Проза

Я, как обычно, лежал и слушал звуки пустой квартиры.

Хотя, наверное, не правильно говорить, что я лежал, лежало тело, которое когда-то было моим. Интересно все же, к чему можно отнести местоимение «я», если уже несколько лет тело тебе неподвластно? Что скрывается за этим «я» в данных обстоятельствах? Разум? Мысли? Память?

Хорошо верующим – у них есть душа, с которой они себя ассоциируют. Но где она? Что она? Если она все же есть, то есть ли она и у неверующих?

Никто не знает.

Вам не представить, сколько разных рассуждений могут посетить вас, если вы больше двух лет лишены возможности двигаться, говорить, вы превращены в некий механизм по перевариванию того, чем вас кормят и некое хранилище накопленной ранее информации, которую вы пытаетесь рассматривать с разных сторон, под различными углами, с противоположенных точек зрения, лишь бы только занять свой еще неокончательно отбившийся от рук разум.

Конечно, меня пугало, что порой, а в последнее время все чаще, этот самый разум выходил из повиновения, видимо, там, под черепной коробкой какие-то сосуды опять не справлялись со своей задачей. Пугало то, что в любой раз взбрыкнувшийся разум может не вернуться, окончательно отказавшись повиноваться моим поводьям.

Но был не только страх…

Не только испуг я испытывал, но и благодарность к этим бунтам своего мозга, потому что они частенько приносили прекрасные образы и видения, которые позволяли мне чувствовать себя живым человеком, а кроме того, в таких ситуациях время летело с бешенной скоростью, а не тянулось, как теперь.

Скрипнула и хлопнула входная дверь, полетели на пол прихожей ботинки, а поспешные легкие шаги направились к моей комнате – вернулся из школы Ваня, он всегда возвращался первым, а значит, через часик придет в свой обеденный перерыв Нина, чтобы покормить меня.

Приоткрылась дверь, в комнату просунулась его белобрысая голова, кивнув мне, Ваня улыбнулся и скрылся, побежал на кухню.

Хороший парень, как Нине повезло с ним!

Мне верилось, что я улыбаюсь. Интересно, что при этом происходило с моими губами?

Губы… Глаза… Глаза начали закрываться, побежали перед ними мелкие черные мушки, расплылись красноватые круги, и…

«Губы были чуть влажны, казалось по ним еще сбегают капли дождя, оставленного нами за дверями трамвая. В раскачивающемся и поскрипывающем вагоне опять никого не было. Мы со смехом, стряхивая остатки воды с одежды, побежали на переднее двойное сиденье. Вера, легко отпихнув меня, успела, хлопая от восторга в ладоши, занять место у окна, а я, засунув папку с конспектами между спинкой сиденья и своей спиной, освободил руки, взял в ладони ее лицо и припал к губам, которые были чуть влажны, казалось по ним еще сбегают капли дождя…»

- Папа, надо поесть, - выдернул меня из трамвая голос Нины, мне казалось, что мы с Верой уже успели дважды прокатиться по нашему любимому маршруту, но перестук колес оказался только пульсирующей болью в висках.

Я окончательно пришел в себя.

К моим губам была прижата ложка с бульоном. Глоток дался с трудом, второй легче.

Интересно, если бы я приложил усилия и поддался уговорам на упражнения, то может уже мог бы не только глотать, а и говорить, но я этого не хотел.

Я не знал, что им всем сказать.

Уж лучше я останусь нем до самого конца. Конец… А каким он будет? Замечу ли я его приближение? Лучше всего, чтобы он пришел в момент очередного видения, не хочу встречать его в полном сознании и в полном осознании происходящего. Готов ли я к нему? А что значит быть готовым к нему? Помню, часто слышал и читал – «старик был готов к смерти, старик молил о смерти».

Удивительно, но мой разум, мое сознание избегало мыслей об этом, хотя я и понимал, что тело уже давно переступило эту черту.

Два года назад, когда конец должен был наступить там, на пригородной дороге, я ничего не предчувствовал. Может поэтому он тогда и не наступил. Или все же….

 

«- Мне на лекцию. Вечером, как обычно? – я стоял на подножке трамвая.

- Вадик, - Вера склонилась и обняла меня за шею, прижавшись щекой, - я не доживу до вечера. Останься, поехали со мной.

