Библиотечка Эгоиста (под редакцией Дмитрия Бавильского)

Начало

Глава Восьмая

1. Убийства—4 и 5.
Но пока я рассуждал и старался определить корни 
			уже совершëнных убийств – сразу два
новых произошли! – Первое было бы определено как самоубийство, если б не
странность – то есть, опять же! – лампочка, и опять – в неожиданном виде! – 
		Но: я буду по-порядку! – Кто же были это ново-убитые? – 
				один – немец, вторая – твоя «ква-ква»
подружка по университету... Плюс, оба были убиты – на разных континентах, 
		но – что точно! – в одном, так сказать, световом дне!..

– ... Немец был найден возле Храма В-Пене-Рождëнной в Коринфе – сжавшим кольт
в правой руке и с дыркой в правом виске!.. – но в петлице присутствовала гвоздика,
вся осыпавшаяся на лацкан чëрного пиджака белизной отполыхавших вольт,
т.е. – это и была разбитая лампочка! – как бутоньерка... – 
	где плафон уже и отсутствовал, а был весь искрошëн на костюм, 
					и только дуга еë и трепыхалась – дико!..

– ... Он – немец этот – был участником того же симпозиума, что и ты,
но – когда симпозиум закончился, а ты – канула, 
					немец – задержался в Греции... Говорили,
что ты – с ним спала... Мало ли что – говорят!.. Спала – хорошо... 
						Ты – вообще! – спишь... Кроты –
тоже слепцы, как и Гомер, но ведь не сочиняют-то ничего, 
			кроме холмиков – правда ведь? – трогательной своей утили!..

– ... Так что вопрос не в – спать, а с кем – спать, правда? – А чтó немец? – Он строг,
мил был, видимо, по-своему; умерен, держался отцом тебе и так далее, т.е. – как и надо
бедной 45-летней девушке, да? – Но кто же и за что – вот главное! – мог
укокошить-то этого немца? – Ведь к нашим отношеньям он не имел уж никакого 
				касательства! – Неужели из-за твоего доклада?..

– ... ибо то, что «ква-ква» твою – кокнули! – мне совсем не показалось странным! –
Было странно – наоборот! – что она-то ещë продолжала
квакать – а еë всë никак никто не удавливал! – Не раздавливал! – Там, правда вот, слизи 
	зелëной на дланях – без перчаток резиновых! – ни под каким после краном
вы не отмоете, если не хватануть по ней сразу же – факелом! – 
		т.к. она – как гидра у Геракла – из места, где еë ткнëшь, 
						выпрыгивала как дабл-жаба,

с двойным уже жбаном кваканья!.. – жлобиха была непристойная!.. – А еë убили
в офисе у себя же – в университете! – во время просмотра теле-
визионной программы! – Она – по секрету от всех! – купила в кабинет телик себе. Вот и 
	смотрела его, a тот – вдруг! – выдохнул в морду ей! – 
					осколки – все, какие в экране были! –
плюс, лампочки все в кабинете – какие были! – 
				все, все! – оказались торчком в болотном еë теле!..

– ... Сдохла – сказали – сразу, а с головы – улетел парик,
сорванный взрывом, как будто шаловливым каким дитëм,
на компъютер секретарши твоего факультета, которая жабий прыг
совершила тоже, вскричав, что это чëрные кошки, мол, 
					и посыпались – как из вуду – дождëм!..

– ...А, то есть, вот оно – то самое! – и началось, мол... Да, у кого – звезда-полынь, 
							а у кого – и теле-
звезды – бах! – взрываются! – и сыпятся! – А почему, я подумал, 
						в этом как раз – не апо-
калипсису, собственно-то, и сказываться – ведь всë дело в разумении, 
	в трактовке и состоит, так ведь? – Взять лампочки: они ведь 
					ещë при сыне Зевса и Ио – Беле – 
в греческой мифологии плюс истории – порождение не только героя, 
						но и заодно – сатрапа!..

– ... Т.е. был – Бел, а у Бела – пра-правнук его – сатрап,
а у сатрапа – случился, вопреки его воле, герой-внук Персей, и он –
засиял золотою дугой героизма внутри этой лампочки, когда Зевс – «кап—кап»
пролил своë на Данаю, которые оба – золотые! – 
		т.е. Зевс – он дождь, как электричество, 
					а она – озарëнный дождëм плафон!..

– ... Вот вам – и перспективная лампочка, н-р! – Персей! – а где та сейчас? – вот вопрос!..
Что жабы там – и всякoе – падают с небес – эти крики эсхатологии мы
знаем по Моисею, а не по Греции... Я видел «ква-ква» – ровно два раза, 
				а сказал с ней – ровно 9 слов. Что, впрочем, еë рос-
кошно—ненавистноe мнениe обо мне умножило ровно в 100 раз, 
						a грудей накладные еë холмы

подымал такой гнев, какого ещë поискать в трактате
другого, н-р, твоего подопытного – Сенéки –
«О гневе». (А трактат – весь-то насквозь продажный, 
	как и стоицизм Сенеки, но всë ж – он Сенека, а не – какая-нибудь там из гати
университетской и умственной квакающая твоя подружка! – 
					для которой все, собственно, человеки

это повод для ненависти, ибо ей самой – так сказать – плохо!..)
Вот я и подпал под гнев еë тем, что – существую! – а ты – только ушами
и прядала! – а потом – падала ей на грудь 
		(хоть мне лично – говорила о ней одними минусами). Даже для лоха,
т.е. боевой сотни афинских солдат, с ней было б трудно управиться, 
		а телевизору – бац! – и нет! – нет больше жабы в моей «Раме»!..

– ... Поговорим – всë же – «о гневе», любимая... Выясним: что такое есть гнев и – гнев!
Боюсь, что ты меня не поймëшь и не понимаешь (хотя то, что – не понимаешь – заранее
понятно, ибо я пишу на языке, на котором ты знаешь 3 слова), но – мало ли! – Я – пропев
тут, в моëм «Эпосе», уже аж целые главы Гневу – 
					ой, как далëк от Сенекиного бумагомарания

объяснениями – про: что есть правильный гнев, а что – неправильный, 
					и как его сдерживать и не сдерживать и т.д.,
ибо Сенека твой – сочинял (впустую!) против (бесясь!) Калигулы, и желая –
т.е. бесясь, желая! – казаться сплошь беленьким и добродетельным! – 
					А это не гнев, а ëрзанье по гряде –
куда он там был сослан? – Корсики, что ли! – плюс, грядущего!.. 
	– т.е. заигрыванье перед будущим! – как у собачек, когда те хвостом 
					размахивают-то, но – захлëбываясь от лая!..

