Онтологические прогулки

В последние годы наблюдается экспансия игровой методологии на различные сферы человеческой деятельности, и даже возникла угроза абсолютизации игровой парадигмы. Пожалуй, уже достигнут предел распространения понятия игры и сейчас уточняются границы его применимости.[i] Обращается внимание на амбивалентный характер игры, некоторые ее негативные моменты. Например, анализируется проблема тоталитарных игр. Таким образом, начинается второй круг рефлексии, и здесь необходим философский анализ.

Становится актуальной проблема экспликации предпосылок игры, прояснения онтологических условий самой возможности игры, обнаружения ее фундаментальных оснований. Можно сформулировать такой вопрос – как должен быть устроен мир, чтобы была возможна игра? Очевидно, что в терминах детерминизма возможно описание лишь некоторых черт игры, таких, как ее условия, правила и закономерности. Для адекватного описания игровой ситуации также недостаточно привлечения категории случайности. В этом случае “игра” представляется лишь отклонением от нормы, нарушением закона, увеличением хаоса. Случайность без цели, без смысла задает игру как произвол, и ее реализация может привести лишь к игровой смерти (по аналогии с тепловой) вселенной.

Для определения задач игры, для раскрытия ее тактики и стратегии необходимо использование терминов телеологии: цель, целесообразность, целеполагание. Но алгоритмический подход должен быть дополнен аксиологическим, кроме понятий теории возможных миров необходимо использовать категории долженствования, ценности, смысла. Только тогда в мире обнаруживаются модусы свободы и творчества, становится возможной постановка вопроса о ценности игры, о ее смысле.

Почему человек играет? Есть ли в этом необходимость или это только его желание? Что изменяется в окружающей реальности и в нем самом? Становление и самоизменение субъекта в игре и через игру касается его одного или трансцендирование преображает всю человеческую природу? От ответа на эти вопросы зависит миропонимание человека, выбор жизненной стратегии и своего места в мире.

В каждой культуре есть две противоположные тенденции: стремление к стабильности, воспроизводству традиционных форм жизнедеятельности и поиск новых смыслов и ценностей. Эти тенденции имеют в своей основе определенные типы мироотношения, некие экзистенциальные проекты, скрытые предпосылки которых необходимо прояснить.

В первой тенденции проявляется стремление к постоянству и накоплению благ, забота о стабильном существовании и преемственность традиций. А во второй – выход за пределы наличного бытия, открытость навстречу неизвестному, творческий поиск новых ценностей. Эта тенденция выражается в различных игровых формах жизнедеятельности человека: в детских играх, празднике, спорте, в разных видах искусства и науки, генерирующих новые смыслы.

В соответствии с этим мы будем условно выделять две позиции в отношении к бытию: серьезную и игровую. Хотя, как обнаруживается, в таком схематичном разделении есть и онтологический смысл. В философской литературе уже неоднократно анализировалась проблема игры, поэтому мы не будем уточнять границы применения этого понятия, придавая ему универсальный смысл с некоторым метафизическим акцентом.

Игру мы будем рассматривать как чистый феномен, некий ее инвариант, как она есть сама по себе вне конкретных форм и проявлений. Игра – это самоочевидная целостность, ее нельзя разложить на элементы, свести к чему-то простому. Игру невозможно вывести из того, что было раньше, нельзя свести ни к чему известному. Она всегда нечто совершенно новое. Игра – это нечто, способное самоактуализироваться, осуществляться и совершенствоваться.

Рассмотрим подробнее некоторые игровые стратегии и те смыслы, которые реализуются на психологических, антропологических и онтологических пространствах игры. Есть две принципиально отличных парадигмы игры: игра как приближение субъекта к реальности и как его удаление от нее.

Во-первых, игру можно рассматривать как некоторый способ приближения к реальности. Субъект устремляется к реальности, проходя несколько этапов. Прежде всего, игра предстает как отражение окружающего мира, подражание внешним объектам и ситуациям. Это отражение становится активным, в значительной степени осознанным и является способом адаптации, приспособления к реальности. Игра – это очень эффективный способ ориентации в сложной обстановке и часто оказывается наиболее адекватной реакцией человека на нечто новое и непривычное.