- Нет, честно, очень важная лекция, - и я спрыгнул с подножки…»

 

- Папа, давай еще пару ложек, - я открыл глаза вернувшись.

Нина обтерла полотенцем мое лицо, наклонилась, чмокнула в лоб:

- До вечера, - ушла, гремела посудой на кухне, о чем-то говорила с Ваней, потом вышла в прихожую, зашуршала плащом, хлопнула дверью.

 

Вспомнился тот вечер на кухне нашей с Верой квартиры, когда туда пришли Нина и Алексей.

Они принесли шоколадный тортик, и мы заварили чай.

- Вы не представляете! – у Нины набегали слезы на глаза. – Мы только вошли в этот зал, где все дети… Директриса говорила, пойдемте, посмотрите на детишек, сейчас они там все играют… Мы вошли, и …, - она не смогла справиться со слезами, мы ждали. – Он вскочил, подбежал, обхватил меня за ноги… Мама, говорит…

Плакала уже и Вера.

- Может, он всех так встречает… - неуверенно вмешался Алексей.

- Нет, Леша, я же сразу почувствовала его…

Наша дочь, Нина, и Алексей были женаты уже больше десяти лет. Вылечить Нину не удавалось, надежды на осталось, вот они и решились на посещение детского дома.

Торт стоял нетронутый.

А через три месяца четырехлетний Ваня переехал в квартиру Нины и Алексея…

 

«Я выскочил из дверей института, с волнением огляделся – Вера ждала на обычном месте, присев на скамейку у памятника великому физику…»

 

Видение оборвалось совершенно неожиданно, мы даже не успели добежать до трамвайной остановки, вместо этого разум, в который уже раз, начал пересказывать мне мою жизнь, которую я знал во всех деталях, тех, что были давно и хорошо знакомы и тех, что дорисовывались и осознавались теперь, по прошествии лет и при отсутствии настоящего…

Я решился оставить научную карьеру, когда стало окончательно понятно, что в нынешних условиях она не способна прокормить, а дочь уже выросла, скоро придет пора создать ей свою семью, для принятия которой наша малогабаритная «хрущевка» совсем не подходила. Может я бы сам и не решился на такой, казалось, отчаянный шаг, но Эдуард – мой ученик нарисовал радужные перспективы частного бизнеса, вот я и бросился в этот еще неведомый тогда омут.

Вера мужественно переживала первое время, когда я перестал приносить домой хоть и не большую, но регулярную зарплату, когда погряз в кредитах, когда у парадной нас порой встречали не любезные бритоголовые люди в кожаных куртках.

Так продолжалось несколько лет, мы даже не заметили перелома, когда вдруг обнаружили, что практически ни в чем, по меркам прошлой жизни, себе не отказывая, находили в своих кошельках в конце месяца неистраченные деньги.

Если с Верой мы были знакомы с детства, учились в одном классе, то Нина встретила Алексея, уже когда работала, после Университета.

На их свадьбу мы подарили им ключи от шикарной двухкомнатной квартиры, в одной из комнат которой я теперь и лежал.

Трамвай… Удивительно, это было местом наших с Верой свиданий. Мы исколесили весь город. Почему? Я не знаю, наверное, и она не знала. Так сложилось… Трамвай… Можно спрятаться от дождя или снега, можно смотреть на жизнь в окно, прижавшись друг к другу…

 

«- Давай, найдем где-нибудь брошенный старый вагон и поселимся в нем!

- Нет, Вадик, брошенный, не будет раскачиваться и скрипеть не будет. Это будет скучно. Лучше разбогатеем, купим себе трамвай, построим свои пути и…»

 

Ваня оказался удивительным созданием. Он боготворил, поклонялся и служил Нине, у меня ни на секунду не возникало сомнения, глядя на них, что она действительно для него настоящая мама. Было смешно наблюдать, когда он еще маленький, неловкий, пытаясь предугадать ее пожелания или, услышав просьбу, адресованную даже не к нему, бросался исполнять, при этом что-то ломая, разбивая, нанося урон себе…

Как-то я и Вера гуляли с Ваней во дворе, была снежная зима, сугробы, наледи. Во двор вошла Нина, возвращаясь с работы, ребенок засветился своей открытой, радужной улыбкой, Нина пошла к нему распахнув руки, поскользнулась, упала и сморщившись начала потирать ушибленный локоть.

