Жизнь как есть

 

 

 

 

 

 

 

 

Шел сентябрь 1996 года. Только что были подписаны Хасавюртовские соглашения, и в мятежной Чечне воцарился мир. Город Грозный лежал в руинах. На рыночной площади, расчищенной от битых кирпичей и осколков, толпился народ. Туда-сюда прохаживались вооруженные боевики, щеголяя длинными гирляндами медалей и гвардейских значков. Суетились торговки, раскладывая на деревянных ящиках пакетики с нехитрой снедью. Мимо них проезжали обшарпанные легковушки, откуда высовывались веселые бородачи и вскидывали кверху два пальца: «Виктория!»

Чечня праздновала победу.

Вскоре подъехал внедорожник и остановился у торговых рядов. На лобовом стекле в лучах осеннего солнца светился портрет первого чеченского президента, погибшего накануне военного триумфа. Генерал Джохар Дудаев мечтательно вглядывался вдаль. Черные усики тонкими изящными крыльями разлетались над губой. Голову прикрывала армейская пилотка с бирюзовой окантовкой и золотистой кокардой, на которой был изображен волк.

Из машины выглянул знакомый молодой чеченец:

– Едем? – обратился он ко мне.

– Едем, – я уселся на сидение рядом с водителем и кивнул на лобовое стекло. –  Какой портрет!

– Это наш пропуск, – пояснил боевик и широко улыбнулся.

– Пропуск куда?

– С таким вождем куда угодно – хоть в рай.

Мы помчались по улицам, изрытым воронками от снарядов и мин. Машина сопровождения с храбрыми стрелками едва поспевала за нами. Разрушенные обгорелые здания взирали на нас пустыми глазницами окон. Ни одного уцелевшего дома не встретилось на пути. Наконец, внедорожник притормозил у железных ворот со зловещей надписью: «Добро пожаловать в ад!» Под надписью покоился силуэт матерого волка.

– Это тоже пропуск? – поинтересовался я.

– Да-да, – рассмеялся боевик. – Пропуск прямо в преисподнюю.

Молодой чеченец был недалек от истины. Здесь, за железными воротами, в подвале полуразрушенного дома уже давно содержались российские военнопленные, подвергаясь пыткам и унижениям. Согласно Хасавюртовским соглашениям, они подлежали немедленному освобождению и передаче представителю объединенной рабочей группы. Таким уполномоченным офицером был я.

Ворота отворились. Трое доходяг стояли во дворе. Они были сильно истощены: полевая форма болталась на них, как на огородных пугалах. Босые ноги сочились кровавыми язвами. В огромных глазах таилось отчаяние. А за их спиной на металлической двери висел портрет первого чеченского президента. И днем, и ночью Джохар Дудаев сторожил своих пленников. И днем, и ночью пленники проклинали его, считая источником своих бед и несчастий.

И вот пришла долгожданная свобода. Узники покинули темный подвал и, с трудом передвигая ноги, двинулись к внедорожнику. Но внезапно, не дойдя двух шагов до машины, остановились – перед ними на лобовом стекле виднелся ненавистный портрет Дудаева. На мгновение показалось, что из одной темницы они переходят в другую под пристальным оком грозного стражника с кокардой волка на пилотке…

 

 

С тех пор в моей памяти образ первого чеченского президента стал перекликаться с недобрым образом матерого волка, типичным для русского восприятия. Однако он оказался привлекательным для тех, кто видел в Джохаре Дудаеве гордого отважного горца, готового на все ради достижения свободы. Ведь народное сознание такие качества приписывало и волку – древнему чеченскому тотему. Не случайно этот хищник стал государственным символом независимой республики. Он всецело соответствовал не только сути вооруженной анархии, ненадолго воцарившейся в мятежной Чечне, но и характеру ее тогдашнего лидера.

На самом деле личность Джохара Дудаева была соткана из многих противоречий. Одни считали его злым гением своего народа, другие – чуть ли не посланцем Аллаха. В нем сочетались прагматизм и идеализм, жестокость и романтичность. Но даже заклятые враги, а их было немало и среди чеченцев, признавали, что Джохар Дудаев – сильный, целеустремленный человек, призванный совершить нечто из ряда вон выходящее. После его гибели стала складываться романтическая легенда о первом чеченском президенте, который, по словам поэта, дал почувствовать вайнахам «горькую сладость свободы». Его сравнивали с Прометеем, похитившим огонь, и призывали спуститься с небес на белом скакуне с богатырской саблей в руке, чтобы поразить недругов. Алла Дудаева написала апологетическую биографию своего мужа, еще раз доказав, что русская женщина, подобно известной чеховской героине, способна до самоотречения быть преданной, любящей женой. В книге она изобразила Джохара Дудаева непримиримым борцом за свободу Чечни – прямым наследником шейха Мансура, имама Шамиля, наиба Байсангура и других непокорных горцев. Именно в таком геройском виде имя первого чеченского президента было присвоено площадям и улицам городов на Украине, в Турции, Прибалтике, Польше.

Между тем действительные события и документы свидетельствуют о другом. Покинув Грозный в юношеские годы, Джохар Дудаев вернулся на родину через тридцать лет, подзабыв и родной язык, и родные обычаи. Его представления о чеченских традициях формировались при чтении «кавказских» произведений классиков русской литературы – Александра Пушкина, Михаила Лермонтова, Льва Толстого, которые не являлись носителями чеченского менталитета. Воспитанный в духе советского интернационализма и атеизма, он не был ревностным приверженцем ислама. А, женившись на иноверке, еще и пренебрег старинным сводом народных правил – адатом.