– ... А это – не гнев, а – раздражение, т.е. – что-то между злобой и завистью даже! – но
никак, никак не тот Гнев (с большой буквы!), о котором я говорю! – тот
обо всëм забывает, он – да, вдохновение! – он, да, и страшен, но и тих ведь! – Ахилл ведь
	поначалу в палатку ушëл, да? – от гнева-то! – и песни лишь пел! – 
						      а Сенека писал одно
прошение о помиловании за другим – это от гнева-то! – так ведь? – причëм, 
				на Корсике, а не у голодных Троянских ворот!..

– ... А Одиссей – который от слова Гнев! – где он гневался? – 
						сдерживался ведь, как и Ахилл,
но тоже ведь – собственно говоря! – песни пел, т.е. сам – 
						одна длинная песнь о себе самом,
так ведь? – а когда Гнев—Одиссей попëр, как и Ахилл—Гнев попëр, 
							так это – когда ужe сил
не было сдерживать им – себя-то самих! – Так что я говорю о Гневе, 
	как о ядре личности, а не о произволе личности! – 
		Хорошо это иль плохо? – не вопрос! – вопрос-то – ты! – которая сом-

невашься – и навязывашь Платону! –
в праве эпического героя – на Гнев! – а – соответственно! – и поэта
эпического (вроде Гомера) на существование 
				в Государстве Высшем, утверждая (вполне резонно),
что других поэтов (безгневных!) Платон никуда не изгонял! – и только вот это

качество – Гнев – а, то есть, по-твоему, несдержанность!.. – ...Платон уж так
ненавидел, что даже любимого им Гомера
из-за Ахилла – изгнал из Государства! – 
			а других – много недостойней слепца! – никуда не аг-
итировал – гнать! – ибо всë из-за чувств! – 
			т.е. чувств (это – по-твоему!), в которых утрачена мера!..

Но – как мы видели выше! – гнев у Гомера-то тих, пока
не разозлят его – факелом жизни, так сказать, уж совсем в лицо!.. И – ты забыла
совершенно! – что Платон-то – сам поэт! – а поэт и ученик Сократа вместе – 
						это трудно, даже с пока-
тым лбом и выпученными глазами! – ибо как совмещать страсти 
	(что и есть, как-никак, поэт) и их полное забвение (что и есть Сократ), а? 
			– ведь оксюморон, да ведь, получается? – а, то есть, жила

на шее – у Платона-то! – должна была вздуться
до такого зловещего перенапряга,
какого платоноведы, включая и тебя, любимая, никогда и представить не могут! 
					– Это как если б футбольная бутцa
сталa вдруг расшнуровываться, когда она ещë не ударила по мячу, 
	и уже – сваливаться с ноги! – 
	           а игрок стоял бы, не понимая, что у обуви есть своë эго, 
				и что оно – перед мячом! – ну абсолютно наго!..

– ... Поэтому – всегда легче выгнать Гомера, чем – себя самого 
						из Государства, так ведь? – Он
это и сделал, разделавшись с этой внутренней проблемою – на бумаге, но не в голове! –
	уверяю тебя! – не в голове! – Платон ведь – не Сенека! – не стоик! – 
		он поэт, конечно, а что хотел быть—жить выше себя 
						– это естественно! – Но изгон-
яем-то был-то кто? – Платон! – сам! – постоянно! – 
	причëм, гл. образом, за Гнев! – и на полис! – 
		Хотя зря я всë это пишу – тебе! – Я пишу это, чтобы понять, 
						как доклад этот твой – неве-

домыми путями! – ... ведь может быть, да?.. – связан с пробитым пулей виском
и гвоздикой лампочковидной в петлице – у немца-платоноведа! – Это
меня, честно сказать, удивило! Очень! – Кто же так мог взъесться 
	на твою интерпретацию чувств поэтических как дойстойных изгнанья 
						и начать – вдруг! – вендетту
со спокойного немца? – М.б., потому что как раз он-то – 
	само спокойствие плюс (по слухам) ты его отличала? – 
		а, значит, кто-то мстил – что? – за меня, что ли? – 
						Но почему же обиняком?..

Зачем же так – инсценировать под самоубийство? – а лишь намекать на
присутствие тайны – лампочкой, а, скажите? –
Когда можно было... Да, ладно!.. Надоело мне!.. Все эти убийства, 
				связанные с тобою и мною, стали – как та стена,
сквозь которую я тянул тебя, словно шнур! – белый, в штукатурке... – 
						А сколько тянул? – Ни дни те,

ни усилия те – никому не оказались нужными!.. – Так, краски мои... Твои раз-
мышления – это так смешно, а мне – так страшно, что – больше тянуть 
							за шнур—провод из
стены – нет просто сил! – Ты – исчезла, как в Парфии исчез Марк Красс –
главный банкир Рима! – но ты сама-то не банкирша, ты – из семьи банкиров... 
	Xoтя – где «кар», там и «кир», нет не – Великий Кир, а 3-ий или 4-ый, 
		о котором писал Ксенофонт, а, то есть – отступление! – как девиз

почему-то опять победы... в результате!.. Т.е. – опять – проблемы
Ватерло! – про поражение-как-победу и наоборот... Плюс – Ксенофонт – 
						т.е. ещë и (опять!) Сократ.
Так я и сидел пред стеной – медной! – бункера своего, ожидая хромосферы, и думал, 
							 насколько все мы
состоим – из хромосом «я» и «ты»! – нет, не тебя и меня,
	а – что мы с тобою так сцеплены, 
		что это – не провод уже, а модель ДНК, 
			ибо провод-то – перерезали! – 
				а с ДНК – что сделают? – если и захотят!..

