Онтологические прогулки

Жертву жертве пожертвовали боги.

Ригведа, I, 164

Антропологические феномены поддаются анализу лишь до определенной степени: возможны феноменологическое описание, некоторая классификация и выявление каких-то структур, однако невозможно приведение к общему знаменателю, сведение к одной простой объяснительной схеме. Всегда остается несводимый остаток, загадка, тайна. Например, жертвоприношение, казалось бы, уже давно описано и вот-вот будет достигнута полная прозрачность и определенность данного феномена. Однако остаются несколько вопросов, которые показывают нетривиальность этого феномена, его сложность, многомерность и противоречивость. У всех народов в различные эпохи обязательно существует жертвоприношение, но в разных формах, могут отсутствовать те или иные элементы, так что трудно говорить о чем-то едином; есть несколько видов, типов жертвоприношения, и их никак не удается свести друг к другу или к общему основанию.

Что же такое жертвоприношение, как его можно понимать? Почему оно в той или иной форме (хотя бы символической) существует во всех культурах и религиях с первобытных времен до современности? Даже равнодушные к религии туристы бросают в воду монетки, что уж говорить про неустранимые архаические элементы, присутствующие в свадебных и похоронных обрядах. Жертвоприношение – это действительно универсальный антропологический феномен, присущий всем людям, но отсутствующий у животных.

Начнем с трактовок в прагматическом ключе. Жертвоприношение понимается, прежде всего, как питание. В русском языке слова “жертва” и “жрец” происходят от жрети, жрать, т.е. поедать. Одним из основных элементов жертвоприношения является поедание жертвы жрецом (подразумевается – божеством) и/или жертвователем и его гостями. Прямолинейное толкование жертвоприношения предлагает понимать его лишь как дополнительный повод устроить пир для всех, в худшем варианте – только для жрецов за счет обманутого жертвователя.

Но возникают вопросы: если религия есть производная от страха человека перед неведомыми силами, то причем тут еда? А если люди хотят поесть, то зачем так усложнять простой и естественный процесс питания, к чему привлекать сверхъестественные силы? Почему сложная структура жертвоприношения так или иначе воспроизводится и повторяется уже тысячелетия? Все случайные факторы и необязательные элементы должны были бы отпасть при первой же возможности, если только они не обусловлены чем-то очень существенным, что заставляет людей вновь и вновь повторять ритуал жертвоприношения.

К тому же следует учитывать, что питание есть не только физиологический акт, биологический процесс. Это еще и социо-культурный и психологический феномен и, более того, онтологический. Это символическое действие и метафизический акт. В современных условиях насытить человека можно достаточно просто, дешево и быстро, однако и сегодня люди уделяют еде не меньшее внимание, чем прежде. И дело не только в естественной потребности и удовольствии, которое доставляет процесс питания. Современные люди едят намного больше, чем необходимо для здоровья, скорее даже наоборот – едят в ущерб ему. И различных удовольствий современная цивилизация предоставляет предостаточно, однако люди никак не могут перестать есть. Можно предположить, что за этим стоит что-то большее.

Еда и бытие. Прежде всего, еда является основой жизни, источником бытия. В русском языке слова “есть”, т.е. питаться и “есть”, т.е. быть, существовать – совпадают. ES (санскр.) – дышать, жить, быть. Есть – значит быть. (“А” есть) – факт бытия, чистое бытие. С другой стороны слово “есть” обозначает тождество, идентичность (А=В). Тогда по аналогии поедание предстает как присвоение свойств и качеств того, что поедается. Человек есть то, что он ест (см. 3 гуны в индийской философии).

Питание – это восстановление недостачи, возобновление целостности, единства и гармонии внешнего и внутреннего мира человека. Поедание – это присвоение, экспансия, усиление, укрепление, утверждение себя. Еда оказывается потенциальной телесностью, возможностью прибавления, умножения своего тела, своего Я, своей власти и могущества. Еда восстанавливает мое Я, возвращает энергию и целостность. Я могу это съесть, значит, это становится моей частью, это мне принадлежит, мне подчинено. Поедание – форма агрессии.

