Литературная критика

 

В Петербурге вышла в свет новая книга писателя и историка Евгения Валентиновича Лукина «О любви, о верности, о долге». Ее подготовил к изданию петербургский Центр переподготовки учителей с целью духовно-нравственного и эстетического воспитания детей, формирования у юного поколения России подлинных представлений о традиционных ценностях, которые сотворили народы мира за многие века человеческой истории.

Как отметила кандидат педагогических наук, директор Центра переподготовки учителей Ольга Владимирская, «древние легенды о любви, мастерски пересказанные Евгением Лукиным, по своей сути являются своеобразным моральным и эстетическим камертоном. Они будут полезны при проведении самых разнообразных внеурочных мероприятий, в том числе как содержательная основа для отдельных занятий в рамках программы «Разговоры о важном».

В книгу вошли пятнадцать лучших мировых легенд о любви. Имена Одиссея и Пенелопы, Орфея и Эвридики, Соломона и Суламифь, Ромео и Джульетты, Тристана и Изольды, Меджнуна и Лейли золотыми буквами вписаны в романтическую летопись тысячелетий. Как ни странно, некоторые древние предания впервые прозвучали на русском языке благодаря петербургскому автору. Речь идет о прекрасной китайской легенде «Влюбленные бабочки», японской легенде «Огури и Теруте», древнеримской легенде «Пирам и Фисба». Для их создания Евгений Лукин пользовался иностранными источниками.

Также впервые читатели познакомятся и с русской легендой «Харальд Суровый и Елизавета», написанной на основе исландских саг, русских былин, византийских хроник. А самое лучшее стихотворение о любви «Висы радости», созданное норвежским королевичем Харальдом Суровым и переведенное Евгением Лукиным специально для этого сборника, многих вдохновит стать настоящими рыцарями любви и чести.

 

 

 

 

Харальд Суровый и Елизавета

 

Русская легенда

 

Издревле на Руси поэтов называли «соловьями», потому что их пленительные песни обладали таким же волшебным воздействием, как и божественные гимны древнегреческого певца Орфея. Как гласила русская былина «Илья Муромец и Соловей-разбойник», от соловьиных песен «травушка-муравушка уплеталась», «лазоревые цветочки отсыпались», а «темные лесушки к земле приклонялись». Такой певец, владевший дивными чарами, разумеется, был волхвом, кудесником, отчего в глазах христианского воителя Ильи Муромца становился настоящим «разбойником». В те незабвенные времена, когда крестили Русь огнем и мечом, с языческими славянскими соловьями поступали, как с разбойниками – им отрубали головы.

Но среди этих стародавних сказаний сохранилась одна удивительная былина, где древнему поэту были воздана почесть, какая подобает подлинному кудеснику. Речь идет о русской былине «Соловей Будимирович», героем которой был знаменитый скальд Харальд Суровый. Он жил в XI столетии от Рождества Христова и одно время возглавлял дружину великого киевского князя Ярослава Мудрого. В его жизни, полной невероятных приключений, была великая любовь, которой он посвятил поистине соловьиную песнь.    

 

Харальд, сын Сигурда, был младшим единоутробным братом норвежского короля Олава Святого. Олав Святой прославился тем, что крестил Норвегию огнем и мечом. «Тех, кто не хотел отказываться от язычества, он жестоко наказывал, – рассказывал очевидец, – некоторых он изгонял из страны, у других приказывал покалечить руки или ноги или выколоть глаза; некоторых он приказывал повесить или обезглавить, и никого не оставлял безнаказанным из тех, кто не хотел служить Богу». В конце концов, в Норвегии вспыхнул бунт. Свободные крестьяне, подстрекаемые датским королем Кнутом Великим, изгнали Олава из страны. Низложенный король собрал сторонников и двинулся отвоевывать престол. Решающая битва состоялась близ города Тронхейма. Олав повелел своим дружинникам начертать белые кресты на щитах и шлемах. Сам король, вооружившись копьем и белым щитом со святым крестом из золота, встал под белое знамя и воскликнул:

– Вперед, вперед, люди Христа, люди креста, люди короля!

