Литературная критика

Иван Сергеевич Тургенев (1818-1883) Дагерротип О. Биссона.

       Идеальная грамотность и выразительность, к сожалению (а может быть, провиденциально, к счастью!) не всегда совпадают – и тяжелостопная мощь Льва Толстого призвана подчеркнуть то, что необходимо подчеркнуть, а взвихрённая, турбулентности подобная стилистика Достоевского именно такова, потому что проводил он сложнейшими лабиринтами (куда там известным, историческим!) своих героев.

       Думается только Тургенев и Чехов смогли совместить градус абсолютной грамотности и высокой – высочайшей! - выразительности, давая образцы стилистики столь же нежные, сколь и насыщенные раствором глубины человеческой, - и философской.

        Осмысление жизни у Тургенева даётся и через образ, и через пейзаж, и… через осознание той запредельности, что сквозит за роскошью русского заката, или восхода…

       Череда романов – как своеобразная энциклопедия тогдашней жизни – со всем её напряжением, срывами, проблемами, и – срывами в проблемы, какие возможно и невозможно решить; галерея образов ярка и разнообразны: чувствования оных людей включают все краски психологического спектра, но избыточность злобы дня, пожалуй, играет двойственную роль: ту, когда иные части романов отмирают вместе с умиранием злобы.

       Хотя… как знать – не возрос ли сегодняшний, мертвенно-чёрный прагматизм из тогдашнего нигилизма, носящего оттенок столь же воинственный, сколь и спекулятивный.

        Тем не менее, кажется, что именно в рассказах и повестях Тургенев выразил душу свою – и ту часть души народной, какая наиболее ему импонировала с большею силой, нежели в романах.

       И здесь – сияние вершин очевидно: ибо рассказ «Живые мощи» - один из лучших в обширном пантеоне русского рассказа.

       Кротость и всеприемство, умение за болезнью, разъедающей, уничтожающей плоть увидеть радость выводят героиню крохотного рассказа в роскошный духовный дворец, где собраны лучшие женские персонажи русской литературы.

        Поэзия языка, поэзия прозы пышным сиреневым кустом-шатром распускается в рассказе.

        О! ряд их значителен, замечателен у Тургенева – большинство совмещают и языковое богатство и тонкое строение образа, а разнообразие последних гарантирует их вечное бытование в недрах литературы.

       Тургенев, широко давая образцы непопулярного жанра стихотворения в прозе, точно раскрывал новые страницы языковых возможностей, и жаль, что жанр не получил толком дальнейшего развития.

        Юбилей классика всегда несёт отпечаток формальности, имеет налёт банального глянца – тем не менее, в случае с Иваном Сергеевичем Тургеневым жизнь оказывается сильнее, ибо благоуханный аромат его прозы не теряет силы и в наши дни.