Проза

                                                                                                                                                                                                                                                 С.И.Н.

- Что ты за человек? Ни на одной работе ни с кем никогда не можешь наладить нормальных отношений. Поэтому ты нигде и никому не нужен. Несчастный!

Сонин сидел за кухонным столом, слушал жену и удивлялся её способности, ругая его, говорить всё время только о себе. О том, как ей не повезло с этим малахольным мужем. И какая она теперь несчастная и никому не нужная! Длиннющая цепочка из прицепленных друг к другу «н» говорила о глубине разочарования и крайней степени женского раздражения.

Всё-таки, он был буквоед и к словам цеплялся больше, чем к реальной жизни.

Закончив в конце 80-х литинститут, Сергей Сонин попал на работу в толстый и успешный журнал. За три года дослужился до должности завотделом художественной прозы. Работал запоем. Но однажды сцепился с главным редактором из-за рукописи романа одного сумасшедшего, но одарённого парня из Иркутска. Роман был посвящён первой чеченской войне, из которой парень вышел калекой. Автор пытался разобраться в эпидемии вранья и лизоблюдства, вспыхнувшей в стране после той войны. И в судьбе молодых ребят, раздавленных государственной машиной и практически выброшенных на свалку.

 Редактор убеждал Сонина, что печатать этот роман нельзя. Лучше сразу сделать себе харакири, чем ждать, что тебе оторвут голову соответствующие органы или блюстители национальной гордости. Сергей стоял на своём.  Дело дошло до взаимных обвинений в карьеризме и матерного крика в кабинете главного с разбитием графина и порчей редакторского компа. Потом Сонин «превысил должностные полномочия» (пообещал иркутскому гению скорую публикацию) и с треском вылетел из журнала на улицу.

А на улице было погано. Заняться литературной работой не светило, знакомые книжные и журнальные боссы прятались в иномарках с затемнёнными стёклами и мчались куда-то мимо, пресса «желтела», страна громко скандировала какие-то глупости и с умным видом маршировала в сторону психушки. Сонин, не разобравшись в ситуации, продолжал бить себя в грудь, размахивать дипломом и рассылать резюме в журналы и издательские дома. Год ушёл на то, чтобы опомниться и уразуметь, что пришла пора не жить, а спасаться.

Он начал давать частные уроки русского языка, писать чужие курсовые и дипломные работы для «буратин» из МГУ, ВГИКа, педвуза и «кулька». Потом и эта синекура сдохла. Жена, работавшая в школе учителем начальных классов, умоляла его пойти на какие-нибудь курсы и стать или охранником в банке, или разносчиком пиццы.

Сонин упорствовал. И однажды увидел рекламное объявление окружной газеты, срочно искавшей корреспондента на вакантное место. Он рванул на собеседование. Сначала с ним долго и грустно толковал директор Артур Артурович с фамилией, похожей на позывной партизана-подпольщика – Шмель. Потом – главный редактор газеты Ирина Петровна Смагина, сорокапятилетняя терпеливая женщина с очень бледным и очень уставшим лицом бунинской героини.

Сергей Сонин их не разочаровал и был направлен к заместителю главного редактора для получения тестового задания. Пройдя длинным редакционным коридором, он вошёл в большую комнату, где шуршали бумагами многочисленные девицы, а за стойкой сидела еле видимая остроносая мышка с очень сердитыми глазами и случайной причёской.

- Здравствуйте! Могу я видеть Светлану Игоревну Никитину?

Сердитая мышка приподнялась и махнула рукой в дальний угол комнаты. Сонин развернулся влево и…

«Бывают странные сближения», - как писал Пушкин, предвкушая сочинение озорного «Графа Нулина». Но это всё, конечно, хвост литинститута. Прыщики на лице подростка. Цитата уместна, но дело было не в цитате. Она-то пришла в голову потом, украшая и утяжеляя момент. А по сути препарируя его и вывешивая кишочки на всеобщее обозрение, как бельё на верёвку.

Момент этого не заслуживал. Он был замечателен сам по себе. И в замечательности его главным было то, что момент ничего дополнительного не требовал. Ни слов, ни цитат, ни умного кокетства.

До стола, за которым сидела Светлана Игоревна Никитина, оставалось метров пять или шесть. Она смотрела на Сонина с настороженным любопытством. А он, глядя на неё издалека, уже понимал, что хочет здесь работать и будет здесь работать. Потому что по взгляду Светланы Игоревны чувствовал, что она уже решила, что он принят в штат в должности корреспондента, и всё остальное: его опыт, выполненное задание, качество написанного им материала – не имеет никакого значения.