Процесс поедания можно понимать как освоение, проведение и стирание границ между Я и не-Я, внешним и внутренним, своим и чужим. Питание – это процесс превращения. Внешнее становится внутренним, неживое превращается в живое. Питание предстает как отношение, способ контакта между внешним и внутренним, неживым и живым, природой и культурой, материей и духом, как медиатор между двумя сферами бытия. Есть – значит быть открытым миру, впустить, принять в себя мир. И поэтому совершенно не все равно, что и как есть. Отсюда возникают оппозиции чистого и нечистого, разрешенного и запретного, сырого и вареного, сакрального и профанного.

Еда и познание. Поедание – один из первичных способов познания, который является основным с рождения человека и лишь впоследствии дополняется другими формами. Дети пытаются съесть все, до чего могут дотянуться. Да и многие взрослые не могут остановиться в своих бесконечных поисках вкусовых ощущений, новых блюд и различных экзотических кухонь. Познать – значит попробовать, усвоить, присвоить, сделать своим, внутренним.

То, что я уже съел – безусловно существует, оно достоверно и истинно. Истина есть естина (П. Флоренский). То, что видимо, может оказаться иллюзией, галлюцинацией, миражом. То, что съедено – несомненно. Субъектно-объектные отношения начинаются с того, что субъект – это некто, имеющий способность и возможность съесть, а объект – это нечто потенциально доступное для поедания. Субъект и объект – это активное и пассивное начала, поедающий и поедаемое. А в процессе еды их противопоставление снимается.

Объект (поедаемое) растворяется в субъекте (поедающем), субъект принимает в себя объект. Они обуславливают друг друга и включаются в бесконечный процесс взаимного поедания, в круговорот еды в природе. Побеждает тот, кто съел последним. Или тот, кто съел всех (может съесть). Но, с другой стороны, как познать то, что мне не доступно и я не могу это съесть? Приобщиться к чему-то большему и высшему, чем я сам, можно в том случае, если дать ему себя съесть, то есть оказаться внутри него и соединиться с ним.

Таким образом, даже понимание жертвоприношения только как формы ритуала питания оказывается нетривиальным в антропологическом контексте. Потребность в питании сама по себе ничего не объясняет и сама нуждается в объяснении. А так как уже не может быть сведена ни к чему более простому, то остается только метафизическое понимание, объяснение через наиболее универсальные принципы. Возможно, что истолкование еды как жертвоприношения покажет более глубокие смыслы и даст больше для понимания этого антропологического феномена, чем объяснение жертвоприношения как акта питания.

Второй вариант понимания жертвоприношения связывает его с первобытной охотой. Действительно были довольно распространены два вида жертвоприношения: до и после охоты. В этом контексте ритуал перед охотой интерпретируется как тренировка, репетиция охоты, либо как инсценировка удачной охоты, либо как форма самовнушения участников охоты. А жертвоприношение после охоты понимается как благодарственная жертва, возращение части добычи божеству или выделение доли предкам.

Однако не все так просто. До охоты происходит переодевание охотника в шкуры животного, имитация его голоса и внешности, повторение движений и подражание повадкам. То есть происходит символическое превращение человека в животного. Смысл этого – принятие облика животного, и, следовательно, соединение с его духом, с животной сущностью, сочетание, совмещение, единство человеческой и звериной природы, тождество человеческого и животного начал. Можно считать, что приносится в жертву человеческое начало, человеческая природа. Совершается выход за пределы человеческих границ, человеческого статуса, человеческой природы, сущности.

Происходит переход через границы, выход в нечеловеческое измерение, возвращение человека в животное состояние как природное, органическое, естественное и первичное состояние бытия. Совершается возврат в изначальное единство, снятие различий, противоположностей, растворение в нераздельности. На этом основаны экстатические практики, которые могут быть основаны как на охотничьих и воинских ритуалах, так и на растительных символах, аграрных и календарных обрядах.

В этом контексте интересно рассмотреть противоположные к экстатическим практикам – аскетические, которые строятся на отказе от звериной сущности, ее стирании и уничтожении. Животное естество в человеке убивается, приносится жертва естественной природы в пользу сверхъестественной. Забегая вперед, можно сказать, что в своем предельном проявлении, в преображенной и совершенной форме жертвоприношение становится не материальным, а духовным, не магическим действием, а мистическим.