На следующем уровне игра предстает как универсальный и эффективный метод обучения, тренировки, подготовки к какой-либо сложной деятельности. Игра – это моделирование, она моделирует реальность в упрощенном виде, представляет ее в некотором приемлемом варианте, чтобы человек мог справиться с предлагаемой сложной ситуацией. Главным фактором здесь является дистанцирование от реальности, абстрагирование от всего многообразия факторов, опосредование отношений субъекта и реальности неким игровым полем. Постепенно игра становится все более сложной, жесткой, приближается к реальности, пока модель не станет неотличимой от нее. Человек изменяет себя, приспосабливает себя к реальности.

И на последнем этапе игры происходит освоение, присвоение реальности, приспособление реальности к себе. Через игру субъект овладевает реальностью, делает какую-то ее часть своей, “Чужое” превращается в “Свое”. Если игра может отражать и моделировать реальность, значит, в некотором смысле и реальность отражает и выражает нашу игру, если она основана на “сильных” тактических приемах. Игра дает человеку власть над реальностью, открывает ему пространство свободы. Все получается легко и красиво, играючи. Игра становится неотличимой от жизни, а жизнь от игры, грань между ними стирается.

Таким образом, отношение субъекта к реальности в процессе игры имеет два измерения. Одно – это эксперимент с бытием, другое – эксперимент над собой.

Игра как эксперимент с бытием направлена на выяснение устройства мира, его возможностей и пределов. Сначала в игре совершается проверка бытия на прочность, вещи ломаются, все нормы и правила нарушаются. Затем следует моделирование реальности, выяснение ее смысла. Также экспериментаторство проявляется в таком модусе игры как перекодирование, наделение вещей, слов и ситуаций другим смыслом. Это обнаружение различных смыслов и разнообразных возможностей у каждой отдельной вещи делает ее потенциально бесконечной, отражающей и выражающей все что угодно.

Такое отношение к реальности характерно для детей, которым очень нравятся всяческие трансформеры. В игре осуществляются метаморфозы вещей, происходит трансформация всей реальности. В игре вещь всегда не то, что она есть, а то, чем она может или должна быть, что хочет от нее ребенок. Всё превращается во всё. Именно это свойство игры делает возможным творчество. Игра по-своему повторяет “творение” мира, преобразуя хаос в порядок или извлекая нечто из ничто.

При этом предполагается вполне определенная модель бытия. Оно воспринимается как нечто живое, соразмерное человеку и даже дружественное, то, с чем можно играть. Бытие таково, что не позволяет превратить себя в объект, и распоряжаться им невозможно. Бытие еще не готовое, не завершенное, становящееся. Смысл мира не определен окончательно, он доопределяется в игре соотносительно с человеком.

Именно в игре реализуется взаимоотношение человека с иным, Другим, и поэтому происходит взаимоопределение бытия и человека. Смысл бытия еще не исполнен, он всегда в свершении и роль человека в этом процессе весьма значительна. В игре человек отказывается от принуждения, от давления на бытие, оставляя ему необходимое свободное пространство, в котором оно могло бы свободно проявляться.

Можно говорить о самодетерминации игры и ее самоцельности, то есть она не имеет внешних причин и целей. Игра генерирует смыслы и среди них опознает ценности, соотнося их с неким универсумом смыслов. Игра в себе самой порождает критерии ценности (но не истинности) смыслов. Критерий истины – это некий привнесенный внешний смысл, признаваемый абсолютным, но в свою очередь он тоже должен быть испытан и так до бесконечности. Поэтому возможна только интуиция об истине, предчувствие смысла, прикосновение к нему.

Хайдеггер писал, что истина является только там, где она организуется в через себя открывающемся споре и игровом пространстве. Играя, человек творит то, чего еще не было, свершает истину, распредмечивает сущее и раскрывает бытие. Игра есть способ существования истины, это способ ее становления и свершения. Игра – это учреждение истины и ее осуществление.