Однако, оказавшись на родной земле спустя многие десятилетия, Джохар Дудаев был вынужден становиться и образцовым чеченцем, и образцовым мусульманином. Ему хватало мужества противостоять введению шариата при строительстве независимой Чечни, на чем настаивали некоторые религиозные деятели и старейшины. Но он не был в состоянии сопротивляться строгим правилам чеченского тейпового общества, а также радикальным требованиям воинственных националистов, на которых поневоле опирался. Ведь ему, первому генералу-чеченцу, для реализации политических амбиций была предоставлена только силовая площадка – другие мирные площадки оказались заняты блестящими учеными, министрами, чиновниками. Иными словами, среди чеченских политических деятелей он был конкурентоспособен в военной, но не в экономической или государственной областях.

Да и здесь пальму первенства вскоре завоевал его соратник – полковник Аслан Масхадов, поскольку артиллерийская специализация в условиях наземной войны оказалась более востребованной, нежели длительная летная подготовка. Несмотря на воинственную риторику, Джохар Дудаев предусмотрительно избегал прямого боевого столкновения с Россией. А когда это все-таки случилось, не показал себя умелым полководцем. Он лично спланировал лишь операцию по захвату дагестанского города Кизляр, осуществленную его зятем Салманом Радуевым. Но и этот бандитский налет не принес ожидаемых результатов, в отличие от знаменитого рейда Шамиля Басаева на Буденновск, после которого Москва была принуждена к мирным переговорам.

Джохар Дудаев не показал себя и успешным управленцем. Исходя из популистских соображений, он выступил решительным противником радикальных преобразований, безжалостно проводимых на российской территории либеральными реформаторами. Его девизом стал «социализм с человеческим лицом», при котором удерживались доступные цены на хлеб, а земля не подлежала продаже в частные руки. В то же время попытки ввести свою валюту и обеспечить независимое развитие чеченской экономики потерпели неудачу.

Мало того, социальная политика Джохара Дудаева обернулась настоящей катастрофой. Создав интернациональную семью, он не сумел сохранить в республике интернациональное общество, предоставив радикальным националистам и криминальным элементам полную свободу действий. В результате при равнодушном попустительстве со стороны тогдашнего московского руководства и всего мирового сообщества в республике был осуществлен геноцид русского населения, когда сотни тысяч мирных жителей были изгнаны с родной земли, а десятки тысяч убиты или порабощены. Публично отрицая эти чудовищные преступления, супружеская чета Дудаевых – предумышленно или нет – выступила в качестве их пропагандистского прикрытия.

Таким образом, едва ли деятельность Джохара Дудаева на президентском посту можно признать хоть сколько-нибудь эффективной. Отчего же так живуча романтическая легенда о нем? Как представляется, основу мифа составила его непоколебимая преданность идее независимости Чечни. Он бросил военный вызов России, хотя заранее считал подобную войну проигранной. Он отверг всяческие попытки шантажа и подкупа со стороны российского руководства, хотя сам не чурался прибегать к запугиванию и ритуальному бряцанию оружием. В глазах соплеменников Джохар Дудаев выглядел честным и неподкупным борцом за свободу. Он действительно был бессребреником и слишком совестливым человеком, чтобы разменять высокие идеалы на безбедное существование. Наконец, он обладал живым умом и достаточной проницательностью. Высказанный им однажды план установления политической системы султанизма позднее был осуществлен Москвой на Кавказе.

Всякий, кто сегодня знакомится с чеченской трагедией эпохи Дудаева, невольно испытывает ощущение дежавю. Ведь все, что затем произошло в Грузии или на Украине, первой изведала Чечня – от варварского низвержения памятников до силового захвата власти и принуждения законно избранных депутатов «добровольно» отказаться от своих полномочий. Как будто на постсоветском пространстве претворялась в жизнь одна и та же схема, один и тот же план. Очевидно, что дудаевское утверждение о Чечне как о библейской родине всего человечества по своей экстравагантности недалеко ушло от украинского постулата об «украх» как древнейшей расе на Земле. Очевидно, что и в дудаевской Чечне, и на теперешней Украине массовым сознанием овладела одна и та же иллюзия быстрого наступления счастливой беззаботной жизни в случае обретения абсолютной независимости от России. Увы, запоздалое прозрение дорого обошлось и еще обойдется нашим народам.

Нельзя отрицать и того огромного влияния, которое оказали на Россию драматические события на Кавказе. Реализовав на практике проверенную веками систему султанизма, сегодняшняя Чечня предъявила высокие моральные требования к первому лицу Российского государства. Теперь на кремлевском посту едва ли может появиться слабый, безответственный человек, склонный к сомнительным удовольствиям и падкий на грубую лесть, как это было еще в недавние времена. Есть надежда, что отныне российский лидер будет вынужден исповедовать традиционные ценности и самоотверженно защищать государственные интересы, не поступаясь ими ни за какие коврижки – ни за нобелевскую премию, ни за похмельный кубок.

 

 

 

 

 

 

Семья Мусы и Рабиат Дудаевых из горного села Ялхорой была многодетной. Шутка ли – тринадцать детей! Самого младшего сына родители назвали Джохаром, что по-чеченски значит – жемчуг. Должно быть, он был самым дорогим, самым любимым. Свой настоящий чеченский характер младенец проявил вскоре после рождения.

Однажды мать с трехмесячным Джохаром на руках отправилась в соседнее село – навестить родных. Когда она вечером возвращалась домой, путь ей неожиданно преградил матерый волк. Хищник сверкал голодными глазами и лязгал клыками, готовясь разорвать жертву. В немом ужасе женщина застыла на месте, крепко прижав к груди сына. Вдруг младенец, до этого мирно спавший, разразился пронзительным плачем. Волк насторожился и, точно услышав знакомый голос, уступил дорогу и исчез в сумерках.

