Библиотечка Эгоиста (под редакцией Дмитрия Бавильского)

Отцу и сыну

-1-

– Вылезай! Приехали! – командует Толик и глушит мотор.

Мы с Татьяной, дружно вываливаемся из «тойоты» и, попутно разминая
затёкшие конечности, с любопытством осматриваемся. Из второй
машины появляются Вовчик с Ольгой.

Полтора часа пути, и мы на природе. В нашем распоряжении уютная
зелёная полянка, с чёрной проплешиной посередине. С одной
стороны – молчаливый сосновый бор, с другой – еле слышно шумит
средней ширины речушка. Вместо противоположного берега –
огромная отвесная скала. Словно плечо атланта, она подпирает
выбритое до синевы небо, с редкими облачками – остатками пены...

– Красотища-то какая! – первой не выдерживает супруга Толика Татьяна.

– А я, что говорил? – довольно ухмыляется Толик и ловко извлекает из
багажника десятилитровую канистру с пивом, – Пойду, пиво
заброшу охлаждаться…

Толик – парень хозяйственный, у него всё продумано. Может, поэтому
чувствует себя везде, как дома. И к речке сейчас идёт так,
словно, на собственную кухню направляется.

Что ж! – наверное, так и надо! Ведь теперь это место на несколько
дней и есть наш дом, а для начала здесь не мешает прибраться –
пустые бутылки, жестяные банки с зазубренными крышками,
клочки газет – всё наглядно свидетельствует о том, что в
прошедшие выходные тут было весьма людно.

Я поднимаю ближайшую бутылку и швыряю её в центр черной проплешины.
Ко мне присоединяются Татьяна с Ольгой, и мы собираем весь
мусор к месту будущего костра, – что не сгорит, потом зароем.

– А водичка-то тёпленькая! – доносится с реки радостный голос Толика.

Это радует, значит, накупаемся вдоволь!

Пока мы выгружаем вещи, женская половина быстренько соображает салат
из свежих овощей и партию бутербродов с колбасой и сыром.
Вряд ли кто-то из нас ел утром, а тут дорога, свежий воздух –
у любого аппетит проснётся.

Не успевает Татьяна доделать последний бутерброд, как Толик
расправляет плечи и кричит:

– Ну что? Пора жахнуть по-маленькой!

В одной его руке уже блестит откупоренная бутылка водки, а другой,
он, словно привокзальный напёрсточник, ловко расставляет
стопки на затёртой скатёрке.

– Чтоб отдыхалось хорошо! – провозглашает Толик.

Никто не возражает, за этим все сюда и приехали. Бутерброды на
свежем воздухе кажутся деликатесами, хотя колбаса самая обычная.
Даже муха, присевшая на мой бутерброд, выглядит здесь
экологически чистой, и, если бы она не успела улететь, я бы,
наверное, запросто проглотил её вместе с колбасой...

– Между первой и второй перерывчик очень мал! – объявляет Толик,
собираясь вторично наполнить стопки.

– Я пропускаю! – стремительно говорю я, пока «огненная» струя не
опалила мою стопку.

Толик на секунду замирает, но вспомнив о моем несговорчивом
характере, вновь оживает:

– Не хочешь, как хочешь! Нам больше достанется. К тому же – кто не
пьет, тот работает. Так что, тебе за дровами идти!

Я пожимаю плечами. За дровами я с удовольствием прогуляюсь.

После третьей рюмки Вовчик расчехляет гитару и, набрав полную грудь
воздуха, выдыхает:

На дальней станции сойду,
Трава по пояс…

Девушки сразу начинают ему подпевать, а Толик незаметно отступает к
машине, – проверить, как там себя чувствует мясо,
замаринованное им для шашлыков.

Когда Вовчик заводит вторую песню – про любовь – я тоже потихоньку
отделяюсь от компании – хочу присмотреть место для палатки.
Она у меня старинная, брезентовая, ещё отцовская, со
стойками, сделанными из старых алюминиевых раскладушек.

Я нахожу травяной островок поровнее и в стороне от будущего костра,
– чтобы никто в темноте о колышек не споткнулся, и мне,
чтобы спалось спокойней. Палатка у меня одного, остальные, как
улитки – дом-машина у них всегда с собой.