В игре все смыслы апробируются и сверяются с неким абсолютным смыслом бытия (Логосом), который не дан явно, не определим в человеческих понятиях. Этот скрытый смысл приоткрывается в игре, в уникальной и неповторимой ситуации живой встречи человека и бытия, их интимного контакта. Игра – это соитие человека и бытия. Поэтому игра плодотворна, она рождает новое, небывшее.

В игре присутствует то, чего нет в сущем. Игра – это превосхождение данности (прошлого) и заданности (будущего). Игра всегда здесь и теперь. Она превосходит сущее. Игра – это стремление к универсуму, восполнение сущего, его дополнение до универсальной полноты. Игра размыкает сущее, раскрывает его. Именно через игру сущее должно быть возвращено бытию. Игра – это то, что удерживает сущее от скатывания в небытие. В игре сущее преображается, возвращается бытию, восходит к абсолюту.

Игра – это откровение бытия. Истинное бытие скрыто, но оно открывается, “высказывается” в игре. В ней есть некая устремленность к бытию. Игра – это некий путь, ход, переход к бытию. В ней преодолевается замкнутость наличного бытия (то есть сущего), происходит выход в неизвестное. Игра есть прояснение бытия, его открытие и одновременно сокрытие. Игра – это приобщение к смыслу бытия, посвящение в его тайну. В игре просвечивает подлинное бытие. В ней есть след истины.

Игра оправдывает бытие, так как игра – это отрицание абсурда и зла как его проявления, их осмеяние и преодоление. Это победа без борьбы. Игра преодолевает небытие. Пока длится игра – нет небытия. Ничто не может помешать игре быть. Гарантией бытия игры является сама игра, в которой свершается истина бытия.

Игра – это интерпретация бытия, воплощенная в практику и обращенная обратно на бытие. Это форма активного, практического познания, одновременно заинтересованного в результате и свободного от него. Бытие испытывается, но не ставятся никакие глобальные задачи. Всегда остается место свободе, спонтанности, чуду. Через игру бытие обнаруживает и познает само себя. В игре сокровенное приоткрывается, а откровенное прикрывается. Субъект и реальность познают друг друга и узнают друг в друге себя. Эксперимент человека над бытием становится и его экспериментом над собой.

Игра как эксперимент личности над собой реализуется в психологических и экзистенциальных измерениях человеческого бытия. В этом контексте игра – это прежде всего самопознание, самоопределение, самосознание личности. Человек в игре создает для себя ситуации, в которых обнаруживает различные аспекты своего бытия, скрытые при других обстоятельствах и создает, конструирует образ самого себя. Игра расширяет контекст существования человека, горизонт его самосознания. Можно сказать, что игра – это различные способы проведения новых границ своего мира и самого себя, так как в игре совершается обнаружение своих границ, осознание и определение границ Своего и Чужого, реального и нереального, возможного и невозможного.

Кроме того, игра предстает как самовыражение, самоутверждение, самореализация личности. Человек пытается раскрыть все разнообразие своих свойств и возможностей. Природа человека как данность разворачивается, раскрывается, оказывается представленной всем участникам игры и самому человеку. Игра – это представление, изображение, спектакль, показ человеком своего внутреннего мира. Утверждение человеком своей самости, своего эго выражается в размыкании и расширении границ бытия личности и приобретении своего индивидуального опыта.

В игре человек осуществляет не только поиск себя, но и ставит себя под вопрос, осуществляет испытание себя. Это становится возможным в пограничной ситуации, во время пребывания на границе, в пограничной зоне, в состоянии неопределенности, двойственности, амбивалентности. Здесь возможны различные последствия, можно ожидать чего угодно, все судьбоносные события происходят только на границе. Через игру свершается сдвиг и расширение границ общечеловеческого опыта.

Игра есть попытка дополнить себя до полноты, собрать себя до целого, но эта цель никогда не достигается полностью и окончательно. Происходит разрыв самотождественности, человек вдруг обнаруживает свои границы и пределы, познает свою ограниченность и историчность. Чтобы познать собственные возможности и слабые места, человеку нужен Иной. Переход от “своего” к “иному” – это выход за пределы привычных и постижимых образов, идей и установок. В опыте Иного встречается нечто новое и неизвестное, открываются перспективы становления и развития Я.