 

 

 

Холодной зимой 1944 года пришла беда. По приказу Сталина всех чеченцев насильно изгоняли со своей земли – якобы ^{[Прим. редактора]} за «пособничество фашистским захватчикам» и «бандитские налеты на колхозы соседних областей». В бедную хижину Дудаевых эту горькую весть принес пожилой русский солдат. Хозяина не было дома – Муса Дудаев перегонял овец в Грузию. Не зная, что предпринять, Рабиат заметалась в слезах, схватила спящего младенца. Джохар проснулся и громко заплакал. Услышав его плач, солдат вспомнил о своих чадах и сжалился над несчастной женщиной. Он раздобыл подводу и погрузил на нее убогий скарб – медные кувшины, домотканый ковер, теплую одежду, мешки с мукой.  Окруженная детьми, Рабиат двинулась в дальнюю дорогу.

 

 

 

Муса Дудаев разыскал свою семью через несколько месяцев в заснеженной павлодарской степи. Рабиат с детьми ютилась на заброшенном кирпичном заводе. Жили впроголодь. Старшие сыновья с утра до вечера рыскали по округе в поисках какой-нибудь поживы. Но все равно еды не хватало.

Появившийся отец взял семейные заботы на себя. Весной в голой степи он вспахал большое поле и посадил картошку. А затем устроился на хлебозавод. Каждый вечер он возвращался с мешком горячего хлеба. Худые, оборванные дети спешили навстречу, чтобы получить из отцовских рук теплую душистую горбушку. Взрослые, завидев его, отводили голодный взгляд. Но никто не осмеливался упрекнуть Мусу Дудаева в том, что он тайком выносил с хлебозавода свежеиспеченные буханки. Все понимали – надо кормить детей, надо как-то выживать.

 

 

 

«Когда я был маленький, – вспоминал Джохар Дудаев, – отец настрого запретил всем в семье применять по отношению ко мне рукоприкладство. В ребенке может выработаться чувство страха... Но однажды тумаки мне все же достались, правда, от посторонних. Мой противник был старше меня и сильней. Мне бы сдаться после первых побоев, смириться со своим поражением. Не тут-то было! Весь в кровоподтеках, я оказал ему сопротивление и не отступил. Здорово мне досталось в тот день. До самого вечера хоронился в кустах: не хотел, чтобы меня видели в таком беспомощном состоянии – гордость не позволяла».

 

 

 

У Мусы Дудаева была старинная сабля. Ее необыкновенный клинок легко разрубал любое железо. Доспехи для нее не являлись преградой. Сабля ковалась в горном ауле Айткхаллой. Перед ковкой старый мастер молился в мечети, а потом надолго уходил в горы. Изготовленная таким способом сабля по-чеченски называлась «гора да», или «гурда», что значит – властелин мощи. Она вручалась только самому достойному горцу. Таким горцем был и Муса Дудаев.

Как и подобает чеченцу, Муса Дудаев никогда не жаловался, даже когда его стала одолевать смертельная болезнь. Он лежал на своей постели, сколоченной из нетесаных досок, и молча умирал. Вдруг дверь в дом приоткрылась – из проема выглянул его давний враг. Он стал издеваться над умирающим хозяином. Муса выхватил саблю и швырнул ее в пришельца. Тот мгновенно скрылся. Гурда пронзила деревянную дверь насквозь и сломалась – такова была сила ненависти, которую вложил Муса в бросок. Это был последний урок чеченской отваги, который перед смертью дал отец шестилетнему сыну Джохару.

 

 

 

У Джохара было семеро старших братьев, но больше всех он любил Халмурзу. Бесстрашный, всегда готовый к нападению, он был предводителем чеченских мальчишек, которые, подражая абрекам, частенько промышляли воровством и разбоем – то уведут овцу из колхозной отары, то обтрясут яблоневый сад, то обчистят одинокого прохожего. Таким старинным способом многие чеченские семьи выживали в суровые голодные времена.

Однажды воровская ватага совершила набег на чей-то приусадебный участок. Одного из воришек успел схватить хозяин. Завязалась драка. Халмурз бросился вытаскивать товарища из беды – подскочил и, не задумываясь, воткнул разъяренному мужичку нож между ребер. Тот пал замертво.

Шестнадцатилетний Халмурз оказался за решеткой. Из тюрьмы он вышел спустя четверть века – ему то и дело набавляли срок, ибо никаких законов он не признавал. Говорят, в лагере своей силой и храбростью Халмурз завоевал непререкаемый авторитет. Ему беспрекословно подчинялись заключенные. Даже лагерный начальник был вынужден договариваться с ним. И для младшего брата он остался примером на всю жизнь.

 

 

 

Джохар услышал, как его старший брат Бекмурза, уединившись, нашептывал странные слова:

– Ты победишь злого добротой и любовью. Жадного победишь щедростью, вероломного искренностью, а неверного – верой. Будь всегда милосердным и скромным, будь готов жертвовать собой.

– Что ты бормочешь?

– Это наставления Кунта Хаджи, – пояснил Бекмурза.

Из разговора с братом Джохар узнал, что Кунта Хаджи – чеченский святой и чудотворец, который основал суфийское братство кадирийского толка. Он противостоял знаменитому горцу – имаму Шамилю, который считал, что истинный мусульманин не может находиться под властью гяуров (неверных) и должен сражаться за свободу до конца. Так вслед за ним говорили и другие суфийские проповедники накшбандийского толка. А вот богослов Кунта Хаджи был куда милосерднее. Он утверждал, что чеченцы, вынужденные подчиниться русским, не только не теряют веры и уважения единоверцев, но и возвышаются над ними в силу перенесенных страданий. «Сопротивление властям Аллаху не угодно, – утверждал святой. – Ибо Аллаху не угодно, чтобы все чеченцы погибли в сражениях. Если вам скажут, чтобы идти в православные церкви, то идите туда, ибо это – всего лишь строения, а вы в душе – все равно мусульмане. Если вас заставят носить кресты, то носите их, ибо это – всего лишь железки, а вы в душе – все равно мусульмане. Но если ваших женщин будут насиловать, если вас будут заставлять забыть язык, культуру, обычаи, то поднимайтесь и бейтесь до последнего чеченца».

