Проза

ПЛОЩАДЬ ВЕРДУН

 

1

 

Иногда, чтобы оставаться незамеченным, следует привлекать внимание. Именно поэтому он появился в самом сердце старого города в строительной каске и ядовито-оранжевой безрукавке поверх черной водолазки с высоким воротником. Прогромыхав по площади Вердун на стареньком пикапе с мини-краном в кузове, он отгородил дорожными конусами небольшой закуток прямо посреди площади и принялся за работу. К тому времени о нем уже забыли - и туристы, пришедшие поглазеть на форт ле-Кастильет, и местные на остановке напротив – этих и вовсе интересовало одно - где этот чертов автобус? Подцепив краном крышку канализационного люка, он с лязгом сорвал ее с асфальта, взял из кабины пикапа рюкзак и нырнул в люк.

 

2

 

Задание он получил с месяц назад. Зазвонил телефон. Звонил он не часто, но если звонил, означало это одно – у него есть работа, и она будет нелегкой, такой, за которую никто другой не возьмется. Продвигаясь по канализационной трубе, он освещал себе путь прикрепленным к каске фонариком и временами поглядывал на датчик, зеленым огоньком высвечивавший на его запястье местоположение кортежа клиента. Уверенно, как будто каждый день здесь прогуливается, он петлял по подземному лабиринту, пока не вышел на небольшую площадку. Над его головой, из круглого отверстия в крышке люка, сталактитом свисала струйка света. Он достал из рюкзака пистолет, сложил конструкцию из трех насадок. Чтобы получше сосредоточиться, выключил фонарь. Заткнул стволом дыру в крышке. В наступившей темноте было хорошо видно, как с каждой секундой все чаще и чаще пульсирует на его запястье зеленоватая точка.

 

3

 

Вслед за звонком пришел конверт с информацией о клиенте. Это был знаменитый владелец подпольных рингов, здоровенный якудза по имени Йода. О его бойцах ходили разные слухи. Поговаривали, будто их выводят из пробирки, что многие из йодиных птенцов трехноги, четырехруки и даже многоголовы. Какую только чушь ни несли. Все это вызвало улыбку на его лице, но, прочтя в досье, что Йода будто бы скрещивает бойцов, пересаживая им головы, он перестал улыбаться. Остатки веселья улетучились, когда выяснилось, что одного только устранения Йоды мало; заказчику требуется кое-что еще – небольшой сувенир.

 

4

 

Зеленая точка моргнула в последний раз, вслед за писком датчика раздался глухой хлопок, пуля, как и было задумано, аккуратно прошла сквозь отверстие в крышке люка. Все последующие звуки он слышал в замедленном темпе: скрежет тормозов, выстрелы, крики. С первой частью задания он справился в ноль секунд, со второй пришлось немного повозиться. Ныряя обратно в дыру люка, он был рад, что его не попросили доставить все тело – такой сувенир не поместился бы ни в канализационный люк, ни тем более в рюкзак за спиной.

 

5

 

Охранники с автоматами бегали по пролеску, как обезумевшие охотники. Они таращились на макушки деревьев и иногда палили по ним, спугивая птиц. Тот, кто шел последним и был ближе всех к машинам, забредал в лес неуверенно и без особого желания. Он то и дело оборачивался. Но говорила в нем не трусость. В уме начальник охраны прокручивал, как заглянул в машину, увидел хозяина, расплывшееся пятно на его груди, лужу крови на сиденье, как будто Йода намочил штаны. Но смутило его не это. Смутило его, как он только что осознал, то, что и стекла, и бока машины были целы и невредимы. Значит, стреляли отнюдь не с деревьев, как все почему-то сразу решили. Вернувшись бегом к машине, он первым делом прошелся по тормозному пути. Там, где он начинался, начальник охраны увидел открытый канализационный люк. Он знал, что бросаться в погоню было поздно. Работал профи, а за такое время профи успеет прокопать туннель в Австралию. Он вернулся к машине и заполз под днище. Из аккуратной, как будто просверленной дырочки, капало то, что можно было принять за масло. Поднявшись, он заглянул в машину и его едва не стошнило. Пока охрана носилась по лесу, убийца получил доступ к телу, и теперь, обезглавленное, оно расползалось по заднему сиденью бесформенной кровавой тушей.

 

 

СОБОР СЕН-ЖАН

 

1

 

Из своего окна он видел железнодорожный мост через реку Тет. Медленно, только выкатив с вокзала, по мосту простучал поезд. Он достал из шкафа небольшой черный футляр. Внутри был шприц и обязательный дневной рацион - три ампулы. Зажав одну из них в кулаке, он большим пальцем отломил ей кончик. Наполнил шприц прозрачной жидкостью и сделал укол в шею. На столе, рядом с портативной морозильной камерой, стоял графин с виски. Он наполнил стакан на два пальца. Закурил сигарету. Встал, осмотрел свое отражение в зеркале платяного шкафа, надел пальто, шляпу, повязал кашне и вышел из дома. Морозильную камеру он прихватил с собой.