Затем игра выходит на следующий уровень, когда в человеке открывается до сих пор скрытое, появляется нечто новое, познается неизвестное. Игра предстает как саморазвитие, совершенствование, изменение личности, преодоление своей ограниченности, локальности и конечности, превосхождение человеческой природы. Игра как самосовершенствование – это освобождение от принудительных законов реальности, избавление от границ, выход в пространство свободы, прорыв в царство духа.

Безусловность реальности преодолевается в символизме игры. Плотность, вещественность пространственно-временного континуума сменяется условностью и символичностью внутреннего хронотопа игры. В игре смыслы принимаются как бы всерьез, в то же время игрок онтологически свободен, независим от смыслов и в любой момент может от них отказаться.

Игра предстает как творчество, художество, искусство, теургия, новое творение мира и сотворение человеком самого себя заново в каждый момент времени. Именно в игре происходит со-творение субъектом самого себя соразмерно со смыслом бытия в конкретной ситуации живой встречи с бытием, актуально и непосредственно, здесь и сейчас. В игре человек открывается навстречу бытию, оставив все свои предрассудки и претензии на особый статус в мироздании. Только так он способен воспринять нечто новое, готов к пониманию неизвестного. При этом задается такой масштаб и разнообразие возможностей, что возникает угроза потери человеческого в человеке: самообожествление, с одной стороны, и потеря, забвение себя, самоуничтожение, с другой.

Поэтому требуется некоторый критерий истинности всего происходящего в игре. Человек нуждается в Другом. В игре человек пытается найти нечто непохожее на себя. Наличие Другого дает первичную бинарную структурацию мира на пространство Своего – доступного и находящегося во владении – и пространство Чужого – недоступного и не находящегося во владении.

Игра – это коммуникация (лат. communico – делать общим, со-общать, со-единять), нечто, происходящее в общем месте, в едином пространстве, в коллективном бытии. Совершается выход игрока за пределы Себя, вовне Своего к Другому, соединения Себя с Другим. Другой устанавливает пределы Своего, границы того, чем Свое обладает. “Я” раздвигает собственные границы благодаря Другому и за счет его. Другой – это способ нашего присутствия в мире.[ii] Игра – это поиск Другого и встреча с Другим; это переход, пересечение границы, преодоление границы (подвиг), нарушение границ (преступление), переступание и разрыв границ, разрушение и превосхождение границ, расширение границ человеческого.

Другой не есть моя копия или двойник как в случае с Иным. Другой отличен от меня принципиально, радикально. Чужое является не просто неизвестным, а непонятным, непостижимым. В опыте Другого обнаруживается нечто непознаваемое. Однако принципиально недоступное в моем опыте становится доступным для меня через опыт “Чуждости”. Свое, Собственное, Внутреннее осознается и проявляется только через встречу с Чужим и Внешним.

Встретиться с Другим – это значит принять его, согласиться с ним, то есть самому стать немного другим, преодолеть свои границы, превзойти свои пределы. Если опыт Иного показывает мои границы, то опыт Другого указывает за мои границы. Более того, опыт Другого указывает еще и за свои границы, отсылает к трансцендентному. Так становится возможным обретение Чужого, но того Чужого, которое совершеннее наличного Собственного.

Такой опыт не обязательно будет легким и приятным. Опыт Другого – это травматический опыт для человека. Страшно оказаться в чужом, непонятном мире, который угрожает самоидентичности человека, может его переделать, превратить во что-то другое. Что будет впоследствии – внутреннее, духовное обогащение или раздвоение, потеря себя, своей сущности?

Игра – это освоение “Чужого”, принятие “Чуждости”. Человек имеет заинтересованность в Чужом, чувствует притягательность Чужого. Нейтральный обозреватель мира не имел бы ни собственного, ни чужого опыта, он не имел бы вообще никакого опыта. Игра – это попытка человека выступить из своей замкнутости в открытость, на встречу новому и неизвестному.

