Проза

 

 

 

 

 

 

Я проснулся за сорок минут до того, как должен был прозвенеть поставленный на восемь утра будильник.

Так происходило по несколько раз в месяц последние лет восемнадцать - двадцать. Мне всегда снился этот сон менее чем за час до того, как надо было вставать. Сон на одну тему, но в разных вариациях. Я уже перестал его опасаться, мне кажется, я стал его ждать, скучать без него, пытаться вызвать эти прекрасные сюжеты, хотя в те первые годы, когда он появился, я опасался его повторов.

Полежал еще несколько минут, размышляя, стоит ли засыпать. Нет, не стоит, эти минуты принесут разбитость, а не ощущение бодрости. Вылез из-под одеяла, принял душ, ушел на кухню, где, включив кофеварку, выглянул в окно – уже было светло, но пасмурно, накрапывал дождик – осень, что еще ждать от этого безрадостного времени года.

Странная природа наших привычек, курить бросил уже более десяти лет назад, даже не вспоминаю, только утром, когда делаю первый глоток кофе, рука сама начинает искать пачку. Нет, это не возникающее острое желание вдохнуть дым, как было в течение первых месяцев после бросания, просто рука тянется к полке над кухонным столом, где раньше хранились сигареты, или лезет в карман. Получается, что я отвык от никотина, а рука так и не смогла забыть привычные движения, связанные с тем или иным действием или событием.

А может это потому, что я нервничал, реально нервничал, прислушался к себе – нет, нервы были спокойны..

Я просто ждал.

Я ждал со вчерашнего вечера, вернее ждал я этого уже много лет, но вчера выяснилось, что ожидание может сегодня закончиться. В это утро должен прозвучать звонок, который, надеюсь, поставит точку в истории, начавшейся более двадцати лет назад….

 

…Тогда нам повезло, у нас совпала одна неделя отпуска. Мы договорились встретиться в маленьком поселке в Доломитах, на границе Италии и Маленькой страны. Мария должна была туда приехать из Бергамо, где уже заканчивала свою диссертацию, а я – молодой, не по возрасту, а по стажу службы, инспектор уголовной полиции - из родного города.

Это было предчувствие чуда – целая неделя, мы одни, не надо никуда торопиться, эта неделя должна была стать нашим достоянием.

Почему Доломиты? Потому что была зима, которая и в Бергамо, и у меня была ни то – ни се, а в горах – яркий снег под зимним солнцем, свежий горный воздух, который так был полезен Марии при ее хронической астме. Да, нам не было суждено наслаждаться спусками на лыжах, врачи не рекомендовали моей любви нагрузок – только неспешные прогулки по склонам.

Поселок или городок – это несколько отелей, ресторанов, жилых домов, магазинов горнолыжного снаряжения, старинный храм чуть на отшибе, подъемники к стартам трасс, и великолепные дорожки для прогулок.

Мы были, как в раю.

Мы специально сняли комнату в самом маленьком отеле, всего на четыре номера, чтобы не очутиться в шумном обществе.

На пятый день в нашем номере под вечер раздался телефонный звонок.

Я снял трубку.

- Месье Созонов?

- Да.

- Вас беспокоят администратор. Вам междугородний звонок, говорят, что по службе. Соединить?

- Да, - вздохнул я.

Что-то несколько раз пикнуло, и раздался голос Бренна – моего шефа:

- Вадим, это ты?

- Да.

- Ты действительно находишься в …? – он озвучил название поселка, где мы с Марией находились.

- Да.

- У тебя оружие с собой?

- Нет. Только две пары наручников.

- Вы что там ролевыми играми развлекаетесь?

- Нет, шеф. Просто после последней командировки забыл выкинуть их из сумки, с которой везде езжу. Что случилось?

- Там, в отеле «Норд», по информации источника, находится Зигфрид. «Норд» в том же городке, где и ты. Мы выезжаем. Группа захвата уже в пути. Прошу тебя, только очень осторожно, проведай, там ли он. Только не высовывайся. Просто присмотрись. Если будет какая-то информация, звони на мой номер, который в машине, я еду на своей, служебной. Ребята тоже выдвигаются. Только без геройства. Понял?