 

2

 

Собор Сен-Жан был возведен из речных камней на том самом месте, куда одним средневековым деньком один выживший из ума монах притащил непонятно откуда взявшуюся у него человеческую голову. Монах утверждал, что голова принадлежала Предтече, на вопрос же, где он ее взял, монах мычал что-то бессвязное. Чтобы не поднялся шум, монаха куда-то припрятали. И тут оказалось, что голова эта и правда чудесная – вот уже месяц, а она все как новенькая! Монаха вернули, сделали священником и построили ему церковь – вот эту самую – из речных камней - перед входом в которую, на площади у фонтана, работает уличный музыкант. Его длинные грязные волосы слиплись в подобие дредов. На тощем теле висит какое-то тряпье. Что до самой музыки, то исполняет он ее не часто. И слава богу – считают жители соседних домов. Кое-как сыграв отрывок из какой-нибудь мало внятной песни, он откладывает гитару и принимается расхаживать вокруг фонтана. При этом он громогласно рассыпает адресованные прохожим страшные пророчества: - И тогда вы увидите, сукины дети, как Его гнев кровавой мантией стелется по земле, и вы кинетесь лизать ее, как голодные собаки, но ваши грязные языки прилипнут к земле, и вы будете корчиться, пытаясь встать; вы сами вырвете свои поганые языки из пасти и будете смотреть, как они извиваются, эти лживые змеи; вы будете топтать их в раскаянии, но будет поздно! Поздно, говорю я вам, вшивые собачьи задницы! То ли не сходившая с его лица придурковатая улыбка подкупала прохожих, то ли все дело в том, что прохожими были в основном не знавшие языка пожилые туристы, но они не то что не обижались на такие выпады, но даже бросали в гитарный футляр деньги. Тот Самый – так местные звали бродягу - кланялся и тут же осыпал благодарную аудиторию новыми проклятьями.

 

3

 

- Эй, Тот Самый! - подозвал бродячего музыканта человек в кашне. Не дожидаясь ответа, он направился к скамейке неподалеку. Тот Самый послушно пошел следом. – Скоро мне выступать с новой программой, - сказал человек в кашне. Он достал из внутреннего кармана пальто серебряную флягу. На фляге был выгравирован какой-то герб и под ним инициалы “JJG”. Сделав глоток, он передал флягу музыканту. – Понадобится твой аккомпанемент, - добавил он. Они долго беседовали. Говорил в основном человек в кашне. Когда он ушел, зажглись круглые луны фонарей. Музыкант поставил себе на колени оставленный человеком в кашне серебристый чемоданчик и щелкнул замком. Заглянув внутрь, он расплылся в идиотской улыбке, но тут же испуганно огляделся по сторонам и захлопнул морозильник, над которым на секунду появилось и тут же исчезло морозное облако.

 

4

 

Бармен с официантом были настолько ошарашены внешним видом только что вошедшего в их кафе гостя, что не смогли вымолвить ни слова и молча смотрели, как взъерошенный тип с безумными глазами, гитарой в одной руке и морозильной камерой в другой, поднимает в приветствии руку с гитарой и как ни в чем не бывало направляется к террасе во внутреннем дворике. - Это и есть тот музыкант, которого ты нанял? – поднял брови бармен. - Нет… - растерянно ответил официант. - Тот был пианист… - А что если это пианист-оборотень? – начинал, кажется, сердиться бармен. - Утром он пианист, а вечером - сраный клошар с гитарой! Бармен резко кивнул, отправляя компаньона посмотреть, в чем там дело. Официант бесшумной походкой проследовал на террасу. Посетителей почти не было; бродяга стоял у единственного занятого столика. Это был столик Кобо – начальника охраны убитого вчера на выезде из города японского гангстера. Кобо махнул официанту, велев уйти, но прежде чем тот ушел, он увидел, как музыкант ставит на стол морозильник. – Саломея шлет привет, - сказал бродяга. - Ты и есть тот самый Жан-Жак Годо? – спросил с недоверием японец. - Я - Тот Самый, - ответил музыкант. Дальнейшего разговора официант не слышал. Он вернулся к барной стойке и жестом показал бармену, что все в порядке. Кобо тем временем указал взглядом на стул напротив. Музыкант сел. - Ты хорошо проделал работу, - сказал Кобо и положил на стол кожаный дипломат. – Не терпится посмотреть на его жирную рожу, - добавил он и засмеялся. Кобо открыл морозильник, увидел искаженное предсмертной судорогой лицо своего бывшего хозяина, улыбнулся, но тут же из носа и приоткрытого рта головы ударили струи какого-то газа, и Кобо, потянувшись к своему дипломату, рухнул на стол. В то же мгновение во внутренний дворик кафе влетел фургон. За рулем фургона был человек в кашне.

 

5

 

– Месье Годо… какая честь… - сказал Кобо, придя в себя. Он сплюнул на пол фургона горькую от попавшего в рот газа слюну. Управляемый бродягой, фургон мчался куда-то. На Кобо был направлен пистолет с хитроумной насадкой, но тот, похоже, и без пистолета был не прочь побеседовать. – Я не имею к этому делу никакого отношения, - сказал он. – Ничего личного… мне просто велели нанять тебя… заказчика я не видел... общались по телефону… он говорил что-то о чести семьи… я не особо внимательно слушал… сумма, которую он мне предложил, превысила в несколько раз все то, что я заработал, прислуживая этому жирному ублюдку... Кобо сплюнул. – И что, заказчик даже не представился? - спросил Годо. – Ну почему же? - ответил Кобо. – Имя свое он назвал. Я его хорошо запомнил. Простое имя. Керн. Рука, в которой Годо держал пистолет, едва заметно дрогнула. Достаточно, чтобы Кобо заметил. – Старый знакомый? – спросил он. – Что этому Керну известно обо мне? – перебил его Годо. – Поскольку многие - и Интерпол в том числе – считают, что Лох-несское чудовище куда более реально, чем ты, информации у него было немного. Только то, что ты лучший из лучших. И еще - что это задание должно стать для тебя последним... Годо ухмыльнулся: – Выждав, пока я прикончу твоего хозяина, ты должен был прикончить меня? Не слишком тонко. Годо раскрыл лежавший у него на коленях чемодан – тот самый, с которым Кобо пришел на встречу. В нем вместо положенных за выполненную работу денег лежал пистолет. Держа Кобо на прицеле, Годо передал ему оружие: - Ты знаешь, что делать. Кобо посмотрел Годо в глаза, кивнул, а затем упер ствол пистолета себе в левый бок. Проревев что-то на японском, он нажал на курок – и продолжал нажимать на него пока не выпустил всю обойму. При этом он постепенно перемещал пистолет от левого бока к правому. Когда все было кончено, Кобо завалился назад и так и остался сидеть, прислонясь спиной к стенке кузова. Сквозь его белую рубашку густо просачивалась кровь.

