Онтологические прогулки

Праздник охватывает широкий диапазон культурных явлений от архаического
мифа до постмодернизма. Общество и каждый человек нуждается в
празднике, хотя непонятны причины, корни такой потребности. Ценность,
значимость праздника не сводится к культурным, социальным или
психологическим механизмам. Поэтому мы предлагаем обратить внимание
на онтологический смысл праздника и будем рассматривать праздник
не только как феномен культуры, но как способ проживания бытия.
В празднике человек ищет не только восстановления сил, не столько
возвращения к норме, а чего-то большего, нового, превосхождения
нормы. Примером такого праздника может служить карнавал.

В отличие от мифологического представления о празднике, где задачей
было достижение полноты бытия, целью карнавала является достижение
избытка бытия. Карнавал устроен так, чтобы принимающий в нем участие
забыл о своих проблемах и горестях, о слабости и ограниченности,
о болезнях и смерти. На празднике человек ведет себя так, как
будто он бессмертен и всемогущ, для него нет ничего невозможного.
И на самом деле он начинает чувствовать, что уже переполнен силами,
энергиями сверх всякой меры, и даже пытается освободиться от этого
излишка. Откуда появились силы? Да не просто силы терпеть эту
жизнь, а буйство сил, переполнение через край. Приятное переполнение,
которое невозможно держать внутри и требуется излить, разрядиться,
выбросить излишек сил и энергии, причем нет никакого очевидного
источника этих сил, ведь их только что не было, и человек не успел
отдохнуть, накопить энергию. Этот источник нечеловеческих сил
можно назвать экзистенциальным.

Есть тайна карнавала – как в маленьком и слабом человеческом существе
вдруг воплощаются космические силы, природные стихии, безграничная
энергия? Все это ему не принадлежит по его природе, но в этот
момент человек сливается со стихией праздника, становиться чистой
экзистенцией. В празднике человек больше, чем он есть, он преодолевает
свою ограниченность, выходит за рамки своей сущности. Стихия праздника
его подхватывает и несет, человек уже не принадлежит самому себе.
В празднике парадоксальным образом сочетаются индивидуальность
и коллективность, эгоизм и самоотдача. С одной стороны, хочется
остаться самим собой, но меня должно быть много, очень много.
Чтобы мощь моего бытия могла покрыть любые издержки, подмять под
себя все, победить, побороть все чужое, плохое, все пересилить,
переварить. Я переполнен самим собой и уже хочу выплеснуть себя
вовне.

С другой стороны, хочется освободиться от личности, от своей истории,
прошлого и будущего, остаться только в «здесь и сейчас». Участвующему
в празднике хочется забыться, погрузиться в коллективное бессознательное,
уйти в глубину к первичным архетипам, раствориться в едином теле,
в общем экстазе, отдать свое тело потоку жизни. Тогда ничего не
страшно, даже смерть. Она лишь предоставляет возможность освободиться
от своей ограниченной сущности, сделать ее бесконечной.

Праздник – это способ получения избытка сил, энергии, бытия и
одновременно возможность избавления от этого излишка. Чрезмерность
не менее мучительна, чем ущербность. В празднике совмещается присвоение
бытия и трата своего бытия. Одновременно происходит превращение
внешнего во внутреннее (присвоение бытия) и превращение внутреннего
во внешнее (экспансия бытия). Присвоение переходит в отторжение,
хочется сделать бытие своим и тут же избавиться от него. Получается,
что во время праздника человек как бы перерабатывает бытие, перепахивает
его, заставляет бытие двигаться, меняться, становиться, обеспечивает
круговорот бытия.

Праздник – это автономный процесс, не требующий специальных внешних
условий. Праздник самогенерируется, появляется из ничего и получает
неисчерпаемую энергию из ничто. Этим он опять сходен с процессом
творения мира, теперь уже в библейском изложении. Праздник не
детерминирован, а телеологичен, нет причин праздника, есть цель.
Праздник – причина самого себя, causa sui. Поэтому нужно искать
ответ не на вопрос «почему?», а «зачем?». Однако цель праздника
тоже не очевидна, она неописуема, может быть, запредельна.

