его сторону – а его нет. Я
сразу побежал к его посту. Смотрю: он лежит на земле. Я прижался
к его груди – сердце не бьётся. Хотел делать искусственное дыхание,
а губы у него уже холодные…

– Ты ничего необычного не заметил?

– Нет,мсье.

– А звуков подозрительных не слышал?

– Нет.

Лаборе внимательно посмотрел в ясные глаза парня, на его простое
лицо, но эта ясность и простота огорчили его своей бездумностью.

– Антуан, откуда ты родом? Чем занимался?

– Из Амбуаза, мсье. Это место, где много туристов. Я служил в
сувенирной лавке. Помогал привозить, разгружать, расставлять.

Амбуаз в долине Луары! Резиденция Франциска I! Короля, который
пригласил во Францию гонимого на родине Леонардо да-Винчи! А тот
в кожаном мешке привез с собой доску с любимым портретом прекрасной
дамы – теперь величайшую картину величайшего в мире музея, «Мону
Лизу»!

А для Антуана это просто «место, где много туристов». Лаборе вспомнил,
как упивался когда-то «Закатом Европы».Всё оказывается в жизни
будничнее, серее и – печальнее. И печаль эта беспросветна. Говорить
не о чем.

– Можешь идти.

– Слушаюсь.

Меерс не стал ругаться и кричать. Он оставил Лаборе на совещание,
куда пригласил еще несколько приближенных.

– Ваши соображения, господа.

– Радар не определил никаких необычных объектов на той стороне.
В воздухе тоже никого не было. На месте происшествия, как и вчера,
никаких посторонних следов.

– Ну, теперь это определять труднее, ведь погибли уже двое.

– А осмотрели ли берег? Сам спуск, кручу? Может быть, кто-то подплывает
ночью?

– Да, господин полковник, берег осмотрен. Ничего не обнаружено.

– Позвольте высказать парадоксальное предположение,– попросил
майор Бруно Миллер.

– Да, прошу Вас.

– Мы исходим из того, – он оглядел присутствующих – фон Меерса,
Лаборе, майора Мортона и капитана Штейна, – что Украина – наш
союзник, а Россия – противник, хотя и с мирным договором. Но на
Украине много русских и много детей и внуков тех, кто пережил
оккупацию Крыма. Вы думаете, они простили Аджимушкай? Я читал
об этом. Под землю спрятались 10 тысяч, а вышли живыми – несколько
десятков.

– Статистика, может быть, и правильная, но это они пусть Сталина
благодарят. Кто не слушал его пропаганды и не лазил в катакомбы
– остались живы. Зверства преувеличены. Мирных жителей не убивали.
На территории Крыма действовала 11-я армия под командованием Эриха
фон Манштейна. Это военный старой прусской школы из семьи генерала
артиллерии Эдуарда фон Левински. Великий полководческий талант.
В нем не было ничего садистского.

– Это его Гитлер отстранил от командования?

– Да, в марте 1944.И с его отставкой рассеялась последняя надежда
на исход войны вничью. Что поделать! Наполеон собирал вокруг себя
таланты, а Гитлер и Сталин – серость, отстраняя тех, кто смел
им возражать.

– А Жуков?

– Без него бы Россия проиграла войну. А со смертью не шутят!

– С Вашего позволенья, я продолжу. Может быть, наши две смерти
– не с того берега?

– Ах, Вы вот о чем!

– А ведь это версия! Но как проверить? Ввести комендантский час
в городе? Мы на это не имеем права.

– Надо выставить дополнительные посты на городской дороге.

– Записывайте, господин Лаборе. Сегодня же – второй график. И
– самых проверенных и дисциплинированных. Обратите внимание: оба
погибшие – поляки. Поспрашивайте, не были они замечены с наркотиками
или всякими там экстази?

На ночь были выставлены еще двое часовых. Поляков больше не брали.
На городской дороге – чехи, на берегу по графику выпало немцу
и голландцу. График Лаборе решил не менять, чувствуя, что любые
новшества внесут еще большую сумятицу.

