Комментарий | 0

Мифический пловец

 
 
                                                                                                      Катарина Ваврова Вифлием
 
 
 

 

 

Из цикла «Панические песни»
 
 
Нам сегодня сыграет Марсий,
А потом потеряет кожу,
Шах-намэ пропоет на фарси
Фирдоуси придворный ёжик.
 
Власть над звуком – такую силу
Дал нам Бог пастухов и пастбищ
Мандолина, вскрывай могилы
Звуком милым для всех пропащих.
 
Знаешь звук этот? – Он до неба,
Мертвеца и творца он лютня,
Пекарь он музыкального хлеба,
Покровитель месяца Лютня.
 
Что Орфея нам взгляд продажный
И его разоренная лира?  –
Мы на трубной играем саже,
По могильной ведем мандолине.
 
 
 
 
 
 
Из Сафо
 
Стоны оглашают пространство полночных светил,
Летом любовницы тихо встают из могил
Пьют они воду из темных, проверенных луж
К каждой приходит взволнованный, любящий муж.
 
Руки похожи у них на архангела меч,
Плавно струится землистая, страстная речь:
«Были мы пищей поэтов, напитком Богов,
Ныне же стадо священных животных коров.
 
Зиму лежали мы в черном, дубовом гробу,
Чая услышать архангела весть и трубу,
Крепче же, милый, целуй эту землю у губ,
Долго еще нам не слышать ни песен, ни труб».
 
 
 
 
 
 
Молитва Пана
 
Раздели козлоногое ложе
Беспощадная Ариадна,
Пусть я темен и грязен рожей,
Пусть на ящериц брови похожи.
 
Я-то знаю: ты – Богу свечка,
На челе твоем нет изъяна,
Зубки словно нептунов жемчуг,
Пахнут груди острей тимьяна.
 
Станет день наш – вино да ласки,
Всю Элладу сотру в порошок я
Лишь открой беспощадные глазки,
Поцелуй в окрыленную рожу.
 
 
 
 
 
 
Рождение Вакха
 
Первая заздравная песня
 
Все, кому ученье пошло не впрок
И кого бес толкает в ребро и бок,
Разливайте по чашам сидр,
Разносите горящий спирт,
Родился наш Бог ах! –
Вакх.
 
Вихрь, уж деву совсем зачеломкав,
Виноградные локоны чешет мальчонка,
Кисел, лисам, нам твой виноград –
Сладок взгляд.
 
Кислый мальчик, любовник Киприд,
От тебя кровь журчит и кипит,
О рожденье твоем даже ангел не знал–
Мирт мерцал.
 
Пейте ж все, кому верен портвейн,
Кому Иисус – что сухой закон,
В поте светлом, пей земной муравей
Пострелёнковый эль.
 
 
 
 
 
Блаженство
 
Вторая заздравная песня
 
Если полон бокал твой, дом –
Значит по небу – Аполлон.
Музам губы подставь, целуй,
Любовью балуй, балуй.
Эта с гимнами – сгинь, тоска,
Эта с звёздами – довези!
На шелковую прядь льется виноград –
Раскуси, вкуси!
Полюбился Богам твой Дом,
Аполлон посещает его,
Моет крышу парным молоком,
Густо сохнет стихов молоко.
Сны, стихи, гесиодов мёд
Нам не страшен Миноса суд –
Всех, кому предназначен рай –
Твой черёд.
 
 
 
 
 
 
Молитва Дафны
 
Ангел в небе, а в поле – стон:
«Не преследуй меня, Аполлон.
Скорлупы прочней, горше овода –
Красота сына Богова.
Пахнет ладаном, а не мятою
Платье девичье, Богом смятое.
Мне молиться кому теперь?
Сам Господь искусить готов…
Птица плачет, испуган зверь
Чёрных племя скулит котов.
Сердце стонет – Эрот весёл,
С неба стрелы его как снег.
Стань же воля моя что ствол,
Стань же сердце – зелён побег.
Обращуся я в мудрый лавр,
Станут вить из меня венки,
Станет силой моей руки
Каждый варвар.
 
 
 
 
 
Смертоносныя розы
 
Если ты держишь рукою столик,
А на столике – дама и бутылка,
Значит, милый мой, ты алкоголик,
И притом алкоголик пылкой.
Ты с утра – надышись-ка розой,
Той, что ночью принес с кладбища,
Не возись с фантазеркой-прозой,
А спустись-ка, дружок, на днище.
Где портвейна босховы лица,
И гольбейновы взоры мадеры;
Пан ударит тебя копытцем,
Влажный Бахус лозой огреет.
Ты начнешь сразу плакать и пукать,
И проситься куда-то на звезды,
А соседи будут шушукать
Про твои смертоносныя розы, –
Те, что ты, завсегда напившись
Чуть, с кладбища таскаешь милой,
А потом говоришь, что ты нищий
И ночуешь с кем-то в могиле.
Пусть их врут. Пусть ломают кружки,
Выдыхая друг в друга амброзий,
Все равно ты сегодня подружке
Принесешь смертоносныя розы.
 