Войско крестоносцев ринулось с возвышенности на разношерстные отряды повстанцев, воевавшие под датским стягом и разными местными значками. Натиск был так силен, что крестьяне вначале отступили, но потом собрались с духом и стали теснить крестоносцев со всех сторон. Разгорелась жестокая битва. Первые ряды рубились мечами, а те, кто шли сзади, метали копья и стреляли из лука. Один из повстанцев ударил короля секирой. Удар пришелся по левой ноге выше колена. Король оперся о камень, выпустил из рук острый меч с рукоятью, обвитой золотом, и взмолился к Богу. Тут другие повстанцы его добили, вонзив копье в живот и разрубив предплечье. Король Олав погиб с молитвой на устах. И вдруг солнце перестало светить, и на поле битвы опустилась ночная мгла. Началось солнечное затмение. Так вся природа оплакивала смерть крестителя Норвегии.

Почти сразу после битвы все заговорили о святости Олава: «Даже многие из тех, кто раньше ожесточенно ратовал против короля и не желал слышать о нем правды, верили теперь, что он – святой». Из песчаного холма, где был похоронен король, забил целебный родник – его водой многие излечились от недугов.  А когда через год открыли гроб, то увидели, что король лежит в нем невредимым: лицо не подверглось тлену, щеки порозовели, будто Олав только что уснул. Позднее на месте гибели короля был воздвигнут Нидаросский собор – Церковь Христа, куда поместили раку со святыми мощами, и теперь эта священная королевская усыпальница украшает город Тронхейм.

 В знаменитой битве, где погиб Олав Святой, сражался и его младший брат – пятнадцатилетний Харальд. Он был тяжело ранен и всю зиму скрывался в лесу, где его лечил знахарь разными волшебными снадобьями. А на следующую весну юный королевич снарядил корабль и отплыл в Гардарики – так скандинавы тогда именовали Древнюю Русь. Оставаться на родине ему было небезопасно, а на Руси он уповал на гостеприимство и защиту великого князя Ярослава Мудрого.

Ярослав Мудрый, которого скандинавская знать величала конунгом Ярицлейвом, был сыном крестителя Руси Владимира Святого и Рогнеды, дочери полоцкого князя Рагнвальда (Рогволода). Иными словами, в жилах русского князя текла и скандинавская кровь. К тому же он был женат на Ингигерде – дочери шведского короля Олава Шетконунга. В свое время за Ингигердой ухаживал Олав Святой, но шведский король предпочел другого, более могущественного жениха. Ингигерда отправилась в Гардарики, к Ярославу Мудрому, а Олав Святой женился на ее младшей сестре. Так что, когда Харальд прибыл на новгородскую пристань, его встречали не только как земляка, но и как самого близкого друга и родственника.

Ярослав Мудрый недолюбливал Киев, поэтому жил с семьей в Новгороде, отправляя кого-либо из верных посадников управлять днепровской столицей. Поэтому ему был нужен такой надежный человек, как Харальд. В честь дорогого гостя был устроен пир. На этом пиру норвежский королевич впервые увидел Елизавету – прекрасную дочь Ярослава и Ингигерды. Говорят, он залюбовался ее ясными очами, ее соболиными бровями, ее стройным станом, ее лебединой походкой. Она была отроковицей, но ее красота уже расцветала чудесным цветком. Наверное, на том пиру и решил Харальд навсегда соединить свою судьбу с судьбой Елизаветы. Но пока ему, бедному изгнаннику, подобало быть скромным и соответствовать чаяниям радушного хозяина, который рассчитывал сделать норвежского королевича предводителем русской дружины.

 

 

Иван Билибин. Великий князь Ярослав Мудрый.

