Онтологические прогулки

У отождествления самосознания с мышлением есть множество  оснований:  с одной стороны мышление дано нам только как сопровождаемое самосознанием, с другой стороны осознаем мы только объекты, предварительно «обработанные» мышлением. Мы знаем также, что помрачение сознания у человека всегда сопровождается  ослаблением интеллектуальных способней. Лунатик, или человек, находящийся в состоянии эпилептических сумерек пребывает без сознания, и при этом может двигаться, и даже выполнять какие-то действия, однако, мыслительные способности такого бессознательного субъекта  не идут ни в какое с возможностями нормального носителя бодрствующего сознания. Последнее обстоятельство побудило Джона  Сёрла (JohnSearle), философа, в целом глубоко понимающего всю сложность проблемы установления каких бы то ни было связей между сознанием и деятельностью мозга, все-таки предположить, что сознание, как и другие достижения биологической эволюции, все-таки играет какую-то полезную, приспособительную роль. По мнению Сёрла, «сознание служит для того, чтобы организовать набор взаимоотношений между организмом и его окружением и с собственными состояниями»[2]. Все дело в том, что «Организмы, обладающие сознанием, в общем имеют большие возможности различения, чем те, которые им не обладают»[3].

Однако, все это не должно загораживать для нас того факта, что  с одной стороны, мы совершенно не понимаем, как именно самосознание приносит что-то полезное мышлению, с другой стороны, мы вполне успешно можем представить себе  объяснение мыслительной работы мозга без привлечения сознания и самосознания. В конце концов, к зачаткам мышления способен и компьютер, который – как бы он ни был совершенен – субъективностью, то есть самосознающим Я, вроде бы не обладает, и вообще мышление вполне  можно считать результатом деятельности мозга, или говоря шире – человеческого мыслительного аппарата, понимаемого как очень сложный компьютер (говорить о тождестве мозгового и мыслительного аппарата приходиться очень осторожно, поскольку  сегодня высказываются гипотезы  о том, что истинным носителем интеллекта являются некие невещественные объекты, скажем «информационное поле Земли»).

Сознание можно сравнить со светом в холодильнике. Если в холодильной камере, пока она работает всегда горит свет, то это все-таки не значит, что именно свет, позволяющий увидеть (только увидеть) замороженные продукты, также является причиной их заморозки – хотя это вполне объясняет, почему внешний наблюдатель ошибочно смешает освещение морозильной камеры с ее морозильным действием.

Замечательным примером подробно разработанного на основе христианского мировоззрения различения души и духа является книга архиепископа Луки (Войно-Ясенецкого) «Тело, душа, дух». Данная теория не вполне соответствует традиционным  христианским представлениям о душе и духе, и имена поэтому онаболее точно отделяет сознание от мышления. Войно-Ясенецкий определял душу фактически как декартово мышление, а именно  как «объединяемый самосознанием (умом у высших животных) комплекс органических и чувственных восприятий, мыслей и чувств, следов воспоминаний»[4]. Это определение замечательно тем, что в нем самосознание  (или «ум») противопоставляется остальным формам психической активности (мыслям, чувствам и воспоминаниям) как не входящее в их перечислительный ряд, а значит как явно отличная от них и даже чуждая им способность, хотя и объединяющая их. Самосознание логически отличается от мыслей и чувств как объединяющее отличается от объединяемого. Это противопоставление вполне совпадает с точкой зрения Генриха Риккерта, резко разделявшего в человеческом сознании с одной стороны «содержание сознания» и с другой стороны «трансцендентального наблюдателя», являющегося источником сознания, но не относящегося к его содержанию. При этом Войно-Ясенецкий был готов вполне согласиться с тем, что содержательная часть души – то есть, мысли, чувства и ощущения – вполне возможно порождаются материальной активностью тела и мозга. Однако, о самосознании этого было сказать нельзя: хотя самосознание и объединяет душевные феномены, обеспечивая тем самым целостность «души», но само оно к сфере собственно душевной жизни не относится, субъектом самосознания, по Войно-Ясенецкому, является не душа, а дух – инстанция внетелесная и нематериальная.