– Зачем он это говорил? – спросил Джохар.

– Затем, чтобы мы, чеченцы, спаслись, – объяснил Бекмурза. – Что толку, если мы все погибнем? Всевышний не желает этого. Он желает, чтобы мы выжили, набрались сил и в заветный час достигли своей цели.

 

 

 

В школу Джохар Дудаев записался сам. Когда он пришел в класс, учительница показала ему на последнюю парту, где развалился верзила – второгодник. Маленького роста, Джохар встал перед ним, как Давид перед Голиафом. Верзила не собирался уступать место новому ученику, занимая своим внушительным туловищем всю парту. Тогда Джохар стремительно схватил его за руку, на которую тот опирался подбородком, и с силой перегнул через край парты. Верзила взвыл от боли.

– Хочешь – сломаю? – усмехнулся Джохар.

– Отпусти! – простонал тот и, потирая ушибленную руку, нехотя подвинулся.

Так Джохар Дудаев поступил в школу. В отличие от своих братьев и сестер, которые в школьные годы не блистали успехами, он был первым не только в мальчишеских драках, но и в учебе. В конце концов одноклассники избрали его старостой – чувствовали в нем сильного вожака.

 

 

 

Любимым школьным предметом Дудаева была русская литература. А поэта Михаила Лермонтова он просто боготворил. «Синие горы Кавказа, приветствую вас! – повторял Джохар торжественную песнь. – Вы взлелеяли детство мое; вы носили меня на своих одичалых хребтах, облаками меня одевали, вы к небу меня приучили, и я с той поры все мечтаю об вас да о небе». Быть может, именно тогда у него зародилась мечта стать вольной птицей, научиться летать.

Через поэзию Лермонтова маленький горец открывал историю своего народа. В пророческих стихах он впервые встретил слово «Ичкерия», которым кумыки, а вслед за ними и русские обозначали горную область Чечни.

 

 

Как многое предсказал поэт! Спустя годы слово «Ичкерия» Дудаев прибавил к названию независимой Чеченской республики. Под Гехами он нашел свою внезапную гибель. Говорили, что Джохар всегда был романтиком и мечтателем, и даже пробовал сочинять стихи, подражая мятежному Лермонтову. От его самодеятельного творчества сохранились только две строчки, написанные им в молодости:

 

 

 

 

После смерти Сталина пронесся слух, что чеченцам разрешат вернуться на родину. И, действительно, вскоре советское правительство приняло постановление о снятии ограничений со спецпереселенцев. Многие поспешили самовольно покинуть обжитые места. Отправилась в Чечню и семья Дудаевых. Поскольку в родном селе Ялхорой бывшим жителям селиться было запрещено, Рабиат с детьми получила бросовый участок на окраине Грозного – в рабочем поселке Катаяма. Всей семьей стали строить дом. Засучив штаны до колен, Джохар целый месяц месил глину с соломой и сушил на горячем солнце саманные кирпичи. Старшие братья возводили стены, из подручных материалов сооружали крышу. К зиме саманный домик был готов.

 

 

 

Учащиеся девятого класса грозненской школы № 54 писали сочинение на вольную тему. Джохар слишком прямолинейно понял задание и написал о том, как храбро сражался за свободу чеченского народа знаменитый имам Шамиль, освобождая родные аулы от царских войск. В то время это было неслыханной крамолой. Сочинение наделало много шума – его обсуждали в районной и городской организациях образования.

– Он неправильно понял тему! – говорили одни, защищая юношу.

– Нет, он как раз правильно понял тему! – утверждали другие.

Родным Джохара пришлось приложить немало усилий, чтобы вольнолюбивому юноше разрешили продолжить учебу. Однако он был взят начальством на заметку, и вскоре ему припомнили этот случай. Как отличник, Джохар должен был поехать по путевке в Венгрию. Ему отказали – вместо него в путешествие за границу отправилась дочь директора школы.

 

 

 

В 1962 году Джохар втайне от матери уехал в Тамбов, где исхитрился поступить в военное училище летчиков дальней авиации. Почему «исхитрился»? Потому что в те времена чеченцы на ратную службу не принимались, ибо поголовно считались неблагонадежным народом.

«Каждый чеченец с самого своего рождения невольно оказывался в самой гуще политики, – вспоминал Джохар Дудаев. – Он уже в чреве матери становился ребенком “врагов народа”. Не успев еще совершить никаких проступков на этой земле, он превращался автоматически в “предателя”, “изменника”, “бандита”. Рос, учился и жил под пристальным надзором комендатуры. По достижении совершеннолетия, то есть с шестнадцати лет, он обязан был два раза в месяц являться в комендатуру и расписываться за явку. Тем самым подтверждая, что еще не сбежал и находится на месте. Это была роспись в полном бесправии. С этим клеймом попадал в вуз, в армию. Это в лучшем случае. Многие так и не достигали этих вершин».

Памятуя об этом, Джохар и прибегнул к хитрости: при заполнении анкеты назвался осетином. Осетины – православный народ, храбро защищавший предгорья Кавказа от немецких оккупантов – повсюду пользовались заслуженным почетом и уважением. И осетина Дудаева с радостью зачислили в летное училище. Когда же пришла пора получать выпускной документ, курсант Дудаев возмутился:

– В дипломе неправильно указана моя национальность!

– Почему неправильно? – спросили его. – Согласно анкете, вы – осетин.

– Нет! – воскликнул гордый Джохар. – Я – чеченец!

 

 

 

Курсант Тамбовского летного училища Джохар Дудаев приехал на летние каникулы домой – в Грозный. И встретился со своим однокашником Вахой Алдамовым. Рассказал о том, как хитростью ему удалось поступить на военную службу. И очень огорчался, что тем самым нарушил чеченский кодекс чести, поскольку пошел на обман.

– Это унизительно для чеченцев, – согласился Ваха. – Но что делать?