- Да, шеф. Все понял. Вас через сколько ждать?

- Минимум часов через пять-шесть, но группа захвата гораздо раньше. Они из местных. Блокируют выезды из поселка.

- А источник надежный?

- Да, мой личный.

- Все понял, жду. Если что-то будет меняться, позвоню.

Повесил трубку как раз тогда, когда Мария вышла из душа, который всегда принимала после прогулок хоть и по легкому, но все же морозу.

-Вадим, ты так и не переоделся? Я голодна, мы же собрались на ужин. Я уже даже знаю, что я закажу, - она обвила руками мою шею, склонилась, нет, поцелуй не был дежурным, у нас вообще ни разу еще не было дежурного поцелуя.

- Ты уверена, что твой голод можно удовлетворить едой? – спросил я, переведя дыхание.

- Я не говорила, что только едой, - рассмеялась она, - но и без еды не прожить, как и без того, что ты имел в виду.

- Какое из этих блюд будет первым?

- Конечно то, которое обеспечит силами для следующего, - она опять склонилась, щекоча мое лицо своими локонами, она прекрасно знала, что против такого аргумента я никогда не смогу возразить.

Портя все настроение, всплыл в памяти разговор с шефом.

- Мне звонили с работы.

- Уезжаешь? – голос ее потерял нежное предчувствие, он стал обыденно плоским.

- Нет. Они едут сюда. Мы никуда не уезжаем.

Мария встрепенулась:

- Они хотят провести здесь свой отпуск?

- Нет, не прикидывайся, ты же понимаешь, они по службе.

- Что случилось?

- По их информации в городке находится Зигфрид. За ним идет охота уже несколько лет. Еще до того, как я пришел в полицию. Он грабит банки, разыгрывает из себя американского гангстера. Даже были убийства при ограблениях. Последнее ограбление было уже при мне, казалось, мы его обложили, но он вывернулся. Вот теперь есть информация, что он здесь. Они едут сюда. Просили по возможности за ним понаблюдать.

- Где же он?

- Отель «Норд».

- А, это тот, мимо  которого мы сегодня выходили на склон, на самой окраине?

- Да. Мне надо туда. Ты поужинай без меня. Я должен проверить.

- Я с тобой! – Мария захлопала в ладоши. -  Я с тобой! Хочу поймать гангстера! Обожаю про них фильмы! Заткну всех теток в Бергамо с их рассказами про мафию. Они только рассказывают, а я сама поймаю настоящего гангстера! – она начала прыгать на кровати, но быстро запыхалась и успокоилась.

- Нет, останься здесь. Сходи в наш ресторанчик. Потом ложись, я думаю, что к полуночи уже вернусь.

- Ты решил меня бросить?  - Мария театрально надула губки, сморщила гримасу. – Там в «Норде» полно здоровых и красивых теток. Я тебя одного не пущу.

- Не дури.

- Ты сам не дури. Одинокий молодой парень вызовет подозрение у твоего гангстера, а вместе мы будем, как все. Ну же, согласись! Ну, мне же интересно на него посмотреть.

Мы еще пару минут поспорили, а потом, приодевшись, отправились на ужин в «Норд». Я не стал переубеждать Марию, понимая, что задача только понаблюдать.

 

Зигфрида я узнал сразу, как только мы с Марией сели на высокие табуреты в лобби баре «Норда», откуда прекрасно просматривался ресторан отеля.

Я много раз видел его фотографии и портреты, составленные по словам свидетелей. Его образ хорошо отпечатался в моей памяти – он был необычен: тонкие усики, прямой четкий пробор, будто по линейке проведенный, прилизанные набриолинные волосы, как у героев американских боевиков о тридцатых годах, белоснежная рубашка, черный галстук и серый костюм. На вид ему было тогда лет сорок, сорок с небольшим. Он сидел за столом вальяжно, как и следовало человеку, образ которого он играл, похоже, даже перед самим собой.