 Из этого следует, что мозговая, и вообще телесная активность становится «психической», и «душевной» лишь в той степени, в какой она осознается духом – или, как бы его не называть, субъектом самосознания. Вывод, который должен  следовать из позиции Войно-Ясенецкого, и который совпадает с нашей позиции, заключается в том, что содержание сознания (в том числе мышление) есть по преимуществу, если не исключительно осознаваемая духом (субъектом самосознания)  часть телесной активности.  Эту формулировку следует сопоставить с тезисом Александра Пятигорского о том, что мышление «релятивно» по отношению к рефлексии в том же смысле, в каком знаковые системы «релятивны» по отношению к мышлению. Буквы или денежные знаки не несут своего смысла в себе, они приобретают смысл лишь в той степени, в какой этот смысл приписывается им человеческим мышлением. Но и само мышление оказывается «осмысленным» лишь постольку, поскольку осознается рефлексией, находящейся «над» мышлением»[5].

Правда, с точки зрения развиваемой нами дуалистической концепции своеобразным «недостатком» позиции Войно-Ясенецкого  является то, что архиепископ и медик не ограничивал свойство «духа» одним только самосознанием, но приписывал духу огромное количество иных свойств – дух может наделять человека эстетическими способностями и он же, по Войно-Ясенецкому, управляет образованием формы тело в эмбриогенезе. Конечно, Войно-Ясенецкий решал собственные задачи, когда конструировал свое представление о духе. Но с интересующей нас точки зрения важно то, что даже если и существует некая инстанция, которая  объединяет все эти виды «энергий», потенций и свойств, то описывая ее, как и при описании мозга материалистами, придется противопоставлять самосознание всем остальным ее формам активности – активности пусть не вещественной, пусть даже в неком смысле не материальной, но все равно реальной и объективной.

Из всех известных нам философских учений наиболее четко мышление и сознание разграничила санкхья – древнеиндийская религиозно-философская школа. В соответствии с ее учением мир возникает от взаимодействия двух субстанций – материалной («пракрити») и духовной («пуруша»). При этом пуруша существует в форме бесконечного числа духовных единиц. Но еще более важно, что «согласно  учению школы санкхья  материя состоит не из одних только грубых и доступных зрительному наблюдению элементов, но и из тончайших, невидимых элементов»[6]. Так вот – и здесь мы видим глубочайшую мудрость санкхьи, проницательность которой превосходит большинство известных форм философского дуализма – психические состоянии души человека, благодаря которым он познает, думает, и чувствует, относится именно к взаимодействию этих, тонких невидимых элементов материи. То есть, вопреки большинству мнений, циркулирующих в человеческой культуре под ярлыком «идеализм», Санкхья считает, что «психические акты», мысли и чувства возникают  не в душе, не в «пуруше», а в материи, хотя и в ее «тонкой», «невидимой» части - в «эфирном теле», которое обозначается словом «линга».  

И, далее, самое главное: согласно учению санкьхьи, «помимо этой тончайшей души  человек обладает еще и нематериальной душой, которая, правда никак не участвует в жизненном процессе»[7]. Но неужели не-материальная душа никак себя не проявляет? Ответ можно предугадать. «Не-материальная душа не принимает никакого участия в жизненном опыте психической души, которая связана с кармой. Хотя первая и сопровождает вторую в ее жизненном существовании, но только лишь как чистый наблюдатель»[8]. Этот дуализм, возникающий из противопоставления с одной стороны «Линги», служащей носителем психической активности, и являющейся в широком смысле слова материальной, и «пурушей», оказывающейся нематериальной душой - чистым наблюдателем, достаточно близко с различием «души» и «духа», как оно представлено в учении Войно-Ясенецкого.

Далее можно, предположить, что мыслители школы Санкхья столкнулись с проблемой, аналогичной той, о которой мы сказали выше: хотя мышление, по сути порождается «материальны мыслительным аппаратом», хотя «не-материальная душа не принимает никакого участия в жизненном опыте психической души», но тем не менее, человек способен мыслить о своей нематериальной душе, и даже осознавать ее наличие. Трудность эта была известна в рамках Санкхья, и она не смутила ее создателей – они согласились, что материальное мышление может – и даже должно мыслить нематериальную душу. Санкьхья прямо учит, что психическая, материальная  душа  («линга»)  должна осознать не-материальную, и более того – религиозной, сотериологической задачей человека является осознание свободы нематериальной души от психической, осознание отсутствие связи между «пурушей» и «лингой» - причем, как это не парадоксально, хотя истинным объектом этого осознания является нематериальная душа, пуруша, но осознать ее свободу надо все-таки с помощью материальной души, линги – хотя бы потому, что только линга способна совершать какие-то мыслительные акты, и, следовательно, переходит от одного «осознания»  к другому.

Эта готовность индийских мыслителей признать, что нематериальную, иноприродную часть нашей души вполне можно осознать, используя лишь материальный  психический аппарат, вселяет уверенность, что  философский дуализм все-таки имеет право на существование

 

---