Пропев на уроке литовского хором со всем седьмым «Б» первую строку
гимна Литвы, впервые задумался, что это такое – родина, и
главное, где она? И умолк. Надолго. До самого конца гимна.
Здесь ли она, в стране, где я уже провел детство, переживаю
отрочество и в будущем проведу начальную, студенческую пору
юности? Или же там, где родился, но откуда был увезен еще во
младенчестве?

Позже, изучая (все там же, в Литве) английский язык и литературу,
открыл для себя чужую истину: родина – это язык. И в первую
очередь – родной.

Чтобы быть к нему ближе, переехал в Москву, где двадцатью с лишним
годами ранее родился.

Преподавал английский и переводил с него же.

Из детства вывез книжку в мягкой обложке с акварельными фигурками
циркачей, которых память почему-то ошибочно (видимо, из-за
подписанного под рисунком названия книги) принимала за трех
толстяков, и сопутствовавших чтению – продырявленную с двух
сторон банку сгущенки, тускло горящий торшер и дождливый летний
сумрак за окном.

Из отрочества – книжку в твердой обложке с нарисованной угольком, но
сначала выструганной из дерева головой негритянки, которая
одним глазом выглядывает из-за закрывших лицо ладоней. Она
боится призраков, говорящих по телефону. На лбу у нее
завитушка, похожая на те, что мастерил на уроках труда долотом из
крутящегося на станке деревянного ферзя.

Из юношества – пушистые усы Цинцинатта.

Ранние стихи были опубликованы в 2000 году в газете «Клайпеда» в
литературной колонке «Капли Янтаря».

С тех пор публикуюсь в «Топосе» впервые.