Последние ответы
Маше
Как маленькие звезды мерцающего звука
В темном молчании.
Они искрятся сквозь летнюю тишину
Рассыпчатым ритмом:
Они переносят тени на своих крошечных голосах.
Но на ярких нотах проснувшихся птиц,
Мелькающих от дерева к дереву пока не вспыхнет весь лес -
О золотистая колоратура зари! –
Сверчки-звезды медленно гаснут –
Пан, дуй в свирель и буду я
Твой лес и дол, мечта твоя!
Тебя услышав и поймав
Твой быстрый взгляд, к тебе воззвав,
Сбежать хотела из дубрав,
Где ты царил. Дуй и спою
Я под мелодию твою!
Свободе научил, о Бог! –
И музыке, Дикарь! Как смог
Помочь переступить порог
Познанья тела? Дуй же, дуй
В свирель! Я – страстный поцелуй
Твой, нимфа и звезда
И рифма к лету, Бог мой, - да!
Открой же дверь.
Подними воротник пальто,
Закутайся в изменчивый шарф влажной мглы.
Исповедайся в грехах жемчужному туману
И познай - только сегодня - ночь, погружающую в себя,
Странную как полузначения,
Что затаились в робких глазах мудрой женщины.
Да, исповедуйся в грехах
И познай, насколько безразличен туман
К законам, попранным тобой.
Человек был распят. Странник, он пришел в город,
был обвинён, и пригвожден к кресту. Он умирал медленно.
Смеялся над толпой. «Гвозди железные», сказал он,
«Вы дешёвки. В моей стране когда мы распинаем мы пользуемся
серебряными гвоздями…» И продолжал насмехаться. Сначала они
не поняли его. Позднее они говорили о нём изменившимися
голосами в барах, кегельбанах и церквях.
До них дошло, что каждого человека распинают только один раз
в жизни и закон человечности требует для этого
серебряных гвоздей. Ему была воздвигнута статуя на центральной
площади. Не спросив его имени когда он был
среди них, они написали Иоанн Сребногвоздный на
статуе.
Что мы видим здесь в песчаных дюнах белой луны наедине с нашими мыслями, Билл,
Наедине с нашими мечтами, Билл, мягкими, как танцующие женщины с повязанными вокруг голов шарфами,
Наедине с возникающими один за другим образами всех мертвецов,
Мертвецов, которых больше, чем всех этих песчинок, нагромождённых поодиночке здесь под луной,
Нагромождённых до самой линии горизонта, меняющей формы по желанию руки ветра,
Что мы видим здесь, Билл, снаружи того, обо что мудрецы бьются головой,
Снаружи того, к чему взывают поэты и на что солдаты бросаются безрассудно и ради чего они оставляют под солнцем свои черепа - что, Билл?
Я написал стихотворение о тумане
И женщина спросила меня что я хотел им сказать.
До этого я думал только о красоте тумана, о том, как смешиваются и кружатся в нём жемчуг и серый цвет
И превращают тусклые хижины с зажжёнными вечером лампами в заострённые наконечники тайны, вибрирующие цветом.
Я ответил:
Целый мир был туманом когда-то давно и однажды он снова станет туманом,
Наши черепа и лёгкие состоят больше из воды, чем из костей и плоти
И все поэты любят пыль и туман потому что все последние ответы
Спешат превратиться в пыль и туман.
Продолжай светить, луна лета.
Свети на листья травы, катальпы и дуба,
Всё серебрится под твоим дождём этой ночью.
Итальянский юноша этой ночью шлёт тебе песни, спетые под аккордеон.
Польский юноша встречается со своей возлюбленной; в следующем месяце они станут мужем и женой;
этой ночью они дарят тебе поцелуи;
Старик-сосед забылся сном над отблеском лунным, застывшем на вишне в заднем дворике.
Часы говорят, что я должен идти – я всё сижу здесь на заднем крыльце и пью белые мысли, ниспадающие с тебя дождём.
Продолжай светить, луна.
Лей всё больше серебра, меняющего мир.
Необходимо зарегистрироваться, чтобы иметь возможность оставлять комментарии и подписываться на материалы