Таким образом, человек оказывается перед выбором: во что превратить свое человеческое начало, куда инвестировать свои жизненные силы и энергию – в естественное, природное, животное существование, или в сверхъестественное бытие. Отказаться от высшего в пользу низшего, раствориться в стихиях и страстях, или подчинить низшее высшему, преобразив его. Сущность человека заключается в том, что он свободен и волен распорядиться своей природой. Можно сказать, что он выбирает свою потенциальную природу по своему желанию, по произволу. Это неотъемлемое свойство человека, и в этом заключается его специфика и уникальность.

Итак, мы видим специфическую связь человека и животного, и не только их отношения вовне, но и внутри самого человека. Обнаруживается диалектика “животного” и “человеческого”, характерная динамика человека и зверя: чтобы победить зверя вовне, нужно уподобиться ему, самому стать зверем, но, чтобы победить животное начало в человеке, нужно убить зверя внутри себя. Из этого следует, что на охоте человек слишком близко приближается к зверю, и буквально и символически.

Каждый человек питается мясом животных, но рано или поздно умрет и будет съеден, охотник чаще всего погибает на охоте, гибнет в единоборстве со зверем. Жизнь и смерть человека связана с животным. Поэтому возникает тесная связь, происходит обмен обликом, телами, физическими силами, магическими энергиями, сущностями. Так появляется тотем. Зверь делается одушевленным существом, становится родственником, первопредком. Так возникают табу.

Человек на охоте настолько близко подходит к животному, касается его, потом съедает его мясо, настолько уподобляется зверю, что потом возникает необходимость “отыграть назад”, восстановить прежнее равновесие. После охоты необходим очистительный ритуал, нужно очиститься от крови, от убийства себе подобного животного, освободиться от звериной сущности. Совершается жертвоприношение – поедание мяса животного, но предварительно часть него сжигается, возвращается стихиям, предкам, божеству. Животному приносится благодарность и просьба о прощении. Вновь устанавливается дистанция между людьми и животным.

Таким образом, жертвоприношение действительно связано с охотой, и не только с первобытной, но еще и с царской, аристократической, даже с “дикой охотой” (когда некто собирает жертвы). Для охоты жертвоприношение обязательно и неизбежно. Однако нет никаких оснований эту схему автоматически переносить на все другие случаи и формы жертвоприношения, тем более их разнообразие весьма велико. Сфера использования жертвоприношения намного шире, чем охота. Феноменология жертвоприношения очень богата и разнообразна.

Теперь рассмотрим социологические трактовки феномена жертвоприношения. Традиционно ритуал жертвоприношения интерпретируется как инструмент для установления отношений внутри социума, построения иерархии, закрепления власти жрецов и вождей. В лучшем случае жертвоприношение предстает как способ коммуникации, трансляции ценностей, традиции, в худшем как метод снятия внутривидовой агрессии (К. Лоренц, Р. Жирар). Убийство жертвы – акт, восстанавливающий социальный и нравственный порядок после греха и скверны.

При таком понимании жертвоприношение – это лишь превращенная, символическая форма отношений между людьми, оно направлено внутрь сообщества для решения его собственных проблем. Но возникает вопрос, почему эти задачи не могут быть решены другими способами? Если жертвоприношение замкнуто внутри социума, зачем тогда внесоциальные и вообще нечеловеческие элементы: животное, кровь? Неужели только для замещения реального насилия? Можно было бы выбрать жертву среди людей или сделать куклу, причем тут животное? Если жертвоприношение вторично, необязательно, выполняет служебные функции, то оно должно было бы исчезнуть с развитием общества, с усложнением социальных отношений. Однако происходит обратное – жертвоприношение усложняется, обретает многомерность, так или иначе пронизывая все сферы культуры и бытия человека.

Все встает на свои места, если жертвоприношение понимать не только и не столько как социальный акт, восстанавливающий социальный порядок, а скорее как действие онтологическое, направленное на самые основы человеческого бытия, как акт метафизический, восстанавливающий сакральный порядок мироздания. Вообще в ритуале не просто концентрируются ценности определенной традиции, некоторой культуры, но ритуал предстает как непосредственная данность, актуализирующая глубинные смыслы существования. Слово “ритуал” происходит от rita, rta (ведич.) – закон, порядок, установка, форма, правило, обычай, приводить в порядок, выстраивать в ряд. Причем этот закон совпадает с истиной.

