Проза

Роман

 Редакция вторая переработанная и дополненная.

 

 

 

Глава 11

Любовь застала их врасплох. И Павел, и Римма имели к этому времени устоявшиеся семейные очаги, растили детей. Дом и семья требовали много времени и сил. Не меньше времени и сил требовала работа: они оба только-только начинали академическую карьеру, и им предстояло ещё пробивать себе дорогу в научном мире, доказывать свою профессиональную состоятельность, завоёвывать уважение коллег. И тем не менее, в своём напряжённом графике они выкраивали время, чтобы встречаться.

– Как бы мы жили друг без друга? – постоянно задавали они один и тот же вопрос, который был по сути риторическим, поскольку не нуждался в ответе.

Чаще всего встречи проходили в той самой квартире на шестом этаже с видом на Волгу, в которой они провели свой незабываемый месяц одиннадцать лет назад. Кроме сладко-горького воспоминания о том времени квартира напоминала Римме о покойной матери, её фотопортрет, где она была запечатлена молодой и красивой, стоял за стеклом в посудной горке. Казалось, дух мамы продолжает жить в большой комнате, и из уважения к нему любовники никогда не предавались ласкам здесь, а только в маленькой комнатке Риммы.

Конечно, секс играл огромную роль в их встречах – он возвращал их в далёкую юность, когда все чувства были остры и свежи, когда всё было в новинку и открыто для поисков и экспериментов. Но не только секс скреплял их тайный союз. Они ощущали удивительное душевное и духовное родство: любили одни и те же книги и фильмы, стихи и музыку, критически относились к новым российским правителям и порядкам. Интересы своих супругов, связанные с бизнесом, финансами, престижными брендами, они не принимали, но вынуждены были с ними считаться. У них сложилось впечатление, что только в своей квартирке они полностью становятся собой, а выходя во внешний мир, надевают на себя карнавальные маски, чтобы сойти за своих на армагеддонском маскараде.

Разумеется, ни один роман немыслим без будущего. Совместные планы –любимейшее занятий влюблённых, без этих планов отношения хиреют и выдыхаются очень быстро. Строили планы и Павел с Риммой. Они мечтали о том, что когда-нибудь они непременно будут жить вместе, вместе проводить отпуска и ездить на дачу, не будут скрываться от людей и собственных детей. А их дети поймут своих родителей и непременно подружатся.

– Когда это будет? И будет ли вообще когда-нибудь? – спрашивал кто-нибудь из них, а другой непременно отвечал:

– Конечно, будет. Пусть только дети немного подрастут. Сейчас мы им очень нужны.

Так они успокаивали друг друга, а годы шли.

Зиму сменяла весна, за ней приходило лето, иногда жаркое, иногда холодное, в двадцатых числах августа погода обычно менялась на осеннюю, но почти всегда в начале сентября тепло возвращалось и дарило им последние погожие деньки бабьего лета, потом небо заволакивали тучи, листья желтели и опадали – и опять приходила зима с морозами и оттепелями, звёздными ночами и белыми метелями.

Восемь зим, восемь вёсен, восемь лет и восемь осеней провели они вместе. За это время прошли две чеченские войны, острой болью засела в сердце Дубровка, незаживающей раной остался в душе Беслан. В России сменился президент. Погибла атомная подводная лодка «Курск». Сгорела и вновь была восстановлена Останкинская башня. В Америке рухнули башни Всемирного торгового центра, атакованные захваченными террористами пассажирскими самолётами. Тревожно и страшно занималась заря нового тысячелетия. А они по-прежнему любили друг друга, и любовь спасала их от холодных ветров смутного времени.

Они планировали отпускные семейные поездки на одни и те же сроки, чтобы не затягивалась их разлука. Несколько раз им удалось выехать вместе по своим научным делам – пару раз в Москву и разок в Питер. Это были счастливейшие дни их жизни, потому что они могли ходить по улицам и ужинать в кафе, не опасаясь быть замеченными своими знакомыми, и это были счастливейшие ночи, потому что они засыпали в одной постели, а проснувшись утром, первое, что они видели – были глаза друг друга.

У них появились общие ритуалы: например, обычай ровно в 12 часов при наступлении Нового года под бой курантов подумать друг о друге и пожелать друг другу счастья в Новом году. Или покупать в конце каждого года мягкую игрушку – талисман года наступающего по восточному календарю. На книжной полке в Римминой девичьей комнате выстроились в ряд собака, свинья, мышка, бык, тигр, заяц, дракон и змея – немые свидетели их долгой любви.