Неисчерпаемость энергетики праздника делает его привлекательным
для достижения других (ложных) целей. Пережитое в празднике ощущение
могущества оказывается слишком соблазнительным, чтобы не попытаться
обрести его навсегда. Карнавал в значительной степени магичен
и поэтому амбивалентен. По сравнению с ритуалом он дает реальное
ощущение силы, личного могущества, полной свободы. Вместе с тем
он погружает человека в состояние неопределенности, стихийности,
хаотичности, которое может быть разрушительным. Карнавал соблазнителен
и опасен. Стихия карнавала вовлекает, заманивает, затягивает в
свое поле всех и все, что есть вокруг. Праздник – это грандиозное,
завораживающее, потрясающее, шокирующее зрелище. Это скандальное,
провокационное событие.

Зритель чувствует энергетику праздника, огромную мощь воплотившихся
природных стихий и хтонических сил. Зритель не может не стать
участником карнавала, не поддаться иррациональным импульсам. Карнавал
обычно происходит ночью, чтобы было легче отключить сознание и
отдаться подсознательным влечениям. Темный свет карнавала делает
невидимым то, что при свете дня было бы соблазном, грехом, падением.
Обжорство, пьянство, промискуитет, мат являются неотъемлемыми
элементами карнавала.

Карнавальное переворачивание, выворачивание наизнанку меняет местами
низ и верх, раба и господина. Карнавал превращает зло в добро,
смерть в жизнь, но все может повернуться и в обратную сторону.
В опьянении праздником человек теряет свою сущность, приобретая
взамен огромную энергию. Маска переодевания граничат с половой
травестией. Карнавал целенаправленно разрушает нормы и установки
дневного сознания, чтобы в хаотическим движении, кружении и переворачивании
освободить внутреннюю экзистенциальную энергию, а будет она созидательной
или разрушительной заранее не известно.

На карнавале антисоциальные поступки совершаются с такой легкостью
и невинностью, что человек как бы возвращается к состоянию до
грехопадения. Парадоксальным образом хаос ближе к раю, чем люди
в сегодняшнем, падшем состоянии. Райское состояние блаженства
непосредственно примыкает к изначальному хаосу и отделено от него
«лишь» моментом творения мира. Этот момент соединяет эти два онтологических
состояния и, одновременно, противопоставляет их. Праздник – это
нечто среднее между хаосом и раем, это попытка превратить хаос
в рай сразу, минуя все промежуточные состояния. Этим праздник
подобен акту творения мира и одновременно – концу света. Праздник
пытается мгновенно отменить, упразднить старое и воплотить, утвердить
новое безо всяких переходных форм. «Се, творю все новое»
(Откр. 21, 5).

У карнавала свободная форма, открытая структура, неопределенная
длительность. Карнавал снимает ограничения, раздвигает рамки,
увеличивает масштаб, всё позволяет и поэтому всё возможно. В ритуале
человек воспроизводит свое представление о мироздании и божестве.
В лучшем случае эти представления получены свыше через шаманов,
пророков, жрецов; в худшем – с искажениями от предков. А на карнавале
человек ожидает непосредственного откровения, открыт новому, готов
к чему угодно. Он освобождается от критики, предзаданности, ожиданий,
настроен на встречу с Другим, Иным, готов ему открыться, довериться,
отдаться.

Праздник дарует человеку свободу. Свобода – это возможность мгновенного
удовлетворения всех желаний. Поэтому они быстро исчерпываются,
и вскоре человек с удивлением ощущает отсутствие конкретных потребностей.
Свобода – это когда ты чувствуешь, что можешь все и поэтому уже
ничего не надо, все у тебя может получиться и можно даже не проверять.
Свобода и есть цель и результат карнавала. Свобода – это легкость
бытия, когда иго – благо и бремя – легко. На празднике все желанно,
все в радость. Свобода – это отсутствие границ и пределов, открытые
горизонт и вертикаль. В пространстве свободы нет греха и вины,
нет суда и наказания. Любое свободное действие является творчеством
и поэтому оправдано. Праздник дает человеку опыт свободы. Праздник
освобождает человека от царства необходимости, от воспоминаний
о прошлом и заботы о будущем, все желания могут исполниться здесь
и сейчас. «Итак не заботьтесь и не говорите: что нам есть?
или что пить? или во что одеться? Ищите же прежде Царства Божия
и правды Его, и это все приложится вам. Итак не заботьтесь о завтрашнем
дне…» (Матф. 6, 31-34).