Ритуал не только был в центре жизни архаической культуры. Он может быть представлен как основание любой человеческой деятельности: производственной, общественной, духовной. Можно уверенно говорить о ритуальном происхождении основных форм культуры: мифологии, религии, философии и искусства, в том числе театра и литературы. Речь идет не только о происхождении, которое затем может быть забыто. Ритуал, в том числе жертвоприношение, сохраняет свое место и значение и в современной культуре.

Можно выделить несколько основных смыслов, содержащихся в таком сложном феномене, как жертвоприношение.

Во-первых, это восстановление цельности и целостности, единства и полноты. Это могут быть социальная целостность и единство, но не следует ограничивать понимание жертвоприношения только этим. Вполне допустимо интерпретировать эти целостность и единство в самом широком антропологическом и онтологическом контексте. Тем более что целостность, единство, полнота и совершенство – это категории метафизики.

“Жертвоприношения становятся прежде всего средством, позволяющим восстановить изначальное единство. Когда приносят жертву, члены Праджапати, разметанные в космосе, соединяются воедино, и божество, закланное в начале времен, чтобы из его тела родился Мир, воскресает вновь. Основная функция жертвоприношения: собрать воедино то, что было раздроблено in illo tempore. Во время жертвоприношения происходит символическое “восстановление” тела Праджапати и воссоединение различных элементов личности того, кто совершает обряд”[1].

Жертвоприношение как воссоединение, как достижение высшего единства есть ритуальный отказ от индивидуальности, возвращение в изначальное состояние неразделенности и неделимости, возврат к самому началу. Реализуется парадигма “возвращения-в-целое”. А животное в ритуале жертвоприношения играет служебную роль и имеет символическое значение. Это один из элементов, подлежащих собиранию в целостность и возведению к совершенству. Личность, человеческое сущность встречается и соединяется с животной сущностью, чтобы раствориться не в ней, а в том, что было еще до разделения на животное и человеческое.

Это не столько уступка животной природе в человеке и в мире, сколько поиск Начала как исходной точки, начала во времени и начала в бытии, того, что определяет все существующее и превосходит все животное и человеческое. Речь идет не о формальной и механической причине, а о живом начале бытия, об Архэ. От корня “архэ” образованы греческие слова – источник, основатель, служащий началом, бывший причиной, первоначальный, изначальный, древний, главный, первообраз, оригинал, подлинник. Это начало имеет нечто общее с животной природой и человеческим бытием, так как включает их в себя, и в то же время оно бесконечно превосходит их.

Во-вторых, сущность жертвоприношения – это отношение с инаковостью, налаживание взаимоотношений с Иным. Для того, чтобы восстановить единство, необходимо сначала обнаружить то, что отличается от человека, увидеть свою противоположность, выявить свои границы и испытать свои пределы. Жертвоприношение – это тактика и стратегия поведения человека на границе человеческого бытия, это разнообразные способы обнаружения инаковости, приспособления к инаковости или ее преодоления.

Существо жертвы – в непостижимом преодолении инаковости, посредством ее происходит обращение к иному: телу (животному), человеку, духу (предку, богу). Совершается выход человека за пределы своего тела в коллективное, родовое тело, в тело животного, тело природы. Или происходит выход за пределы своего сознания, переход в измененные состояния сознания, что сопровождается обращением к боли, страданию, смерти. Через жертвоприношение возможен выход за пределы социума в природное единство, космический универсум или в духовный мир, мир предков, мертвых.

И самое главное – свершается чудо, выход за пределы человеческого, встреча-столкновение с сакральным, переход в нечеловеческое, а именно сверхчеловеческое, божественное измерение. Жертвоприношение сопутствует всякой попытке трансцендирования, то есть преодоления всех и всяческих границ и пределов. В этом случае речь идет о преодолении границ и пределов любого уровня. Жертвоприношение выполняет функцию техники безопасности, регулирует поведение человека на границе: необходим правильный вход и выход, очистительные процедуры, дистанцирование, опосредование.

Однако жертвоприношение – это не просто попытка влиять на сакральное, желание управлять им. Сама эта идея абсурдна. Жертвоприношение – это надежда на то, что абсолютно невозможное становится всё же возможным здесь и сейчас. Это дерзость и смирение, чаяние и отчаяние. Бросок в пропасть и ожидание чуда. Воля к жертвоприношению – это прорыв к “действительно трансцендентному”. Жертвоприношение имеет смысл только при уповании на встречу и соединение с сакральным. Именно на это в первую очередь обращается внимание в теологических трактовках феномена жертвоприношения.