Игра – это способ вопрошания бытия, причем, игра “захватывает” вопросом самого вопрошающего. Игра – это зов человека к миру. Это беседа, диалог в ситуации “Я-Ты”. Это вслушивание в ответ, внимание бытию. “Чужое” – это то, на что мы отвечаем и неизбежно должны ответить, то есть – это требование, вызов, побуждение, оклик, притязание. То, чем является “Собственное” и “Чужое”, определяется в событии ответа. [iii] Ответ определятся соотношением, онтологическим напряжением между “Я” “не-Я” и может оказаться самым неожиданным. Другой требует от нас необратимого изменения нас самих. Так свершается самопревосхождение, трансцендирование.

В игре происходит выход человека из себя, за собственные пределы, трансцендирование к новым смыслам и ценностям. Открывается возможность стать другим, стать чем-то большим, чем есть. Это восполнение человека, дополнение его до универсума, восхождение к абсолюту. Суть игры состоит в трансценденции, то есть в постоянном преодолении любых форм предметно сущего, любых границ. Игра – это язык трансценденции, которая предлагает себя как возможность.

Игра трансцендентна, так как выходит за пределы всякого возможного в сущем опыта, и в то же время сама является новым опытом бытия. Игра – это и процесс трансцендирования и его результат: пребывание за границей, за гранью, по ту сторону, в другом пространстве, в иных сферах бытия. В мире игры с человеком случается вдохновение, озарение, просветление, откровение и другие формы духовного и мистического опыта. Однако игра онтологически уступает таким феноменам полного трансцендирования как преображение, спасение и обожение, которые могут быть реализованы только в контексте христианства.

Итак, игра – это двойной эксперимент, опыт человека одновременно над бытием и над самим собой. Игра как творчество соединяет “творение” мира и (пере)сотворение себя. Игра приближает человека к бытию, роднит их. Игра – это соучастие в бытии, признание субъектом собственного смысла любого события и включение его в общий с человеком контекст на равных. Игра всегда взаимна. Это взаимопри­знание, взаимопонимание, взаимная устремленность, открытость и принятие человека и бытия.

Игра высвечивает бытие. Она проявляет и высветляет то, на чем и внутри чего человек основывает свое бытие. Поэтому игра есть способ понимания бытия человеком и одновременно – способ самоинтерпретации бытия. Именно в игре человек и бытие как партнеры существуют неслиянно и нераздельно, происходит единение без поглощения, взаимопроникновение без подчинения или уничтожения. Игра – это бытие друг с другом и друг для друга.

Игра оказывается эффективным способом взаимодействия с бытием, смыслопорождающей деятельностью. В ней воплощается сопричастность человека бытию, их соразмерность. Игра – это воплощенная любовь к бытию, причем взаимная любовь. В игре человек может принять бытие как оно есть, и увидеть в нем прекрасное, уникальное. В игре человек преображается, происходит внутренняя метаморфоза. Он испытывает воодушевление и радость, восторг и экстаз. Задача игры – не в том, чтобы переделать мир, а в том, чтобы им наслаждаться. Человек счастлив, когда играет. Игра – это праздник бытия.

Игра – это оправдание человека, снятие с него вины. В игре дается благодать: освобождение от власти сущего, спасение от небытия и преображение человека, происходит его внутренняя трансформация, метаморфоза. Игра даруется человеку, дается не по трудам или заслугам, а в подарок. Игра бескорыстно принимается. В игре человек ничего не просит и не ждет гарантий от бытия, он отдает себя. Игра принимается бытием как наилучшая жертва от человека.

В отличие от труда и борьбы игра сверхпрагматична. Играя, человек беззаботен и, следовательно, свободен. В игре человек отпускает себя на свободу. Это выражается в добровольности игры: человек сам принимает на себя желанный труд, посильную задачу. Таким образом, игра – это нечто (а может быть – ничто?), в чем осуществляется человеческая свобода. То есть, игра – это способ спонтанного самосозидания человека. Подлинное бытие проявляется в игре экзистенции. Игра – это самособирание человека, его сущностных сил.

В игре человек освобождается от всего, что стоит между ним и бытием. Поэтому можно рассматривать игру как воздержание от предзаданности и предрассудков традиции, от всех умозрительных схем и логических конструкций, теоретических моделей и рациональных технологий. Воздержание от абсолютных критериев и претензий на истину. В этом проявляется аскетизм игры: отказ от накопленного, приобретенного, прожитого прошлого. Человек оставляет все, что имеет и отказывается от гарантий на будущее. Жертвует прошлым и будущим ради настоящего, потому что бытие всегда здесь и теперь.