Праздник – это дар бытия человеку, дар беспричинный и бескорыстный.
«Жаждущему даром дам от источника воды живой»
(Откр. 21, 6). Дар, постоянно ожидаемый и всегда неожиданный,
долгожданный и застающий врасплох. Его невозможно заслужить, он
равно доступен богатому и бедному, умному и глупому, доброму и
злому. «Просите, и дано будет вам; ищите, и найдете; стучите,
и отворят вам; ибо всякий просящий получает, и ищущий находит,
и стучащему отворят» (Матф. 7, 7-8). От этого дара невозможно
отказаться, он настигнет нас везде. Праздник – это встреча с бытием,
обращение к бытию «на ты». Исчезает дистанция между человеком,
его сознанием и бытием, жизнь превращается в игру. Праздник открывает
человеку удивительный новый мир, где нет ничего невозможного.
И если человек откроется этому миру, то может случиться любое
чудо. Праздник – это нежность бытия, взаимность человека и бытия.
На карнавале человек получает удовольствие от бытия, чистое наслаждение,
чувствует радость, легкость.

В празднике воплощается любовь к бытию, когда нравится все, что
нас окружает и с удовольствием принимается все, что происходит.
Человек находится в интимном отношении с бытием, можно сказать
– в соитии с бытием. Он принимает в себя бытие и сам проникает
в него. Человек и бытие открываются на встречу друг другу и отдают
себя, желая слиться в одно целое полностью и навсегда. Эротическим
напряжением пропитан весь воздух праздника. Как правило, на празднике
секс легко доступен, однако возможность реализации половых потребностей
вовсе не снижает общего эротического потенциала праздника. Сексуальная
энергия разливается по всем праздничным действиям – песням, танцам,
шуткам. Праздник демонстрирует эротику в широком смысле, показывает,
что сексуальность больше чем пол. Можно даже говорить об асексуальности
праздника, потому что эротика реализуется помимо секса.

Вершиной праздника является достижение его участниками экстатического
состояния. Экстаз – это достижение максимума возможного наслаждения,
выход из себя с последующим возвращением. Человек на время становится
чем-то иным, принимает в себя стихии, энергии, отдается власти
внешней силы, впускает в себя Другого. Как ни странно, при этом
сущность человека не изменяется, видимо нечему меняться. Человек
есть то, что он есть в данный момент. Экзистенция может спонтанно
направляться в любую сторону. Человеческая природа настолько гибка,
что позволяет человеку уподобляться нечеловеческому. Критерием
экстаза является самозабвение, захваченность, безграничность желаний,
когда ни что не слишком.

Источником экстаза являются хтонические силы – силы рождающие
и умерщвляющие, порождающие и разрушающие, плодоносящие и растерзывающие.
Эта неустранимая амбивалентность связывает экстаз не только с
рождением, но и со смертью. Отсюда и матерная ругань, сводящая
все к материальному низу. Однако рождающее лоно невольно уподобляется
земле, а половой акт – акту творения. Женщина приравнивается всей
природе, а мужчина – демиургу. Сексуальная символика, эротические
действия, мат выражают жажду нового рождения, воз-рождения.

Экстаз – это попытка остаться самим собой, но стать большим и
сильным, полным сил, энергии, жизни. При этом ничего не отдать
взамен, ничем не заплатить. Припасть к неисчерпаемому источнику,
вернуться в лоно. Туда, где нет выбора и риска, ответственности
и вины, страдания и смерти. В этом смысле сексуальный экстаз тождественен
состоянию младенца в утробе матери. Круг замыкается. Экстаз –
это выход в хаос, желание освоить его, приручить, сделать своим,
добрым, хорошим. На карнавале происходит «хаотизация» действительности,
совершаются хаотические движения, спонтанные действия, произвольные
поступки. Но экстаз не побеждает хаос, лишь признает его тотальность
и неустранимость. Человек погружается в хаос, отдается ему, пытаясь
получить удовольствие. Благо, что демократизм карнавала позволяет
все и всем. Если в ритуале пить можно не всем, вводятся строгие
рамки, условия, ограничения, назначается специальное время, то
на карнавале – пьют все и сколько угодно.