Целью жертвоприношения является контакт с иным миром, установление связи с сакральным. Жертвоприношение способствует налаживанию отношений с божеством и упрочению положения человека и человеческого мира в священном порядке. Жертвоприношение может служить для установления связи, ее повторения или укрепления. Показательно, что само слово “религия” (re-ligio) означает восстановление, возобновление связи. Подразумевается, что такая связь уже когда-то была, затем была утеряна, а теперь может быть восстановлена. Жертвоприношение призвано сделать сакральную силу явной и действенной.

Но все же, почему в отношениях человека с сакральным участвует животное? Зачем нужен такой медиатор? Почему установление связи между божественным и человеческим мирами осуществляется через кровь и плоть жертвенного (священного, тотемного) животного? Неужели насилие, кровь, боль усиливает священную силу? Можно предложить несколько вариантов объяснения.

1. Животное начало может пониматься как проявление природных стихий, хтонических сил, противоположных и противостоящих творческим силам, организующим космос. Животное начало как очень близкое человеку, притягательное и опасное, приобретает большое значение и заслуживает особого внимания. Его необходимо держать под контролем. И по отношению к нему совершается сакральное насилие.

2. Стихийные силы и животные энергии не противопоставляются высшему началу, не отвергаются, а интегрируются, вписываются в универсальную целостность. Именно эти силы и энергии должны быть в первую очередь освящены и преображены. Животный мир можно рассматривать как часть целого, как элемент космоса, как уровень иерархии, который тоже подлежит очищению, освящению и посвящению божеству. Человек обращается к сакральному началу от имени всего сотворенного мира, всех существ, ожидающих очищения и жаждущих получить жизненные силы и благодатные энергии. Животное включается в ритуал жертвоприношения для достижения полноты и целостности, для его универсальности. Все участники ритуала выполняют свои функции: животное приносится в жертву, человек совершает жертвоприношение, божество жертву принимает.

3. В некоторых мифологиях считается, что при жертвоприношении жизнь, жизненная сила возвращается к своему божественному источнику. Это не примитивное кормление божества, а воплощение архетипического представления о круговороте жизненной силы от сакрального начала в животный и человеческий мир и обратно. Жертвоприношение является движущим механизмом и гарантией двустороннего потока божественной силы.

“Перед нами объяснение одного из самых устойчивых языческих убеждений: в религии и ритуале происходит кругооборот одной и той же энергии. Божество, создавая мир, затрачивает в этом труде немалую часть своих сил, беднеет, изнуряется. От языческих богов поддержание в мире порядка, удержания “космоса” от распада в “хаос” требует немало затрат. Богов, обессилевших в труде по удержанию космоса от распада, должны поддержать люди. Для этого люди должны встать на путь … разрушения. Разрушая часть космоса, жрец высвобождает из нее ту энергию, которую боги когда-то затратили для ее создания и тем самым возвращает эту энергию богам, укрепляя их силу. В ритуале разрушается часть мироздания, чтобы укрепившиеся боги могли поддержать мир в целом и защитить его от конечного распада”[2].

При жертвоприношении происходит высвобождение жизненной энергии, которая должна перейти в другую – духовную форму. Жертвоприношение – это ускоренная смерть выбранной жертвы, чтобы круг замкнулся и все вернулось к началу, скорее начался новый цикл и произошло полное обновление.

4. Если непосредственное общение с божеством невозможно или слишком опасно, то возможна замена человека животным, которое при этом становится представителем жертвователя или всех людей перед божеством и посылается в иной мир с определенной целью. В этом случае не человек воспринимает животную природу, а скорее животное наделяется человеческими свойствами. Для этого выбирается лучшее или специально предназначенное животное.

5. Сакральное предстает перед человеком не только как благодатная сила, дарующая ему жизнь и энергию. Сакральное настолько могущественно и непостижимо, что человек часто воспринимает его как нечто ужасное, а его власть как насилие.

В развитых религиозных системах жертвоприношение становится прежде всего духовным действием, не теряя при этом своей сложности и вовлекая человека в напряженное и интенсивное переживание бытия.