Мне стало интересно, а как он себя мысленно называет? Капоне? Лански? Сигел? Или еще как-то?

С ним за столом сидели еще двое мужчин. Их внешность мне была неизвестна. Вели себя спокойно, мирно, неспешно беседовали.

Я успокоился – он здесь, ничего не подозревает, скоро все закончится.

Мы с Марией заказали напитки – она минеральную воду, я вино.

Минут через десять Зигфрид аккуратно сложил салфетку, которая до этого была разложена у него на коленях, промокнул уголок губ, что-то сказал своим товарищам, встал, огляделся и направился в дальний угол ресторана, где были кабинки туалета.

Ничто не предвещало каких-то неожиданностей.

Он скрылся в мужском туалете, а через минут пять возник за спиной Марии, весело глядя мне в глаза:

- Легавый, в чем-то проблемы? Ты тут нарисовался еще несколько дней назад. Жил тихо в своем отеле, ел в соседнем ресторане, а сегодня вдруг объявился в «Норде», куда раньше и носа не казал. Что случилось?

- Вы, видимо, путаете…, - начал было я.

- Ну, ну! Я ничего не путаю. Я тебя срисовал еще при последнем моем деле. Ты молодой, хотел покрасоваться. А потом еще телевизионщикам тебя отрядили давать интервью. Хорошая у меня память. Так что случилось? – он чуть-чуть отошел в сторону, чтобы я смог увидеть пистолет, упертый в спину Марии, которая смотрела на меня в полном изумлении. – Будем  думать или скажем? Я так понимаю, что твои уже на пути сюда. Меня кто-то сдал? Понимаю, что не ты. Ты явно тут был не по делу, в сегодня тебя напрягли. Я прав?

- Я не понимаю…

- Не разыгрывай идиота. Я достаточно за тобой понаблюдал. Эта птичка не из ваших. Она, похоже, реально твоя зазноба. Хочешь рискнуть?

- Нет.

- Тогда ответь.

- Мы случайно здесь.

- Хорошо. Нет проблем. Если случайно, то все и будет хорошо. А пока мы прогуляемся в твой отель. Он такой уютный, народу мало, так будет приятно составить им компанию. Наверное, заскучали там.

Краем глаза я видел, что два соседа Зигфрида по столу уже рассчитались и двинулись к выходу.

- Вот и компания подоспела, - улыбнулся мне гангстер из-за плеча Марии,  в глаза которой я смотрел, пытаясь взглядом успокоить, но в ответ видел жуткую панику. – Вот, не поспешил бы ты, пришел бы через часок, и мы бы уже с тобой и не встретились.

Народу было много, время ужина, на нас никто не обращал внимания, поэтому покинули мы «Норд» без каких-либо недоразумений.

Недоразумений и я бы не позволил. Слава про Зигфрида ходила однозначная – он достает оружие не для того, чтобы напугать, а для того, чтобы стрелять. Я прекрасно знал, поведи кто-нибудь из нас себя не так, как от нас требовалось, и мы бы добились не угроз и призывов, а пули.

Я очень старался внешне сохранять полное спокойствие, чтобы воздействовать этим на Марию, которая была в жутком состоянии -  ее трясло, она плохо ориентировалась, одному из компании Зигфрида приходилось держать ее за плечо, чтобы она не сбивалась с пути.

У крыльца нас ждал микроавтобус. Двигатель работал, водитель поджидал нас, куря, прислонившись к капоту.

- Быстрее, - скомандовал Зигфрид, - едем в отель «Гора». Штольц сейчас поднимается сюда. Он поверит, свободна ли дорога, она же одна. Давайте скорее, он будет звонить в «Гору».

Нас запихали на заднее сиденье, по обеим сторонам от нас сели люди Зигфртда.

- Ты как?  - шепнул я.