За восемь лет у них появились излюбленные места прогулок. Например, большой старинный парк, раскинувшийся в южной части города на живописной возвышенности, уступами спускающейся к Волге. Парк когда-то принадлежал старинному дворянскому роду, от которого осталось лишь название парка, да руины княжеской усадьбы в зарослях вековых деревьев и разросшегося под ними молодняка. Парк был хорош тем, что в его удалённые уголки редко заходили любители прогулок, и Римма с Павлом могли часами бродить по парковым аллеям, не встречая ни одной живой души.

 

Когда-то очень-очень давно, когда Павел ещё учился в школе, он часто ездил сюда со своей школьной компанией, и парк был для него целой планетой, полной тайн и поразительных открытий, которые поджидали за каждым поворотом.

Они с друзьями забирались в самые потаённые уголки парка и знали его вдоль и поперёк. Сколько юношеских драм разыгрывалось под этими дубами и липами! Сколько секретов хранят кусты сирени и можжевельника!

Вечерами компания перебиралась поближе к танцплощадке, где гремела музыка и кипели страсти, там вспыхивали ссоры и даже драки, проверялась дружба и завязывались первые наивные романы.

Сейчас юность казалась Павлу чем-то солнечным и прекрасным, но тогда так не казалось: сколько было проблем, непонимания родителей, неутолённой жажды дружбы и любви! Казалось, парк это понимал – он любезно предоставлял в распоряжение молодёжи свои тенистые аллеи, уединённые скамейки, головокружительные аттракционы – он был территорией, независимой от всего прочего мира, мира лицемерных и ничего не понимающих взрослых.

Тогда по этому поводу было много всего переговорено. Павел, как и все его друзья, был абсолютно уверен, что они будут жить по-другому. Как – они не знали, но были уверены – по-другому, как-то более честно, весело, человечно что ли?!

Ах, юности прекрасные мечты – куда вы исчезаете, когда проходит юность? Куда уходят все эти клятвы, порывы, признания, объяснения? Может быть, они где-то хранятся, записанные на жёсткий диск мироздания? Было бы интересно хотя бы на минуту попасть в это облачное хранилище и вспомнить себя самого, но на десятки лет моложе! А что, может быть когда-нибудь это станет возможным?

Взрослость пришла в свой черёд вместе с женитьбой, армией, рождением сына, работой – и взяла жизнь в свои жёсткие ежовые рукавицы. Как-то само собой так получилось, что он стал таким же благоразумным, скучным и серьёзным, как все остальные взрослые. В первое время он думал, что это он так играет, чтобы взрослые принимали его за своего, а в глубине души он всё тот же Павлик – юный и открытый миру, способный на подвиги и безрассудства – но игра длилась так долго, что постепенно перестала быть игрой, и в какой-то момент он поймал себя на том, что не только ведёт себя, но и мыслит, чувствует, ощущает мир и себя в этом мире как взрослый. Юность закончилась.

Интересно, что, закончив школу, Павел больше не ездил в этот парк – и парк постепенно переместился из реальности в область снов и воспоминаний.

Иногда он просыпался среди ночи с ощущением полного, абсолютного счастья, потому что во сне видел парковую скамейку у пруда, и себя на этой скамейке, и своих школьных друзей вокруг. Они курят, смеются, разговаривают о чём-то. О чём? Проснувшись, это было невозможно вспомнить, но во сне он понимал – о чём-то важном и главном, без чего вся остальная жизнь – просто бессмыслица.

И вот теперь, через пятнадцать лет парк снова появился в его жизни.

Когда они с Риммой в первый раз решили поехать в парк, стояли тёплые майские дни. Лёгкими лиловыми облаками зацветала сирень. На клумбах распускались тюльпаны и гиацинты. Деревья покрылись первой салатовой зеленью, дрозды и скворцы справляли свои птичьи свадьбы.

Они оба сразу полюбили этот парк и ездили сюда при каждом удобном случае все восемь лет. Парк принимал в их романе самое живое участие. Он был просто огромен, этот парк, тысячи видов диковинных растений обитало в нём. Бесконечные прямые или полукруглые аллеи разветвлялись на сотни извилистых тропинок, убегающих в заросли сирени и ивняка, живописные пруды были разбросаны тут и там, а сколько уютных полянок пряталось за кустами дёрена, кизильника и бузины!

Парк укрывал их от посторонних глаз, расстилал постель из шелковистой травы и полевых цветов, нашёптывал своей листвой чудесные сказки о вечной и беззаветной любви. Парк стал их убежищем и эдемом. Здесь они чувствовали себя счастливыми не меньше, чем в своей квартирке на шестом этаже.