Ваня схватил свою детскую лопатку и бросился пытаться разбивать лед на дорожке, плача от бессилья, а на следующий день, идя на прогулку, захватил с собой из дома молоток и продолжил борьбу со льдом…

 

Настал вечер, вернулась с работы Нина, началась ежедневная процедура смены памперса, обмывания моего бывшего тела, это были самые для меня унизительные ежедневные моменты нынешнего существования.

Вспомнилось, как годам к шести стала обуревать Ваню мечта о собаке. Он просил покупать ему книжки, где были рисунки или фотографии собак, он вырезал их изображения из детских журналов, а на улице просто замирал, если встречал это животное. Он изводился, он жалобно поднимал брови, если по телевизору шел фильм про эти создания.

Я не выдержал и уговорил Веру, мы подарили ему на семилетие щенка спаниеля.

Такого праздника в доме своей дочери я еще не видел.

Но…

Щенок изодрал новые ботинки Алексея, нагадил в его тапки…

 

«- Я стану великим ученым и научу трамваи летать.

- Зачем, Вадик?

- Ты представь, мы едем по нашему городу, потом взлетаем, и вот мы уже катим по рельсам Парижа.

- Ты хочешь в Париж?

- Не знаю, наверное, а ты?

- Я хочу там, где ты…»

 

Я открыл глаза, из комнаты Вани раздается приглушенные голоса – Нина проверяет, как он выучил уроки.

Я вспомнил, как в одном из младших классов он получил «неуд» накануне родительского собрания. Вернувшись оттуда, Нина посетовала мне, а я как раз в этот вечер сидел с Ваней, что учительница жалуется на ребенка, мол, не внимательный, плохо готовится…

 Дверь в кухню была открыта, и я увидел замершего в коридоре внука.

На выходные Нина и Алексей уехали к друзьям на дачу, а я остался с Ваней у них в квартире.

В субботу, отправив его спать, сидел перед телевизором, когда обратил внимание на свет, пробивавшийся из-под двери детской.

Вошел:

- Ваня, ты почему не спишь?

Ребенок сидел за столом над раскрытыми тетрадями и учебниками.

- Деда, мне надо, я не хочу маму подводить. Никто не должен делать и говорить так, чтобы ей было плохо. Она не должна переживать. Я так ее защищать буду. Всегда. Она моя мама!

 

Трамвай…

Нет, нет… Не то… Собаки не стало… Почему? Я же ее принес?

Вспомнил. Она испортила обувь Алексея… Я тогда пришел… Зачем? Нет, это не помню, помню это – Алексей:

- Ниночка, душа моя, пойми, это всего лишь щенок, представляешь, что будет, когда она вырастет? Нам самим тут не развернуться. И этот запах!

- Леша, но это ребенку надо. Это же…

- Это просто лишняя грязь, ты посмотри на свою одежду, вся в каких-то пятнах, шерсти! Эта же псина лазает по шкафам. Ты на себя посмотри, как ты выглядишь!

Он хлопнул дверью и вышел.

Собаки на стало на следующий день.

- Я ее Светке подарил, она хотела, - рассказывал мне Ваня, в его глазах не было ни сомнения, ни сожаления. – Так лучше, нельзя, чтобы маму ругали…

 

Закрыл глаза, я только собирался отпустить свое сознание в поездку на трамвае, но в этот момент сильно хлопнула дверь, раздался громкий крик Алексея:

- Нина, ты где!? Тапки где?

Скрипнула дверь детской, заспешили шаги Нины.

Нет, раньше Алексей не дружил с выпивкой, это началось в последние год-два. Но началось сразу по полной, без удержу. Еще до…, нет, кажется, после того…

 

Мы с Верой решили построить большой загородный дом, чтобы вся семья жила вместе.

- Давай его в виде трамвайного вагона построим, - смеялся я.

- Нет уж, Вадик, можешь себе времяночку пристроить в виде вагона.

- Отличная идея! Так и сделаю. Построю за домом кусок путей и….

Эдик выслушал мои грандиозные планы, но заявил:

- Вадим, сейчас вынимать деньги не самый удобный момент. Грядет великолепный тендер, надо аккумулировать средства, а вот через годик…

Я не готов был ждать, наша с Верой мечта не терпела отсрочек, мечту надо реализовывать в момент ее расцвета, а не пытаться с опозданием гоняться за уже погасшими звездами.