 
 
 
 
Из цикла «Виноградарь»
 
 
Виноградарь
 
Пока мы не стали эфиром вечерним
Давай почитаем о вечере тайной,
Пусть спелым разлука висит виноградом,
Пусть точит топор молодой виноградарь.
 
Он в белой рубахе, хоть тени на лике,
Он в белой рубахе, хоть небо беззвездно,
Не то чтобы отрок, не то чтобы плотник,
Скорее по делу попову работник,
Скорее Балда, армячок простоватый,
Зашит за подкладку Никола носатый…
 
Как мается парень, как ночь тонкогуба,
Как спел виноград, как читать нам немного,
Как плещется лес, как знакома дорога…
 
Кругом достаток песен, гжели
Март-кредитор дает взаймы,
А невезение недели –
Прямое следствие зимы.
 
Но холод мертв. И гибнет вьюга
Ища в лесу укромных мест,
Где, затаившись от испуга
Февраль забрался на насест.
 
Он слышит гжель. Он песню слышит
И платье ветхое его
Прогрызли солнечные мыши
До самой кожи, сердца – до.
 
 
 
 
 
 
Нине Садур
 
 
1
 
Легок день нежаркой осени,
У грача кривые проседи,
Колос строг как арестант,
В землю вор зарыл талант.
В месте этом по весне
Тихо встанет как во сне
Хлебопашец – черный Вий,
Глаз откроет ему змий:
Грач горячий – на спине,
Внучка-панночка – вонмем –
Злой усмешечкою – плуг,
Да Господь над всеми, плут.
 
 
 
2
 
Гребешок зари играет,
Петушиный крик во тьме,
Песня-панночка гуляет
При луне.
Стой же, песня гробовая,
Осветился уж Восток –
В поднебесье улетает
Бездыханный паренек.
Оттого, что пел упрямо
Песни наши из глубин –
Козлоногими парнями
Он любим.
Там споет он легче, лучше,
Брызнет в небо алый эль,
И в наследство он получит
Остры рожки да свирель
 
 
 
 
 
 
***
 
Из лесов, где медвежий рык
Да волчий вой,
Вышел нагой старик
С кожею золотой.
 
Пятки, как медяки
Брови как соболя,
Тестом вокруг руки
Обертывались поля.
 
Звезды – и те с небес
Прямо туда где он
Вздрогнул под взором лес
Горлом глотая гром.
 
Вздрогнул, как древний волхв,
Увидев в звезде – малыша,
Вырос целебный мох
Там где прошлась душа
 
Вырос целебный мох,
Лес потерял язык –
Именем был старик –
Сергий
 
 
 
 
 
 
Три лубка
 
 
1
 
Не двор с черешнею, ни церкови
Не помню я,
Грешу с какой-то спешною
Жаждою псаря.
Царь-батюшка опомнится,
Головушку снесет,
Палач, как в жарку горницу
На плаху поведет…
А ныне все веселие,
Да зелено вино,
Да нищих новоселие,
Да злато, да сукно.
Читаем Ломоносова
Да ждем царя домой,
Чтоб парня горбоносого
Повесил головой
 
 
2
 
Разина Степана
Пушки деревянны
Ядра восковые
Хлопцы слюдяные
Шалости ребячьи
Нежности телячьи
Города с клопами
Крепости с попами
Клетка на Болоте
Смерть на эшафоте
 
 
3
 
Свирепый Батюшков над городом носился,
Власа подъемля до луны,
Пикейный фрак на нем сносился
И тихо бился о домы.
 
Закат сошел и стал как свекла,
Катилась с запада гроза,
На электрические стекла
Смотрелись белые глаза
О, Константин, о дух Бежецка,
Чин Вологды и демон Костромы,
К тебе с веселой песней детской
Уже идем и пляшем мы.
 
Чур, успокойся, чур и пращур
Мормо, Лахеса, Горо, Пан –
Власы твои золой умащут
И тонкий пропоют пеан.
 
Сойди, сойди! Поля ночныя
Ступни омыли, блудный сын,
Заслонки отвори печныя
И в них сойди как горький дым.
 
 
 
 
 
***
 
Я построю бамбуковый мир,
Потому что Господь наш  – сад,
Изношу серую пальму до дыр,
На живую нитку насажу виноград.
Станут одежды мои – полынь,
Их проденет в себя бамбук,
Словно пуговица в нитке – жизнь
Не исколотых знанием рук.
 