Они читали друг друга как захватывающие книги – и на каждой новой странице их ждали потрясающие открытия и новые повороты сюжета. Было странно и непонятно, как они вообще могли так долго жить друг без друга? В их  тайной связи им чудилось что-то мистическое и судьбоносное, как будто вся предшествующая история человечества только для того и существовала, чтобы соединить их.

В конце лета они обычно брали отпуска и уезжали куда-то вместе со своими семьями – и это были самые пустые недели года. Конечно, их радовало тёплое прозрачное море, знойное южное солнце, захватывающие виды, им было хорошо от того, что рядом с ними находились их дети и с ними можно было побольше поговорить, чем в обычной сутолоке буден, и всё же на протяжении всего отпуска в голове свербела одна и та же мысль: «Когда же домой!» «Домой! Домой!» – думали они и ловили себя на том, что «домой» означает для них не только в свою квартиру, но и в парк!

И парк дожидался их и снова предоставлял им в бесплатную аренду свои аллеи, поляны и скамейки, теперь уже с желтеющей листвой, августовскими цветами и травами, без птичьих гимнов и с укорачивающимся световым днём.

А потом приходила осень с её бесконечными дождями. Они продолжали мужественно сопротивляться ей, гуляя по аллеям парка под зонтами, прячась в уединённых беседках и гротах. В этом была своя романтика, но дни становились всё короче, всё холоднее, потом начинал падать снег, сначала сырой и липкий, тающий под скупыми лучами осеннего солнца или смываемый холодными осенними дождями. Потом приходили заморозки, а потом и морозы, и снег прочно покрывал собой все закоулки парка, и в конце концов парк сдавался – честно сообщал влюблённым, что больше не может служить мизансценой для их романа. До следующей весны!

Зимой квартира становилась главным местом их встреч, и там они скучали по своему парку, дожидаясь, когда стает снег и просохнут дорожки.

Зато в новом мае парк снова радостно встречал их – цвёл сиренью и одуванчиками, щебетал и свистел птичьими свадьбами, изо всех сил размахивал свежей, девственно чистой листвой, отражая в прудах синее безоблачное небо.

 

Возникает законный вопрос, как такой долгий роман мог остаться секретом для Наты и Игоря? К Игорю мы вернёмся немного позднее, а вот о том, как эти события переживала Ната, давайте поговорим прямо сейчас.

Надо признать, Ната о многом догадывалась. До неё доходили какие-то смутные слухи, но она всегда пресекала любые разговоры на эту тему. Семья, как она её понимала, была важнее всего остального.

Вернувшись в Средневолжск, Ната решительно взяла вопрос благосостояния семьи в свои руки. Безденежье замучило её ещё в Петербурге, а преподаванием много не заработаешь, именно поэтому она пошла работать в банк к отцу. Работа была нудная и нетворческая, но зато зарплату платили в долларах, и Ната смогла, наконец, одеться и одеть ребёнка, купить хорошую бытовую технику и сделать ремонт в обветшалой бабушкиной квартире.

Закончив заочно финансовую академию, Ната уже готовилась занять должность начальника отдела, но кризис 1998 года разрушил её планы. Банк обанкротился, и ей пришлось искать работу. С большим трудом удалось найти место рядового сотрудника в филиале Центробанка.

Павла всё это как будто не интересовало. Он жил в каком-то другом мире со своей наукой и студентами, приходил домой поздно и опять брался за книжки. Когда он выбирался, наконец, из-за письменного стола в самой дальней комнатке бабушкиной квартиры, отведённой ему под кабинет, Ната обычно уже спала.

Любила ли она своего мужа? Ната давно не задумывалась над этим вопросом. Он стал для неё чем-то само собой разумеющимся, как дождь осенью или снег зимой. Она злилась и ворчала на него, жалела, если он болел, переживала, если на работе у него были неприятности, умилялась, когда он учил сына стоять на коньках или кататься на велосипеде, прибегала к его авторитету, если сын не слушался. Она привыкла к нему, как к своему махровому халату, креслу, в котором она любила смотреть телевизор, кухонному шкафу, куда можно было засунуть руку и, не глядя, взять нужную вещь. Она почти не замечала его, но, если бы он вдруг исчез, она, разумеется, сразу бы это заметила.

Любила она другого мужчину, и этим мужчиной был её сын. О нём она думала постоянно, даже когда сводила баланс в банке или занималась сексом в супружеской постели. Если сын вдруг заболевал – эта была катастрофа всемирного масштаба! Она знала всех его учителей, всех одноклассников, любила его друзей и ненавидела врагов, учила вместе с ним уроки. Если бы ей вдруг сказали: умри или твой сын будет несчастлив всю жизнь – она умерла бы, не задумываясь.