Каждый чувствует себя жрецом. При этом не ставится вопрос о духовном
и сакральном статусе человека, готов ли он заглянуть в бездну
и прикоснуться к вечности. Каждый желающий, без обучения и подготовки,
соприкасается с нечеловеческой реальностью. И если он после этого
не погибает или не сходит с ума, то это воистину чудо. Либо ничего
реального не произошло, либо что-то (или кто-то) его хранит. И
внешний наблюдатель не может дать однозначного ответа, да и сам
участник вряд ли в состоянии дать себе отчет – что же на самом
деле с ним случилось.

Неопределенность карнавала, неразличимость реальности и воображаемого,
подлинного и иллюзорного, роднит его с игрой. Также разворачивается
бурная деятельность и при этом ничего не делается. Все действия
– не обязательны, но желанны. Это – недеяние, превосходящее всякую
деятельность. Карнавал, как и игра, не зависит от конкретной пользы
и свободен от достижения внеположных ему целей. В свою очередь,
игра легко прочитывается как праздник, со всеми модусами сакрального
события в сакральном пространстве и времени. Игра – это нечто
среднее между ритуалом и карнавалом, свободное от крайностей того
и другого, строгости ритуала и необратимости карнавала. На карнавале
игра служит входом в измененное состояние бытия, запускает механизм
праздника. Артисты, клоуны задают ощущение нереальности всего
происходящего. Все окружающее кажется иллюзией. Реальность преодолевается
воображением. Грезы становятся действительностью. Это позволяет
каждому вернуться в детство, в беззаботность, радость. Праздник
похож на сон, это сон наяву, сон воплотившийся. И если реальность
существует по законам сна, становится сном, то и сны могут стать
реальностью.

Иллюзорность праздника можно понимать в смысле неполноценности
его бытия, недостаточной укорененности, онтологической необязательности.
На наш взгляд, такое утверждение было бы некорректным. Сначала
надо бы определить, что является подлинным основанием бытия. И
только тогда можно сделать вывод, что более фундаментально – обыденное
или праздничное состояние бытия. Поэтому мы будем понимать иллюзорность
праздника в смысле его непрозрачности для дневного сознания, несводимости
к очевидным данностям. Карнавал – это мерцание бытия: все одновременно
и есть и нет, то ли есть, то ли нет, то есть, то нет. Основные
модусы такого состояния бытия специально обыгрываются в цирке
и на ярмарках: переворачивание – акробатами, мелькание – жонглерами,
произвольное исчезновение и появление вещей – фокусниками.

Праздник – это виртуальная реальность, он подчиняется своим внутренним
законам, которые могут устанавливаться произвольно. Неопределенность,
спонтанность, алогичность, иррациональность праздника создают
условия, когда реальное и фантастическое легко меняются местами.
Праздник – это сказочная, волшебная, фантастическая реальность,
в которой все возможно. И естественно ожидается только самое хорошее.
Если в ритуале человеку противостоит мировое зло, вселенский хаос,
который во что бы то ни стало нужно победить, то на карнавале
мы имеем дело с миром уже спасенным и преображенным. В ритуале
человек как бы показывает: Бог помнит о нас, он даст нам все.
На карнавале в нас входит высшая сила, хочется думать, что – божественная.
На карнавале человек ведет себя так, как будто бы Бог есть, он
всех нас уже спас, мы пребываем в раю, больше нечего желать и
остается только праздновать спасение, праздновать Бога. Бог любит
меня, он подарит мне все, что я хочу, мне можно все, я все могу,
я сам бог. В нас вселяется Бог, и мы празднуем как боги, вместе
с ними, а может быть без них, вместо них?

В неопределенности карнавала скрывается соблазн и искушение –
«будете как боги». В этих словах Искусителя все правда: будете,
но не боги, а как боги, похожи на них, но не они. И не Бог, а
боги во множественном числе. Не Единый, Сущий, Абсолют, а множественность
богов и их раздельность, противоречащие самому понятию «Бог».
Карнавальная инверсия может сыграть злую шутку, многократно перевернуть
все ценностные оппозиции и привести к их полной неразличимости.