– Ничего, ничего, – процедил сквозь зубы Джохар. – Через двадцать-тридцать лет мы все изменим.

– Как изменим?

– Очень просто, – в глазах Джохара засветился стальной блеск. – Поднимем мятеж. Сделаем переворот.

– А он, мятежный, ищет бури? – попытался пошутить Ваха, вспомнив стихи любимого поэта Джохара.

Дудаев молчал.

 

 

 

После окончания училища судьба забрасывала военного летчика Джохара Дудаева в разные концы необъятной Советской страны – от Сибири до Прибалтики, от Центральной России до Средней Азии. Везде он проявлял свой жесткий волевой характер и запомнился сослуживцам как строгий командир.

Двенадцать лет Дудаев прослужил в гарнизоне «Белая», что под Иркутском. Начал службу помощником командира воздушного корабля, а закончил – командиром тяжелого бомбардировочного авиаполка.

Каждое утро Дудаев выходил на плац и производил развод. Злой сибирский мороз пробирался под меховые куртки. Северный ветер поднимал поземку, и застывшие на плацу военнослужащие пытались как-то укрыться от пронзительного холода. Казалось, только Дудаева не брал ни мороз, ни ветер. Невысокого роста, стройный, подтянутый, он не спеша обходил солдат, через одного делая замечания: один плохо выбрит, другой криво подстрижен. Любимчиков у него не было даже среди земляков. Особенно недолюбливал командир призывников из столицы.

– Москвич? – подходил он к солдатику и дергал за расхлябанный ремень.

– Так точно!

– Ну, я так и знал, – разводил Дудаев руками. – Три наряда вне очереди.

 

 

 

Когда Дудаев стал командиром авиаполка, а значит и начальником гарнизона «Белая», он первым делом приказал обнести военный городок высоким бетонным забором, чтобы ни один солдат, ни один офицер не мог самовольно отлучиться из части. Теперь те, кто хотел подышать свежим воздухом свободы и прогуляться за самогоном до ближайшей деревни, должны были получить разрешение.

Однажды жители городка услышали истошные вопли. Выглянув на улицу, они увидели, как по ней, словно сорвавшись с цепи, мчался начальник гарнизона Дудаев, преследуя какого-то солдатика. Самовольщик оказался более резвым, но начальник успел напоследок отвесить ему тяжелый пинок.

При воспитании рядового состава Джохар Дудаев не чурался рукоприкладства. Его любимым приемом была «проверка на музыкальность» – удар по уху. Обычно солдатик слетал с ног и кубарем катился в сугроб. В другой раз какой-то новобранец не отдал ему честь – не заметил в потемках. Дудаев схватил его за шиворот, согнул в три погибели и потащил в казарму. Провинившийся открыл лбом все двери.

 

Примечание. Сослуживец Дудаева летчик Александр Лутковский вспоминал: «Однажды мне срочно потребовалось отлучиться из гарнизона по личным делам. С высоким начальством я тогда договорился, но от местного начальника официального разрешения не получил. За это и досталось мне от самого Дудаева. Не помню, как он тогда узнал о моей отлучке, но отчитал он меня по полной программе со всей строгостью, и лично проследил, чтобы его взыскание занесли в мою учётную карточку. С него открылась плохая страница в моей учётной карточке, которая до этого времени пустовала. На меня с его «легкой» руки повесили серьезное служебное взыскание за самовольный выезд из гарнизона в рабочее время и подрыв боеготовности. Хотя я пытался объяснить ему, что в состав боевых экипажей меня уже не включали, и что я был приказом включён в группу оформителей, и что я отпросился у своего старшего группы. На что он кратко возразил, что мне надо было поставить в известность начальника штаба полка. Естественно, что как начальник, он был прав, и мне ничего не оставалось, как смириться. Зато на долгую память осталась та памятная запись».

 

 

 

Ночью в казарме военного городка, где располагался строительный батальон, вспыхнула драка. Солдаты дрались насмерть. То и дело из окон вылетали стекла вместе с табуретками и выбитыми рамами. Вызванный по тревоге военный патруль окружил казарму и остановился в ожидании приказа. Однако начальство не решалось что-либо предпринять – боялось. В это время к казарме подошел Джохар Дудаев. Он решительно распахнул дверь и шагнул внутрь. Из-за двери, перекрывая истошные крики, раздался оглушительный рык:

– Отставить!

У дравшихся солдат чуть не лопнули барабанные перепонки. Узнав грозный голос начальника гарнизона, они в страхе стали выпрыгивать из окон – прямо в руки поджидавшего их патруля.

 

 

 

В дудаевском полку случилось чрезвычайное происшествие – находившийся в карауле солдат самовольно покинул пост и скрылся из части, прихватив с собой автомат и рожки с патронами. Немедленно был начат поиск: беглеца обнаружили в районе аэродрома. Но подойти к его укрытию никто не решался. Подъехал Дудаев, выслушал доклад и, не раздумывая, направился в сторону дезертира. Все издали с ужасом наблюдали за происходящим.

– Неужели выстрелит? – выдохнул один из офицеров.

– Запросто, – отозвался другой. – Он сейчас как затравленный зверь.

Расстояние до укрытия быстро сокращалось.

– Стой! Стрелять буду! – выкрикнул дезертир и передернул затвор.

Но Дудаев даже не замедлил шага. Он неумолимо приближался к беглецу, и тот в конце концов не выдержал – бросил автомат и сдался. Все вздохнули. На лице Дудаева не дрогнул ни один мускул.

 

 

 

Военного летчика Джохара Дудаева отправили осваивать новый самолет – стратегический бомбардировщик. Сначала требовалось научиться летать на тренажере, который имитировал настоящий полет. Молодой оператор тренажера предложил опытному асу взлететь и посадить виртуальную машину.

– Зелен ты еще, чтобы меня учить, – ухмыльнулся Дудаев и сел в кабину тренажера.