 

6

 

В тот же день у ворот загадочного поместья на окраине города, о котором было почти ничего не известно, кроме разве того, что это чья-то винодельня - остановился фургон. Он резко затормозил, подняв облако пыли. Садовник видел, как раскрылась задняя дверь фургона и прямо к воротам вывалилось чье-то тело. По тому, как тяжело оно шмякнулось, садовнику сразу стало ясно – этот уже не жилец. Фургон немедленно унесся прочь, подняв облако в два раза большее, чем при торможении, ибо к пыли прибавились выхлопы двигателя. Когда пожилой садовник неспешно и настороженно приблизился, он разглядел, что в руках у трупа со вспоротым животом вовсе не свиная голова, как ему подслеповато показалось сначала, – а самая что ни на есть человеческая.

 

 

ВИНОДЕЛЬНЯ РАВИНО

 

1

 

- Виктор! Смотри, какой дотошный! Ему велели принести голову, он ее и принес! А если б мы сказали, чтоб ноги этого япошки здесь не было? Он бы оставил его без ног? – лысоватый старик засмеялся, но стоявший рядом с ним молодой человек был совершенно серьезен. Причины на то были самые веские - в зубах Йоды – или точнее его головы – находилась записка. «Мне все еще нужны мои деньги» - говорилось в ней. – Ничего страшного! – бодрился старик. – Досадно, конечно, что ему удалось уйти. Зато твой отец отомщен, да и от этого бестолкового телохранителя мы избавились. – Вот он то как раз меня никогда особо не беспокоил, - возразил Виктор. – Гораздо опаснее мне представляется этот наемник, о котором нам толком ничего неизвестно. Скажи, дядя, почему все-таки ты велел мне нанять именно его? – Понимаешь ли, Виктор, - ответил старик, – мне известно о месье Годо, как он сейчас себя называет, гораздо больше, чем, пожалуй, ему самому. И я готов поделиться с ним кое-какой любопытной для него информацией. Уверен, она загладит то небольшое недоразумение, что возникло между нами. Старик наклонился, достал из-под стола дипломат и передал Виктору. - Так что без паники, - сказал старик. - Лучше свяжись с месье Годо и договорись о встрече.

 

2

 

Равино спускался в свое подземелье по винтовой лестнице. С каждой ступенью воздух становился влажней. «Винодельня Равино» – так он называл свое подземное царство, хотя, разумеется, никакими виноградниками тут и не пахло – в этой винодельне витал запах лекарств, страха и безумия. Равино брел вдоль клеток – некоторые были пусты, в некоторых угадывалось чье-то присутствие в темной глубине. – Доктор, доктор, - раздалось из одной из них. – Когда вы позволите моему мужу навестить меня? Мне ведь уже гораздо лучше, верно, доктор? Вдруг, по ту сторону решетки, выплыло из темноты обезображенное, в чудовищных ожогах, расцарапанное до крови лицо. То, что оно было женским, можно было догадаться только по голосу - неожиданно мягкому и приятному. – Я ведь уже почти совсем здорова, доктор! Доктор! – слышал Равино у себя за спиной. Через несколько клеток он снова остановился. Эта клетка была пуста - правда, в ней еще не успели прибраться – пол был залит кровью, здесь и там валялись ошметки мяса. Это Равино вчера развлекался, наблюдая, как за баснословные деньги раздобытая им голова саблезубого карлика-людоеда из лесов Амазонки с жадностью не евшего полвечности зверя пожирала пришитое ей чужое тело - тело жирдяя Йоды, разумеется. Войдя в комнату в конце коридора, он переоделся в белый халат и приступил за любимую работу. Операционный стол был уже накрыт - голова Йоды и совсем еще тепленький труп начальника охраны покорно ждали всего того, что должно было с ними произойти – глубоко под землей, на операционном столе, в Винодельне Равино.

 

3

 

Годо принял приглашение, пусть на первый взгляд оно и представляло собой не самую изящно продуманную приманку. Тот, кто называл себя Керном, приглашал Годо прогуляться по виноградникам своего дяди. Годо принял приглашение, потому что место встречи было и правда удобным - отличный обзор, на километры вокруг ни души. Он прибыл на встречу в своем пикапе с мини-краном в кузове. Одет был в рабочий комбинезон цвета хаки.