Игра – это акт, процесс, движение к осуществлению. Игра между потенцией и энтелехией, чистой возможностью и чистой осуществленностью. Игра – это не готовость, но готовность. Готовность к свершению. Это устремленность к истокам, поиск основания. Игра – это погружение в сокрытость, в сокровенность. Это прикосновение к тому, что не показывается, не называется, не именуется, не схватывается в понятиях. Игра – это прикосновение к иному, другому, непознаваемому. Это пребывание рядом с тайной бытия и способ ее постижения. Игра есть посвящение в тайну, приобщение тайных смыслов и их воплощение.

Игра – это желание и готовность удивиться, это ожидание чуда. Игра сама как чудо, она всегда – нечто принципиально иное, то, что не выводится из причин и закономерностей. Игра – это пассивная активность и бесцельная целеустремленность. Чудо в сказках случается только тогда, когда герой готов пойти туда, не знаю куда и принести то, не знаю что. В игре человек может все то, что не подлежит расчету и предвидению.

Игра не является иллюзорной деятельностью. Тогда она была бы лишь самоотчуждением игрока. Игра значима для него, включена в систему его ценностей, соразмерна его бытию. Следовательно, игра – это не только коррелят бытия, она имеет некоторое бытийственное измерение, онтологическую укорененность. Тогда игра и ее исход не безразличны и для судьбы всего бытия.

В игре происходит встреча свободной воли человека и некоторого плана, замысла бытия, символическая реализация одного из возможных миров. Игра разрывает границы локального бытия и дает возможность преодоления любых пределов и приобщения к абсолютному бытию. Вступая в игру, субъект интуитивно ощущает некое метафизическое основание игры, которое обеспечивает смысл игры и ее ценность. Осуществление игры предполагает ненулевую вероятность выигрыша, победы.

Игра возможна лишь при наличии некоторой гарантии успеха в самом основании игры. И так как подлинная игра не может быть совершенно абстрактной, полностью умозрительной, то такой гарант игры должен быть онтологически реальным и обладать модусами универсальности и абсолютности. Этот гарант является единым для всех возможных (истинных) игр и поэтому лежит в основе всего бытия. Без него игра является заведомо проигрышной и поэтому бессмысленной. Даже самые абстрактные и абсурдистские игры имеют такие имплицитные предпосылки.

Это экзистенциальное предчувствие возможности совершенства, так необходимое для начала и осуществления игры, коррелирует с логическим понятием универсума и абсолюта. Только бесконечная система возможностей и потенций, причем система семантически упорядоченная и аксиологически иерархичная, может быть источником и основанием игры. Тогда бытие предстает как развертывающийся процесс игры по сложным, может быть, меняющимся правилам, скрытым от нас. Но играть (т.е. быть) имеет смысл только в том случае, если победа возможна и есть гарантия хотя бы некоторой вероятности выигрыша (спасения). Большинство людей все-таки выбирают игру (жизнь), значит, у них есть экзистенциальные основания для такого выбора. Есть надежда, вера в высший смысл этой игры.

Можно даже предложить игровое “доказательство бытия Бога”: игра возможна тогда и только тогда, когда в бытии есть некоторая устремленность к совершенству, универсальная целесообразность, некоторая предрасположенность к спасению. Тогда Бог, по определению, есть бесконечная (не в темпоральном, а в семантическом смысле) и, главное, беспроигрышная игра.[iv] Перефразируя высказывание Будды, можно сказать – хороша лишь та игра, в которой нет проигравших, а есть только победители.

Эта игра не антагонистическая, а особого типа – когда проигрыш локален по времени и по смыслу, а выигрыш универсален и абсолютен – игра до тех пор, пока не выиграют все. Даже конец света еще не конец игры и только после всеобщего воскрешения возможен окончательный выигрыш (прощение и спасение). В этом контексте становятся понятными и естественными представления о грехе, справедливости и милосердии. Религия – это онтология и методология универсальной и спасительной вселенской игры, где человек – соучастник и исполнитель замысла автора игры. Не может быть игры слепых стихий, иначе они уже давно бы пожрали сами себя. Космическая игра возможна лишь как воплощение и утверждение гармонии, а наш выбор и участие имеют универсальную ценность и вселенское значение.