Чтобы забить колышки, беру у Толика свой топор – тоже, ещё
отцовский, с резиновой накладкой, сделанной из куска резинового
шланга, чтобы никого не поранить. Топор у отца всегда был острый,
а я его до сих пор ни разу не точил, но сегодня, пока
покупали на рынке овощи, вдруг наткнулся на павильон
«Изготовление ключей», на котором висела бумажка:

Тачу ножи, ножницы,
ножи для мясорубок

Так и было написано «тачу», очевидно, от слова «затАчивать». Я
глянул в тёмное окошко, но увидел только крепкие пальцы,
подравнивающие напильником зажатый в тиски ключ.

– Топор наточите?

– Топор?

– Ну да.

– Два года на этой точке работаю и еще ни разу не просили топор
наточить! Неси, коли не шутишь. Наточу так, что бриться можно
будет!

Конечно, бриться я им не собирался, но все же приятно, когда твой
инструмент в порядке…

Поставив палатку, я забрасываю туда свои вещи и отправляюсь за
дровами. Лес встречает меня запахом хвои и трав. Продираюсь
сквозь колючие ветки и паутину, ищу сухостой, но попадаются
только совсем уж тонюсенькие сосёнки.

Выглядывая добычу, чуть не спотыкаюсь о сухое поваленное дерево.
Размер подходящий – смогу дотащить один. Судя по следам от
топора, сосна упала не сама, а кто-то ей помог. Скорее всего,
срубили про запас, чтобы потом придти на готовенькое, сухое.
Что ж – не пропадать же добру!

Я обрубаю сучья, покрепче вонзаю топор в ствол и волоку дерево в
сторону стоянки. Сначала резво, а потом всё медленней.

Когда я, взмыленный, появляюсь из леса, то вижу, что костёр уже
горит – очень уж Толику не терпится начать готовить свои
шашлыки.

-2-

Я открываю глаза и вижу на стенке палатки комара с раздувшимся
красным брюхом. Попался, гад! Сейчас я отомщу тебе за ночные
укусы! Осторожно приподнимаюсь и, изловчившись, хлопаю по ткани.
На моих пальцах остаётся капелька красноватой кашицы. Вот
так-то, кровопивец!

Я надеваю кеды и выползаю наружу. Солнце уже вовсю припекает. Из
машины доносится храп Толика. Вчера я ушел спать раньше всех и
сразу отрубился, поэтому не знаю, как поздно легли
остальные. В костре ещё тлеют головёшки. На клеёнке разбросаны
остатки пиршества – обкусанные шашлыки, опрокинутые стопки, чашка
с недоеденным салатом. В центре композиции – полбуханки
хлеба, из которой торчит рукоятка ножа. Я, конечно, понимаю, что
нож оказался там не случайно – в темноте так его проще
найти да и не поранится никто, но сейчас, при свете дня, раненый
хлеб очень уж бьёт по глазам.

Я вытаскиваю нож и бросаю его в миску с салатом, а хлеб заворачиваю
в пакет и убираю в продуктовую сумку. Потом отправляюсь к
воде – умыться, почистить зубы. Забираюсь на ещё вчера
облюбованный нами камешек. Стайка мальков испуганно разбегается в
стороны. Бегите-бегите! Подальше от моей ядовитой зубной
пасты…

Освежившись, возвращаюсь в лагерь. Товарищи мои по-прежнему дрыхнут,
поэтому решаю прогуляться вдоль реки, осмотреть
окрестности. С собой беру только складной нож, деньги и фотоаппарат –
наверняка, попадутся интересные кадры.

Не торопясь, иду вверх по течению. Попутно фотографирую – забавные
коряги, симпатичные цветочки, склонившуюся над водой берёзку…

Издалека слышится жужжание мотора. Звук приближается, и вскоре из-за
кустов показывается моторная лодка с двумя мужиками. Они с
любопытством глазеют на меня, а я на них. Дуэль не дуэль, но
противостояние. Решаю выстрелить первым – навожу
фотоаппарат и щёлкаю. Мужчины тут же отворачивают головы – я выиграл!

Идти вдоль реки мне уже неинтересно, и я сворачиваю в лес, но он
очень быстро редеет, и я выхожу к какому-то посёлку. В трехстах
метрах от меня из леса выныривает линия электропередач и,
шагая металлическими опорами, уносится к оживлённой
автотрассе. Оказывается, что цивилизация поджидает сразу за
поворотом, но для нас, горожан, и этот кусочек природы за моей спиной
– настоящая экзотика.