2. ... Медленное появление колонны: 
	Начинется с воспоминаний о Пиранези...
– ... Так я сидел в своëм бункере и вспоминал того Пиранези, 
						которого нам подарили
на нашей китайской свадьбе в Нью-Йорке (уже после московской) твои китайцы: 
							на том Пиранези,
кажется, было три колонны (это из цикла колонн у него и их вариаций)... 
				Пиранези остался – тебе, но колонны – иллю-
стрировали, как нельзя лучше, что такое – колонна как идея! – 
		А вращeниe тела – штриховкой, как пальцами! – 
			на месте, на бумаге и в голове, и в любом разрезе –

покамест оно – тело! – не обросши – там всякими капителями, базрельефами и т.п. –
не становится – здесь! – тою колонной, которая и нужна штриховальщику!.. – 
						Так женщина перед зер-
калом вертится, а потом одевается и переодевается, пока себе самой не понравится, да? – 
			Но в том-то и дело, что вертит ею – тот кавалер—глазомер,
которому она ведь и хочет нравиться, так ведь? – Только он и штрихует еë 
				верченье на месте, при всëм еë – эмансипэ!..

– ... a – вообще – хотя этот и тот мир повязаны нитями соответствий, 
						но этот – наш! – мир, он
весь состоит из – совпадений! – Я думаю, что не для всех, конечно, 
						но – состоит! – Возьмëм,
н-р, Пиранези. Когда мы с тобой жили в Риме, я – из Чикаго! – тыкал 
						(почти наугад!) в телефон
перед этим, пытаясь найти гостиницу – мне по карману и чтоб в центре. 
					Нашëл. Что уже было странно! Плюс, дом

отельчика оказался на самой Виа Систина! – улицы от верха 
		Испанской Лестницы – вниз!.. –Т.е. отель был прямо напротив
окон дома, где жил как раз Пиранези-то! – т.е. наши окна выходили на окна его, 
						    а – через три квартала
вниз по нашей же улице – к Площади Барберини – стоял дом, 
		где жили и Гоголь, и Норвид – оба! – вот что значит 
						тыканье наугад! – И ни в поте в
чëм-то убеждать – мускулов! – собственную судьбу – не надо, ни еë – перескакивать, 
				а лишь дать ей возможность, чтобы она – совпала!..

– ... А это – всегда случается! – когда вы чего-то очень, очень хотите! – а если не
очень, а полу-очень – то не совпадает, т.к. у судьбы – на вас! – свои, так сказать, планы... 
Ей совпадения – помогают их осуществлять, даже когда хотения эти таятся на глубине
прожитых вами десятилетий! – но они должны – быть стойкими! – 
     т.е. выживать, доживать до дня, когда они – все совпадут где-то вместе 
	и выстроятся в неожиданность! – осуществлëнности!
		Вот так было и, н-р, с Пиранези! – сначала стихи о нëм, 
			потом – отель в Риме, потом – подарок с Пиранези на свадьбе
				(почему-то), теперь – я должен был сам стать Пиранези! – 
					и восстановить колонну – как он! – той лианы,

которая падает: из того мира – в этот, т.е. аж из будущего – в настоящее!.. 
							Плюс, я взглянул –
из чистого нахальства уже! – когда ж Пиранези въехал-то по адресу Виа Систина? –
а в 1761 году въехал, что значит – ровнëхонько за 200 лет до моего рождения! – 
								К тому же, на ул-
ицe этой Систина – Пиранези и создал все свои знаменитые циклы, 
					включая: колонны и тюрьмы!.. –Вот как длинно

получается, да? – Я ведь и чувствовал, что Рим – моë второе 
						выталкиванье в мир, а какое
и в чëм оно – не понимал (да и с тобой – после Рима как раз! – 
							всë и пошло так косо,
что нас и решили – перерезать!)... – A всë дело-то – не в рисуночке ль том, а? – 
				Не из-за него ли нас и совпали, а? – 
						нет, это слишком уж было бы свое-
образно! – Т.е. – что? – из-за такого ничтожного, как «сноп света Эллады», 
		положить двух безотложных друг для друга людей
				      под бегущее брюхо и в нëм вращающиеся колëса!..

– ... А потом – заключили меня в этот бункер—тюрьму, да? – 
					чтобы я, как Пиранези, эту колонну
выдаивал из своего сердца и воображения – так, что ли? –
Так – что же это? – всë изначально подстроено было? – 
			А все совпаденья Рима тогда – это что же? – хроно-
логическая подножка? – чтоб мне чуть не загнуться от ещë одной 
	(и самой большой!) в жизни боли,
		как капители колонн загибаются, плюс итальянские равиоли!..

– ... Нет, я-то знал совершенно точно, что не Пиранези, не Пиранези 
был совпадением главным моим, а именно ты, ты – и была главным
совпаденьем всего – в моей жизни! – и осуществленьем (несмотря ни на что!) 
            всех затаëнных глубин, а он – лишь частью плана! – 
			А то, что нас так вот двоих изваляли в муке 
				и в мраморной крошке, а сердце твоë – в железе,
это – для только сейчас! – для сейчас только – и нужно судьбе, 
					чтоб меня провести по Главам

«Эпоса» моего, и чтоб я – в данный момент! – вспомнил о Пиранези, дабы
по его примеру – завращать колонны в воображении, как тела
стройных и чистых дев (это одни колонны) 
	или извивающихся вакханок (это другой тип
		колонн) – а с тобою рядом! – воображать этих дев – мне добы-
ванье пустое! – Ибо рядом с тобой – была только ты в голове: 
	и как тело, и как его вращение:
		т.к. – хоть ты и «кар»! – но – нет! – не кариатида! – 
		    ведь я-то – когда я взмывал тебя! – то в беспотолочные купола!..

– ... а тут-то – и тем более! – надо было: не взмывать кого-то или что-то, 
							а – наоборот как раз! –
выдаивать из пространства, т.е. – притягивать к земле чуть ли не силой,
а – то есть! – именно силой!.. – Вот я и стал штриховать – в голове! – тело, 
						как гончар – пальцами, иль Рас-
трелли – свои колонны, думая о реакции в теле Екатерины, 
					а я – перед, так сказать, сивиллой

своего же – отрешëнного! – но глядящего на меня же Ока!..
– ... И тут я ощутил: белое и чистое – ещë! – во мне же! – в красно-кровавом круге
боли моей – начало вращаться, как две спирали, сливаясь в резкую дрель, от которой
				я – только вилка из провода бегущего с неба тока,
и эта дрель начала – расширяться и расширяться! – и тут он предстал: сноп света, 
			как змеи в Лаокооне, но без фигур! – 
				т.е. – словно колонна, но – подобная центрифуге

завихриваньем в себя – света! – а, то есть, это был: свет с колонной—шестом внутри
и с какими-то лопастями, разбрасывающими и прижимающими к чëтким стéнам –
круглым стенам! – большей белой колонны свои несметные брызги, 
							распластывая по утри-
рованной еë перфекции внутренней – их, плюс ещë и невидимую постирушку, 
				                полоскаемую этим вот автогеном!..