В нем он прекрасно сливался с виноградными лозами, вдоль которых и состоялась их с Керном прогулка. – Я почему-то ожидал, что вы будете гораздо старше, - сказал Годо. – Ну а я наоборот – считал, что таинственный месье Годо - гораздо моложе, - ответил Виктор. Он вел себя очень раскрепощенно, улыбался и всячески к себе располагал. - Мой отец был знаменитым ученым, врачом, хирургом, первооткрывателем. К сожалению, имя его долгое время было очернено. Но справедливость обязательно восторжествует, и история с Йодой - важный шаг в этом деле. Он уже сделан, и вы мне очень сильно в этом помогли. – Я слышал о вашем отце, - сказал Годо. - Гениальное открытие, фурор… но тут же скандал, самоубийство. Мне очень жаль... Виктор признательно кивнул. – Многие до сих пор считают, что мой отец вор и обманщик, украл у своего коллеги идею и продал за свою собственную, - сказал Виктор. – Но это ложь! Профессор Доуэль, коллега отца, его лучший друг и товарищ, оклеветал его. Отец не выдержал такого предательства и покончил с собой. Вот вся правда! И я рано или поздно смогу это доказать! Виктор сорвал виноградину, пожевал, но тут же выплюнул. – Есть еще кое-что, что официальными средствами массовой информации не освещалось, - сказал Виктор. - Мой отец выжил. Тут Годо бросил на Виктора такой взгляд, что Виктор, заметь его, сильно бы удивился. - Пуля, которую он пустил себе в лоб, - продолжал Виктор, - парализовала его, но не убила. В таком виде он и попал к Йоде, сильно заинтересованному научными опытами отца. В газетах пишут, что он присматривал поставщика вин для своих ресторанов. Разумеется, это было прикрытием, - ответил Виктор. – Йода торговал, но не вином, а моим отцом - точнее, мозгом, что от него остался. Отец все еще мог спроектировать и продумать сложнейшую операцию, но не мог, разумеется, сам ее выполнить. Для этого Йоде и был нужен мой дядя, единственный, кто помимо отца мог бы прооперировать Йодиного пациента. Йода шантажировал нас, обещая отпустить отца, но все тянул с этим. И вот совсем недавно Кобо сообщает мне, что отца не стало. Больше ничто не могло меня сдерживать. И я обратился к вам. – Почему ко мне? – спросил Годо. Они вернулись к пикапу. Годо сел в машину, завел двигатель. – Потому что вы лучший, - ответил Виктор. – И еще - потому что мы тоже вам можем кое-чем помочь. И он передал Годо дипломат.

 

4

 

У себя в номере Годо пересчитал деньги. Попивая скотч, смотрел, как через Тет ползет одинокий локомотив – ящерица с обрубленным хвостом. Сделав инъекцию на ночь, распечатал, наконец, конверт, пролежавший все это время поверх денежных стопок. В конверте был листок, сложенный вдвое. Развернув его, Годо прочел: Жерар Вилье.

 

 

ВОКЗАЛ В ПЕРПИНЬЯНЕ

 

1

 

В небольшой библиотеке Перпиньяна было всего два посетителя. Один из них, пожилой мужчина, тихо листавший в уголке листы поступившей недавно в библиотеку «Немой книги», с интересом поглядывал на коллегу – крепкого мужчину средних лет. Его вкусы были не столь изысканны. Он с головой ушел в подборку периодики - стремительно перелистывал газету за газетой – их листья пожелтели и стали тяжелее обычного – окоченели, как трупы. И шелест от переворачиваемых залоснившихся страниц поэтому был уже не ломким, а каким-то плоским, неживым. Вдруг мужчина остановился на одной из газетных страниц и долго вычитывал что-то. Очевидно, это было как-раз то, что он искал, ибо он увлекся настолько, что незаметно для себя приспустил высоко повязанное кашне и, не думая, что за ним наблюдают, принялся в задумчивости водить указательным пальцем по обнажившемуся рубцу во всю шею. Одновременно с этим он делал поспешные, почти судорожные записи в блокнот. Потом вскочил, взглянул на часы и поспешил прочь. Подшивку газет он то ли в спешке, то ли по рассеянности оставил на столе. Когда хлопнула дверь читального зала и пожилой мужчина убедился, что его коллега не вернется, он подошел к столику человека в кашне и прочел заголовок заинтересовавшей того статьи: «Всадник без головы» – и под заголовком – «знаменитый актер, в перерывах между съемками, трагически гибнет во время конной прогулки в Булонском лесу».

 

2

 

Жан-Жак Годо спешил на вокзал. Парижский поезд вот-вот подадут к перрону. В уме он перебирал собранные в библиотеке факты, которые постепенно складывались во все более и более четкую картину. Оказавшись на вокзальной площади, Годо вдруг почувствовал жар. Он подумал, что это из-за спешной прогулки, но пот лился ручьями, хотя еще было далеко не так жарко, как бывает здесь в разгар лета. Он остановился перевести дыхание, и тут мимо пронесся велосипедист, едва не сбив его. Годо отшатнулся, поймав себя на мысли, что движется неуверенно – как пьяный. Он посмотрел вслед велосипедисту, который остановился чуть поодаль и тоже смотрел на него. И все бы ничего, только у велосипедиста была то ли собачья, то ли лошадиная голова. Он, кажется, сказал что-то – а потом махнул рукой и поехал дальше. Годо посмотрел на вокзальные часы, но не успел рассмотреть время, которые те показывали. Прямо из центра циферблата ударили вдруг во все стороны столпы ярчайшего света. Годо буквально ощутил, как его приподнимает с земли и начинает засасывать в эту дыру света. Наталкиваясь на прохожих, он побежал к зданию вокзала, кое-как нашел туалет, закрылся в кабинке, дрожащими руками наполнил шприц, сделал укол. Тут же стало гораздо лучше. Он еще какое-то время сидел, прислонясь к стенке туалетной кабинки, потом встал, умылся и пошел покупать билет.

 

3

 

К моменту своей трагической смерти Жерар Вилье был самым популярным и высокооплачиваемым актером Франции. Причем любили его все – женщины, для которых в его арсенале имелись романтические комедии, подростки, которые вдохновлялись его рыцарскими подвигами в экранизациях Дюма, и даже непробиваемые интеллектуалы, для которых у него были припасены новаторские фильмы не-для-всех. Даже простые рабочие смотрели на него не без гордости и, разумеется, легкой зависти– ведь он был один из них – заводской работяга, сумевший вырваться за окольцованные гудками заводской трубы трудовые будни. Именно поэтому не будет преувеличением сказать, что, услышав о его безвременной кончине, горевала вся страна.