Утром чехи сдали пост.

Голландца и немца не было.

Такого волнения в сердце Лаборе не чувствовал давно, наверно,
с измены жены, когда, оставив парижскую квартиру, он подписал
контракт и поехал в Крым.

Он побежал сам, прихватив доктора и двух сотрудников.

Обогнули стену и пошли вдоль высокого берега.

Нигде никого. Далеко внизу гудело море, совершенно пустынное:
кто рискнет выйти в такую непогоду?

Впереди на тропинке что-то замаячило. Лаборе почувствовал суеверный
страх.

Здоровенный голландец лежал, как будто его сбили с ног. Это было
дикое зрелище: неужели и у него оказалось слабое сердце? Немца
они нашли не сразу. Он сидел в кустах и беззвучно плакал. Спрашивать
его было бесполезно, он был в каком-то оцепенении.

Голландца анатомировал доктор. Заключение было то же.

Затем к доктору привели немца. Пан Зденкин внимательно осмотрел
его и поставил предварительный диагноз: кардионевроз.

– Он в шоке от случившегося, но вменяем и может говорить.

Однако толковых объяснений от него добиться не удалось, он повторял,
как заклинание, одно слово: « Это мистика, мистика!»

Пришлось с ним согласиться: это была какая-то мистика, это не
укладывалось в голове!

Даже Меерс перестал думать, КАК и ЧТО доложить начальству. И его
охватил страх. Перед подчиненными он еще держался, но наедине
с собой… Главное, что он не мог ни за что зацепиться. Версий не
было. Мозг отказывался работать.

Он вызвал Лаборе, Миллера и Зденкина : первого – как начальника
отдела безопасности, второго – как товарища и компатриота, Зденкина
– как врача.

Всем остальным объявил, что выслушает все догадки, какие у кого
возникнут. Вот так, просто и демократично.

Лаборе сидел подавленный, Миллер – непроницаемый, и он обратился
к чеху:

– Пан доктор, объясните с точки зрения медицины. Ведь все они
были здоровы? Наркотики исключены?

– Да.

– Почему же вдруг – сердце?

– Я думал об этом. Это может случиться от сильного испуга.

– Но там нет зверей, хищных птиц. Не воробья же! И все лето, когда
живности было больше, их никто не пугал.

– Подождите, подождите, – вдруг как бы очнулся Лаборе, -Действительно,
всё лето… Всё лето… Дайте мне подумать.

И он, не прощаясь, ушел.

У себя он лег, не раздеваясь, вперив взгляд в потолок.

Отбросим все НЛО, секретное оружие на крестьянских полях Кубани.

Летом, когда живности было больше – никто солдат до смерти не
пугал. Что же изменилось?

Ему казалось, что разгадка где-то рядом.

Нет, ускользает. Он слишком расстроен. Ведь это – его отдел! И
– три ЧП !

Он позвонил Меерсу:

– Господин полковник, Вы позволите пока отменить этот пост?

Тот запротестовал было:

– Это нарушение инструкций.

Но потом согласился. А Лаборе подумал:

-А если самому пойти, но объявить, что никого там не будет? В
конце концов, это дело офицерской чести.

Он стал готовиться к ночному визиту: проверил оружие, обувь. А
если еще надеть бронежилет?

В дверь постучали.

– Извините, Серж, нет ли у Вас аспирина? – это Мортон.

Явный предлог, но у англичан всегда так. Лаборе впервые за три
дня улыбнулся:

– А без экивоков нельзя? Мы ведь друзья, не так ли?

– Да, простите, Серж. Я всё думаю об этих парнях… А куда Вы в
бронежилете?

– Никому? Тогда скажу.

– Я и сам догадался. А почему – никому? Вы собираетесь идти один?

– Да.

– Это очень опасно. Может быть, они и погибли, потому что были
одни. Надо бы побольше людей взять с собой.