 
 
 
 
 
***
 
Всю ночь, сойдясь, трещали
Льды, как уставший чтец,
А карты предвещали
То петлю, то венец.
К замужеству такому
Приданое скопив,
Открыла дверь чужому,
Порог переступив.
Сказал: спасибо, дочка.
Нет дыму без огня,
А вместо глаз – кружочки
Из злого янтаря.
Обут в сырое лыко,
Одет в зелен кафтан,
На шее синим выткан
Голодный ятаган.
Ни молвила ни слова,
Лишь отворив окно,
Смотрела, как сурово
Трещит зимы сукно,
Да жжется свет озимый
За спятившей рекой,
Да виснет лист осиный
Над новою луной.
 
 
 
 
 
Из цикла «Мифический пловец»

 

***
 
В Вифлееме тишина,
Кровью налилась Луна,
Спит под Иродом страна.
 
По дороге каменистой
Мчит гонец приказ двулистный,
Весь лицом, как Каин мглистый.
 
Спят младенцы Вифлеема,
Сжав сосцы и сжав колена.
 
Лунный диск остер, как меч,
Некуда отсюда бечь,
Никого не уберечь.
 
Вот гонец снимает шлем
И идет вдоль мглы арен,
День приходит в Вифлеем.
 
Город спит, готовый к боли,
Ирод спит в своей юдоли,
Крутит воин жженый ус,
Из египетской неволи
Плачет мальчик – Иисус
 
 
 
 
 
Египет
 
Не понаслышке о младенце
Здесь знали черные туземцы
И даже полноводный Нил
Казалось, сам к младенцу плыл.
 
На волнах струги серебрились,
В заливах ибисы молились,
И полз, просеивая ил
Взглянуть на чудо крокодил.
 
На путников взирая черство,
Дрожала тень от Сфинкса остро,
И фараоньи потроха
Смеясь, разбрасывала река
 
Укутанный музыкой райской
Младенец в мареве синайской
Плыл, как мифический пловец
Туда, где ждал его Отец.
 
 
 
 
 
 
***
 
В зимний день, в пещере Вифлеема,
Ниоткуда взявшись, и ничей
Тихий мальчик, завернувшись в сено,
Все глядел на языки свечей.
 
За стеною выл тревожный ветер,
В дрожь бросая козлищ и овец,
Было так светло на белом свете,
Был так светел, сед его отец.
 
А вдали, в костре переливаясь,
Дружно искры кланялись звезде, –
Что младенца теплотой касались, –
Был Он ниоткуда и везде.
 
Слез Марии словно не заметив,
На пороге встали три волхва,
А младенец пил тревожный ветер
Был Он ниоткуда, а куда
 
 
 
 
 
Из цикла «Без побоища, без Мамаева»

***

 
Без побоища, без мамаева,
Без Ахматовой, без Цветаевой,
Без наличников,
Без опричников
Без рябины с тоской привычною
Без попа с деревянной кружечкой
Без подружки, зимой завьюженной
Проживем.
Как прожили прошлое
Настоящее, все хорошее
Все любимое, ненаглядное
Все прекрасное, все отрадное
Быстро кончились дни пасхальные
Всюду свечи горят поминальные
Ни мамаева, ни побоища
Сотни верст окрест –
Лишь позорище
 
 
 
 
 
***
 
Вот Елабуга.
Нет отрады мне.
Кольца радуги.
Трын-трава.
Злая пагуба,
Злая пагуба,
Злая пагуба
Да труба.
Вот скамеечка,
Вот приступочек,
Вот аллеечка,
Вот преступничек.
Может с нежностью,
Может с ножиком
Это так уж как с Богом сложится
Это так уж как с Богом свяжется
На Елабугу петлей ляжется
Здесь работают тонкой спицею
Свищет смерть Пенелопой-птицею.
Ах, Мариночка, спозараночку
По Елабуге оборваночкой
По Елабуге вдовой клюшкою
Не царевною, а лягушкою
 
 
 
 
 
***
 
Шла девчонка по лугу босая
С одуванчиками, да с косами
Зацепилась платье за солнышко,
Здравствуй, милая ты матронушка
Ты не бойся молвы, осмеяния
Посмотри на меня, я – сияние.
Я спалю твои ясные оченьки
Будешь плакать  каждую ноченьку
Горевать и по зренью кручиниться
Дух взойдет под слепыми веждами
И к тебе побегут с надеждами,
Злыми болями
И неволями
Тыщи верст пройдут,
Расстояние,
Чтоб увидеть твое сияние
А что косы, что одуванчики,
В балагане все балаганщики
Я зашью тебе платья оборвышек
На, бери себе мое солнышко
 