 

4

 

Поезд нес Годо в сторону Парижа, а в уме его проносились подробности биографии Жерара Вилье. Годо испытывал странные чувства, будто наблюдает за собственной жизнью – так было ему все это знакомо. Копоть завода, первые успехи на сцене местного театра, первая большая роль, долгожданный прорыв. Он, казалось, видит себя входящим в приобретенный особняк в Нёйи-сюр-Сен

на заработок от первой по-настоящему успешной картины – романтической комедии «Розовый снег». Затем следует головокружительный роман с красавицей Джиджи. Свадьба. И потом эта тяжесть. Тяжесть, что поселилась в Жераре, когда оказалось, что Джиджи никогда не сможет родить ему детей. Эту же тяжесть носила в себе и Джиджи, пытаясь растворить ее в вине. Однажды, вернувшись домой, Жерар застал жену почти бездыханной на полу спальни. Газеты писали тогда о неосторожном смешении алкоголя и снотворных, но Жерар знал – каким-то образом знал это и Годо – дело было вовсе не в неосторожности. – Жерар! – услышал Годо. Он поднял голову и увидел кондуктора. Кажется, он и не говорил ничего вовсе, просто протягивал руку, молча требовал предъявить билет.

 

ОСОБНЯК В НЁЙИ-СЮР-СЕН

 

1

 

Подъезжая к дому, Годо попросил таксиста остановить за квартал до особняка. Решил пройтись. Должно быть, именно этой дорогой Жерар Вилье отправился тогда на прогулку в лесу, не подозревая, что она станет последней. Жене нездоровилось и она осталась дома, но по обычаю проводила его до крыльца, запахнувшись в халат сиреневого цвета. Жерар был не один, его сопровождал личный конюх. Он и рассказал впоследствии, что случилось в тот роковой день.

 

2

 

Проникнуть в особняк не составило никакого труда. Сейчас в нем никто не жил, через год-другой здесь планировали открыть дом-музей актера. Годо бродил по темным комнатам с занавешенными окнами. В комнатах пахло пылью. На столике стояла свадебная фотография – Жерар и Джиджи – оба счастливо улыбаются. Так, должно быть, улыбалась Джиджи, когда ближе к вечеру раздался звонок в дверь. Но вместо мужа в дверях стоял офицер полиции. Он объявил, что конюх - единственный свидетель случившегося, а заодно – и подозреваемый, задержан. Вскоре ему будет предъявлено обвинение в предумышленном убийстве ее мужа.

 

3

 

Обвинения, впрочем, тут же будут сняты. Во всем виноватой окажется обычная неосторожность. Дело в том, что седло Жерара было и правда плохо закреплено, но вина в этом исключительно самого Жерара. Он был опытным наездником и конюха держал для того, чтобы тот присматривал за конями, а не за его снаряжением. С этим же, как докажет защита, тот справлялся отлично. Злополучное седло сползло, Жерара могло бы просто сбросить на землю, но нет – ему не повезло дважды – его нога запуталась в стременах и его тело беспомощно влачилось по земле. Последним, что видел Жерар, было мельтешение могучих копыт. Они то и растоптали его голову в кровавое месиво. Полицейские долго потом гонялись за лошадью. Парк пришлось закрыть - по всей его территории носилась взбешенная лошадь, а за ней – оставляя кровавый след, летело по кочкам и билось о стволы деревьев обезглавленное тело наездника.

 

4

 

Джиджи очень тяжело восприняла новость. На самих похоронах, например, молча просидев всю церемонию, Джиджи вдруг разрыдалась под конец, а потом и вовсе стала кричать, что гроб пуст – церемония проходила при закрытом гробе - и ей известно кое-что о том, кто выкрал тело ее мужа. Прекрасно представляя, к какой реакции это приведет, сотрудники похоронного бюро гроб открывать не стали. С неделю Джиджи пролежала в горячке. В себя в полном смысле этого слова она уже больше не приходила. В конце концов, ее поместили в клинику для душевнобольных, на окраине Парижа. Ее останки так и не были официально опознаны, когда вскоре клиника сгорела дотла. Как писали тогда газеты, пожар произошел не без ее участия.

 

5

 

Годо бродил по пустому дому, стараясь не нарушать царившей здесь тишины. Войдя в кабинет бывшего хозяина, где было особенно темно, Годо нутром почувствовал чье-то присутствие, потянулся к выключателю, но услышал сиплый и как будто булькающий голос: - Даже не думай. Голос шел из дальнего угла кабинета. Годо разглядел силуэт в кресле. Сидевший в нем подтолкнул ногой пуф. – Сядь, - скомандовал голос.

 

6

 

Голос был незнакомый, Годо был уверен, что никогда раньше его не слышал. Но долго гадать не пришлось. Неизвестному надоело его инкогнито и он включил торшер. Его тусклого света было достаточно, чтобы осветить крупное щекастое лицо Йоды. Вот уж кого Годо никак не ожидал увидеть – и не только в особняке, но и в целом - среди живых. Поразили Годо и радикальные перемены в телосложении Йоды. Обрюзгшее жирное лицо неожиданно уживалось с плотной спортивной фигурой. Но самым неприятным сюрпризом во всей этой встрече был, конечно же, пистолет, который Йода держал в руках. И смотрел он прямо на Годо.