- Плохо. Ингалятор остался в сумочке, там, на стойке.

- Тихо! – услышал я одновременно с ощутимым ударом локтем по ребрам, даже дыхание перехватило.

Я повиновался, понимая, что любые вспышки противостояния пагубно сказываются на Марии. Я хорошо помнил слова ее врача – адреналин  в малых дозах при ее заболевании даже может быть полезен, но чуть переборщишь – могут начаться невозвратимые процессы.

Ехали минут десять.

Нас вытащили из автобуса и втолкнули в холл нашей гостиницы.

Изумленному администратору был приставлен ко лбу ствол пистолета, что сразу лишило его желания задавать вопросы, вообще что-либо говорить. Его связали захваченной из машины веревкой, в рот запихали какую-то тряпку, усадили на пол за стойкой так, чтобы было не видно.

Зигфрид быстро листал журнал регистрации:

- Еще заселен номер три. Быстро!

Двое его подручных скрылись в коридоре.

А Зингфрид и водитель автобуса провели нас в наш номер, связали руки, уложили на пол, начали быстрый обыск. Удивились отсутствию оружия. Нашли наручники в моей сумке. Обшарили нас.

В комнату вбежал один из тех, что был в ресторане:

- Все, тех связали, - он кивнул на стену, за которой был соседний номер. - Звонил Штольц. Он нагнал по дороге полицейский автобус, едут сюда. Обогнать не может, там везде запрет, не хочет вызывать подозрений.

- Ясно. – Зигфрид на мгновение задумался. – Есть шанс, что они сразу к «Норду» рванут, а мы сможем съехать с горы у них за спиной. Всех заткнуть. Ты, - он обратился к пришедшему с сообщением – кляпы в соседнем номере, а мы здесь. Надо максимально долго избежать шума. Пусть шерстят «Норд». А если что пойдет не так, то у нас есть заложники, начнем торговлю. Тем более у нас есть их человек.

Говоривший со Штольцем выбежал, а оставшийся напарник Зигфрида сходил в ванную, вернулся со стопкой разнокалиберных полотенец. Выбрал самое маленькое, запихал его в рот Марии, более длинным обвязал ее голову так, чтобы не было возможности выплюнуть кляп.

- Стой! – закричал я. – У нее астма, вы убьете ее!

- Заткни этого, - распорядился Зигфрид.

Та же операция с полотенцами была совершена и со мной. Я крутился, отбивался, пытался вырваться. Наблюдая за этим, Зигфрид отдал команду:

- Этого наручникам к батареи, а девицу прикуй в ванной.

Меня подтащили под подоконник, пытались приковать к трубе отопления, мешало то, что руки связаны, сняли веревки и в ту же секунду защелкнули наручники, объединив меня с трубой в одно целое, оставив одну руку на свободе.

Я рвался, вызывая острую боль в запястье, выворачивался, но все напрасно, я мог только сесть на пол – труба была очень низко, почти над паркетом – и смотреть, как Марию за ноги оттащили в ванную, оттуда раздался щелчок пристегиваемых наручников.

- Все, пошли. Будем наблюдать, что легавые там надумали, - скомандовал Зигфрид, и  они с напарником покинули номер.

Начались часы моего ада.

Я не знал, сколько проходит минут, часов, лет, веков, я только рвался, потом замирал и прислушивался к звукам из ванной.

Я был в полном шоке, я не мог контролировать себя, я сам себе не подчинялся, я только мог слушать, я был бессилен что-либо изменить.

Оттуда, из ванной, раздавалось шебуршение, мычание, жуткий кашель, опять шебуршение, опять кашель, опять шебршение, но очень вялое, затихающее, уже не кашель, а какие-то тихие булькающие звуки, потом последнее мычание и абсолютная тишина.

В этой тишине я находился, мне кажется, вечность, ее нарушил звук распахнувшейся двери, я увидел вбегавшего Бренна и отключился.

 

Потом были фрагменты.