А он очень любил, когда красивая женщина решала что-то важное раньше него.

Чёрт его знает, может быть, он и ошибался! И думала женщина за столом совершенно о другом. Но подсев к столу, разглядев её привлекательное лицо с классическим восточным обаянием умницы и хозяйки, стильно уложенные каштановые волосы, красивые губы со спрятанной в уголках девчачьей смешинкой и тёмные глаза, мягкие и, тем не менее, неприступные, Сонин легко забыл о печальном времени безработицы, безденежья и бездружья, и думал о том, что опять попал в десятку. И что ему в который раз повезло. Ему было неважно, куда и с каким заданием отправит его будущая начальница, – эта замечательная женщина! - одного с ним возраста и, видимо, одного с ним жизненного запроса. Для него было важно, что теперь он сможет видеть её чуть ли не ежедневно, болтать с ней о всякой всячине, ругать одно и то же, радоваться одному и тому же, выполнять её поручения, спорить с ней и соглашаться, слушать её критику и её похвалы.

    Думать о чём-то большем было заведомо запрещено. Ведь ни о чём не спрашивая, он уже догадывался, что у неё должен быть любимый муж и очень хорошие дети. Но в этом запрете тоже была какая-то счастливая необходимость.

- Чего ты сидишь? – поинтересовалась жена. – На работу не собираешься?

- Я, вообще-то, с сегодняшнего дня в отпуске.

- Ты, вообще-то, с сегодняшнего дня можешь остаться без работы. 

Сонин натянул костюм, нацепил пальто и отправился в редакцию. Зачем он это делает, точного понимания не было. В принципе, жена просто вытолкнула его из дома, требуя действий. Она была убеждена, что так поступают все настоящие мужчины. Но лично ему действовать не хотелось. Нет, это не была анемия, вызванная испугом от начальственного разноса. Это было сомнение, которое могло привести к верному пониманию своего места в сложившейся ситуации. Сомнение таит в себе открытие, только не надо сдаваться и прекращать сомневаться, даже если тебя будут душить или пытать, требуя немедленно принять важное решение.  

- Зачем ты здесь? Ты же в отпуске?

Он застрял в импровизированной курилке на четвёртом этаже, перед входом в редакцию. Закрыв глаза, выкуривая уже вторую сигарету и настраиваясь на визит в кабинет к Артуру Артуровичу. Светлана Игоревна, а теперь просто Света – всё-таки десять лет службы в одной газете кое-чего стоят – удивилась, увидев его на верхнем пролёте лестницы.

- Хочу подать заявление.

- Какое заявление?

- По собственному желанию.

Никитина улыбнулась, но в глазах её зажглась тревога.

- Что случилось?

Сонин кивнул в сторону начальственных кабинетов. Никитина сказала громко:

- Когда докуришь, зайди ко мне. Расскажешь.

В её кабинете, полным шкафов, шкафчиков, полок и полочек, забитых папками, бумагами и сигнальными экземплярами газет, они сидели больше часа. Сергей старался как можно точнее рассказать о вчерашнем конфликте между ним и директором.

 Дело выеденного яйца не стоило. Но Артура Артуровича иногда «несло», как Остапа Бендера. Приближались муниципальные выборы. Газета готовилась предоставить печатные площади для рекламы кандидатов. Шмель преувеличивал роль газеты в этих играх. Но ему нравилось преувеличивать. Газета была его детищем, в период выборных игр набирала вес и из опрятной девушки превращалась в сочную и значимую женщину-гражданку. Артур Артурович бесконечно обсуждал с редактором, замредактора и доверенными подчинёнными маленькие окружные интриги, переживал и анализировал ошибки и успехи будущих членов муниципальных органов власти,  задерживался на работе до полуночи, теребил сотрудников и требовал от них активности и сверхурочных напрягов. Попался под руку директору и Сонин. Корреспонденту предлагалось вступить в редакционную фокус-группу и влюбиться в самых одарённых окружных политиков. Сергей допустил промах. Вместо того, чтобы последовать вслед за директором, он ляпнул, что глуп, привык иметь дело только с бумагой и словом, и к участию в предвыборной гонке абсолютно непригоден. И тогда Шмель произвёл роковой выстрел. Потому что находился на передовой и дезертиров терпеть не собирался. Металлическим голосом он объявил, что тунеядцы, получающие в газете такие высокие оклады, ему не нужны и предложил Сонину освободить занимаемую должность. Сонин растерялся, а Артур Артурович указал ему на дверь кабинета и углубился в телефонный разговор с кем-то из кандидатов.