 

Харальд не был единственным изгнанником при дворе Ярослава Мудрого. Здесь находили приют многие беглецы королевских кровей. Среди них был и родной брат польского короля Безприм. Уже несколько лет он томился в бездействии, лелея надежду занять польский престол. И вот час возмездия нагрянул. Великий князь повелел двинуть рать против польского короля, чтобы вернуть Червонную Русь, недавно захваченную ляхами. Дружинники юного Харальда взяли приступом город Перемышль – столицу Червонной Руси. Король в страхе бежал. Харальд пленил множество ляхов, посадил на опустевший польский престол Безприма и с богатой добычей  вернулся в Новгород. Его встречали как настоящего героя. Весь княжеский двор, все купцы и горожане вышли приветствовать победителя. Не ускользнул от Харальда и восхищенный взгляд юной княжны Елизаветы.

Однажды норвежский королевич ступил на порог великокняжеского дома. Огромный и статный, он производил впечатление древнего великана. Двухметровый рост заставлял его сильно пригибаться, чтобы войти в гридницу. Получалось: он кланялся великому князю еще от дверей. Ярославу Мудрому нравилась такая почтительность юноши.

– Ты хорошо сражался под Перемышлем, Харальд, – похвалил князь. – Безприм будет обязан тебе до конца жизни.

– Если сумеет удержать престол, – усмехнулся Харальд. – Король должен иметь крепкую руку, иначе ее быстро укоротят – вместе с головой.

–  Голова на плечах – это половина дела, – заметил Ярослав. – Ее украшает не столько золоченый шлем, сколько великая мудрость.

– Всем ведомо, что ты более всего почитаешь Софию.

Харальд знал, что великий князь почти ежедневно бывал на богослужениях в тринадцатиглавой церкви Софии. Он мечтал воздвигнуть в честь Премудрости Божией огромный каменный собор не только в Новгороде, но и в Киеве – на южной окраине Руси. Его вдохновлял пример Константинополя, где возвышался самый большой храм христианского мира – собор Святой Софии. Будто прочитав проницательным взглядом мысли Харальда, великий князь произнес:

– Так ведь мудростью цари царствуют и творят правду, князья величаются и управляют землею.

– Едва ли этим свойством обладает Безприм, чтобы управлять своей землей.

– Я помог польскому королевичу, потому что он хлипок, глуп и заносчив. Тебе моя поддержка не нужна – ты достигнешь всего сам и с Божьей помощью.

– Князь, я не прошу у тебя ни кораблей, ни оружия, ни людей. Мне требуется лишь благословение.

– Тебе приглянулась одна из моих дочерей?

– Я хотел бы обвенчаться с Елизаветой.

Ярослав задумался.

– Сейчас Елизавета слишком молода для брака, – начал он неторопливую речь. – Но время бежит стремительно, как горный ручей. Скоро моя дочь расцветет в полную силу. У тебя есть время подготовиться к свадьбе. Насколько я знаю, твоя казна пуста?

–  Недалек тот срок, князь, когда в твоем доме не хватит сундуков, чтобы уместить мои сокровища.

–  Ты собрался в поход?

– Я – викинг! Мой меч добудет мне и золото, и престол, и любовь!

Отряд норвежских кораблей отходил от новгородской пристани. Харальд со своей дружиной отправлялся в дальний поход. Великий князь Ярослав вручил ему рекомендательное письмо для византийского императора и пожелал удачи. Ингигерда попросила его беречь себя в жестоких схватках. Наконец, к королевичу подошла юная княжна Елизавета. Она улыбнулась и тихо сказала:

– Я буду тебя ждать!

Красные паруса взметнулись в небо. Харальд поднялся на борт главного корабля. Гребцы ударили веслами по воде. Кормчий стал выводить корабль на стремнину. Харальд стоял на корме. Ветер трепал его светлые кудри. Алый плащ развевался за спиной, подобно огненным крыльям. На боку покоился длинный франкский меч. Впереди бесстрашного воина ждали неведомые земли, кровавые битвы, несметные сокровища.