 

7

 

- Ну что, профессор, ты, кажется, не ожидал меня здесь увидеть? Стоило Йоде заговорить, как Годо понял, в чем причина его странной речи. Собранная из разных частей машина давала сбой. Свежий шрам, который не мог скрыть даже высоко поднятый воротник пальто, бурлил кровавой пеной всякий раз, когда Йода раскрывал рот. Будь Годо его лечащим врачом, он посоветовал бы ему не раскрывать рот вовсе, но Годо не был врачом, хотя, как правильно заметил Йода, раньше и правда носил титул доктора наук. – Обстоятельства нашей предыдущей встречи были не столь благоприятны, как сейчас, - хрипел Йода. – Верно, профессор? Он закашлял, и красная пена выступила по краям его рта. – У нас, когда убивают человека, дают ему право высказаться. Даже если это была последняя собака. Ты меня такого права лишил. Но я не в обиде, ты не думай. Я дам тебе сказать последнее слово. Но сначала скажи. Известно ли тебе, что я пережил свою смерть дважды? В первый раз, в машине, когда почувствовал, как разрывается сердце у меня в груди... Ты ведь знаешь, куда угодил? – спросил Йода. – Разумеется, - спокойно ответил Годо. – Я не мог стрелять в голову, мне было велено доставить ее в неповрежденном виде. Йода взревел, но продолжил: - Второй раз я пережил смерть, когда этот безумец решил вернуть меня в стан живых. Когда он своими инъекциями оживил мою голову, первое, что я почувствовал – как разрывается мое сердце! Снова! Но вот ведь что интересно – на тот момент ни сердца, ни тела у меня уже не было! Йода был на взводе. На взводе был и курок его пистолета. Годо в любую секунду ожидал, что его вот-вот спустят. Но вдруг Йода забился в судорогах. Он сильно кашлял, повсюду разлетались кровавые брызги. Годо уже собирался использовать момент, чтобы нырнуть вглубь комнаты, но оказалось, в этом нет надобности. Сильно трясущаяся рука Йоды вдруг стала медленно подниматься - и остановилась, когда холодное дуло пистолета коснулось Йодиного виска. – Этот жирный ублюдок никогда не был особо сообразительным, - захрипел Йода уже совсем не своим голосом. Свободной рукой он рванул пуговицы пальто, затем разорвал рубашку. Под ней оказалось шесть наспех зашитых и кровоточащих пулевых ранений. – Я уже искупил свою вину перед тобой, профессор, - сказала голова Йоды. – Теперь же сделай одолжение и ты мне. – Расквитайся с тем, кто все это затеял. И тогда Кобо – или точнее, его тело - спустил курок. Его давняя злоба на босса оказалась столь сильна, что он умудрился выпустить себе в лицо – точнее, в лицо Йоде - всю обойму. – Вот что случается, когда не дружишь с головой, - сказал Годо, глядя на месиво посреди особняка - а вскорости и дома-музея – великого французского актера Жерара Вилье.

 

НАЗАД В ПЕРПИНЬЯН

 

1

 

То, что усадьба хорошо охраняется, Годо понял еще во время своего первого визита. Он, конечно, мог бы попытаться пойти напролом, но это вызвало бы много лишнего шума. Поэтому на центральной площади Перпиньяна, прямо напротив форта Ле-Кастильет, появился пикап с небольшим подъемным краном в кузове. Из него вышел человек в ядовито-оранжевой безрукавке поверх черной водолазки, прихватил с собой из кузова сумку с рабочим инструментом и нырнул в канализационный люк.

 

2

 

В Винодельне Равино вовсю кипела работа. Время от времени по подвалам усадьбы проносился жуткий стон, и слышно было, как клацает холодный хирургический инструмент. - Всему этому я научился у твоего отца, Виктор, - говорил Равино, склонившись над операционным столом. – Какая потеря! – сокрушался он. – Если бы не предательство его коллеги, профессора Доуэля, сколько новых открытий тот сделал бы. И продолжал бы делать! Ведь создание сыворотки было только началом! Он надломил ампулу и сделал укол женщине с изуродованным лицом. Накрыл лицо марлей. - На сегодня, пожалуй, хватит, - сказал Равино. Это был его самый амбициозный проект – попытка построить новое лицо с нуля. Были пережиты десятки неудач – бывало, новое лицо получалось столь ужасным, что его хозяйка буквально сдирала его с себя. Но на этот раз Равино как никогда был уверен, что все у них получится. - Перед самой смертью, - сказал Равино, собирая инструмент после операции, - твой отец был близок к созданию эликсира, дарующего ни много ни мало - бессмертие души. То, что мы имеем сейчас – несовершенный прототип, который необходимо вводить регулярно, чтобы тело не впало в положенный ему тлен. Но самое главное – поговаривал он и об эликсире омоложения… Не объявись этот Доуэль, и кто его знает, Виктор, уже сейчас мы могли бы быть по-настоящему бессмертны! И молоды… За дверями лаборатории раздался металлический лязг. Равино вздрогнул. – Виктор, посмотри, что там.

 

3

 

Виктор ушел, а Равино продолжил возиться с инструментом. Он был трепетен и заботлив. Сначала тщательно мыл инструмент под сильной струей ледяной воды, потом вытирал досуха, а следом – протирал специальной тряпочкой, что придавало инструменту лаковый блеск. Он уже почти закончил, когда за его спиной раскрылась дверь. – Что там? – спросил Равино, не оборачиваясь. – Ничего особенного, - услышал он в ответ. – Сквозняк. И все бы ничего, только голос принадлежал не Виктору. Равино обернулся, в его руках блеснул скальпель. Перед ним, зажимая Виктору рот, стоял Жан-Жак Годо.