Таким образом, мы сталкиваемся с парадоксом: игра не терпит никаких претензий на абсолют, разрушает любые жесткие иерархии ценностей, но в то же время предполагает существование абсолюта, как гарантии самой возможности игры. Однако в первом случае речь идет об идеологических структурах (в том числе и религиозных), когда истина отождествляется с некоторой определенной теоретической или этической системой, замыкается и исчерпывается в ней. А выход предлагается в апофатическом богословии, где говорится о неизреченности абсолюта.

Однако у игры есть и обратная сторона. При определенных условиях игра может быть способом удаления от реальности. Причем такой уход от реальности, замыкание субъекта в себе может осуществляться в форме творчества, расширения сознания, “творения” новой реальности. Игра создает новые миры, которые могут быть сколь угодно удаленными от действительности, оторванными от конкретных форм пространства и времени, от телесности.

Основополагающие принципы реальности и фундаментальные основания бытия, которые даны человеку и с которыми он соразмерен, подменяются некими относительными, условными, случайными правилами игры. Все виртуальные и возможные миры, конструируемые в играх, могут оказаться ловушкой для субъекта, иллюзией, подделкой реального мира, ложной копией реальности, отражениями несуществующих вещей и отношений.

Виртуальная реальность – это лабиринт, в котором легко заблудиться, потеряться, потерять себя. Часто компьютерные игры отрывают человека от окружающей действительности и сталкивают его в аутизм. Игра подменяет собой жизнь, занимает ее место, убивает ее. Совершенные миры, которые геймеры строят для себя, оборачиваются кошмаром. Игра имеет смысл только в том случае, если субъект удаляется от реальности для того, чтобы снова вернуться к ней.

Игра – это взаимоотношение субъекта и реальности, для осуществления игры должны актуально присутствовать реальность и субъект в своих специфических модусах. Реальность предоставляет человеку игровое пространство, предлагает некоторую иерархию ценностей, набор условий и правил, обещает некий бонус. Человек сам выбирает для себя желанный игровой мир, правила игры и последовательно соблюдает их. Субъект добровольно принимает условия и ограничения, совершает волевое усилие, входит в сферу игры, привнося в нее моменты осознания и спонтанности.

Причиной выбора является не внешняя необходимость, не принуждение, а желание, внутренняя потребность. Поэтому играть может только личность, личность свободная, имеющая возможность выйти за рамки необходимости, преодолевающая природный детерминизм и совершающая трансцендирование. Только личность, обладающая сознанием, волей и свободой выбора, имеющая собственные цели и ценности, может осуществить полноценную игру.

В игре происходит двукратное восхождение, двойной рывок человека к свободе. Сначала субъект восходит от следования внешней необходимости к реализации внутренней потребности, проявлению скрытых внутренних причин, то есть к самораскрытию своей сущности, воплощению человеческой природы. А затем совершается преодоление субъектом зависимости от своей внутренней природы и начинается игра чистого желания, совершенное проявление свободы воли и творчества. В игре человеку дается запас, избыток степеней свободы. Субъект испытывается свободой, которая может оказаться искушением, соблазном, человек может заиграться, заблудиться в лабиринтах свободы.

Поэтому свобода человека должна ограничиваться, уравновешиваться принятием человеком некоторой иерархии ценностей, согласием с аксиологической системой. Ценность предстает как предел изменчивости и граница воли, мера свободы. В игре необходимость уступает место целесообразности, а затем ценности. Категория смысла оказывается более значимой, чем “закон”. “Причина” заменяется “целью”, “возможное” “должным”. Именно в игре находит свое подтверждение и воплощение “антропный принцип” в наиболее сильной формулировке. Реальность немыслима без субъекта. Бытие есть коррелят (игровых) интерпретаций бытия.

(Окончание следует)