Прибыв в Константинополь, Харальд вместе со своей дружиной поступил на военную службу к византийскому императору Михаилу Пафлагонскому. Император поручил ему завоевать остров Сицилию. На острове было несколько хорошо укрепленных городов, которые могли бы выдержать долгую осаду. Окружив первый город, Харальд пошел на хитрость: он велел своим птицеловам отловить городских птиц, привязать к ним сосновые стружки, смазанные серой, и поджечь их. Отпущенные птицы возвратились в свои гнезда под соломенными крышами и подожгли солому. Вскоре огонь распространился по всему городу. Испуганные горожане запросили мира и щедро одарили победителей золотом и драгоценными камнями.

Второй город обступала плоская безводная равнина с единственным оврагом. Харальд распорядился сделать из оврага тайный подкоп под крепостные стены. Трудились днем и ночью, пока не добрались до камней, скрепленных известью. Это был пол в каменных палатах. На рассвете отряд смельчаков  вошел в подземелье, взломал пол и ворвался в палаты. Жители в страхе попрятались кто куда. Воины открыли ворота и впустили в город остальную дружину. Так Харальд захватил второй город и его богатства.

Третий город, который осадил норвежский королевич, считался самым укрепленным – его было невозможно взять приступом. Викинги окружили его плотным кольцом, чтобы никто не мог выскользнуть оттуда. Затем Харальд велел поставить свою походную палатку поодаль от остального лагеря и распустить слух, что предводителя одолевает смертельный недуг. Действительно, нападения на город прекратились, а сам вождь все время находился в палатке, никуда не выходя из нее. Горожане послали лазутчиков, чтобы выяснить, что происходит во вражеском стане. Вернувшись, лазутчики подтвердили слух, который усиленно распространял противник. А на следующий день викинги вступили в переговоры с осажденными. Они сообщили о кончине своего вождя Харальда и попросили разрешения похоронить его согласно христианскому обычаю – отслужить в церкви заупокойный молебен и предать тело земле рядом с храмом. Тогда многие священники выразили желание принять Харальда в свои церкви, ожидая больших пожертвований.  Они облачились в богатые одеяния и, распевая печальные песнопения, вышли из города с хоругвями и ковчегами. Викинги накрыли гроб драгоценным пурпуром и понесли его к крепостной стене. Миновав ворота, они опустили гроб на землю, поставив поперек дороги, и протрубили в серебряные трубы. Вдруг на глазах изумленных священников крышка гроба отлетела в сторону. Из гроба выскочил воскресший Харальд и, обнажив меч, принялся рубить направо и налево. Горожане в страхе разбежались. По свидетельству очевидца, «монахи же и другие священники, которые выступали в этом погребальном шествии, состязаясь между собой, кто первым получит приношения, теперь состязались в том, чтобы подальше убежать от викингов, потому что те убивали всякого, кто им попадался, будь то клирик или мирянин». Так Харальд завоевал и ограбил третий город. После каждой победы всю добычу он отправлял великому князю Ярославу. Вереница парусников с захваченным золотом и серебром устремилась на Русь.

Покорив Сицилию, Харальд на обратном пути решил совершить паломничество в Святую землю и замолить грехи. Он дошел до Иерусалима, поклонился Гробу Господню и Святому кресту, преподнес богатые дары и искупался в священных водах Иордана. Везде по дороге он устанавливал мир и успокаивал склонный к грабежам люд.

А в Константинополе его ждал мятеж. Народ поджигал и грабил дома, освобождал тюрьмы, штурмовал Большой императорский дворец, требуя вернуть на престол законную императрицу Зою Порфирородную, заточенную в монастырь сразу после кончины мужа – императора Михаила Пафлагонского. Туда ее отправил племянник императора, который поспешил надеть на себя царскую диадему. Харальд не преминул воспользоваться случаем: умело орудуя мечом, он сумел в этой сумятице не только пополнить свою казну, но и восстановить в правах императрицу. Его удостоили приглашением во дворец.