 Взлет прошел без сучка, без задоринки. Однако при снижении летчик выпустил закрылки куда круче, чем положено. Виртуальный самолет разболтался и свалился на крыло. Потерпев аварию, взбешенный Дудаев выскочил из кабины и резанул:

– Тренажер никуда не годится!

Тогда молодой оператор показал, как надо сажать стратегический бомбардировщик. Посадка у него получилась мягкой и красивой. К чести Дудаева, он не обиделся.

– Кто не одолел высоту, тот спуститься не сможет, – глубокомысленно сказал летчик и потребовал научить его в совершенстве управлять новым самолетом.

 

 

 

Однажды писарь Григорий Гассети был оставлен на ночное дежурство в штабе авиаполка. Ему было приказано к утру расчертить полетные графики – авиаполк готовился к учебным бомбометаниям в Семипалатинске. Закончив работу, солдатик заварил чайку и стал листать очередной номер журнала «Огонек». И вдруг обнаружил там красочный портрет генералиссимуса Сталина. Вождь стоял перед разложенной на столе картой. На нем был простой военный френч, который украшала золотая звездочка героя. Он задумчиво вглядывался вдаль, словно пытаясь угадать, какое будущее пророчит блеклый рассвет за окном. Было видно, что Сталин работал всю ночь – точь-в-точь, как писарь Григорий.

Портрет понравился солдатику. Он аккуратно вырезал его из журнала и повесил на стену штабной канцелярии – между изображениями Ленина и Циолковского. Перед утренним разводом в штаб явился командир авиаполка Дудаев. Как обычно, он устремился к своему кабинету и внезапно остановился – со стены на него взирал усатый генералиссимус. Лицо командира перекосила ярость:

– Немедленно снять и уничтожить!

– Что снять и уничтожить? – не понял писарь.

– Вот эту гадость! – Дудаев указал на портрет Сталина.

– Хорошо, сниму, – пробурчал Григорий, – но уничтожать не буду.

– За невыполнение приказа – трое суток ареста! – выпалил Дудаев и так хлопнул дверью, что посыпалась штукатурка.

Писарь снял сталинский портрет и прикрепил к внутренней стороне шкафа, где хранились летные книжки личного состава. Спустя неделю именно в этот шкаф зачем-то полез Дудаев, хотя раньше туда никогда не заглядывал. Конечно, увидев портрет Сталина, остолбенел. Вызвал к себе в кабинет писаря для беседы. Вежливо поинтересовался, почему солдат уважает этого усатого дьявола и, несмотря на взыскание, не расстается с его изображением. Григорий ответил, что его отец, фронтовик, шел в бой с именем Сталина на устах, и, как любящий сын, он чтит и уважает мнение родителя. Дудаев внимательно выслушал солдата и вздохнул:

– Пойми, Гриша: из-за этого черта я вырос не на своей родине в Чечне, а в Казахстане, где даже деревья толком не растут. Хотя, с другой стороны, я ему благодарен. Сегодня я летчик первого класса, слушатель академии Генштаба, у меня большие перспективы. Если бы не депортация, возможно, я бы до сих пор пас овец в горах Кавказа или был рабочим на заводе.

Завершая душевную беседу, Дудаев металлическим голосом произнес:

– Семь суток ареста – за невыполнение приказа!

 

 

 

Джохар Дудаев вступил в Коммунистическую партию Советского Союза, когда ему исполнилось двадцать четыре года. Для самолюбивого чеченца, как и для многих его сослуживцев, это была необходимая ступень в военной карьере. Отказаться от партбилета значило отказаться от любимого дела – летать! Поэтому Джохар всюду демонстрировал показную преданность партии и частенько учил политических работников, как надобно любить КПСС:

– Вы призваны служить партии как цепные псы, которых спустил ЦК и платит за это деньги!

Его рвение было замечено наверху. Говорят, что однажды на заседании Политбюро ЦК КПСС обсуждалась кандидатура преданного чеченца. Партийные старцы единогласно решили: летчик Дудаев заслуживает полного доверия – ему можно летать на стратегическом бомбардировщике с ядерными ракетами на борту.

Из партии коммунист Дудаев никогда публично не выходил. Даже когда она была предана ее руководством и повергнута. Он презирал тех, кто пинает ногами мертвого барса.

 

 

 

Каждую субботу в гарнизонном Доме офицеров были танцы. Другого развлечения в военном городке Шайковка, затерянном в калужских лесах, не существовало. Однажды вечером субботние посиделки посетил бравый летчик Джохар Дудаев.

В просторном зале вдоль стен на стульях восседали пожилые пары, наблюдая, как кружилась в вальсе веселая молодежь. Среди девушек Джохар приметил красавицу, которая впервые появилась на танцах. Это была Алла Куликова – студентка художественно-графического факультета Смоленского пединститута. Ее отец, майор авиации, служил на военном аэродроме, обеспечивая взлет и посадку бомбардировщиков. Девушка приглянулась молодому чеченцу. Он подошел к Алле и, отдав воинскую честь, представился:

– Дудийн Муса кант Жовхар Дудаев!

– Ой, как много имен, – рассмеялась красавица. – Мне сразу все и не запомнить.

– У нас на Кавказе принято знать всех своих предков до седьмого колена, – пояснил он, улыбаясь в ответ. – Русские имеют только отчество, а мы храним память о многих поколениях. В этом наше достоинство и наша честь!

Офицер галантно пригласил красавицу на танец. Танцуя, он обратил внимание, как парочки прижимаются друг к другу.

– У нас в Чечне нельзя даже прикоснуться к девушке, – заметил он. – Иначе это будет оскорбление, которое карается смертью. Раньше русские дворяне защищали свою честь на дуэлях. Сегодня в России только чеченцы защищают честь кровной местью. Для них честь женщины превыше всего.