Я заложил нашу квартиру, взял кредит, и стройка началась…

Вера умерла внезапно, когда заканчивали строить второй этаж – инфаркт, и ее не стало.

А через три месяца рухнуло все.

Эдик приехал ко мне за город, я жил тогда во времянке, которая только-только начала обретать очертания трамвайного вагона из нашего с Верой детства.

Он вкрадчиво и лаконично объяснил мне, что я теперь больше не совладелец компании, что племянник главы администрации оказался более перспективным партнером, что теперь я могу рассчитывать только на государственную пенсию и так далее.

Он уехал.

Резко и обильно забегали в моих глазах мелкие черные мушки, руки подрагивали, я сел в машину и выехал на дорогу в сторону города…

Как теперь знаю, инсульт привел к аварии, которая явилась причиной перелома позвоночника.

Реализация заложенной квартиры и недостроенного дома не позволила не то, чтобы нанять мне сиделку или оплатить реабилитацию, денег не хватило даже на покрытие кредита в полном объеме.

- Что!? – задребезжали стекла в книжном шкафу от рева Алексея на куне. – Давай ужин!

Сегодня он превзошел себя. Обычно, даже в пьяном виде, он умудрялся держать себя в руках, но в этот вечер сорвался. Крик стоял долго:

- Эти долбанные планы - дом, квартиры и вся эта херня! А на деле, мы теперь в одной комнате ютимся, потому что твой папочка не смог просчитать свои возможности. Ты считаешь это жизнью? Да ты, дура, не понимаешь… Ты взвалила на себя этого ребенка! Рассчитывала на что-то, губу раскатала, папочка все оплатит! А папочка нам всем хрен показал. Он что, о тебе думал, когда все закладывал? Теперь еще по его кредитам полжизни платить. Вот вышвырнуть тебя к черту! Достали! Еще этот лежит комнату занимает, некуда ребенка выселить! Так и будет всю жизнь между нами спать…

Я не знаю, долго ли еще продолжался этот концерт, бунт моего мозга спас меня, я уже был с Верой в трамвае…

 

 

Утром, покормив меня, Нина убежала на работу, благо офис ее работодателя находился в нашем квартале, она могла и на обед прибегать, и утром позже остальных выходить, даже Ваня уходил в школу раньше.

Я осознавал, что должен сейчас переживать прежде всего за нее, но мой мозг вовремя взбунтовался, видать опять пережался какой-то сосуд, так мне этот процесс видится…

 

«…Опять пустой вагон трамвая. Почему все же пусто? Тогда в детстве он никогда не бывал пустым. Теперь пустой, мы на сиденье за будкой вагоновожатого. Спинка жесткая из лакированных деревянных реек, на стыке рельс толкается, будто приглашает танцевать в ритме вагона.

- Давай, когда вырастем, то будем хоть иногда ездить на трамвае.

- Давай.

- Вадик, пусть это навсегда останется нашим, только нашим местом, чтобы мы, вагон и никого.

- Так и сейчас никого нет.

- Сейчас не на самом деле. Сейчас это все тебе кажется. А надо, что на самом деле. Ты так со мной потом и не ездил на трамвае.

- Сейчас же еду.

- Тебе кажется. Ты сейчас возьмешь и выйдешь…

- Да мне пора, - я встал, подошел к дверям, спустился на подножку.

- Не уходи, поехали со мной.

Я уже готов был спрыгнуть на мостовую, но заколебался…

- Вадик, не спрыгивая, поехали, не оставляй меня…

Я решительно вернулся в вагон, крепко обнял Веру, прижал к себе, до безумия реально ощутив аромат ее волос…»

 

Скрипнула и хлопнула входная дверь, полетели на пол прихожей ботинки, а поспешные легкие шаги направились к моей комнате – вернулся из школы Ваня, он всегда возвращался первым.

Хороший парень, как Нине повезло с ним!

Распахнулась дверь, Ваня решительным шагом направился ко мне, в этот момент я очень отчетливо понял, что вчера он слышал все, что кричал Алексей, а значит пришло время защитить маму.

Ребенок взял одну из подушек и положил ее мне на лицо, прижал.

Пронизала мысль: «А ведь ты и не предчувствовал». А еще очень отчетливо стало понятно, что я не готов, что я безумно хочу еще немного даже такой жизни.