Норвежский королевич гордо ступал по мраморной площади, простиравшейся от храма Святой Софии до императорского дворца. Он миновал бронзовую колонну с конной статуей императора Юстиниана и золотой обелиск, от которого расходились дороги во все концы могущественной империи. Пройдя по широкой аллее, Харальд через дверь, отделанную слоновой костью и задрапированную шелками, вошел в тронный зал. Здесь на мраморном пьедестале под крылатыми статуями богини победы Ники находился золотой византийский трон. На троне восседала императрица Зоя Порфирородная.

 

 

Зоя Порфирородная. Мозаика.

 

Это была очаровательная женщина шестидесяти пяти лет. Стройная и хорошо сложенная, она выделялась грациозной царственной осанкой. Заботясь о своей красоте, Зоя обожала подкраску и благовония, выписывая их из Индии и Эфиопии. Ее покои напоминали пещеру колдуньи, где круглый год горели жаровни и готовились разные притирания и снадобья, которые она с успехом применяла. «Кто не знал ее возраста, – писал летописец, – подумал бы, что перед ним совсем молоденькая девушка». Тем более, что Зоя не любила носить тяжелые златотканые наряды, облекая свою изящную фигуру в легкие полупрозрачные платья.

Это стремление к вечной молодости сочеталось в ней с жаждой вечной любви. Она долгое время прожила в гинекее и вышла замуж лишь в пятьдесят лет. Страстная и любвеобильная, она хотела наверстать упущенное, испытывая неодолимое влечение к юношам и молодым сильным мужчинам. Высокий, статный, красивый Харальд пришелся ей по нраву.

– Я благодарна тебе, что ты вызволил меня из заточения и снова возвел на престол.

– Царица! Ты – единственная, достоянная управлять этим могучим царством!

– Я хочу подарить тебе вот это, – Зоя протянула королевичу золотое кольцо с кровавым рубином в оправе. – В знак нашей встречи.

Харальд надел кольцо на палец и вытянул вперед руку, любуясь им:

– Какая красота!

– Меня всюду окружает красота! – похвасталась Зоя. – Как ты находишь дворец?

– Он великолепен.

– Ты хотел бы жить в нем?

– Едва ли я достоин такого счастья.

– Ты достоин большего, если пожелаешь! – подкрашенные глаза Зои заиграли страстным огоньком. Она встала и жестом пригласила Харальда присесть на царское сиденье, обтянутое драгоценным пурпуром:

– Попробуй.

Харальд со счастливой улыбкой водрузился на византийский трон, широко расставив ноги. Ему нравилось это величественное седалище, с которого видна вся огромная империя – от Черного моря до Красного. Он набрал полную грудь воздуха, чтобы крикнуть зычным голосом повелителя, и осекся. Игривый блеск в больших глазах императрицы напомнил ему о слухах, которые витали в Константинополе. Злые языки говорили, что своего первого мужа – императора Романа Аргира – она приказала задушить в бане, поскольку тот перестал ей уделять внимание как женщине. По той же причине был отравлен неизвестным ядом второй муж – император Михаил Пафлагонский. Харальд понял, что если согласится на заманчивое предложение, то будет не столько императором, сколько рабом этой взбалмошной, капризной женщины. Но пристало ли ему, гордому викингу, быть под женской пятой, даже если эта пята обута в золоченую сандалию?

Харальд поднялся с трона и вежливо поклонился императрице:

–  Царица! Я уже дал обет другой красавице – на Руси меня ждет княжна Елизавета.

Зоя Порфирородная была в бешенстве. Ее лицо почернело, на нем проступили старческие морщины, с перекошенных губ слетела густая яркая подкраска.

– Так это ради нее ты обкрадываешь мою казну, отправляя в Киев корабли с золотом, добытым в сражениях! Ты – вор и разбойник! Эй, стража! Запереть этого негодяя в темнице!

