Видеть всплывать из смотреть
Павел Кричевский (17/12/2018)
Поражение
Попугая можно научить говорить по-человечески, но когда
его хватает лиса, он кричит как попугай!
Д.А. Пригов. «Что меня поразило»
Лиса хватая попугая и начиная его есть
подумала – живу я в целом немного лет,
от силы пять-шесть,
и вот что отведать предложил мне
вот чем вдруг угостил поэт:
человеческой речью, спрятанной в попугая глубине
под внешним криком,
под попугайским языком на самом дне.
А попугай поэта поразил, но это поражение поэта
было попугаем в нечеловеческую речь одето,
а поэтом – в человеческую,
но и поэт попугая поразил, позволив мне его схватить
(и попугай спрятал поглубже речь
и жизнь свою скормить готов,
сберечь однако речи нить,
хоть что потом ею связать?)
То есть это было их взаимное поражение,
думала лиса,
пытаясь человеческую речь извлечь, достать
по звукам по словам по многоточиям
своим языком из-под попугайского.
И еще думала лиса – чем поражение
поэта и попугая взаимней, тем оно вкуснее.
И еще думала лиса – а если бы большого поэта
схватила гигантская лиса,
то он бы говорил стихами
или кричал бы он по-попугайски?
Но в это время думающая лиса съела всю попугая жизнь
хоть и говорила ему – держись
пока я не докопалась до человеческой речи –
и попугай, раньше говоривший по-человечески
А теперь уже не кричавший даже по-попугайски пронзительно
стал молчанием
и это было для лисы совершенно поразительно.
Вот так всеобщим поражением
закончилась встреча трех тел
с тремя живыми языками,
ищущими.
Идеальное стихотворение
(Переложение из Каве Акбара)
В мерцающей империи бога стада трицератопсов
кувыркаются на равнинах. Ангелы лежат на солнце,
жуют мальвы, трут свои брюшки и тихо жужжат
себе под нос, но кое-что прорывается
наружу идеальными стихами.
Здесь на земле мы все время болтаем и в каждом разговоре
меряемся силой и поддаемся искушению.
Меряемся силой: Я абсолютно понимаю тебя.
Поддаемся искушению: В следующий раз
я этого вслух не скажу.
Именно так идеальное стихотворение
поедает своих братьев и сестер
в утробе, как песчаная акула или звезда,
когда становится черной дырой,
а потом бродит повсюду, лишая нас разума.
Мы знаем, что большая часть
нашей вселенной подевалась куда-то.
Идеальное стихотворение знает,
куда она исчезла.
Идеальное стихотворение не больше медведя.
В день своего рождения
оно надевает шляпку с черной вуалью,
которая без устали лепечет о
кометном пепле и десяти тысячах почках
готовых распуститься на языке.
Подобно людям и воронам, идеальное стихотворение
запоминает лица, испытывает неприязнь.
Оно выполняет свои обещания. Идеальное стихотворение –
не золото, не свинец и не запертые садовые ворота
и не парус, бьющийся на штормовом ветру.
Идеальное стихотворение больше всего
любит играть в самого себя.
Оно - не состояние ума и не сомнение,
не хорошая и не плохая привычка
и не цветок любого цвета.
Оно не отвечает на вопросы.
Идеальное стихотворение
легкое, как пыль
на крыле летучей мыши
и одинокое, как блоха.
Многих поэтов расстреляли
Расстрельщикам запретили смотреть осужденному в глаза,
но перед самым залпом в желтом ядовитом лунном дыму
один из них не выдержал нырнул в его глаза – озера бледные.
И ловким взглядом ищет – что там на дне? Не видно дна.
Лишь струи памяти все холодней и чище.
Вот откуда льется молчание.
Левее тонет и в узком месте соединенья озер
не дно еще – тяжелый сгусток плотных донных вод -
предсмертная молитва земная. В себя не пустит, не всплывет
и тонущего собой не увлечет и не спасет.
А сверху над поверхностью звук тянется кверху нитью,
озер поверхность сшить не может с небом.
Растаял лунный дым, что жадно плел сеть света
и не выбраться.
С тех пор не видеть разучился, как все не видят.
Смотрит на людей – в них сердце дышит,
и звук над миром тонкий нескончаемой строкой…
Еще одно стихотворение о счастье
( Переложение из Питера Кулей)
Дело не в том, что мы не умираем.
Всё умирает.
Мы слышим сплетни о конце света
никто из нас не останется посмотреть.
И не в том дело, что мы не уроды.
Мы уроды.
Сними туфли и посмотри на свои ноги.
Ты мог бы уткой быть,
нет, утконосом,
твои ноги просто отвлекают внимание
от твоего уродливого носа.
И не то, чтоб мы не путешествовали,
мы путешествуем.
Но не широченное Средиземное море
несет нас против мирового течения,
а придуманное море, придуманная улица.
Крылатые разрушители, мы путаем воду и небо
охотно, поэтому кто-то там снаружи спрашивает
вы летаете или плаваете?
Этот кто-то завидует смертному счастью
как и каждый на другой стороне, мертвые
которые стоят на вахте,
которые обменяли бы свое блаженство,
свой отлив, штиль вечности
на один день здесь, живыми средь нас.
