Ни пера
Наталья Перстнева (06/10/2021)
Пустячок
Какая-то безделица,
Какой-то пустячок –
И вот уже надеется
На счастье дурачок.
И счастьице пустяшное,
И жить ему два дня.
Все короткометражное,
Совсем как у меня.
Сережа
Брату
А направленье – юго-запад.
Быть может, северо-восток.
Куда-то едем мы с солдатом.
Солдат, по правде, недалек.
Но такова у нас семейка,
Одной девятки баккара,
Что каждый брат солдата Швейка,
Ну, в крайнем случае, сестра.
Я говорю ему: «Сережа!
Ведь ты ж цыган, а в Праге – чех».
И смотрит ангельская рожа,
В пути прокатывая всех.
Вокруг взрываются петарды.
Да мир вообще трещит по швам.
Мы едем. Мы играем в карты.
Да мы проигрываем в хлам!
Я говорю ему… но после,
Как прояснится горизонт:
«Когда б не дьявольские козни –
Верняк доехали б на фронт!»
На чем до Праги добирались,
Глаза истории молчат.
Но даже в криковском подвале
Простые Йозефы сидят.
Над гнездами
Как говорила этой ночью мне
Луна, блестя мерцающею кожей:
«Я столько жизней прожила во сне,
Что явь ничем очаровать не сможет.
Ну что за явь? Кругом сплошная тьма,
Куда ни глянь, бессмыслица и скука,
Как призраки, сошедшие с ума,
Лишь фонари кричат в ночи друг другу –
Заметь, никто друг к другу не идет,
Кричать в пустыню можно бесконечно.
А я о чем? Восславим же полет
Бессмысленный, слепой и безупречный!»
Летом на исходе дня
Только зябко, только зыбко
После солнечного дня.
Все покажется ошибкой,
Все пройдет насквозь меня.
Мы с душой поговорили –
Ей не нужно ни хрена.
Наплевать ей, что в могиле
Будет дрыхнуть не она.
Невесомость примеряет,
Млечным соком мажет рот…
Ни черта не понимает.
И ни разу не поймет.
Ни пера
Оставлен день в закланье всем ветрам,
Сорвало прирученные ненастья.
Вот дерево согнулось пополам,
Холодным летом раненное насмерть.
Бежать, бежать, из города бежать,
Туда – по строчкам вымокшей аллеи,
Не спотыкаясь на анжамбемане
(В июне парки грозами болеют,
А что до смерти – эта не обманет).
Бежать не глядя, щеп не собирать,
Забросить все к чертям на рейс норд-оста –
Пусть сами разбираются. А просто
Пить в кабаках, прощать и ревновать
До смерти, до утра, до поцелуя,
Менять строку на первую любую
И каждую на стойке забывать.
Гори в котле вечерней кочегарки,
Звезда без сна, названья и числа –
Зачем-то ты сияла и лгала,
Но так лгала, что небу было жарко,
Как будто мимо смерти пронесла.
А что до лета – дело проживное.
Не спать с тобой и падать за тобою –
Позволь, когда скукожатся дела.
Поэты, как по жизни – ни пера,
Желайте им того, что бескапризней:
И пуха легкого, и белого пера
Ко всякому несчастью в личной жизни.
Бессарабская ночь
Черепичные кубики крыш.
Голубиные крестики окон.
Вот такая в провинции тишь,
Вот такая герань с подоплекой –
Все глаза в облака проглядишь.
Оттого и тоска зеленей,
Что цепляется пропасть за крышу
И звезда сумасшедшая дышит
Сумасшедшею музыкой в ней.
Как на яблоне месяц висит –
Так душа под серпом и проходит.
…Народится под нею пиит.
Или бабка найдет в огороде.
А над ним… а вокруг… а внутри…
И соседского радио ближе
Только черная ночь говорит,
Только яблоко падает с крыши,
Только звездная бездна сквозит.
И горит это черное море,
И шумит у земного крыльца…
Что бежал бы от счастья и горя
И дороги не видел конца.
Тот, кто живет на луне
Тот, кто живет на луне
Смотрит в мое окно,
Смотрит в глаза во сне,
Видит земное дно,
Сон в глубине могил,
Корни цветов и древ.
Вот он глаза закрыл
На голубой заре.
Это ведь я с земли
Вижу его сны,
Розы и корабли,
Лавки и чайханы.
Весь океан звезд
Шумит под моим окном
Детям земных гнезд
На неземном родном.
Там, где горят костры
Неба по берегам,
Почтой немых рыб
Шепчется океан.
Тот, кто поет без слов,
Смотрит в мое окно.
Море и рыболов –
С волнами заодно.