Так Джохар Дудаев познакомился со своей будущей супругой.

 

 

 

Излюбленным местом отдыха жителей военного городка был пляж на берегу реки Ужать. С утра здесь купались мальчишки, позднее сюда устремлялись местные красавицы. Именно пляж избрал местом своего первого свидания Джохар Дудаев.

– Приходи завтра к десяти утра на речку! – почти приказал он, прощаясь с девушкой Аллой.

– Хорошо! – кивнула девушка, но явилась на пляж только к полудню. Она удобно устроилась на траве и положила перед собой книгу. Внезапно мрачная тень наползла на страницу, ярко освещенную солнцем. Алла посмотрела вверх – перед ней черной тучей нависал Дудаев. Он был в бешенстве. Его черные усики нервно дергались, темные глаза извергали молнии гнева.

– Я же просил прийти к десяти! – разразились громом уста чеченца.

– Я всегда обещаю прийти, чтобы не обидеть – пробормотала испуганная красавица. – Но приходить или не приходить – это мое право.

– Нет! – отрезал Дудаев. – Если дала слово прийти к десяти, значит, должна прийти к десяти. Надеюсь, такое больше не повторится.

Алла покорно склонила голову. Девушка поняла, что перед ней стоит мужчина, приказы которого она будет беспрекословно выполнять всю жизнь.

 

 

 

Вскоре после свадьбы молодые получили однокомнатную квартиру. Будучи художницей, Алла Дудаева украсила голые стены фресками, на которых изобразила легендарные подвиги, навеянные мифологией Древней Греции. На центральном панно был изображен хозяин квартиры, облаченный в звериную шкуру. Подобно Гераклу, он мощными руками душил огромного пятнистого удава. Разинув пасть и высунув красный язык, удав всем своим видом показывал, что находится при последнем издыхании. На соседних панно мирно паслись дикие козочки и прятались в зеленых зарослях черные пантеры, посверкивая хищными глазами. В этом нарисованном лесу Джохар чувствовал себя настоящим охотником, настоящем чеченцем. Он даже постелил на полу отрез толстого шинельного сукна и любил после полетов расположиться на нем наподобие утомленного хищника, вдохновляясь художественной росписью и поигрывая легкими гантелями.

 

 

 

Обычно в гарнизоне офицерские семьи быстро сходятся друг с другом. Однако не такой была семья Дудаевых. Молодые жили обособленно, дружбы ни с кем не водили, в гости приглашали редко. Если же посещали общие застолья, то всегда держались в сторонке, отчужденно. К тому же Джохар не был поклонником Вакха – он не пил и не курил, вел здоровый образ жизни. Да и молодая супруга с юности не любила шумные пирушки, предпочитая жить особнячком. Злые языки говорили, что у Дудаева – не жена, а восточная рабыня: она и усики ему подбривает, и ноги омывает, и полотенцем досуха обтирает…

Как-то Дудаев пригласил к себе домой штурмана Александр Гроо. Хозяйка встретила гостя неприветливо. Поставила на стол бутылку коньяка и молча удалилась в комнату.

– Мы что, из горла будем пить? – прикрикнул на нее Дудаев.

Молодая женщина безропотно подала рюмки.

– А закусывать рукавом будем?

Плитка шоколада и ваза с яблоками появились на столе. Дудаев откупорил бутылку, разлил коньяк по рюмкам. Сам чуть пригубил, а гостя заставил выпить до дна. Так и споил ему всю бутылку. «Хорошо, что я плотно позавтракал», – подумал захмелевший штурман, покидая угрюмую квартиру.

 

Примечание. В своих мемуарах Алла Дудаева, напротив, старалась представить свою семью достаточно общительной и гостеприимной: «Было очень весело, когда на выходные к нам приходили гости. Собираясь за столом,  мы вместе пели песни того времени и рассказывали разные истории. Часто приезжали гости с Кавказа, Джохар приводил к нам домой и солдат –  чеченцев, служивших в нашем гарнизоне, отведать национальное чеченское блюдо жижик-галнаш и вспомнить родину». В то же время она подчеркивала некоторую отчужденность мужа: «он не хотел, чтобы к его приезду накрывали большие столы и обычно приезжал в гости без предупреждения, чтобы не обременять хозяев. Если случайно попадал на застолье, то, чтобы не обидеть, отсидев, как полагалось, положенное время, всегда старался побыстрее уйти». Скорее всего, такая отчужденность возникала вследствие широко распространенной культуры «пития как веселия», которая царила в русских гарнизонах и которая была неприемлема для Дудаева, воспитанного в иных культурных традициях. Вот почему частыми гостями в его доме были, в основном, представители Кавказа.

 

 

 

По вечерам Джохар Дудаев читал своей супруге стихи Пушкина и Лермонтова. Особенно нравилась ему пушкинская поэма «Тазит», которую знал наизусть:

 

Не для бесед и ликований,

Не для кровавых совещаний,

Не для расспросов кунака…

 

Герой поэмы Тазит не увлекался ни лихими разбоями, ни дерзкими набегами, чем  обычно должен был заниматься молодой чеченец. Все время он проводил в мечтаниях на берегу Терека, слушая рев горной стремнины и любуясь золотыми звездами. По мнению отца, Тазит вел себя очень странно. Как-то ему попался одинокий купец, но он его не ограбил. Затем он наткнулся на беглого раба, но не накинул на него аркан. Наконец, юноша встретил убийцу своего брата и не пронзил того кинжалом. Узнав об этом, разгневанный отец обругал Тазита трусом, рабом и армянином, то есть христианином, не способным к кровной мести. И навсегда проклял его:

 

Поди ты прочь – ты мне не сын,

Ты не чеченец – ты старуха,

Ты трус, ты раб, ты армянин!