– Побольше? Я сам собираюсь туда тайно, чтобы все думали, что
никого не будет!

– Не возражайте, я пойду с Вами. А больше – никому. Это и будет
тайно.

Друзья обсуждали детали вылазки. А когда стемнело, вышли незамеченными.
Лаборе шел первый. Страха не было... Была напряженность. Но предупрежден
– вооружен. Они бесшумно обогнули стену. Да и кто бы их услышал
за ревом моря? И кто бы их увидел : южные ночи – глаз выколи.

– Где был пост? – прямо в ухо прошептал Мортон.

– У того туннеля с секретным оружием.

И они двинулись по тропке: впереди Лаборе, через три шага за ним
– Мортон. Какого рода в туннелях оружие – они знали. Нет там никакого
излучения и прочих ужасов. Да и гарнизон об этом знал: контракты
добровольные. Только после трех смертей солдаты начали сомневаться
в достоверности того, что им сказали. Но Лаборе знал твердо и
не боялся.

Вот и туннель. Он заглянул туда. Чернота. Никто оттуда не вылезал,
не стрелял. Он даже понюхал воздух – ничего. Он предстанет героем
и перед начальством, и перед своей глупой женой: на кого его променяла!

И вдруг он почувствовал, что слабеет, задыхается.

И догадка сверкнула в его мозгу:

– Дефанс!

Он рухнул на руки подоспевшему Мортону. Тот оттащил его в сторону
на пожухлую траву и хотел делать массаж сердца. Проклятье! Этот
бронежилет! Пока он снимал его – чувствовал, как обмякает тело
друга в руках. Он забыл про все конспирации и закричал:

– На помощь!

Но за шумом моря его не услышали. Он делал искусственное дыхание,
потом массаж, снова дыхание, чувствуя, что держит уже труп.

И тогда он разрыдался.

Ранним утром пан Зденкин констатировал четвертую смерть. Маленькая
дырочка на беззащитном сердце.

Мортона хотели отчитать за нарушение инструкций, но Меерс пришел,
посмотрел на его безжизненное лицо и велел прислать ему доктора.

Мортон встретил доктора неожиданным вопросом:

– Дефанс. Вам это ничего не говорит?

– Я там был. Это современный квартал на западе Парижа.

– Ах да. Я просто в каком-то отупении. А теперь вспомнил. Но и
почему он назвал его перед смертью?

– Может быть, он там жил?

– Нет, он жил на улице Фош, 16й округ. Это самый роскошный район
Парижа. Но Вы там были, в квартале Дефанс?

– С экскурсией.

– И что Вам о нем говорили?

Зденкин задумался, и надолго. Мортон смотрел на него как на Бога.

– Подождите, Мортон. Я, кажется, вспомнил. Гид говорил, что там
какое-то сложное инженерное решение. Чтоб ветер не сбивал людей.
Там какие-то завихрения…Ну, да Вы должны лучше разбираться.

Теперь пришел черед Мортону задуматься. Но подсказка была!

– Завихренья! В туннеле! А летом не было! Летом не было штормов!
Я это изучал! Это инфразвук!

Полковнику доложили о догадке Мортона, и он вызвал его к себе.

– Блестяще, Мортон! Вы не только прощены, но, по чести, должны
быть представлены к награде. Вы, наверно, знаете, какие нелепейшие
слухи ползли по гарнизону? Стали верить уже и в мистику! И это
в современной армии! Вы дали разумное объяснение. Физика, чистая
физика!

– Боюсь, что разочарую Вас, господин полковник. Не всё так просто.
Вы сами рассказывали, сколько пережила эта земля. То, что нам
кажется просто физическим явлением – это, может быть, её своеобразный
протест, ведь земля не может кричать, стонать.

– Мортон, о чем Вы? Какой протест земли? У нас погибли всего 4
человека, и этому есть объяснение!

– Но ведь мы пока здесь ничего особенного и не сделали…