– ... две спирали – дрель – ДНК – центрифуга – золотой дождь – сварка –
душевая кабинка – колонна единственно-чистая! – всë, всë здесь сразу
было дано в едином! – Не хватало лишь стриптиза! – будущего! – передо мной! – 
		т.к. я-то знал теперь, что оно – само по себе, и я – накарка-
ть его – как поэт – уже не способен себе!.. – ибо я лишь наблюдатель будущего! – 
							и оно – вот! – глазу

моему – всë, всë! – и откроется вот-вот, скинет с себя последнее! – заскользив
по шесту—колонне внутри этой прозрачной – ведь для меня лишь! – боль-
шей колонны! – А что я узнаю-то? – а? – И хочу ль я по-прежнему 
						увидеть всë про свою боль –
в этом я не был уверен, как раньше!.. – ... и чей там труп за Еë защëлкнутыми Вратами – 
						 чëрный, как диапозитив...

3. Колонна – стабилизируется... Появление...
Дождь—сварка внутри колонны – я дождался! – закончился: последние искры—капли
со стебля цветка этого душевого – вниманьем книзу –
упали, как чëрныe булавки... – Вся колонна стояла теперь – тихая, словно аппли-
катура пальцев у лунного пианиста, когда тот изу-

чаeт ночную азбуку... Т.е. это был тихий свет – повëрнутый вниз – но со стен
ничто там не шмякнулось (после остановки центрифуги), ничто не стало
мне видимым, т.е. – всë было лишь прозрачно и пусто! – Только свет – сноп его! – и 
				стоял колонною, словно белый дым—слон—Карфаген,
который, наверно-то, и стоял над землëй карфагенской – выжженной 
			и посыпанной солью после смерти одноoкого Ганнибала!..

– ... то есть, колонна эта была мне ещë и – как чей-то потерянный глаз! –
ко всем прочим образным переживаниям... 
				Этакое – зрачком вниз, точкой зрачка! – око
с бездонным белком, где растает и водолаз
в своëм – похожем на снеговика – скафандре, 
				и – если их сыпать туда! – то и пески Марокко...

– ... вот что можно сделать-то с глазом, Кутузов, когда тот – один! – Так, играя
глазом одним – оставшимся! – словно белым шаром, Персей
всë, всë выведал про будущее у слепой – без него! – грайи,
а потом – бросил ей этот глаз в лужу, как в лузу! – 
				мол, сама доставай теперь шар свой – сей!..

– ... А, говоря короче, я чувствовал, что колонна
безмолвствует, потому что опять нужна сила
какая-то – от меня! – чтоб не поднять, а – уронить, как пыльный кусок бетона,
это самое будущее, если само оно – как по штопору – не заскользило!..

– ... A, м.б., то, что я вдруг испугался будущего – и есть причина
его невыявляемости, а? – Может быть, стал я видим ему, а? – ведь
в присутствии настоящего – будущее как стеаринный
пот у этой колонны золотой – проступает и высыхает, 
				когда та – a? – перестаëт гореть...

– ... Так что – главное: нельзя бояться будущего! – даже
на минуту – на мгновение – нельзя! – Оно
наступает – таким, каким вы хотите видеть его! – 
				только когда вы не боитесь его и дожи-
ванием – жизнь не считаете, не хотите считать! 
				– Так я говорил себе, и могучее веретено –

Гесиодовское ещë! – вдруг завращалось таки внутри у
этой злато—белой колонны, как штопор, как именно штопор, ибо осто-
рожнее, бережнее, чем прежняя дрель! – Но это был не совсем такой, 
					как я предполагал, уж и триумф,
т.к. будущее заскользило по нему – это-то да! – но, как пробка, 
    т.е. не сверху вниз, а – снизу вверх! – 
	Хотя ктó знает – где верх, где низ, да? – в том мире абсолютного роста!..

... И это были – фигуры!.. Я всегда ратовал за фигуратив,
но эти фигуры принимали форму шеста, по которому они 
и поднимались—спускались, то есть – извивные формы! – 
						Так уже первые, заскользив
по штопору, выглядели, как вoпросительные сплошь знаки! – Т.е. – что? – опять
				вопросы? – а не ответы! – О, соскользни

ко мне хоть один ответ! – я тут взмолился!.. – И по сердцевине
шеста, в окружении золотых вопросов, спустилась прямая фигура! – 
						Абсолютно прямая! – лишь
стопы чернели, как точка в восклицательном знаке, снизу у ней, 
						а всë тело – мне даже и не-
видно было, ибо – накрыто плащом, тоже чëрным, было полностью – с головой! – 
						       как у церковных ниш.

И – направляясь ко мне, т.е. видя меня! – фигура эта уже произносила – так
отчëтливо, как будто и плаща никакого нет! – Я – Сведенборг! – А ты,
я знаю, я знаю, долго меня отыскивал! – 
			Что Сведенборгу – ведомо всë! – это глупости, но обмак-
нуться вместе с тобою – в ту опасность, 
				имя которой – тьма, держа перед собой листы

тобой уже написанного! – я готов!.. – Нас будут сопровождать 
					эти фигуры, которые суть знаки,
как ты их назвал про себя, вопросительные!.. – 
				Это – ангелы, собственно говоря... Их лица
для глаза – любого, т.е. ещë живущего глаза! – слишком ярки, поэтому и наки-
дывают они – на них! – капюшоны из золота, которые больше, 
	     чем их тела, по размеру, а тело их золотое – для смертного глаза! – 
						всегда чуть-чуть волнится!..

Я уже знаю, что ты – хочешь спросить! – почему столько золота? 
							Да? Ты ведь это
хотел только что спросить меня, и почему Золотой Фриз, да? 
						А у неë – Золотая Лава?
И что – за Воротами Твоей Боли, в конце-то концов? 
					– Хорошо! Но ты ждëшь три ответа,
а я тебе дам – один: Лампочка! – И что? – Стало ясней жить от этого, а? 
– Нет, – ответил я, – лампочка – это почка на ветке всей истории, 
				а листик твой выглядит – не зелено, а лукаво!..