 

4

 

- А, профессор, - сказал Равино как-то устало и немного разочарованно. – Я вас, честно говоря, не ждал. Не так рано, профессор До-уэль, - просмаковал последних два слога он. Виктор завертел глазами и задергался. – Да, да, Виктор, знакомься, тот самый профессор Доуэль - заклятый враг твоего отца. Или вы предпочитаете, чтобы я использовал ваш нынешний псевдоним, месье Годо? – Не паясничайте, Равино, лучше ведите меня в свою лабораторию, - сказал Годо. – Но позвольте, - возражал Равино, - вы и так в ней находитесь! – В вашу секретную лабораторию, - сказал Годо и, кивнув на Виктора, добавил, - ту, о которой не знает даже он.

 

5

 

Они шли длинными темными коридорами. Воздух был затхлым, сырым. Впереди шел Равино, следом Виктор. Годо замыкал колонну, держа обоих на прицеле. – Согласитесь, профессор, все было продумано до мелочей, - говорил Равино пока они шли. Говорил он тихо, но его голос доносился до всех закоулков подземелья. – Йода не решал абсолютно ничего, был подсадным кроликом. Все вопросы по подпольным боям решались здесь, - он постучал указательным пальцем по собственной голове. – Но мне нужно было лицо компании, представитель, и он подходил как никто другой. Но это все мои новые задумки... В те же дни, когда я еще жил в Париже, у нас с вашим коллегой Керном была совсем другая задача. Тогда о боях не могло быть и речи – мы думали только о науке. Точнее, о науке думал Керн. Он был просто одержим желанием совершить гениальное открытие. Я, разумеется, ничего против не имею, но взамен славы ученого предпочитаю земные блага. Керн был не таким… После того, как его не стало, мне, с одной стороны, стало гораздо свободней дышать – именно тогда я стал воплощать в жизнь свою старую идею о подпольных боях, где бойцами выступали бы жуткие, невозможные уроды. С другой стороны – мне стало просто фатально не везти. Началось все с санитарных проверок, из-за которых я едва не лишился моей чудесной лечебницы, а когда я уже почти отвоевал ее у властей, все пошло прахом в этом чертовом пожаре… чудовищном, нелепом пожаре, устроенном этой сумасшедшей… Казалось бы, можно было тут и остановиться, но нет – у Господа Бога иные планы для старины Йова. Помимо самой клиники, этот пожар забрал у меня самое дорогое, что в ней было – моего самого бесценного пациента. Каким-то образом ему удалось бежать во время пожара, хотя он был в довольно хрупком состоянии – только стал приходить в себя после сложнейшей операции. Долгое время я и правда думал, что он погиб. Но нет. Прошло столько лет, и вся эта история с Йодой послужила хорошим поводом, чтобы пациент и доктор снова смогли встретиться. Не так ли, месье Годо? – Все зависит от того, - спокойно ответил Годо, - кого вы считаете доктором, а кого - пациентом.

 

6

 

Равино остановился. Подойдя ближе, Годо понял почему. Впереди была стена. Даже его опытный глаз поверил, что дальше дороги нет. Но Равино достал из кармана своего докторского халата небольшой пульт, нажал кнопку, и, казавшаяся глухой, стена отползла в сторону. Предстоял еще один спуск по ставшей еще уже винтовой лестнице. Потом попетляли коридорами – они тоже стали уже и ниже. Равино молчал. То ли устал, то ли больше рассказывать ему было нечего. Вскоре они подошли к какой-то двери. Она оказалась не заперта – Равино коснулся ручки - дверь послушно распахнулась. За порогом была совсем крохотная комнатка. Очень уютная. Стены обиты фиолетовым бархатом, мебели почти нет – только кресло и стол перед ним. На самом же столе - накрытый фиолетовой тканью купол. Равино по-хозяйски прошелся к креслу. - Ну вот, - сказал он, - а об остальном вам может поведать и сам герой. Он снял с купола ткань. Под стеклянным цилиндром была чья-то голова с третьим глазом на лбу. Как только Равино снял с цилиндра ткань, голова приподняла веки.

 

7

 

– В тот день, когда в мою лечебницу нагрянули с обыском и обнаружили вашу, профессор, голову, - Равино кивнул Годо, - нервишки Керна не выдержали, и он пустил себе пулю в лоб. Он не знал, что голова ваша, профессор, что называется, на ладан дышала, и в тот самый момент, когда нагрянула полиция, и вовсе испустила дух. То есть фактических доказательств, что Керн украл ваши идеи, у них не было, и через недельку-другую юридических волокит, мы могли бы и дальше продолжать работу. Но Керн, как я уже сказал, запаниковал, - Равино ухмыльнулся голове на столике. – Я был разбит. Потерян. Одним махом лишился двух великих сподвижников и коллег. Дело моей жизни было под угрозой. Но именно в такие моменты в сознании и мелькают молнии гениальных идей! Голова Доуэля умирала главным образом из-за того, что ее вдруг перестали насыщать искусственные заменители. Голова требовала естественной подпитки, которую, как мы хорошо знаем, любая голова получает от тела. Голову Доуэля еще можно было спасти, если быстро раздобыть подходящую натуру. К сожалению, это не так просто. Но в тот день звезды были на моей стороне. Зачем искать тело по моргам Парижа, если вот оно, совсем свежее, и совсем рядом!

