Проза

     Нацуко, Нацуко… Сакэ через трубочку. Любовь через трубочку. В переводе твое имя означает «летний ребенок».

     Когда-то я жил в Москве и сочинял Вальсы. Да, да мне так и хотелось – всегда писать Вальсы с большой буквы. Видимо, потому что «Вальс» всегда напоминал о Штраусе, Штраус напоминал страуса, а страус – птица большая.

     Вальсы «скрыпели» под моим пером. Каждый сочинитель Вальсов знает, как «скрыпят» под пером ноты. И если Штраус прославился «Голубым Дунаем», то я размахнулся «Голубой Индигиркой».

     Нацуко, смеясь, бьет меня по губам тростниковым веером. Мы лежим на огромной перине в третьеразрядном отеле на Мюльштрассе. Я пью сакэ через трубочку маленькими теплыми глотками, а Нацуко распаривает лезвия для срезания мозолей. Скоро придет ее Старик. Он отплясывает на сцене в тяжелых японских сабо, и после каждого выступления пятки его становятся тверды, как черепаший панцирь.

«И где теперь твои Вальсы?»

«Там же, где и Штраус».

«Я тоже знаю один вальс. Вальс «Каприз».

     Внезапно Нацуко резко вскакивает с перины, хватает дымящийся таз и начинает носиться по комнате, изображая вальсирование. Халат с золотым горошком плавно распахивается, и на свет божий показываются прелести юной Японии.

     Глядя на Нацуко, я зачем-то вспоминаю величавого Чандрагала, восседающего в своей бакалейной лавке и неспешно рассказывающего о том, как надо правильно отправить покойника на тот свет.

     «Чтец, - говорит Чандрагал, читая заупокой, не должен прикасаться к голове умершего. Ибо дух Будды должен выйти на волю только через макушку. Если же чтец невзначай коснется уха покойника, душа того выйдет сквозь ухо – и все начнется сначала. Спервоначала душа окажется в стране «гандхарвов», духов, которые населяют музыкальные инструменты – разные там флейты, тимпаны, гандуры. В этом невещественном состоянии душа опять проживет жизнь и лишь только затем родится в исходном месте – мире людей, чтобы, умерев и там, вновь вернуться на смертное ложе. Такова цена ошибки чтеца».

      Чандрагал прикладывается к кальяну и пускает по лавке густой ароматный клуб.

     Я суеверно прикасаюсь к уху, затем встаю, но прежде чем выйти, подхожу к Чандрагалу и трогаю его за плечо.

     «Я напишу завещание на твое имя. И в нем будет только один пункт: после моей смерти прошу проследить, чтобы каждую из моих ушных раковин плотно заткнули беруши».

     Очередной клуб дыма скрывает от меня трясущуюся бороду Чандрагала, а потом видение оглашает ужасный звук падающего таза и истошный крик Нацуко, обварившей Вальс.