 

- Вадим, не ходи туда, - Бренн придерживал меня за локоть, но я и сам бы не пошел, я не хотел заходить в ванную, я хотел выйти на улицу, на мороз, на воздух. Я вырвался и вышел в коридор, холл, в темную ночь с яркими звездами на черном небосводе.

 

Я обернулся, когда с крыльца к давно стоявшему рядом фургону два человека в синих куртках снесли черный длинный мешок, который раскачивался и провисал в их руках.

 

Я понял, что можно вернулся в отель.

 

Я спутал номера, вошел в третий. Там следователь беседовал с двумя нашими соседями, на лице мужчины был синяк.

 

Вернулся в коридор и, наконец, нашел наш номер, вошел, там работали эксперты. Я, отвернувшись, прошел мимо входа в ванную, зашел в комнату -  на трубе отопления, рядом со столом, все еще были пристегнуты наручники, кто-то посыпал их порошком, чтобы снять отпечатки пальцев. Бренн обнял меня за плечи, и именно в этот момент я увидел на краю стола раскрытый складной нож. Мой нож, Мне его подарили на день рождения, его привез кто-то из коллег из командировки в Америку. Отличный нож, крупный, лезвие закалено, острое как бритва, мощное, я всегда его таскал в поездках с собой, а вчера вечером достал, чтобы нарезать яблоки, так и забыл на краю стола.

Я точно помню, что именно в этот момент пришла в голову мысль, что был шанс. Можно было дотянуться до ножа и отрезать себе кисть, освободиться. Даже, если бы не удалось отрезать кисть, то можно было бы стесать мизинец и большой палец, обрубок выскочил бы из оков, я бы освободился, и успел…

Не могу точно вспомнить, когда, то ли через день, когда шок окончательно закончился, то ли через месяц, то ли через год, очень четко возникло в памяти видение – я сижу пристегнутый к трубе отопления, поднимаю глаза и вижу торчащую над краем стола ручку ножа. Четко понимаю, что до него могу дотянуться, я точно знаю, что должен сделать, но меня парализует мысль – не смогу, потеряю от боли сознание. Я боюсь этого, или я просто боюсь. Продолжаю сидеть, не двигаясь, не протягивая руку вверх к ручке ножа.

Прошло более двадцати лет, а я так и не могу определиться, увидел ли я нож, когда меня за плечи обнимал Бренн, и тогда возникла мысль о потерянном выходе, или все же я увидел нож, сидя на полу, и мысль пришла именно тогда, когда еще не было поздно. Не могу досконально точно вспомнить то, что было со мной, пока в ванной умирала Мария. Все, что связано с этим временем, нельзя сформулировать, осознать, вспомнить.

Я никогда не отвечу, или все же не решусь ответить себе на вопрос, когда же я увидел нож?

 

Уже в Управлении я узнал, что один из членов банды Зигфрида, выдавая себя за босса, вел долгие телефонные переговоры с полицией, торгуя жизнями заложников, то есть нашими. А в это время Зингфрид с остальными спустился на снегоходах по почти отвесному склону за «Горой», про который никто, как про путь отступления, не мог и подумать. Зигфрид, как стало известно, пересек границу. Единственное, во что все верили, банда не смогла забрать с собой награбленный куш, он остался где-то в стране.

 

А через три года или четыре пришел сон. Сон про наших с Марией так и не родившихся детей.

Их двое: старший сын – Серж – ему шесть лет, а дочь – Анна – на год его младше. Они сразу же появились во сне в этом возрасте, и вот прошло более двадцати лет, а их возраст не поменялся. Не поменялись их имена и внешность. У Анны, как у Марии, вьющиеся светлые волосы, такими крупными локонами, мы их ей никогда не заплетаем в косы, они всегда спадают на плечи свободно. У Сержа волосы более жесткие и темные, он всегда коротко подстрижен. Себя во снах я не вижу, это естественно, я вижу свои руки, ноги, если наклоняюсь, то и часть тела, но целиком я не присутствую. Мой возраст…. Мне кажется, что в каждом сне я имею тот возраст, в котором мне этот сон снится. Мой образ во снах меняется с годами. А Мария… А Марии во снах никогда нет, есть только ее голос, тот – молодой, который я так хорошо помню. Сама она никогда не появляется во снах. Только голос…