Что ж, – прогуляюсь до посёлка, попью водички да поснимаю деревенские мотивы.

-3-

Перебираюсь через замусоренный пустырь, продираюсь через заросли
акации и попадаю в переулок. Появление моё не остается не
замеченным – за ближайшим забором взрывается лаем собака. На её
голос откликается ещё пара шавок.

Из людей никого не видно, это мы – городские бездельники, а тут люди
все в работе. Иду по улице, внимательно рассматривая дома в
поисках какой-нибудь старинной избушки, но вид у всех домов
вполне современный – кирпич, металлочерепица, сайдинг...
Видать, неплохо тут люди живут – хозяйства крепкие, кулацкие.
Наверное, так и должно быть – разгильдяи в деревне просто не
выживут, тут всегда пахать нужно было, и в прямом, и в
переносном смысле.

Из переулка попадаю на более просторную улицу. Мимо проносится
«газель» и окутывает меня облаком пыли. Из прохожих – только мама
с малолетним сыном да резвая бабулька с ведром. Замечаю
вдали колонку. Ускоряю шаг и вскоре пью ледяную воду, а потом
подставляю под струю лицо с шеей – хорошо! Теперь можно и в
обратный путь!

Возвращаюсь немного другой дорогой, и не зря – в следующем переулке
сталкиваюсь с настоящим чудом – старый деревянный дом с
резными ставням, забором и воротами. И пусть всё дерево уже в
трещинах, а кое-где части узора и вовсе отвалились, дом всё
равно, как сказочный терем! Даже резной петушок на крыше есть,
точь в точь, как в детских книжках рисуют. Его решаю
сфотографировать отдельно, приближаю зумом и… замираю, забыв
нажать кнопку. Ледяная дрожь пробирает меня изнутри. Я опускаю
фотоаппарат и смотрю на дом уже другими глазами. Да, ведь это
же то самое место!

-4-

– Приехали! – говорит отец и выдёргивает из мотоцикла ключ, – Вылезай!

Я выбираюсь из люльки и снимаю каску. Отец тоже снимает свою и
вместе в крагами бросает в люльку. Достаёт из портсигара
беломорину и закуривает.

Перед нами озеро с берегами, заросшими камышом. На том берегу
виднеется полоска леса и несколько разномастных автомобилей.

– А купаться тут можно? – спрашиваю я, потому что купание интересует
меня гораздо больше рыбалки.

– Можно, если тепло будет, – говорит отец, а сам, вытянув шею,
что-то высматривает в неподвижной воде, словно каким-то шестым
рыбацким чувством пытается определить, повезёт нам с уловом
или нет. Наконец, как бы уверившись, что клёв будет,
командует, – Ладно, давай разгружаться!

Пока отец отвязывает от мотоцикла лодку, я вынимаю из люльки сумку с
провизией. Затем отец откидывает в коляске сиденье, –
вытаскивает палатку и другие вещи, но вдруг распрямляется и
рассеянно обводит глазами весь наш багаж, а потом снова усиленно
роется в люльке.

– Чёрт! – наконец, вырывается у него, – Сумку с прикормом и хлебом забыли!

На всякий случай отец ещё раз тщательно перебирает все пожитки и
обходит кругом мотоцикл.

– Да, точно – забыл на кухне! – сообщает отец и в раздумье чешет
затылок, – Давай, всё обратно засовывать, поедем, в деревне
хлеба раздобудем – надо же чем-то помидоры закусывать и рыбу
прикармливать.

Я хлеб почти не ем, поэтому меня его отсутствие совсем не огорчает,
а вот отец без хлеба не может, даже арбуз с хлебом ест.
Такая у него, наверное, послевоенная привычка.

Полчаса пыльной тряски и вдали показываются очертания ближайшего
посёлка. У одного из домов стоит запорожец, рядом с которым
возится невзрачный мужичонка. Мы останавливаемся.

– Добрый день! Где у вас тут можно хлеба купить?

– Поедете прямо, а увидите резной дом со ставеньками – свернёте
направо, – указывает замасленной рукой мужичонка, – На той улице
магазин и будет.

Мы мчимся дальше. У дома с резными воротами и ставнями отец притормаживает.

– Красота-то какая! – кричит он мне.

Я киваю. Отец поворачивает к магазину, а я оглядываюсь назад – на
золотого петушка – в городе такого не увидишь!