Ржавая железная дверь со скрипом закрылась за узником. Харальд огляделся: темница представляла собой высокую каменную башню без деревянного купола. Открытый круглый проем даровал возможность свободного общения с небесами. Харальд начал молиться, призывая на помощь святого Олава. Наступила ночь, и крупные звезды засверкали на небе. Узник продолжал творить непрестанную молитву. Вдруг ему явился святой Олав и сказал, что не оставит своего брата в беде. Вскоре Харальд услышал легкий стук – некто с наружной стороны приставлял лестницу к башне. Наверху появилась темная фигура и сбросила вниз спасительную веревку. Узник благополучно выбрался из темницы.

Харальд тотчас отправился к своей дружине. Все его радостно приветствовали. Он приказал немедленно идти на пристань. Викинги погрузились на корабли и отчалили от берега. Путь в открытое море преграждала железная цепь, протянутая поперек залива. Гребцы взялись за весла, а остальные воины переместились на корму – нос задрался вверх, и корабль въехал на цепь. По команде Харальда воины перебежали на нос, и корабль, погрузившись носом в воду, соскользнул с цепи по другую сторону. Таким способом один парусник преодолел преграду, а второй развалился пополам: кто-то из дружинников спасся, а кто-то утонул.

Дул попутный ветер. Корабль мчался на всех парусах. Харальд пристально всматривался в безбрежную даль. На душе было тревожно: ждет ли его прекрасная княжна Елизавета, отдаст ли великий князь Ярослав ему в жены свою дочь? Он стал вспоминать, что произошло с ним за эти десять лет, пока он странствовал по морям. И как бы сами собой полились стихи.

 

 

 

В. Ф. Соур. Корабль викингов.

 

Каждый норвежский королевич должен был умело владеть не только мечом, но и словом. По преданию, медом поэзии одарил людей верховный ас Один, который с риском для жизни, обращаясь то в змея, то в орла, выкрал этот мед у великанов. Тот, кто выпил хотя бы капельку чудесного напитка, назывался скальдом. Скальд должен был уметь составлять различные метафоры. К примеру, поэтический образ корабля состоял из названий какого-либо зверя и какого-либо корабельного предмета: рысь парусин, волк водореза, медведь мачты. Поэтический образ девушки состоял из названий какого-либо дерева женского рода (береза, ива) и какого-либо женского предмета (платок, слезы, серьги). То же самое происходило и с образом мужчины, только деревья и предметы были мужскими (дуб, ясень, меч, щит, битва). Золото скальды называли огнем моря, пламенем пучин, стрелы – птицами лат, а кровавую битву – треском стрел или железным дождем. Конечно, Харальд в совершенстве владел искусством составления метафор, и прослыл самым лучшим скальдом, какой когда-либо появлялся на земле.

А в тот день, когда он плыл навстречу своей судьбе, Харальд сочинил чудесную песнь любви, которую назвал «Висами радости»:

 

 

Перед тем, как пристать к желанному берегу, Харальд велел украсить корабль. Это было сделано, и вот разукрашенный парусник направился к пристани. Новгородский люд высыпал на берег встречать дорогого гостя. Был среди новгородцев и легендарный песнотворец Боян, который в ярких красках описал этот корабль: на нем вместо очей было вставлено по яхонту, вместо бровей – два черных соболя, вместо уса воткнуто два булатных ножика, вместо ушей – два острых копья, вместо  гривы было прибито две лисицы, а вместо хвоста – два белых медведя.

Конечно, среди тех, кто встречал доблестного викинга Харальда, был и великий князь Ярослав Мудрый, и его благоверная жена Ингигерда. Была и красавица Елизавета, ради которой десять лет назад Харальд отправился за тридевять земель, покорил много дивных городов и обрел несметные сокровища. По свидетельству летописца, у него было столько золота, сколько не было ни у кого в северных странах. Княжеская чета благословила Харальда и Елизавету, пожелав им счастья и любви. А потом, как пел вещий Боян в былине о Соловье Будимировиче,