Например: «Эй, компания. Пора обедать, ну-ка все к столу» - звучит из кухни. А мы сидим на ковре в гостиной, строим замок из купленного мной сегодня набора «Лего». Мы с Сержем строим, а Анна лежит рядом на животе, согнув в коленях ноги, качая ступнями в воздухе и давая нам советы. Мы с Сержем подбираем кубики так, чтобы башня была правильной формы, а Анна требует еще и подбора цвета кубиков, чтобы орнамент стены не нарушался. У нее чувство цвета и рисунка очень развито. Мы с Марией считаем, что она станет дизайнером. У Сержа много способностей. Он любит, когда ему читают что-нибудь историческое, но при этом прекрасно играет в шахматы и уже решает некоторые задачи по математике, хотя в школу еще не ходит. С его будущим у нас с Марией разные мнения.

Или другой пример. Я сижу между кроватями детей на низеньком детском стульчике, так, что колени упираются в грудь, и читаю разложенную у ног на полу книгу. Из-за приоткрытой двери детской слышен голос Марии: «Вадим, детям пора спать. Выключай свет. Если тебя так увлекают сказки, можешь взять книгу в гостиную и читать ее там хоть всю ночь».

Сегодня в моем сне мы были на берегу озера, день был жаркий, мы с детьми бесились на мелководье, в Мария звала с берега перекусить.

Вариаций сна было множество, повторы были очень редки. Он всегда снился мне незадолго до того, как прозвенит будильник, раза четыре – пять в месяц.

Природа этих снов мне не понятна. Мы никогда с Марией не обсуждали вопрос детей, вопрос семьи, нам было не до этого, мы находились в самом разгаре периода освоения другу друга.  Мы плыли по течению, полностью отдаваясь ему, чувствуя себя в раю.

И вдруг эти сны, Серж, Анна, это что-то не из прошлого, а из нашего нереализованного прошедшего будущего.

 

После возвращения из альпийского поселка шли годы, я делал карьеру, я рос по служебной лестнице, я обрастал связями, главное, я обрастал своей агентурой, своими информаторами, каждому из которых первой задачей ставилось поиск информации о Зигфриде.

Кое-что удавалось узнавать. Он всплыл во Франции, несколько удачных ограблений, потом след его проявился в Албании, потому пропадал на несколько лет, опять где-нибудь проявлялся.

И вот три дня назад поступил сигнал, что он возвращается в страну, что у него проблемы, что ему надо забрать то, что здесь припрятано более двадцати лет назад. Приезжает один, всего на несколько дней.

Я сразу же, сославшись на недомогание, взял на службе выходные, остался дома, чтобы успеть подготовиться. Решающий звонок….

 

Я даже вздрогнул, так резко запел мой мобильник, лежавший на столе рядом с чашкой кофе, выдернув меня из воспоминаний.

- Да, - с нетерпением ответил я.

- Все, как и планировалось, адрес подтверждаю, дубликат ключей положил, где договаривались. Он приехал сегодня ночью. Я свои условия выполнил, комиссар.

- Хорошо. Вылетай из страны по паспорту, который тебе  сделали в прошлом месяце, он не подан в розыск.

- Окей. Надеюсь, больше не увидимся.

В трубке зазвучали гудки отбоя.

 

Я оделся, установил на своем телефоне переадресацию вызовов на неучтенный аппарат, купленный пару дней назад в китайском квартале. Не хотелось, чтобы кто-нибудь смог бы потом отследить мои передвижения по городу в этот день.

Спустился на подземный паркинг, сел в машину и задумался. Волнения не было, не было и какого-либо возбуждения, которое порой возникает, когда долго тянувшееся дело вот-вот должно завершиться. Я скорее чувствовал странную апатию.