Основная проблема карнавала – невозможность определить источник
нисходящих на человека энергии и сил: то ли от Бога, то ли от
дьявола. В экстатическом состоянии, когда тебя подхватила и понесла
некая сила, нет желания, да и возможности заниматься различением
духов. Кажется, что главное – эффект эйфории, и не важна его причина.
Если критерием истины являются переживаемые ощущения и они похожи
на благодать, то какая разница – подлинная она или нет. На карнавале
стирается не только грань между высоким и низким, небом и землей,
но и между подлинным и мнимым. Карнавал – это симуляция благодати,
попытка вести себя так, как будто она на тебя уже снизошла благодать.
Возможно, что происходит всего лишь имитация, а затем и подмена,
порождаются иллюзии и симулякры. Самое страшное, что псевдоблагодать
замещает собой настоящее богообщение и оставляет человека в обольщении.

Но, с другой стороны, карнавал можно рассматривать как практическое
апофатическое богословие. Если о Боге ничего нельзя сказать, то
давайте вести себя так, как будто мы уже в раю. Но что именно
делать? Никто не знает. Все, что придет в голову. Но не так, как
это делается обычно, а все наоборот, иначе, от противного. Потому
что это должно быть максимально непохоже на все известное нам
здесь. Проще всего – все перевернуть. У меланезийских народов
распространены так называемые «Карго-культы»: нужно все делать
обязательно с точностью до наоборот. На карнавале человек попадает
в «антимир» с изнаночными характеристиками. Все человеческое доводится
до предела, до абсурда, чтобы оно могло перейти в свою противоположность,
то есть в нечто нечеловеческое (только заранее не известно – божественное
или бесовское). Отсюда вытекает праздничное «анти-поведение«,
когда человек делает то, что он никогда бы не позволил себе в
другое время. Речь идет не только о нарушении норм и запретов,
но и о таких парадоксальных поступках, как безмерное поглощение
пищи и пития, бессмысленные траты, раздаривание вещей и денег,
и даже целенаправленное разрушение и уничтожение предметов. В
этих поступках демонстрируется уверенность в избыточности своего
бытия, его неисчерпаемости.

Стратегия карнавала строится по принципу увеличения абсурдности,
чтобы дистанцироваться от обыденности, оттолкнуться от профанного.
Для этого применяются различные средства, например, маски, ряжение
и раздевание (вплоть до наготы), загадки, бессмыслица, розыгрыши,
шутки, игры, смех. Смыслом всех этих действий является желание
сделать знакомое незнакомым, узнаваемое неузнаваемым, понятное
непонятным. В пределе все реальное должно стать нереальным, но
тогда все нереальное в каком-то смысле станет реальным, невозможное
– возможным. Из столкновения различных онтологических уровней
возникает смех, сквозь ложь и миражи вдруг проявляется нечто несомненное
и незыблемое. Человек смеется тогда, когда он неожиданно обнаруживает
и осознает бессилие зла. Когда сквозь абсурдность бытия вдруг
прочитывается высший смысл и сквозь мрак просвечивает изначальный
свет. Тогда человек чувствует свою неуязвимость и исчезает страх.

Праздник отрывает человека от привычных условий существования
и погружает его в мир непредсказуемый, существующий по сверхчеловеческим
законам. Праздник постоянно создает экстремальные и пограничные
ситуации, выталкивает человека за границы гарантированного бытия,
забрасывает в пространство выбора и риска. Чтобы соответствовать
праздничному бытию, нужно проявить инициативу, смелость, дерзость.
Дерзость в смысле дерзание, готовность к новому, поиск неожиданных
решений, нарушение правил и законов.

Высшие ценности, сакральные нормы невыразимы в понятиях здешнего
бытия, непонятно, насколько мы близки к ним. Отсюда следует амбивалентность
праздника: невозможно определить, что именно мы сейчас празднуем
– Бога или бесов. В празднике мы сталкиваемся не только с неопределенностью
будущего, но и настоящего. Прошлое также оказывается несущественным,
безразлично – кем ты был до праздника. Праздник – это всегда вызов,
брошенный старому миру, и это зов, взывание к бытию новому. Старый
мир нужно обругать, осудить, разрушить, уничтожить. А новое бытие
будет ни на что не похоже, его не с чем сравнить, к встрече с
ним невозможно подготовиться. «И увидел я новое небо и
новую землю, ибо прежнее небо и прежняя земля миновали»
(Откр. 21, 1).