– Хорошо! – А как насчëт – есть много ворот, но Ворота – одни, тем паче
когда они – Золотые, а когда из-под них шëл дым,
как из-под Ворот Твоей Боли, так это ведь дым не праче-
чной, так ведь? – а от горения! – т.е. кто-то там был – видимо! – золотым!..

– Думай! – не обязательно нам – прямо сейчас! – 
					туда отправляться обратно... Мы можем
совершать свой поход, думая по пути! – Я ведь тоже о многом
только – догадываюсь! – Мы же теперь будем идти 
			и представим себе, что оба мы – некий
				единый пресс, так что пустим мысль в отжим,
и пусть – истина тихо капает себе! – Ибо нам не придëтся карабкаться по отрогам,

а дойти – наконец! – до конца твоей нити, если помнишь, а, то есть, до земного пупа,
а уж – от него! – и начать то, что нам – прикажут! – Ты спрашиваешь меня: 
– Как нам это прикажут? – Да как обычно! – Как со мною и со всеми бывает! 
						– я просто—напросто впа-
ду в транс, а – когда очнусь – буду точно знать и задание, и план, и – надеюсь! –
					что и про лампочки твоей вольфрам!..

– Ты меня спрашиваешь: – А зачем
нам тогда ангелы? – если они ничего не делаот!.. – Ангелы – всегда
что-то делают! – Они – как лечеб-
ная профилактика! – ибо когда ты вопрошаешь, а не утверждаешь, ты им-то и да-

ëшь возможность – полëта к тебе, для тебя, впереди тебя! – а иначе
Рок, как болезнь, охватывает всю судьбу! – Ангелы помогают тебе в твоëм
свободном выборе, другими словами!.. – Так вот мы шли, судача
об ангелах, похожих на огромные золотые капли, но – разомкнутые в том месте, 
			где их капюшон воспарял над всем остальным плащом...

4. О пупе земли, о воображении и об ожидании...
Пока мы шли, я всë время спрашивал Сведенборга о кольцах колонн, 
			об этих брелоках для ключей к разгадке их ДНК, на что он
отвечал: – Мы сначала – должны добраться к цели первоначальной: концу твоей нити! – 
					И – вообще – ты думаешь что? – что пуп
земли выглядит, как тот, который стоит в музее, что ли? – 
			как столб, сверху сточенный! – и тоже, как шампиньoн,
только очень толстый, да? – то есть, что он – это гриб плюс дуб,

а на нëм, значит, златая цепь, что ли, а? – 
				то есть, конец твоей нити – так выходит, а?
Нет, пуп земли – ты сам увидишь! – это вовсе не то, что греки
показывали для варваров, хорошо – сами-то! – зная, где у Геи-то – пуп!.. – Ибо тиной, 
							тиной земля была,
связанной пуповиной с Геей!.. – Это если уж говорить по-древне-гречески!.. – 
	Поэтому пуп есть – ибо мы с тобой в Греции подлинной! – в самой Гее, 
					внутри неë, а не вне, как некий

объект для сентиментальностей и фотоспышек!..
– Да, ты, наверное, прав... А почему бы ему не быть тоже
чем-то вроде бункера? – Но без люка! – Правда твоя! – 
					А вот как он выглядит тогда? – Ожи-
дание – это всегда – золотые фонтаны ведь, с фигурой Марины Мнишек!..

А фонтан – в еë случае! – не надо путать с золотым дождëм!.. 
					– ибо воображенье – оно сродни
как раз-то дождю этому, т.е. оно – гораздо богаче ожидания! – 
					Помни, пожалуйста, это! – Ибо,
если не будешь помнить, все ожидания – как до сих пор было! – 
					будут обманывать тебя, т.к. они
гораздо меньше, чем то, что ты – воображаешь! – 
		Так что – ожидай, как фонтан! – без чрезмерного, 
						как у струй его, перегиба!..

– Ты ведь, наверное, ожидал, что и с колонной – 
				произойдëт что-то фантастическое! – Как, н-р,
обнажëнные и увешанные браслетами и кольцами, 
					плюс – вращающие огненные хула-хупы! –
менады да ещë и чистые девы – все сразу да поскользят по спиралям 
		– параллельно то есть! – вниз – в освещенный юпитерами интерьер
колонны и – что? – будут вещать тебе будущее?.. – 
				Чем? – Как? – И что дальше? – Во что оно упи-

рается – твоë воображение! – дальше-то? – про колонну, а? – Ведь в тупик!..
Может, ты думал, что кольца – и есть это говорящее будущее? – на девах надетые
и ими вращаемые? – или ещë что? – Видишь теперь, как ожидание и воображение выг-
лядят-то – по-разному! – ведь и ожидание – не реальность вовсе, a как 
						одно «это» и другое «это». И,

в общем, получается – что просто есть два этих «это»!..
Вот и всë!.. Т.е. – воображение и ожидание!.. Никаких не два
полюса! – а два единства!.. А между ними – ну, множества!.. – 
					Так мы шли, он говорил; мета-
форы – он все понимал! – ангелы же, как фары, освещали нам путь среди – теперь уже –
						клейкого какого-то вещества!..

5. О том, что такое – Богово, что – кесарево; oб аристократизме, 
	Роке и добродетели... Пуп Земли.
– Это всë – тина, – продолжал говорить Сведенборг, – а, то есть, 
						те мерзости жизни, которые –
видишь? – как все здесь извиваются-то, да? – тянутся куда-то, да? – 
						а куда, ты думаешь? – как
ни к солнцу-то тоже ведь! – им тоже хочется вверх! – ан не допущены! 
	– вот и похожи на складки нестираной тюли, бегущие 
		– под нашариваемой изнутри – изнурëнною бархатной шторою! –
А штора эта есть – что? – именно! – отделяющий этот мир—мрак 
				и (как сам ты писал!) тот верхний мир—мрак!..