Тормозим у дома с вывеской «Магазин».

– Сиди, я быстро, – бросает мне отец и исчезает за скрипучей дверью.

Я терпеливо ожидаю, рассматриваю рыжего деревенского кота, который
дремлет тут же не завалинке, лукаво посматривая на меня одним
глазом…

Хлопает дверь, и появляется отец с двумя буханками хлеба.

– Там в продуктовой сумке полотенчик был, – достань, хлеб завернуть.

Я лезу себе в ноги, нащупываю в сумке полотенце, вытаскиваю и
торопливо разворачиваю.

– Ещё горячий! – замечает отец, опуская хлеб на полотенце.

От хлеба исходит волшебный аромат. Я наклоняюсь ниже и втягиваю его
носом. Кажется, съел бы целую буханку!

– Можно откусить? – спрашиваю я.

– Ешь на здоровье! – улыбается мне отец.

Я отрываю от буханки зубами хрустящий угол и с аппетитом жую. Такого
вкусного хлеба я, наверное, никогда не ел. Это не тот,
похожий на резину, кусок, который родители отрезают к обеду... У
этого хлеба даже форма другая, не то что вкус. Думаю: вот
бы напечь дома таких корочек – одних только корочек! совсем
без мякиша, и грызть, грызть!

– Убирай, поехали! – торопит меня отец, – Приедем – поедим.

Я отрываю от хлеба всю верхнюю корку, оборачиваю буханки полотенцем
и прячу их под дермантиновый полог…

-5-

Я отрываю зубами хлебную корку, как будто срываю вкусную сургучную
печать с детского воспоминания. Я понимаю, что прошло
двадцать лет, и вкус этого хлеба, наверняка, изменился, и пекут его
сейчас, скорее всего в какой-нибудь импортной электрической
печи, а не в русской, как тогда. Но это сейчас не так уж и
важно. Главное, что с помощью этой буханки и резного петушка
на крыше я заново пережил то, о чем напрочь забыл за все
эти годы.

Я жую хлеб и, сглатывая тягучую слюну, в подробностях вспоминаю ту
нашу поездку – пыльный синий «иж-юпитер», непослушные
бамбуковые удочки и закидушки со свинцовыми грузилами, отлитыми в
алюминиевой ложке, золотистых карасей, барахтающихся в садке,
потрескивающий смолой костёр и отца, рассказывающего мне о
своём послевоенном детстве…

Когда пелена спадает, и я вновь возвращаюсь в день сегодняшний, то
думаю, что со стороны, наверное, выгляжу достаточно странно –
мужчина, стоящий посреди улицы и задумчиво грызущий
буханку. Но – кто видит?

Я оглядываюсь – поблизости никого нет. Только пара прохожих в конце
улицы да рыжий кот, дремлющий в теньке на завалинке…

Кот? Кажется, тогда тоже был кот…

Я пристально вглядываюсь в это сонное существо – как, однако, он
похож на того кота! Ты тот кот или не тот? Конечно, нет, но,
может быть, тот кот его далёкий пра-пра-пра-дедушка?

– Кис-кис-кис! – тихонько зову я.

Кот лениво приоткрывает сначала один глаз, затем другой. Секунду
смотрит на меня и смачно зевает.

– Кис-кис! – повторно зову я и делаю шаг в его сторону.

Кот не спеша встаёт, потягивается и, не обращая на меня никакого
внимания, спрыгивает с завалинки и исчезает в кустах.

Я смотрю вслед коту, и мне хочется думать, что этот тот самый кот.
Что он, для какой-то тайной цели, специально ждал меня здесь
все эти годы, как будто знал, что я обязательно вернусь. И
сегодня у него счастливый день, – он, наконец, дождался меня
и теперь, с чувством выполненного долга, может наконец-то
отправиться по своим делам…

Прощай, кот! Ты выполнил своё дело, а я теперь должен выполнить
своё. Но мне тоже придётся подождать. Пройдёт время, и у меня
родится сын, который из орущей ляльки вырастет в симпатичного
белобрысого мальчишку, и тогда мы с ним сядем в машину и
поедем на рыбалку. Может быть к тому самому озеру, а может быть
к какому-нибудь другому. И всё повторится сначала – ночь,
звёзды, тихий плеск воды и разговор отца с сыном у
разгорающегося костра.