 
 
 
 
 
***
 
То ли день прошел,
То ли век,
Возле храма одноногий человек.
То ль со снегом дождь
То ли без
В землю смотрит его протез
Под землею его нога
Ждет, когда же придет друга
В рыбной кружке
Всегда аншлаг
серой смушки
живой дуршлаг
Толик, день прошел,
Толик – век!
Чтоб заснуть, не хватает век…
 
 
 
 
 
Цыганская баллада
 
Ночь в степи. Земля без края.
Спит пастух и видит сон:
В нем цыганка молодая
Оперлася на балкон.
Губы алы, очи чорны,
Кожа смуглая нежна,
И стоит он беспризорный
Весь в цвету ее окна.
«Я люблю Вас, Инезилья,
Я пришел сюда пешком
Из холодного предзимья
С пылкой песней и мешком.
Я прошел равнины, горы,
Переплыл пучину вод,
Чтоб упасть пред милы взоры,
Злыми туфельками – под.
 
Долго-долго Инезилья
Все внимала пастуху,
Сладострастная Севилья
Предавалася греху.
«Что ж» – промолвила цыганка,
Опершися на балкон…
Словно шумная шарманка
Степь блистала новым днем…
И поверить было трудно,
И забыть нельзя потом,
Что пришло простое утро
За цыганским жгучим сном.
 
 
 
 
 
***
 
Мне снилось: Кремль, воркуют голуби,
Садится солнце прямо в Яузу,
А на зубцах – стрельцовы головы,
Как многоточье перед паузой.
 
Клокочет клирос в Новодевичьем,
В черницы постригают женщину,
И три свечи всего в подсвечнике,
Насаженного на столешницу.
 
 
 
 
 
Из цикла «Стемнело засветло»
 
Закат
 
На мотив Джона Донна
 
 
Стемнело засветло. Прокис горячий чай.
Затмило тьму. Вернулся вой в собаку.
Горело все. Горел трамвай
Подобный переваренному раку
 
Творилось всё. Творился кран,
Творился дым и потолок из мела,
Творился дождь и вился вран,
Творилось все, которое горело.
 
Лед пламенел. Остры не были осы.
Дом не был пуст. Ребенок при отце.
Не пел петух пропойцею-матросом
И волки волком выли по овце.
 
Дружилось всё. Тела мужчин
С телами женщин
Не в одной сходились точке,
Клин клин любил и комом не был блин,
А листья и плоды любили почки.
 
Дружилось всё. Лучи и не лучи,
Магнитные и водяные волны,
Больные и здоровые. Врачи
И знахари, Корабли и чёлны.
 
В стемненьи это все произошло
На две руки разыгрывалась пьеса.
Стемнело засветло. Затмение взошло
Спиною к перевернутому лесу.
 
 
 
 
 
Анне Карениной
 
Все смешалось и в нашем доме
По несчастию каждый в доле
С тем Облонским и с той Облонской,
Что в безумной памяти плоской
Всё в буфете первого класса
Про форель и фазанье мясо...
Анюта, Аня, Анюточка
Все с ребеночком, да не в шуточку
И не в тягости, и не в ярости,
Только уши мужние заметнее в ярости
Сколько в них перепонок, ходов, закоулков
Словно рядом Дант Алигьери замуркал
Словно бьется в истерике на постели
Медуза. Которой приснились мели
Аня, Анечка, Анютка
В нашем доме тоже жутко
Вот придет домой Облонский
Принесет даров данайских
Два лимона, запах конский…
Будет ясная поляна
Будет ясная погода
Потому что все смешалось
Потому что все смешались
Потому что близок поезд
А еще ты не одета.
А ведь надо машинисту
Показаться при параде
А ведь надо машинисту
Дать на скорость и на чай…
Аня, Анечка, Анютка –
Лютня, лодочка, голубка…
 
 
 
 
 
Из цикла «Вспышки магния»
 
 
Айседоре Дункан
 
По утрам ты смотришь волком
Душишь платья хитрым шелком
Забывая про акцент
Вместо кофе пьешь абсент
Растерзавши том Уайльда
Ты любви подводишь сальдо
Скромным дебетом ложатся
Строчек страстные абзацы
Напоивши в хлам шофера
Ты берешь на понт тапера
Утром грезишь казино
Расплетаешь склок руно
Вся в морфине, вся в кальяне
Нервно пишешь Модильяни
И досадный вырвя ус
Едешь с Блоком в профсоюз.

 

Необходимо зарегистрироваться, чтобы иметь возможность оставлять комментарии и подписываться на материалы

Поделись
X
Загрузка