Мгновенье белого на красном
Как сливы с ветки перезрелой,
Посыпались осенним градом
Облатки с перцем – отболело.
Печатных пряников – не надо.
Вы все исчезните, как листья,
Как росчерк имени воздушный.
Так осень складывает письма,
Роняя перья из подушек.
Печально время перемирий.
На солнце бабочка прекрасна.
Закат. Валгалла. Вальс валькирий.
И легкость красного на красном.
Mein Herz
О эта шкура которую я ни за что не сниму потому что она защищает от боли
Облако в лодке плывет по реке рассыпаясь на ладанки белых кувшинок
Юркие тени скользят на коньках исчезая под солнцем а солнце а сердце Валгаллы
Медною рыбой идет по волнам в восходящее царство заката
Тянутся следом кораблики беглые птицы и крики матросов
Вместе с живою водой зачерпнувшие жидкого меда и неба
Выловишь миг на коленях напиться реки у судьбы из ладоней
Кружится ветром листок оброненный растерянной веткой на спину
Там за лопаткою краска победы и теплое сердце
Падают наземь бескровные боги и гордые люди
Первым дарована будет античная плаха по Гейне
По-над Дунаем летают осенние птицы и копья
По-за Дунай опускается долгая ночь Нибелунгов
В танго которое оперный бог никогда для тебя не напишет
Голова старика
Лицо старика в полумраке стены и решетки.
В какие столетья он смотрит невидящим взором,
На миг посетителя, невыносимо короткий,
Приставленный к стенке забытым в веках приговором…
Вот странное дело, нелепица Мафусаила,
Кого пригвоздили к проклятью художника руки –
И Рембрандта нет, и века укачала могила,
А он не сомкнет этих глаз из печали и муки.
А он остановлен застывшим видением яви,
Из высохших глаз вытекают пески и кошмары.
Его безымянность великий решил обезглавить,
Удачная сделка, два гульдена, вечность в подарок.
Бабочки и сны
Он принял эту лампу за луну,
Он говорил с ней ночи через шторы,
Как говорят идущие ко дну,
Висящие на нитке разговора.
Я думаю, ей было все равно,
Что где-то жгут созвездья и планеты,
Качался мир кирпичною стеной,
Качался луч единственного света
И все такое, бабочки и сны
Сошлись на этой стороне луны.
Она горела дольше сигареты,
Ему хватило этой тишины.
Она еще горела до рассвета.
Когда кричат чайки
Когда рассеялся туман,
Остался берег одинокий –
И череда теней глубоких
Тянулась через океан.
Безмолвно в сторону заката
Шла вереница пилигримов
Земли и побережья мимо.
Как в госпитальную палату,
Младенцев на руках качая,
Души изломанное тело
Нес каждый встречный в крике чаек.
А море черное шумело,
Лодыжки пеной обжигая.
Я сосчитала всех овечек,
Последний парус Илиады,
Пока туман смыкался млечный
Над выходящими из ада.
Город на миллион
Все удалитесь
Быть наедине
Со мною листьям
Спящим обо мне
В подножье зим
У изголовья дня
Всем им не обнимающим меня
Всем облетевшим
С губ и тополей
Навеки здешним
В комнате моей
У берега на миллион ворон
Побегом улиц
Ворохом имен
Всем кто уснули
Обнимая сон
Зачем деревья руки не ломают
Их покоренье
Я знаю
Гроза
Оно смотрело, мрачное, без глаз,
Не различало – чувствовало нас.
Там говорили громы меж собой,
Волна у ног с небесною волной.
Ну кто я здесь – подслушивать их мысль…
Бессмысленно, бессмысленно, как жизнь.
Где небеса, где море без костей –
Такая сила выше правды всей.
И дождь пошел, как будто из груди
Пролилось все, что небу не спасти.
Пусть это было птичье молоко –
Нас обмануть, не верящих, легко.
Белая песня
Голос живой плачет
Ночью на побережье.
В темных глазах рыбачек
Ворон клюет черешню.
Вымокли их юбки,
Высохли ягодицы,
Старый рыбак трубку
Вытряхнул на ресницы.
Пепел летит с неба,
Соль в облаках белых.
Пепел летит в небо
Криком зрачков спелых.
Ветер один качает
Белые колыбели –
Звали морских чаек,
Облака прилетели.
Крик их поймал сетью
Белый старик в лодке.
Голос вернул детям,
Рыбу отдал сироткам.
Только кричит ворон:
– Сироты твои дети!
Дай же ты им неба,
Кинь же на всех невод,
Не урони волос…
В час пополуночи
В час пополуночи белый как снег
Ангел бредет седой.
Каждый подумал: «Вот человек
Идет не спеша домой».