– А там ведь – растения всякие, так ведь? – 
			т.е. их совершенные и как бы очищенные параллели! –
и они все – тоже куда-то тянутся! – и тоже ведь не допущены 
					дальше определëнной для них высоты!..
А, то есть, что получается? – что мерзости как-то очищаются в росте! 
	– на земле, в жизни! – но
		(когда люди мрут!) – мерзости другие уже – накопленные, 
					плюс те, что люди не преодолели
при жизни! – уходят, вместе с тенями (это по-древне-гречески!) 
					в эту вот Грецию! – и опять оты-

скивают пути – к росту! – Но рост-то – он всегда ведь только один! – т.е. лишь твой
собственный, так сказать! – а поэтому у мëртвых – 
					чьи души уже совершили свой круг там! –
не может быть роста! – Это и есть кольцо! – Но оно – разомкнуто всë же! – 
	как твой брелок, что ли! – посмотри: ведь он много-внутри-кольцевой! –
Т.е. – если ты хочешь достать свой ключ! – 
		его надо – доставать! – т.к. он сам не упадëт! – А это как в там-

буре поезда стоять, н-р, и слушать, как перебирают себя вагоны,
зная, что под тобой – их бурые чëтки! а замок – как раз-то у ног! – но 
всë равно – принимать их ту-ту! – за ту песню сирен, от которой ты оне-
мело бел вдруг и жëлт весь делаешься, как Сирано –

перед – кем? – a своей Рок—Роксаною, да? – а та ведь – заранее
вся ту-ту и тю-то! – и в этом-то вся, так сказать, сцепка!..
Ибо любовь – твоя! – какая? – она ведь за гранию! –
ведь так? – а что есть – за гранию? – то, что вне разума, так ведь? – т.е. иль
	тю-тю этого разума, иль то, что другие – считают в тебе крайне септи-

ческими – для себя! – чувствами, так ведь? – А может ли быть настоящая лю-
бовь – тем и другим? – да! – ибо она вне разума! – вне ожидания! – 
						Она – если любовь! – вся
в области воображения! – Ибо любовь – это соединение, т.е. сумма! – 
						Всегда! – Я так длю
своë предисловие – к тому, что для тебя – насущно, 
	к тому – что тебя – так ест! – потому что иначе – не вынесешь ты, неся

в сердце – любовь, а на сердце – бляху Олена (даже!) – того, что тебе предстоит
впреди! – почувствовать, перенести! – Поэтому: я тебя – не прошу, 
						а приказываю – понять,
что такое – это за гранию!.. – Это скучно, быть может, 
					но место «для поговорить» – Аид
древне-греческий – вполне подходящее! – 
			Здесь ужасов меньше! – да и слизь, грязь, гать,

где мы сейчас – нам безопасна! – Вон! – ангелы, выгнутые своей,
как ты говоришь, вопросительной частью – впереди, как фары –
разгоняют всю грязь и гниль – ради нас! – лишь части их и струятся вроде лучей
по бокам и перед нами, видишь? – а ты ещë спрашивал, зачем, мол, нам ангелы? – 
						И – вообще – ари-

стократизм – этот небесный! – пойми! – в мире любом
представителен! – Я попробую чуть-чуть
объяснить, что такое – аристократизм вообще!.. – Видишь ли, Рок – есть! – но лбом
его не пробьëшь! – А, то есть, у кого-то Рока-то как бы и нет... 
					Т.е. им кажется, что путь

они – определяют сами!.. Те, кому это так кажется, отказано в чувстве Рока,
а, значит, и во влиянии на судьбу!.. – Они, скажем так, 
					действительно принадлежат только
миру ожидания!.. Этот мир – тоже, естественно, 
	часть всего Эпоса (в твоих терминах!), но 
			ожидание – оно, так сказать, не Богово, а – сбоку
Его внимания! – то есть, иными словами, 
			ожидание – оно, что ли, кесарево!.. – так... долька,

хотя и – единство!.. А вот воображение – оно только Богово! – 
				и – увы для тебя, может быть! – миру
ожидания – где ты живëшь! – не принадлежит!.. – 
	Зато – с ним! – ты чувствуешь свой Рок! – а,
					чувствуя Рок, ты на Судьбу
можешь – влиять! – Ты недоумеваешь? – В чëм отличие Судьбы от Рока? – 
				Рок – это начало твоë и конец, плюс мирри-
ады (ады и раи!) точек – жизни твоей внутри скобок начала и конца, 
	которые – решены за тебя! – их ты изменить – не можешь! – это всë сбу-

дется! – А вот что ты можешь менять – так это сроки и расстоянья
между этими точками внутри скобок, 
			плюс незаполненные ведь есть промежутки – даже при
таком густом пуантилизме! – ведь так? – А тут и вмешивается – 
				твой так называемый свободный выбор, а не 
свобода воли – хвалëная! – ибо дело в выборе, 
	а не в свободном творчестве! – ты и так – волен
		делать, что хочешь! – а вот выбор – это не творчество, 
					а лишь: направление! – вот и при

либо вверх, со всей мощью! – не думая о пределах роста! –
либо – думай о них постоянно! – что значит одно: падай! –
т.е. скатывайся потихоньку, а потом – громче, а потом – нëс-то
бы кто! – только и хочется выкрикнуть! – а вокруг тебя – кто? – губы одни с помадой!..

– ... Ты спрашиваешь, как влиять на судьбу? – на точки, то есть, 
						и то, что между, да? – Это
я открою тебе – в процессе! – Но помни – о лампочках! – Помни о них! – Всë дело
в лампочках, а не в людях! – Что же касается конца моей лекции про 
		аристократизм, то помни – он в чувстве Рока! – 
			Те, кто чувствуют его, отмечены! – Те, кто рету-
шируют жизнь – а она у них беспризывная! – добродетелями! – 
		те – как эта вот гниль! – ибо добродетели – это не чëрно-бело

контурный эстетизм, выдаваемый – ими! – за этику!.. – Тихим ли,
ты спрашивешь, должен быть – человек?.. 
	Добродетели – в этом ты был прав –  ведь цветные!.. – Но цвет набирают они, со-
вершенствуясь! – Т.е. – от ошибок и набирают! – а, то есть, вбирают в себя всë,
что потом – выскребается с этой души вот! – даже забившимся кровью штихелем!..