Они знают море и небо, по которым я хожу
плаваю или летаю, они знают что ничего из этого -
ни танцев-замираний, поворотов, поворотов,
ни постоянных ветра метаморфоз,
я не могу передать напевая про себя –
новорожденные утра нескончаемые
***
первые ночные заморозки думают осень ласкают строго
дачники ворота запирают в город уезжают
прирученные летом псы остаются у ворот снаружи
в поле возле деревни в трубе среднего размера
диаметром скажем с полную луну
молодая бездомная сука родила щенков одиннадцать
лежала мать усталая счастливая в тоннеле он соединял
небо и землю луну полную кипящего холодного огня
и трубу железную теплыми руками человека
сделанную случайно брошенную в поле
в рай ворота не заперты
щенки барахтались у сосков два на один
из их тел испуганная жизнь сложить пыталась
Слово которое было в начале
не получилось
***
(из Джой Ладин)
Время тоже боится пройти, оно зияет дырами
через которые чувствует, как истекает.
Время потеет ночью
когда все другие измерения спят.
Время растеряло все свои детские фото.
Время состарилось. Неповоротливое, медлительное,
оно уже не может подкрасться незаметно,
спрятаться в траве, погнаться, застать врасплох.
Не может постигнуть как не растоптать то,
что оно хотело бы благословить.
***
(Переложение из Майкла Мейерхофера)
Моя мама отправила мне
смску с того света.
В ней говорилось:
Рада, что ты не здесь.
Это у нее вошло в привычку.
Она считает, что таким образом помогает мне
скрасить оставшиеся мне дни.
Но я знаю, что это потому что я
единственный из тех, кто еще здесь,
не изменил своего номера.
На заднем дворике
(Переложение из Патрисии Хупер)
Ястреб стремглав бросается
на белку у моей кормушки
и оставляет только свою подпись:
кровь на снегу.
Все утро он кружил над двориком,
потом нырнул, изумившись своему отражению
в стеклянном небе моего окна,
и через несколько минут вернулся,
бесстрашно пикируя в узкую щель
между изгородью и домом.
Я наблюдал
траекторию его падения, его упорство,
и как белка рванулась
к водосточной трубе,
но затихла
под горячим телом ястреба,
когти в беличьих ребрах,
внезапный порыв ветра в то самое мгновение,
когда он поднялся над забором,
кормушка,
вершины кленов и домов.
Я продолжаю видеть это –
не ужас белки и не точность ястреба,
но –
тебя вырывают из твоего мира,
и ты изумленно смотришь,
как уменьшается двор, как наклоняется земля
с заснеженными полями,
и вот твоя тень летит по земле,
все дальше и дальше
внизу.
Художественное кафе
она вырезает на барной стойке ножом
портреты завсегдатаев полный рост анфас
тела игнорирует только скелеты звериные зубы когти
завсегдатаи относятся к ее художествам со снисходительною опаской
угощают художницу light my fire деликатесы виски
вкус у нее безупречный
подходят поэты просят очистить от лишних слов
потрошит умело нож не выпускает из рук
только хозяин кафе молчун неотрывно наблюдающий за движением
видит слова падают скелеты впиваются в них когтями зубами
утоляют голод неутолимый как счастливый сон
хозяин кафе и художница всегда рядом
когда-то давно она вырезала у него сердце
и хранит его с тех пор на кончике ножа
***
воздух чужая страна нам листья летят
в полете только живут
родились когда оторвались от роста
сбежали из лета темницы
не утонули в расплавленном золоте
выжили свет холодный и тонкий струят
шорохи забытые слов имена
воду лесного тихого озера
помнишь там где родник
укрывают собою
чтоб наши отражения сберечь сохранить
от слов языков забывших свои имена
звенящие пропасти взглядов
слова языков воздух своею считают страной
жиром смыслов набитые ходят грузные топчут
легкокрылые шорохи листьев
чья страна воздух
Межсезонье
ветер вслушивается в себя пусто
стало чище вымерзает саранча
слов осень-зима слизала съела без хруста
оскалилась небом молчат
на северной границе я страхи
хоть никто их не проглотит ядовиты
насквозь только себя боятся ах и
рузвельт мол скромно ушел и сыто
сказал уходом сталину с черчиллем съесть
гитлера за победу завещаю а те и рады
рассуждают дожевывая большую смерть
вот посмотри маленькая рузвельтова
завидуя пасется рядом
северная граница я мгновенье
подавившихся собою пропитано ядом
остается только перешагнуть перелететь
охотясь за собственною тенью
летящей по земле
уже раскалившейся добела
не догоню
***
глубокая осень до дна прозрачна
на такой глубине замки слов пусты
броди в них смотри как
мертвые статуи смыслов рассыпаются
и эха тень убегает
желто-красная кровь мелководья
сгущалась чернела
черный тонет в глубине этой осени
растворяется в чистом белом
и уже слова белы изнутри
видеть всплывать из смотреть
Стоя над муравейником зимним то ли уснувшим, то ли умершим
тень всегда голодна
ест кусты и деревья живьем
отраженья живые водой
снега оранжевый стыдный румянец
смелые раны рассветные
кровь неба с веток струится
заливает слова
лижет лакает грызет
живое и неживое не различает
тень
хочет время найти
изжевать проглотить.
время телом растет из тени
ожиданьем увидеть под тенью вечность-испуг
под чмоканьем чавканьем голодным рычанием
вечность-испуг
жизнями истекает от страха
ждет их возвращения
тоже голодная
Последние публикации:
Формы любви –
(20/03/2020)
Волны Гебра –
(21/02/2020)
Измерить вечность –
(11/02/2020)
Звук светится изнутри –
(02/10/2019)
В недрах –
(27/09/2019)
Там, где в пространстве затерялось время (Опыт прочтения стихотворения А. Фета «Никогда») –
(02/07/2019)
Все стайкой в неведомый край –
(26/09/2018)
Чёрные горизонты –
(20/07/2018)
Белым по белому –
(06/04/2018)
Человеческим голосом –
(28/11/2017)
Необходимо зарегистрироваться, чтобы иметь возможность оставлять комментарии и подписываться на материалы
