Проза

Устав от столичной суеты, Саша поехал отдохнуть на месяцок к бабушке в Боровск. Бабушка Саши живет в старом доме с печью и гонит знаменитый на весь Боровск самогон. Поэтому отдых Саши начался с беспробудного пьянства. Неделю он в буквальном смысле не слезал с печи – бабушка заботливо угощала внука, подносила в нужное время и стопку, и закуску. К концу первой недели, когда стали появляться первые намеки на пролежни, Саша слез с печи и пошел в город. Разумеется, приняв на дорожку огневицы, как называла свой самогон бабуля.

 

Первым делом Саша прошелся по пивным заведениям. Побывав в паре-тройке забегаловок, он вынес городу удручающий вердикт. Главной причиной Сашиного недовольства было отсутствие разнообразия в ассортименте. – Ну вот что у вас за выбор? – ворчал он за стойкой бара. – Кругом одна «Балтика». А вот мне, например, эля хочется. Есть у вас эль? Британский, – допытывался он у бармена. Бармен отвечал, что эль у них есть – только боровский. И наливал «Балтику». Обойдя весь город, Саша так и не нашел нигде эля, зато заработал в среде местных барменов прозвище – Саша-Британский Эль.

 

Когда закрылся последний бар, Саша пошел бродить по городу. – Как в музее, - думал он, разглядывая картины знаменитого боровского художника. Он долго стоял у дома, на стене которого была нарисована старуха с ведром. Ведро было подрисовано прямо у стока, и когда шел дождь, вода как бы лилась из стока в подставленное старухой ведро. – Ну а че, - бормотал Саша, - я тоже так могу. Чем я хуже? Правда, рисовать не умею, ну дак это необязательно…

 

Домой Саша шел через старое кладбище. Грустно стало Саше. Очень грустно. Посмотрел он на все эти черные, мрачные кресты, как будто беспорядочно сваленные в кучу, сел на чью-то могилку и долго сидел так – до самого рассвета. А когда вернулся домой, хлопнул сто грамм и полез на печь.

 

Пролежав на печи еще с неделю, Саша встал и уехал в Москву. Вернулся через пару дней с огромным бидоном краски и целым набором кисточек. – Рисовать будешь? - интересовалась бабушка. – Рисовать, бабуля, - отвечал Саша. – На вот, хлебни для вдохновения. Саша так и сделал – хлебнул, прицепил бидон к бабулиной тележке и пошел на кладбище.

 

На кладбище он забрался на центральный холм, усыпанный перекособоченными крестами. Холм хорошо просматривался со всех сторон, поэтому Саша его и выбрал. Начав с самого верха, Саша стал красить кресты, постепенно волчком спускаясь вниз. Целый день красил. Мимо проходили старушки, благодарили. – Во какой молодец! – говорили. - Порядок наводит. Саша, кажется, и не замечал их вовсе. Весь ушел в работу. К вечеру и краски надышался, и в целом сильно устал, но холм успел закрасить сверху донизу. – На сегодня хватит, - решил и пошел домой. Пришел, с аппетитом поел, выпил огневицы и спать лег.

 

Проснулся он от того, что кто-то неистово его тормошил. Открыл глаза, а перед ним полицейская фуражка. Смешно почему-то Саше стало от этой фуражки. Особенно, если сверху на нее смотреть. – Ты чего ржешь? – заорал участковый. - Слезай давай, поехали! – Куда поехали? – спросил сонный и довольно еще пьяный Саша. – Известно куда! На место преступления! – кричал участковый. Бабушка провожала их, от испуга прикрывая рот. Смотрела, как запихивают Сашу в уазик. - Ты чего натворил? – спросил участковый, когда тронулись. – А чего? – зевнул Саша. – Чего?! – переспросил участковый. – Да из-за тебя одна бабка чуть того, прям на кладбище богу душу не отдала. Ты этого пытался добиться?! – Нет, - искренне ответил Саша. – Звонит нам, вопит как резаная: «кладбище горит!» Ну, думаю, горит так горит, небось мертвые-то не сгорят. Приезжаем вместе с нарядом пожарников, а там черт знает что творится – шабаш какой-то. Бабки верещат, по склону бегают, а кресты на холме светятся сами собой, как бы изнутри. Видок, я тебе скажу, что твоя собака баскервилей. Даже мне жутко стало.  Саша улыбнулся: - Хорошая значит краска, не обманули. Участковый аж подскочил на сиденье: - Хорошая говоришь?! Да как ты вообще до такого додумался?! Зачем?! Зачем, скажи мне, за–чем было красить кресты фосфорной краской?! – Ну а чего? – не понимал Саша. – Там же мрачно совсем. – А как там должно быть?! – ревел участковый. – Это ж не дискотека, твою мать, а кладбище! Понимаешь?! Клад-би-ще! – Ну и что, что кладбище? Вот вы сами говорите, что мертвым все равно, а живые каждый день мимо ходят – чего лишний раз тоску нагонять? Ведь иногда как подступит, так хоть вой, а тут еще кресты эти кривые повсюду... С тем, что иногда подступит, участковый, судя по всему, спорить не мог. Поэтому оба замолчали – стояли смотрели, как среди светящихся крестов бегают старушки и причитают.

 

В участке на Сашу завели дело по статье вандализм и под утро отпустили домой. Саша проспал весь следующий день, а вечером к нему снова пришел участковый. Был он уже нисколько не зол и все время сдвигал фуражку то на затылок, то снова натягивал козырек на нос. Бабуля, опасливо поглядывая на участкового, накрыла на стол. Поставила большую потную бутыль. Сели. Выпили. – Ты знаешь, - начал участковый, - дело мы на тебя, того, прикроем... А то начнется – вон один писака из местной газеты настрочил уже статью - «Боровский Пусирает» называется. Хорошо хоть вовремя спохватились, изъяли из печати, а то началась бы тут шумиха... Выпили еще. – Так что ты не боись, - продолжал участковый. - Ты вот лучше скажи – можешь еще кое-что раскрасить? На заказ.

 

Через неделю – ровно столько ушло времени у Саши на то, чтобы съездить в Москву и основательно подготовиться – фосфорной краской был выкрашен скульптурный ансамбль Боровска - мультяшный Циолковский в шортах и валенках и взмывающая в космос ракета – точь-в-точь как та, что в Москве на ВДНХ стоит, только раз в пять меньше. Участковый сиял, будто и сам был выкрашен. Ну а что, сделал разом два дела – теперь в Боровске есть, где подросткам со скейтами собираться, и пенсионеры тоже довольны. По вечерам в сторону горящего холодным огнем кладбищенского холма тянутся толпы. Слетаются со всех сторон, как мотыльки. – Удобно, - говорят старушки, - особливо, когда не спится. Раньше ведь встанешь, включишь телевизор, а там рябь одна. И в магазин не сходишь – закрыт. А теперь вот кладбище есть. Хорошо там – светло всегда, как при луне, тихо...

 

Так Саша-Британский Эль стал вторым знаменитым художником Боровска. Что об этом думает первый, достоверно неизвестно. Говорят, не слишком-то доволен успехом коллеги. Ну да это понятно – конкуренция среди творческих личностей всегда протекает острей.