В празднике человек взыскует такого бытия, которое превосходило
бы наше профанное бытие по всем критериям и параметрам. Чтобы
можно было почувствовать себя бесконечно богатым и всемогущим,
совершенным и бессмертным. Радикальное превосхождение нормы здешнего
бытия выражается в тратах и дарах, безоглядных действиях и рискованных
поступках. Праздник вне необходимости, целесообразности, гарантий,
поэтому он выглядит как нарушение нормы. Праздник всегда на грани,
на границе, за гранью, по ту сторону нормы и патологии, правила
и его нарушения, закона и преступления, морали и безнравственности,
добра и зла, благочестия и кощунства. В бесконечной перспективе
сакрального бытия профанные ценности обесцениваются, здешние иерархии
отменяются.

Поведение на празднике может выглядеть как кощунство, святотатство.
Но это именно осмеяние человеческих представлений о сакральном,
в то время когда подлинные ценности так близко. Праздничная дискредитация,
снижение, переворачивание общепризнанных ценностей – это их проверка
на истинность. Если ценности не выдерживают испытания на прочность,
значит, они с самого начала были неподлинными. В празднике человек
отпускает себя на свободу, уходит в свободный поиск нового бытия,
поэтому любой праздник всегда будет праздником непослушания. Детское
озорство, баловство, хулиганство являются самостоятельной попыткой
праздника, противопоставленного серьезности и обыденности окружающего
мира. Из-за этой разницы онтологических позиций и возникает конфликт
между детьми и взрослыми, для которых смешение времени праздника
и будней недопустимо. Дети же склонны всеми доступными средствами
в любой момент времени превращать свое бытие в игру и праздник.

В ситуации онтологической и ценностной неопределенности наиболее
эффективной стратегией может оказаться анти-поведение, противоположное
стандартным схемам и способам поведения. Даже если анти-поведение
не гарантирует успеха, по крайней мере, оно наиболее быстро и
радикально доводит ситуацию до кризиса и хоть какого-то разрешения.
Анти-поведение позволяет в какой-то степени различить и разделить
профанные и сакральные ценности. К сожалению, определенность достигается
только на какой-то момент, и результат невозможно зафиксировать,
опредметить, сделать общезначимым и вечным.

Праздник – всегда на грани преступления, пре-ступления всего известного,
одобренного, рекомендуемого. Праздник – это преступление против
самосохранения старого мира, его самоуверенности и мнимой самодостаточности.
Праздник нарушает, разрушает, взрывает изнутри все устоявшиеся
социальные структуры, общественные привычки, моральные нормы.
На празднике смешивается грех и святость, когда грех совершается
ради общей радости, а уверенность в собственной непогрешимости
и богоугодности разоблачается как грех. Отсюда следует, что любое
преступление в некотором смысле – праздник. Обыкновенная жизнь
слишком пресная, скучная, мрачная, тусклая. Преступление интереснее,
ярче, веселее, романтичнее.

Итак, цель участника карнавала противоречива. Это задача измениться,
стать больше, сильнее, совершеннее и одновременно остаться самим
собой. Человек хочет получить все желаемое и не быть никому ничем
обязанным. В карнавале сочетаются предельная вовлеченность участника
и его свобода, возможность выйти из карнавала в любой момент и
постоянная угроза несчастного случая, интенсивность переживаний
и легкость отношений, полнота ощущений и желание идти еще дальше,
секс и детскость, иллюзорность и боль, игра и смерть. С одной
стороны, безответственность всех участников, непризнание авторитетов
и норм, разрушение всех ценностей и иерархий, отрицание должного
и абсолюта, утверждение полной свободы и анархии. С другой стороны,
танцы, песни, смех можно рассматривать как богослужение, как поклонение
источнику, благодаря которому все это стало возможным. Магические
элементы карнавала очищаются незаинтересованностью и бескорыстностью,
темные энергии просветляются искренностью, чувственность преображается
наивностью. Может быть, грехи участников карнавала не будут зачтены,
ибо они не ведают, что творят.