Каждый заметил: «Давай скорей,
Этот гром неспроста!»
Ветхозаветный, как иудей,
Ангел ответил: «Да».
То-то глаза у него темны,
То-то отводят взгляд.
Знали бы дети, какие сны
Эти глаза глядят.
История одного потопа
Спит рыба, спит распотрошенный крик.
И лампочка в глазах ее горит,
Как звездочка горит на дне колодца.
Во сне однажды рыба повернется,
Она еще с тобой заговорит –
И море мертвое из глаза разольется.
Пожмешь тогда протянутый плавник?
А вдруг она над шуткой захохочет –
И тонешь ты в водовороте ночи...
Привидится же странное на миг:
Как будто там, в ее глазах, Старик…
…И звездочка глядит на материк.
На холме
Ветров и снегов немерено
У неба со всех сторон.
И гнется убогое дерево,
Взобравшееся на склон.
Цветы эти пчел не видели,
Не пили цветочный мед
Сироты у врат родителя.
Ах, кто ж его кружкой пьет?
А пьют его дети малые
В своих расписных сундучках,
И птицы поют, не жалуясь
На прах, уходящий в прах.
Ах, где же тот пух и лебеди,
Ну лебеди-то кому?
Вот этим, упавшим в трепете
Еще на пути к холму?
И думает древо шепотом,
Торчащее под дождем:
«А столько воды и грохота
Куда в облаках несем?..»
Чтобы было
Чтобы было. Хорошо.
Жило-было, обрывалось.
Словно праведник прошел,
Не касаясь… Показалось.
И покажется опять
Та же улица, дорога.
Кто-то ходит умирать.
Кто-то просто верит в Бога.
Гармошка
А гармошка была – поискать!
Как с полслова за ворот рванет
И давай заливать, заливать.
Врет, конечно, но праведно врет.
Только спросит: «Ну что вы, орлы?» –
Так и выгнется грудь колесом,
И плечам пиджачонки малы.
А она: «Так-так-так, молодцом!»
И пойдет хороводы водить…
Да вприсядочку, да казачок…
Чтоб по-русски – подошвы отбить,
Чтоб любить-целовать горячо.
Как пойдет по душам говорить,
Так и все тебе, брат, нипочем.
Эх, гармошка была – поискать…
Вот заморская птица поет.
Может, что и хотела соврать,
Только кто ее, дуру, поймет.
Гармонист
Маше
Здесь часы говорят: «Всегда»,
Только в городе нет часов,
И бежит сквозь него вода
И столетий, и голосов.
И стоит он сухой как лист,
Поднимая на солнце пух.
Ходит городом гармонист,
Может, Бог, а может, пастух.
Гармонист, он понятно чей.
Русский, стало быть, городок.
Где-то должен звенеть ручей
И кисельным быть бережок.
Я узнаю свой дом во сне,
Посмотрю еще наяву,
Как мальчишка, знакомый мне,
Красит облако и траву.
Здесь всегда цветет виноград –
А когда ему здесь цвести?
И часы говорят: «Назад!»
Только некому завести.
Эй, малыш – я не помню ни-
чьих имен, ни твоей судьбы…
Не сади ты, повремени
С древом времени у избы.
Слушай, слушай же – гармонист
Повторит еще много раз:
«Будет берег за речкой мглист.
Будет и возвращенья час».
А когда ты войдешь в пыли
В этот сон или в этот дом,
Скажет он: «Мы огонь зажгли.
Посидим за одним столом».
За жисть
Душа моя, ну что тебе сказать,
Чего бы ты сама не понимала?
Темна вода и пусто у причала.
Пора, пора отсюда уплывать.
Куда-нибудь. Не спрашивай куда.
Такое дело, глупая примета –
Где до ожогов жарким было лето,
Там до кости протянут холода.
Ну, покури, ну, потрепись за жисть,
Потри ладони. Вечер. Холодает.
С какой тоской собака чья-то лает...
Не по тебе, смотри не обернись.
Бросай окурком лишнее «прощай»,
Поматерись на гнусную погоду.
И, опуская весла в злую воду,
Плыви по ней и губы не кусай.
Последние публикации:
Планета потерянных –
(12/02/2024)
Хоровод –
(26/01/2024)
В палате мер и весов –
(28/12/2022)
Город на холмах –
(19/12/2022)
Орион –
(06/12/2022)
Проверочное слово –
(09/12/2021)
По улице Грина –
(02/11/2021)
На верески и остролисты –
(09/09/2021)
Эта сволочь –
(27/05/2021)
Коник –
(24/09/2020)
Необходимо зарегистрироваться, чтобы иметь возможность оставлять комментарии и подписываться на материалы