Первым делом заехал на вокзал, забрал из камеры хранения связку ключей, выпил кофе в привокзальном ресторанчике и поехал на окраину, к финалу этой истории.

 

Интересующий меня дом находился в середине тупикового переулка на окраине, которая давно готовилась к реконструкции. Большинство зданий пустовали, но часть еще имела некоторое количество заселенных квартир.

Развернувшись в тупике, занял место за облезлым микроавтобусом чуть вдали от цели пути так, чтобы хорошо был виден выход. Немного откинул спинку сидения и приготовился к долгому ожиданию.

В пять позвонил Герман, доложил, что день прошел спокойно, справился о моем здоровье, я покашлял в трубку, сказал, что уже почти здоров.

А через минут сорок из подъезда вышел Зигфрид.

Он сильно изменился – сутулость вместо былой прямой осанки, борода, а щегольские тонкие усики расползлись на всю верхнюю губу. При ходьбе он чуть заметно приволакивал левую ногу.

Я дал ему дойти до угла, вышел из машины и пошел следом.

Через два квартала он зашел в маленький ресторанчик, подойдя к окнам которого, я увидел, что мой объект делает заказ официанту.

Развернулся, вернулся в тупик, переставил машину к самому подъезду, из которого вышел тот, ради кого я сюда приехал, подошел к дверям, осмотрел замочную скважину, выбрал на связке подходящий ключ, открыл дверь, поднялся на второй этаж, отпер квартиру, вошел, не включая свет, присел на пуфик в прихожей, приготовился к ожиданию.

Ключ в замке входной двери заскрипел через час.

Я встал так, чтобы оказаться за спиной у входящего, и, когда хозяин переступил порог, прижал к его затылку ствол пистолета, прошептал:

- Тихо. Не дергайся, руки за спину.

Зигфрид молча повиновался, я защелкнул на его запястьях наручники, слегка подтолкнул в глубь квартиры, захлопнул дверь, прошел в гостиную, включил свет и обыскал хозяина. Оружия не было. Осторожный, оружие где-то, скорее всего, припрятано здесь, но оно меня не интересовало.

Зигфрид повернулся ко мне:

- О! Легавый, а ты постарел.

- Ты тоже не стал лучше выглядеть. Помолчи, я не разговоры разговаривать пришел. Стой спокойно.

Достал из кармана БДСМ-ий кляп в виде шарика на мягком ремешке, который купил три дня назад в магазине сексуальных игрушек, вставил шарик в рот пленника, застегнул на его затылке ремешок:

- Так будет лучше, твой голос не вызывает приятных ассоциаций.

Я специально купил этот кляп, потому что понимал, что скотч оставит следы, которые даже начинающий эксперт легко найдет на лице трупа.

Затем я вытащил отрезанные от рукавов старого свитера резинки толстой вязки, натянул их на руки Зигфрида, подтолкнув под наручники. Это обеспечит отсутствие следов, которые обычно остаются на скованных руках.

Краем глаза следя за пленником, прошел к окну, чуть отодвинул штору, выглянул: совсем темно, никакого движения на улице нет, в доме напротив светятся только пара окон.

- Пошли.

Мы спустились и вышли к моей машине. Я открыл багажник:

- Залезай, - помог Зигфриду улечься на дно, покрытое полиэтиленовой пленкой, которая была аккуратно заткнута во все полости.

Пленку я купил в OBI  в противоположенном от моего дома конце города. Конечно, такие предосторожности были лишними, что такого, что я купил пленку, но все равно хотелось избежать любой случайности. Можно было конечно постелить в багажник старый плед или одеяло, но тогда на одежде Зигрфрида остались бы волокна, которые по какой-нибудь дикой случайности могли вывести на меня. Я понимал, что веду себя, как параноик, но ничего поделать с собой не мог. Никто бы не стал обыскивать мой автомобиль, но, тем не менее, я не мог позволить, чтобы хоть какая-нибудь частица, грязь или пыль осыпались с его обуви или одежды на коврик моего багажника. Я перегибал палку, но ставки были высоки, лучше было перестараться, чем что-либо упустить.