 

8

 

- Закончив операцию, я шутки ради сделал инъекцию и этому трусливому существу. Как видите, он пришел в себя. Правда, из-за той пули, что он пустил себе в голову и которую я не смог бы без плачевных последствий удалить, он не совсем таков, каким был прежде. Заикается, часто несет какую-то откровенную чушь… Виктор, который по мере того, как Равино рассказывал свою историю, в буквальном смысле закипал, наконец не выдержал. Он кинулся на старика, свалил его на пол и стал жестоко бить. Еще минута и от лица Равино осталось бы только мокрое месиво, но Годо вовремя отбросил Виктора в сторону. – Держите себя в руках! – увещевал он Виктора. Старик же тем временем пришел в себя, неожиданно бойко вскочил и скрылся за едва различимой портьерой в дальнем углу. Его исчезновение заметили не сразу. Немного остыв, Виктор увидел распахнутую портьеру, а за ней - раскрытую дверь и лестницу, ввинчивающуюся в саму глубь земли. Было хорошо слышно, как стучат ботинки по железным ступеням. Не долго думая, Виктор бросился вслед за Равино.

 

9

 

Годо сидел в фиолетовом кресле и долго смотрел на пытавшуюся что-то сказать голову бывшего коллеги. Коллега часто моргал, судя по движению губ, заикался, что навело Годо на интересную мысль: - Заика остается заикой даже когда молчит. Годо наклонился, повернул знакомый ему до боли клапан, скрытый с остальным оборудованием под столом. Постепенно, сквозь чавканье и бульканье, стал доноситься знакомый голос. Знакомый, но совершенно чужой. Керн с трудом выговаривал некоторые слова, часто забывал, что хотел сказать - одно из его сбивчивой речи было ясно: он умолял простить его и дать ему уйти. Годо долго смотрел на голову Керна. Но был он явно не здесь. Что-то другое витало в его собственной голове. Или скорее наоборот – это он витал где-то вне себя самого. Но вот он вернулся. Встал. Глядя, как корчится в мольбе лицо Керна, направился к портьере. Снизу не доносилось ни звука. Годо вернулся к столу и, глядя Керну в глаза, нашел нужный рычаг. Когда Годо покидал комнату, Керн, на последнем издыхании, шипя и судорожно двигая губами, благословлял его имя.

 

10

 

Равино, знавший подземные лабиринты куда лучше Виктора, сумел все-таки скрыться. Когда Виктор вернулся в бархатную комнату, его отец был уже мертв. Он еще что-то хрипел, но это была уже исключительно механика – движение не души, а навсегда осиротевшего тела. Виктор упал перед отцом на колени и долго рыдал. Потом встал, выбрался на поверхность и направился к гаражу. Охрана выстроилась во дворе и молча наблюдала, как Виктор неспешно обливает стены дома бензином. Все так же молча смотрели они и на огонь, очень скоро окутавший все здание. Дом еще пылал, когда, не прощаясь, охранники разошлись по своим машинам. И только Виктор остался недвижим – простоял на лужайке перед полыхающим домом до самого утра. По его отсутствующему виду сложно было сказать, понимает ли он, что именно происходит сейчас перед его глазами и так страшно отражается в его пустых черных зрачках.

 

11

 

Выбираясь подземными лабиринтами назад – наверх – на воздух - Годо вдруг услышал чей-то стон. Он уже слышал этот стон однажды. Нет, не только сегодня. Раньше. Гораздо раньше. Когда только приходил в себя после операции, постепенно осознавая, что же на самом деле с ним произошло. А произошло вот что – будучи заядлым курильщиком и получив диагноз рак легких – причем, последней стадии – профессор Доуэль поделился новостью c коллегой – младшим ассистентом Керном. Тот принял все слишком близко к сердцу – и вполне понятно почему – без секретных изобретений Доуэля ему в его научной карьере продвигаться было особо некуда. И потому Керн решил сделать Доуэлю услугу. Правда, втайне от него самого и несколько необычным способом – лишив того не только рака легких, но и самих легких. В таком вот состоянии – голова, и больше ничего – Доуэль просуществовал почти целых семь лет. И вот, почти свыкшись (насколько это возможно) со своим нынешним образом, голова профессора просыпается в кой-то раз не на столе, а в самой настоящей кровати! Более того, опустив глаза, Доуэль видит еще и тело. Тело, правда, почему-то привязано к кровати, что как минимум бесполезно, ведь пациент не может пока даже пальцем пошевелить. Неизвестно, сколько времени Доуэль провел в таком состоянии. Он часто забывался, но постепенно начинавшее давать о себе знать тело не позволяло ему надолго убежать от тошноты и боли. Время от времени ему делали какие-то уколы – тогда боль уходила, сменяясь галлюцинациями и видениями. Поэтому когда палату профессора начал заполнять едкий дым, он не придал этому слишком большого значения - подумал, что дым существует исключительно в его воображении. То же самое он решил и когда открылась дверь и в комнату вошла женщина. Необычная женщина. Огненная в прямом смысле - ее голова представляла собой факел вздыбившихся к небу волос. Прежде чем сгореть и погаснуть обугленной спичкой, она успела подойти к кровати и освободить профессора из пут. Тот еще какое-то время пролежал бездвижен, но дым и огонь заставили новое тело слушаться – он скатился с кровати, смягчив падением тем, что приземлился на тело своей освободительницы, выполз в коридор, а там уже каким-то чудом смог незаметно покинуть пылающий дом.

 

12

 

– Джиджи, - скажет Годо.

Она вздрогнет.

– Это Жерар.

Он тронет ее руку.

Потом лицо, накрытое марлей.

Потом марли коснутся его губы.

Следом – дуло пистолета.

– Ты пришел, Жерар, - услышит он перед тем как спустит курок.

 

13

 

Город праздновал Страстную Пятницу. По улицам Перпиньяна двигалось шествие людей в красных рясах. На секунду к ним примкнул из толпы бродяга с гитарой. Он улыбался и кричал: - Ну что, сукины дети, получили свое? То-то же! Однако его быстро изъяли из торжественной процессии наблюдавшие за порядком полицейские. И шествие продолжалось.