– ... То есть, о какой же тихости – добродетелей! – может идти речь?..
Их процесс – боль! – Но боль – не болезнь! – это разные категории!.. – Не горюй!..
У ожиданий – свои ведь термины!.. – Тебе их термины не уберечь
от влияния собственного воображения!.. – 
    Так что – пользуйся собственной терминологией!.. –
	Тут мы вышли со Сведенборгом из медного тюбика клея – 
		вдруг! – к небольшому фонтанчику!..
		   	Oн был – как перевëрнутый круглый жук, 
				сучащий в воздухе множеством низких струй!..

И эти ножки—струи – с паузой над ними, достаточной, чтобы
создать впечатление само-
стоятельности этого субъекта! – где-то чуть выше завихрялись 
					и втягивались всë же в оби-
талище медного этого тюбика – обратно! – т.е. в клей! – 
	Происходящее в, так сказать, воздухе – было само по себе, 
						а эта, скажем так, жук—яма

даже и золотилась со своими ножками – во все стороны загибавшимися! – Но жук
не производил – зловещего впечатления! – может быть, потому что пуза
его – не было видно, а лишь лапки—струйки! – 
		    К тому же, не было видно (кроме как в воздухе!) и союза
между лапками этими и клейкою гнилью! – 
	Ну, сучит и сучит лапками! – Но – странно! – что не был ни плеск, ни стук

слышен! – т.е. это былo – такое беззвучное барахтанье фонтана 
					среди, в общем-то, сплошь клея!..
– Это, – сказал Сведенборг, – и есть Пуп Земли! – Вот
с чего (по древне-гречески!) всë и пошло на земле! – Вот это и есть мать—Гея! –
а клей – эти мерзости, которые мы прошли, слава Богу! – 
					и есть мир земли, который – еë живот,

лишëнный огня, а, говоря по-нашему, Бога! – ибо огонь (по-древне-
гречески) ушëл весь – вверх, так – причëм! – высоко и далеко, что эта тина,
	бывшая прежде – всем! – стала вот смотри чем! – 
			и тянется к тому, что еë не только не озолотило,
а – наоборот! – заставляет тянуться! – но не к огню, а – обратно, в тюбик с клеем! – 
	И там оно – целый мир! – Он – ножка у бокала, словно! – помнишь? – 
		А мы – теперь! – как бы выдавлены из ножки
				в еë подставку, так сказать!.. – Внемля

(по-архаически!) в архаическом этом мире его словам, 
				я смотрел на фонтанчик, и думал: – Раз
уж и такое ожидание – бывает уж таким ожиданием! – а, то есть, всë идëт по шкале
снижения только! – то что же будет с моим воображением 
					в мире воображения, а? – Здравс-
твуй—до свидания! – что ли? – постоянно и будет? – 
				и никогда и нигде совпадения! – Т.е. мале-

йшее колебание метафор – и от Золотого Фриза
ты упираешься в жëлтого колорадского жука, который и есть – Пуп
Земли! – Ах, вот оно что! – вот, значит, в чëм дело-то! – Т.е. эти – снаружи! – и 
			есть, значит, лишь клей, который сочится снизу –
и разбежался по глобусу! – как жуки! – это одни... А другие – эти-то все уп-

ругие – как именно клей-то, плюс – бесцветные! – Да? – это я задаю вопрос! –
На что мне отвечают: – В общем-то, ты – не так чтоб далëк
от правды – думая образами! – чем, собственно, и Сократ, который думал – конями!.. 
					– Но куда ты, н-р, подевал ос? –
это просо Господне! – с жалами! – которые, да, каша! – 
			но не хотят в кашу! – летят из неë! – жалят даже кулëк

прозрачный, в котором они – как и все! – содержатся? – 
				Т.е. мир, с его серой-то зоной, тако-о-е
и таки-и-е множества – этих миров ожидания! – 
			что, хоть они все и единая долька! – но ведь она
огромадна!.. – Так что оставь терминологии – все, все! – в покое! –
Ты не знаешь, чтó есть – снижение, а чтó есть – подъëм при совпаденьях! – Ибо нет
			эталона и не объявлена ни высота, ни длина, ни цена

у того – что—чему—как соответствует и совпадает! – лишь
кроме известных заранее вещей: Что Добро – есть, и Зло – есть. Они 
есть! – И есть любовь... Вещь – сложная!.. Но ею ты – и горишь,
и светишь – одновременно!.. Это вот – и есть совпадение! 
		А я дал тебе – сейчас! – 
			главный ключ от всей твой лампочкиной возни!.. 

– ... А – пока ты думаешь, что – я за ключ такой
тебе – дал! – дай
мне пока сосредоточиться – глядя – на Пуп Земли! – Это всë же – тай-
ный фонтан мира! – источник его, забитый гадостью всякой! – 
	Но ведь – источник! – и он – журчит! – 
		если ты умеешь слышать свет – сквозь облипший его гной!..

6. О том, как летают ангелы – на самом деле... Вознесение из Аида...
– ... Он – видимо, выпал из транса! – Я было тут
уже и ринулся – задавать, как всегда, вопросы! – Но он
выставил предо мною – Ладонь! – чьи пальцы, казалось, так и – все впятером! – растут
из сплошной красной линии – поперëк Ладони! – пульсировавшей внутри неë, как неон!..

И oн сказал: – Вот тебе – черта! – ... Представь, только представь,
что она – черта! – между миром ожидания и миром воображения! – Туда
мы вот-вот отправимся!.. – Ах, ты опять за своë! – Что же такое явь? –
то где вы все живëте? – ты спрашиваешь! – Чтó, тоже Аид, уда-

лëнный, ты спрашиваешь, продлëнный вариант Аида? – 
Но ты же сам – без меня, по себе и по Гомеру! – знаешь ответ! – Что – оба – да! –
мира – ваш мир и древне-греческий вариант Aида – взаимо-проникаемы и без гида,
не умирая даже – проходимы, и можно даже 
			тéней не видеть в Аиде, которые – все! – у обода

eго воронки – грудятся!.. – Естественно, Аид этот – часть вашей земли!..
T.e. oн – река, или – колодец—воронка, как тот самый бокал для мартини
с длинной ножкой, в которой – клей, и куда тéням – нет доступа, 
						но которую мы – прошли;
а потому – нет им доступа, что из слизи еë и клея – не говоря о тине! –