Подъехав к своему дому, я, прежде всего, остановился у подъезда. Надел перчатки, вытащил из целлофанового пакета набор отмычек, вышел, открыл дверь подъезда отмычкой, чтобы на замке остались следы. Опять захлопнул дверь, вернулся к машине,

Въехал на подземную парковку, помог Зигфриду выбраться из багажника, следя, чтобы он не ударился, не поцарапался, повел его к лестнице – у лифта была видеокамера.

Квартиру я также открыл отмычкой, провел гостя в гостиную, уложил лицом вниз на диван, вложил в его руку отмычку, сжал на ней его пальцы, убрал инструмент взломщика в карман куртки Зигфрида.

Сходил в спальню, достал из шкафа  пистолет, который хранился у меня уже много лет, так, на всякий случай. Он был «чистый», но номера спилены, достался мне при облаве на банду наркоторговцев.

Вернулся в гостиную, вытащил обойму, разрядил ее, каждый патрон, как и отмычку, отметил отпечатками Зигфрида, так же поступил и с обоймой, зарядил оружие. На пистолете наследил пальцами пленника от души.

Все было готово.

Я усадил Зигфрида на пол, прислонив спиной к дивану, рядом положил пистолет, отошел, посмотрел, как это выглядит, немного подвинул пленника к дверям гостиной, так, чтобы он был точно между дверью в спальню и выходом в прихожую.

Теперь все!

Снял перчатки, ушел в спальню, разделся, надел пижаму, накинул халат, достал из кармана пиджака табельное оружие, вернулся в гостиную.

Все это время Зигфрид очень спокойно наблюдал за мной, ни разу не пытался дернуться, в его взгляде не было страха, даже волнения, хотя у меня не было и толики сомнения в том, что он прекрасно понимает, что сейчас произойдет.

Я стоял с опущенным пистолетом, глядя сверху вниз на того, за кем охотился более двадцати лет.

Я весь день вел себя, как заведенный автомат, мне кажется, ни одной мысли не возникло в моем мозгу, действовало только тело, и вот я у цели, остались секунды, и заработал мозг, он начал со мной спорить, а память отражать передо мной четкие картинки из номера гостиницы «Гора».

Я очень отчетливо и навсегда лишился иллюзии, что мысль про нож и возможность вырваться из наручников у меня возникла, когда меня уже обнимал за плечи Бренн. Я осознал, что эта игра в прятки с самим собой не имеет больше смысла, сейчас в комнате были два человека виновные в смерти Марии. Моя память перестала спасать мою психику, предлагая иной вариант событий, защищая меня ссылками на шоковое состояние. Теперь, а может и всегда, не было сомнений, что ручка ножа над краем стола, под которым я сидел, прикованный к трубе – это не сон воспаленного сознания, а единственная действительность, от которой я бежал все эти годы.

Что-то внутри меня прошептало – ты хочешь взять на себя роль судьи и палача, так выполни приговор в отношении  всех виновных.

Не знаю, сколько времени я еще стоял над Зигфридом, потом, будто проснувшись, шагнул к нему, вынул кляп, стащил с его запястий вязаные резинки, поднял с пола пистолет, унес все это, спрятал в шкафу в спальне, оделся, сходил на кухню, взял со стола свой телефон, отменил переадресацию, набрал номер Германа:

- Приезжай, я взял Зигфрида. Да, у меня. Зачем? Хотел с ним побеседовать, но он молчит. Нет, все нормально, он в наручниках, проблем не будет. Не надо никакой группы, мы с тобой его до Управления довезем.

Вернулся в гостиную.

- Зря ты это, - сказал Зигфрид, -  все равно, если меня сдали, значит, решили не делиться, значит, мне все равно не жить. Так бы стал бы героем в своих глазах, - он улыбнулся.