Лаборатория слова

Поэзию XX века отличают смелые эксперименты в области стихосложения, беспредельное расширение интонационных возможностей речи, в некоторых случаях, эмансипация ее от грамматики, внимание к звуковым характеристикам слова. Поэты все чаще соотносят стихотворение с музыкальным произведением, тем самым решая проблему ограниченности возможностей слова. Стихотворная форма становится ареной для новых экспериментов. Если Андрей Белый пишет о том, что «только приближаясь к музыке, художественное произведение становится глубже», то Александр Блок уже открыто заявляет, что «музыкальный атом есть самый совершенный – и единственно реально существующий, ибо творческий» [1, с.100-102].

Проблему ограниченности речи поэты XX века решают разными способами. По мнению Степанова, поэты-имажинисты провозглашают основой поэтики кубизм, по-своему понятый. «Кубизм грамматики – это требование трехмерного слова. Плоскостное слово ныне постепенно, благодаря освещению образом, начинает трехмериться. Глубина, длина и ширина слова измеряются из этих величин: смысл – есть логически постоянное, две других – переходные (переменные), причем звук внешне переходное, а образ органически переходное. Звук меняется в зависимости от грамматической формы, образ не меняется об а-грамматическую форму. Отсюда у имажинистов а- грамматическая форма «Доброй утра» или «доброй утры!» или «Он хожу!»» [2, c.261-263].

Рассуждая о новаторстве и музыкальности поэзии Марины Цветаевой, и анализируя стихотворение "Новогоднее" и строчку «С Новым годом – светом – краем – кровом!» И.Бродский пишет, что оно «начинается типично по-цветаевски, в правом, т. е. верхнем углу октавы, с "верхнего до". <…> На протяжении всего стихотворения тональность эта, так же как и самая направленность речи, остается неизменной: единственная возможная модификация – не снижение голоса (даже в скобках), но возвышение. Окрашенная этой тональностью, техника назывного предложения в этой строке порождает эффект экстатический, эффект эмоционального взлета. Ощущение это усиливается за счет внешне синонимического перечисления, подобного перебираемым ступеням (степеням), где каждая следующая выше прежней. Но перечисление это синонимично только по числу слогов, приходящихся на каждое слово, и цветаевский знак равенства (или неравенства) – тире – разъединяет их больше, чем это сделала бы запятая: оно отбрасывает каждое следующее слово от предыдущего вверх» [3, с.199-357]. Пристальное внимание к мельчайшим элементам языковой формы характерно и для Бродского. Пример тому финальная строчка шестого сонета из «Двенадцати сонетов к Марии Стюарт» «коснуться - «бюст», зачеркиваю – уст!», которая «четко отделена от предшествующего текста: синтаксически и графически – благодаря тире; cемантически, благодаря зачеркиванию предыдущего слова; фонетически – благодаря перебивке цепи повторов комплекса «у-с-т», в результате которого слово «уст» предстает в виде точки: односложность слова «уст» доводит до максимума контраст с предыдущей длиной периода». Тем самым Бродский прибегает к своему излюбленному приему «геометрической вложенности в пустоту», то есть заканчивает стихотворение, используя «финальный иконический эффект»: «выпячивание губ в объемлющую пустоту» [4, c. 221-222].

Эмили Дикинсон (1830–1886) – американская поэтесса. При жизни было опубликовано не более десяти ее стихотворений. Возможно, этому косвенно способствовало то, что в 1862 году в журнале «Atlantic Monthly» маститый публицист Томас Хиггинсон обратился к молодым авторам с призывом смелее присылать свои рукописи в редакцию. Эмили ответила. Ее почерк был странный, похожий на следы птичьих лапок на снегу, стихи – необычные и выразительные, нигде неопубликованные. Обмен письмами продолжался. Эмили просила советов и не принимала их, кроме одного: не печатать своих стихов. Примерно в это же время она стала избегать общества, пережила большое душевное потрясение, возможно, любовь. После смерти поэтессы ее сестра нашла в ящике бюро множество тетрадочек и ворох листков со стихами, их было около двух тысяч. В 1890 году появляется первый сборник стихов Дикинсон. Осторожный и благоразумный Хиггинсон – главный редактор сборника и автор предисловия – опубликовал статью и пытался привлечь внимание читателей к новой поэзии. Сборник имеет успех, а уже в 1955 году Гарвардский Университет выпустил в свет полное собрание сочинений поэтессы, ставшей общепризнанным классиком американской литературы [5].

Стихотворения Эмили Дикинсон имеют большое значение для мировой культуры. Ее поэзия вдохновляла многих авторов на ответные произведения, использование сходных мотивов. Так, стихотворение «Я не видала моря» находит свое отражение в рассказе Сэлинджера «Солдат во Франции» [6], которое интонационно и тематически во многом созвучно «Над пропастью во ржи», в котором имя поэтессы также упомянуто [7].

В отношении новаторства поэтического творчества Э. Дикинсон, музыкальности, новых средств выражения будет уместно вспомнить слова И. Бродского, который отмечал что одной из самых ярких характеристик «свободы стиха» поэтессы, – неожиданная рифма. Поэзию Э. Дикинсон отличает «изумительная рифма», «полурифма», «неполная рифма», «непредсказуемая рифма», «отражение скептицизма, ужаса и сомнений, которыми проникнута вера поэтессы». Рассмотрим пример:

В стихотворении «Life and Death, and Giants» поэтесса использует мотив молчания. Понятие «молчание» противопоставлено «говорению». «Жизнь», «Смерть», «Титанов», то есть все значительное - молчит, в отличие от «механизмов поменьше»: «коника на мельнице», «дудочки со своей славой», «жучка на свечке», которые только «случайно свидетельствуют», то есть — говорят (в тексте minor apparatus, hopper of the mill, bettle of the candke, a fife’s small fame, proclaim). Существенный отличием поэтики Э. Дикинсон является ее «жесткая и краткая форма», которая в данном случае – смыслообразующая. Стихотворение начинается с перечисления понятий «жизнь», «смерть» (общечеловеческие категории, которые соотносятся с «религиозным мотивом»), «гиганты» (имеет языческую ассоциацию, имплицитно подразумевает миф или детскую сказку о высших силах), которые противопоставлены «механизмом поменьше». Противопоставление реализуется посредством глагола proclaim – свидетельствуют. Конечная рифма появляется на фоне огласовки при чередовании кратких «i» (still, mill) и открытых дифтонгов (fife’s, maintain, proclaim). Первые «ставят иконическую точку» в начале стихотворения, завершая информацию о высших силах, о тех, кто молчит, вторые же «иконически раскрыты миру», почти приближая текст к акту говорения. Эхо-повтор «proclaim» завершает стихотворение, автор оставляет за собой последнее слово, являясь, таким образом, частью этого говорящего, трагико-комичного мира.

Поэзию Э. Дикинсон (на примере стихотворения Life and Death) отличают смелые эксперименты в области стихосложении, неожиданная рифма, краткая, жесткая форма. Мотив молчания реализуется посредством контрастного противопоставления данного понятия «миру звуков», что реализуется посредством противопоставления и соотнесения открытых и закрытых гласных.

Список литературы