много чего напроизошло в мире вашем!.. А никто – повторений не хочет! – 
						A в конце ножки – Пуп
Земли! – Вот тебе и вся эта воронка! – но она – тупиковая! – ибо она Аид!..
А всякие там – Элизиумы и Танталы с Сизифами – 
		это всë чашa, т.е. обод воронки!.. – Поэтому-то и губ
для – напиться от крови овна иль тельцa! – именно там-то все и присоски!.. 
	– А ваш мир – смотрит в ихний, как телик! 
		– Я лично – не против! – но тот его – всасывает, и дребезжит

ваш, аки ведро, об стенки сознания! – a там уже! – и ухает об воду Стикса 
вот, здешнего! – А, то есть, он приучает, так ведь? – и к чему! – 
			a ваш, так сказать, 21-ый век – к отсталости, к поту-
сторонней архаике!.. – Ты спрашиваешь, попадают ли в неë – современники? – 
						Это как кто свыкся
с ролью теле—сериалов в жизни! – Но, в принципе, 
		Аид уже давно – и для серостей! – превысил свою квоту!.. 

– ... Я понимаю – твоë разочарование! – что это не так всë величественно, как у Данта...
Но Ад – не для перипатетика – менее патетичен! – 
		он – прости за эпитет! – сложней, чем воронка, 
				a потом – песочные часы, становящиеся розою! – Плюс
он связан – таки! – со сводным выбором... Плюс, расположен во множествах... 
						Плюс, от (ещë ) диктанта
(а – не диктата!) сверху зависит, т.е. – как ты слышишь: 
			cердцем, кишками своими с Голосом – Его! – союз!..

Но мы – как всегда! – отвлеклись! – Итак, вот тебе – черта! – А черта эта – строка
Гомера, о которой тебе и говорил Олен.
Помнишь? – про выезд Денницы в «Одиссее». Он сказал тебе, 
					что лишь с помощью проводника
ты сможешь осилить еë потаенн-

ый – и очень даже! – скрытый смысл! – Что ж, вот и строка:[...] Деннице ж // Злато-
престольной из вод океана коней легконогих, // С нею летающих, 
					Лампа и брата его Фаэтона //
 (Их в колесницу свою заложив), выводить запретила [...] 
				– В одном лишь ошибся Олен: место взято
из Песни 23-ьей – после убийства уже женихов, a не до! – 
	во время любовной ночи Одиссея и Пенолопы, что – более чем резонно! –

ибо Афина хотела продлить им – ночь для любви, 
			запрещая дню – начинаться! – Вот – так! – А ты
мне, пожалуйста, растолкуй, чтó в мире ожидания значит, 
					ну, начнëм с лëгкого – Фаэтон?
– Вот именно, фаэтон – это коляска и есть! – т.е. повозка, да? – греческая эти-
мология яснее-ясного у фаэтона—коляски! – т.е. он – кибитка такая, 
					куда именно-то конь и впряжëн!..

– ... Т.е. колесница Денницы – вытесняется (в мире ожидания) фаэтоном, 
					а, то есть, метафора – мето-
нимией, причëм – скромненькой!.. – Ну а что – тогда! – в мире ожидания 
					будет значить второй конь 
в колеснице Денницы, который – Ламп, а? – Ага! – нет, значит, у тебя ответа,
кроме как – это имя коня, но – похожеe на лампочку, да? 
					– Вот и всë! – А теперь раскинь

воображение – широко! – Начнëм опять с Фаэтона. Кто был Фаэтон? 
						– Сын Гелиоса и Эос 
(т.е. – Денницы как раз!), взял колесницу отца, но – расплавился от невы-
носимого жара папы и чуть – вдобавок! – землю не жжëг! – А, то есть, был ведь неос-
ознавшим себя – золотом! – ведь от двух-то золот прозошëл: 
						Жара—Мужа и Света—Девы!

А расплавился-то – как матерьял—золото! – Но двигай воображение! – Ибо круп
коня, он – как что? – а круп ведь – как лампочка! – ведь кругло—лоснится-то! – 
						но блеск – другой,
чем у обычной лампочки! – каурый он! – жëлто-красный! – ведь Фаэтон-то остался 
	(по маме и папе!) – золотом, так ведь? – 
			Т.е. он – по-прежнему! – жар! – но теперь он огнеуп-
орный жар! – т.к. конь уже! – т.е. – так ведь? – он превращëн в коня!.. – 
		Но мать его же – им и правит, 
				и сдерживает жар его – одною своей рукой!..

А другою рукой – она управляет конëм по имени – Ламп! – 
				Обойдëм стороной мифологию, а лишь взглянем
на этого Лампа – как на слово! – И – естественно! ну, естественно! – 
						слово «лампочка» произошло
от этого самого Лампа! – А почему? – Да потому что Ламп – это конь—свет! 
					– Так чем над всем мирозданьем,
древне-греческим, правит Зарница, по Гомеру? – 
    A двумя лампочками! – запряжëнными – 
      вместе, рядышком! – Одна из них – Жар, другая – Свет!
	Вот вам и – двойня коней – у Эос-то! – Их – eë! – Гомеровское число!..

– ... А что у Гомерa, в 23-ьей Песне, выезд Зари так связан с любовью сюжетно – 
							т.е. что Жар и Свет
так связаны именно с любовью-то! – так это тебе ещë предстоит понять
напрямую! – И разгадать, наконец, убийства бесконечные!.. – ибо они лишь ответ-
вления света – от нити вольфрамовой и от плафона! – в нити и твои, сюжетные!.. – 
							Ну, а теперь! – рать

вопросов, как ты их называешь, т.е. рать ангельская – на месте, где мы – стоим,
а – стоим мы у фонтанчика низкого, недостаточного для взмытья
вверх! – сомкнëтся спинами! – и на них – именно-то! – 
					вопросительных знаках! – o да, им-
енно на них! – ибо когда ангелы встанут друг к другу – спинами, 
			то верхние части их – разогнутся вовне, а мы те

золотые капюшоны их тут и используем – как фонтан! – бьющий выше всех воо-
бразимых – тебе, даже тебе! – высот!..
–  ... Tут фигуры—знаки эти – пригнулись! – 
	и мы взошли на верх самый вопросов, т.е. –
		я бы сказал – упали, как в наушники! – и – куда? что? – но улëт
был – в ушах весь! – и очень, очень много золота – вокруг! – 
						для взора простого война!..