Будь проклят мной! Поди – чтоб слуха

Никто о робком не имел…

Чтоб дети русских деревень

Тебя веревкою поймали

И как волчонка затерзали…

 

Последние строки Джохар Дудаев произносил с болью. Должно быть, он и сам чувствовал себя отверженным от своего рода-племени, чувствовал одиноким волчонком, которого русские дети таскают на веревочке.

 

 

 

Шла война в Афганистане, и военный летчик Дудаев трижды летал бомбить далекую страну. Его стратегический бомбардировщик, снаряженный многотонными фугасными бомбами, поднимался с туркменского аэродрома Мары и брал курс на юг, где среди горных хребтов затерялись беззащитные афганские селения.

Первый раз Дудаев сравнял с землей небольшой городок Гардез, что притулился на границе с Пакистаном. Второй раз покрыл ковровыми бомбардировками военные лагеря моджахедов в окрестностях старинного города Джелалабада. А в третий раз отбомбился фугасками по Газни – столице древней мусульманской империи, некогда простиравшейся от центральной Персии и Средней Азии до Индии. Сбросив смертельный груз, Дудаев разворачивал облегченную машину на север. Успешно приземлившись, спешил домой.

– Ну как? – задавала жена один и тот же вопрос.

Расплывшись в улыбке, Джохар Дудаев неизменно отвечал:

– Летал, как птичка!

 

 

 

Как образцовый командир, отличившийся в ходе боевых действий в Афганистане, в 1987 году Джохар Дудаев был назначен командовать Тернопольской тяжелой бомбардировочной дивизией и одновременно исполнять обязанности начальника военного гарнизона. Дивизия дислоцировалась в эстонском городе Тарту.

В назначенный день сюда с проверкой прилетел из Москвы маршал Виктор Георгиевич Куликов. Полковник Дудаев показал ему учебные классы, где тренируются летчики, большой спортзал, где занимаются физическими упражнениями, просторную столовую. Куликов придирчиво осматривал помещения. Когда осмотр закончился, маршал обратился к Дудаеву:

– А теперь, товарищ полковник, проводи-ка меня в сортир!

Дудаев смутился. На лице сквозь смуглую кожу проступил румянец, заиграли на щеках мускулы. Было видно, что он еле сдерживал себя, посчитав просьбу унизительной для горца.

– Товарищ маршал, – наконец выдавил он. – Вас проводит в сортир начальник штаба дивизии.

 

 

 

В 1989 году Военный совет, заседавший в Москве, обсуждал вопрос о присвоении Джохару Дудаеву воинского звания генерал-майор. Особенно ратовал за него командующий дальней авиацией Петр Степанович Дейнекин.

– У Дудаева в дивизии идеальный порядок! – горячился он. – Я был на аэродроме в Тарту. Дудаев создал человеческие условия для рядового и офицерского составов. Поблизости от каждого самолета он установил домик для технического персонала. Зимой там авиатехники могут обогреться, а летом – укрыться от жары, отдохнуть, перекусить, утолить жажду.

Дейнекину возразил его заместитель по политической работе:

– А я против присвоения генеральского звания Дудаеву!

– Почему?

– Я тоже был с инспекторской проверкой в Тарту вместе с маршалом Куликовым, – ответил он. – Дудаев отказался проводить маршала в сортир!

– Ну и что? – удивился командующий.

– Как что! – вскипятился политработник. – Одно из двух: то ли Дудаев не знает, где в его дивизии находится сортир, то ли законы гор для него выше армейских уставов.

– Чем плохи законы гор? – удивился Дейнекин. – В стране идут демократические преобразования. Пора и чеченцам обрести своего боевого генерала.

Так брюки Джохара Дудаева украсили голубые генеральские лампасы.

 

 

За голубыми генеральскими лампасами Джохар Дудаев ездил в Москву. Товарищи по службе напутствовали его советом, чтобы он не упустил счастливого случая – непременно пообедал в партийной столовой на Старой площади. Говорили, что там подается все – от коньяка до черной икры, и платить почти ничего не надо.

В назначенный час Дудаев прибыл на Старую площадь. Стоя в приемной у окна, разглядывал крыши домов, окрашенные в зеленый цвет. К нему подошел старый генерал и, полагая, что тот волнуется, успокоил:

– Если вызвали, значит, все  будет в порядке.

– Я думаю о другом, – ответил Дудаев. – Неужели некому починить вон ту крышу?

И показал на ржавые скаты одного из зданий. Старичок задумчиво посмотрел на Дудаева и нерешительно произнес:

– Уверен, что в будущем у Вас будет все хорошо.

Вскоре Джохара вызвали в зал заседаний и объявили о присвоении генеральского звания.

– Служу Советскому Союзу! – поблагодарил новоиспеченный генерал и направился к выходу. Его провожал услужливый человек из местной партийной челяди. Проходя мимо столовой, он предложил Дудаеву пообедать, расхвалив великолепную кухню и низкие цены.

– Спасибо! – отчеканил генерал. – Я сыт!

И гордо прошел мимо распахнутых дверей, откуда доносились запахи чудесных яств.

 

 

В Тарту приехал писатель Анатолий Приставкин – автор нашумевшей повести «Ночевала тучка золотая». В ней была затронута щепетильная для того времени тема сталинской депортации чеченцев. С собой писатель привез одноименный фильм, снятый по мотивам этого произведения. Он предложил Джохару Дудаеву организовать просмотр фильма в местном кинотеатре. Генерал охотно согласился. После просмотра Дудаев вышел из зала в сильном волнении – так близко к сердцу он воспринял все, что было связано с трагической судьбой своего народа. Успокоившись, попросил показать фильм еще раз. Потом – еще раз. И после каждого просмотра в его глазах стояли слезы. Анатолий Приставкин был потрясен – он никогда не видел боевого летчика плачущим. И, глядя на печального Джохара, вспоминал бессмертные строки Лермонтова:

А. Авторханов подтверждает веские причины для Советской власти избавится от пятой колонны. И этот автор не советский писатель.