- Вот, собственно, какая идиотская чушь! – пожал плечами Сонин.

Никитина сняла телефонную трубку и позвонила Смагиной. Говорили они долго, минут двадцать. Сонин сначала прислушивался, стараясь понять свою дальнейшую судьбу. Потом выключился и даже по-хамски закрыл глаза. Из ватной темноты до него долетал звук голоса Никитиной. Он подбирал эпитеты к его описанию. Потом стал думать о том, как было бы здорово набраться смелости и однажды поцеловать Светлану Игоревну. Скажем, в день её рождения или на традиционной редакционной тусовке под Новый год. Коснуться, как будто по-дружески, губами её щеки, вдохнуть запах её духов и даже, может быть, волос и кожи. А потом, только случайно-случайно, взять её за руки, покружить, словно вальсируя, и наговорить кучу комплиментов. Но настоящих, не просто красивых и чувственных, а искренних и проникновенных.

В этот самый миг его щеки коснулись чьи-то лёгкие губы, а нос вдохнул туманный запах духов и тёплой кожи. От неожиданности он распахнул глаза и подскочил на стуле. Никитина стояла в метре от него и сочувственно улыбалась:

- А я испугалась, что ты без сознания. Не расстраивайся, Серёга! Всё будет нормально. Поезжай домой. Мы Артура Артуровича уговорим.  

- Пока.

Он вышел на улицу и долго стоял, приходя в себя. Потом осторожно провёл ладонью по щеке, словно отыскивая след поцелуя. Бред! Настоящий бред! Но до чего изумительный бред! Всем чудесам чудо и всем небесным небесам – небесное небо! 

Жена встретила его, как конченого дуролома. Пока он снимал пальто и обувь, стояла и качала головой с таким видом, как будто он стягивал с себя гнилую кожу. 

- Пока ты болтался, тебе звонила Никитина. Сказала, что всё в порядке. Она договорилась, ты можешь спокойно работать.

Сонин поцеловал жену в щёку. Жена тряхнула головой, словно отгоняла невидимую мошкару:

- Слушай, почему она со мной всегда так разговаривает?

- Как так?

- Как будто я в чём-то перед ней виновата.

- Глупости.

- Или словно я ей не нравлюсь. Почему?

- Есть многое на свете, друг Горацио, что и не снилось нашим мудрецам.

- Так я и думала. Ваши редакционные шашни.

Сонин обнял её за талию и потянул к себе:

- Я соскучился.   

Жена освободилась от его рук и сказала:

- Я быстренько съезжу к маме. Она приболела. Отвезу мёд и гриппферон. Через пару часов буду.

Хлопнула дверь. Шмыгнул маленький сквознячок. В кухню осторожно вошёл кот Гус, попил водички, потёрся о штанину, исполнил упражнение «потягушки-горочка», равнодушно посмотрел на Сонина и удалился.

Котам и мужчинам нужна независимость.

Сонин достал из шкафа тяжёлый стакан для виски, протёр его, открыл холодильник, вынул лёд и бросил в стакан несколько кубиков. Захлопнув холодильник, пошёл в комнату, и, выудив из бара коричневую бутылку с купажированным «Тичерз», плеснул себе в стакан «на два пальца». Опустился в кресло и включил телевизор. Там шли какие-то новости, поэтому он убрал звук и долго наблюдал за смешными цветными картинками. Лёд таял, Сонин встряхивал стакан и с удовольствием прислушивался к драгоценному плеску и постукиванию внутри стакана. Пил мелкими глотками, муссируя привкус торфа, на котором хитроумные англичане настаивали этот горький сорт.

Сначала он хотел позвонить Никитиной на мобильный и поблагодарить. Но потом взял себя в руки и решил, что поблагодарит на работе. Или подарит хорошую книжку, Довлатова или Вайля. Она поймёт.

Чудесная штука жизнь, что бы про неё не говорили.

Можно пить виски и ни о чём не думать. Можно целовать жену и не произносить ни слова. Можно смотреть телевизор и не включать звук. Можно дружить с красивыми женщинами и делать им подарки. Просто так. Без повода.

Всё и так понятно.