Женя рос весёлым и общительным мальчиком. Вокруг него всегда крутилось много друзей и приятелей, он не очень любил читать, но зато занимался разными видами спорта, обожал компьютерные игры, неплохо учился. В старших классах он фанатично увлёкся программированием и добился на этом пути больших успехов: написал несколько оригинальных программ, занимал призовые места в престижных олимпиадах по информатике.

В 2000-м году Женя закончил школу и уехал учиться в Москву, в Бауманской университет.

Без сына стало пусто в их огромной сталинской квартире. Спали они с Павлом в разных комнатах, утром часто не пересекались, потому что Ната отправлялась в банк всегда к одному и тому же времени – к девяти часам, а у Павла расписание плавало, и если у него была первая пара, он уходил раньше неё, а если вторая, то, когда она уходила, он только-только выбирался из постели. Возвращались они поздно, часам к восьми, ужинали, Ната садилась смотреть телевизор, а Павел уходил в свой кабинет, и следующий раз они могли увидеться только через двадцать четыре часа. По субботам у Павла тоже чаще всего были занятия. Для общения оставалось одно воскресенье, и этот день обычно посвящался встречам с родственниками или с друзьями, или каким-нибудь культурным мероприятиям.

Ната жила как будто во сне, потому что её настоящая жизнь была в Москве, там, где учился её сын. Перед расставанием она купила Женечке самый крутой мобильный телефон «Нокиа 3310» и каждый вечер созванивалась с ним. Павел шутил, что вся её зарплата уходит на оплату сотовой связи, но Ната не поддерживала его шуток.

После первой сессии Женя приехал на каникулы, и это был настоящий праздник для Наты. Она специально взяла отпуск в банке, чтобы целиком посвятить себя сыну. У Павла началась сессия заочников, поэтому его учебный график не стал менее насыщенным, но и он старался после занятий скорее бежать домой, чтобы пообщаться с ребёнком. Однако розовые родительские мечты были разрушены суровой действительностью. Женя отдал себя в руки родителей лишь в первый и в последний день своего визита, а всё остальное время он встречался со школьными друзьями и подругами, приходил домой поздно, иногда под утро, обычно под хмельком, утром долго отсыпался и, едва приведя в себя в порядок, опять убегал.

– Это нормально, – говорил жене Павел, – было бы странно, если бы он сидел возле твоей юбки. Он молодой здоровый парень – ему нужно общаться со сверстниками!

Но Ната только злилась на мужа и тайком от него смахивала горькие слёзы, не дававшие ей дышать.

Визит сына и общие переживания, связанные с ним, ненадолго объединили разобщённых родителей, но Женя уехал, и они опять остались в пустой квартире, как два соседа, смертельно надоевших и всё-таки крепко привязанных друг к другу.

Глава 12

 

А через год и Ксюша уехала в Москву, в МГУ на журфак.

Как-то в один из хмурых сентябрьских дней 2001 года Павел и Римма лежали, укрывшись пледом, на разложенном диване в своей квартире и смотрели в окно на пробегающие мимо низкие косматые тучи.

Им было хорошо вдвоём, они отдыхали в обществе друг друга от домашних забот и служебных треволнений. Это была их заповедная территория, где не надо брать на себя невыполнимых обязательств, и никто не упрекнёт за поднятую крышку унитаза или подгоревшую яичницу. Учитывая количество проведённых вместе лет, их долгая связь напоминала брак, но брак лишённый бытовой повседневности, и этим особенно прекрасный.

Но у этого идеального брака были и слабые стороны, которые со временем всё больше бросались в глаза и вносили изрядную толику горечи в безоблачность их отношений: необходимость скрываться от людей, обман супругов, страх разоблачения, бессонные ночи – вот далеко не полный перечень арендной платы, которую взимала с них жизнь за право быть счастливыми.

Неизвестно, от чего они больше устали за эти восемь лет – от своих законных браков или от этого затянувшегося адюльтера. Но самое главное, что тяготило их – отсутствие будущего в их отношениях.

– Ничего, зато у нас есть прошлое, – говорил Павел.

– Этого очень мало. Нельзя жить только прошлым, – отвечала ему Римма и снова произносила слова песни, запавшие ей в память ещё во времена далёкой юности, – прошлое – путь в никуда!

Раньше они откладывали самый главный разговор до момента, «когда дети вырастут», и вот дети выросли и улетели из родительских гнёзд – разговор было некуда больше откладывать.

– Может, нам пора уже признаться своим и прекратить этот обман? – как-то спросила Римма.

Павел немного подумал, прежде чем ответить. Наконец, сказал:

– Пожалуй, ты права. Дети выросли. Боюсь только – они нас не поймут.

– Ничего, они уже большие, – возразила Римма, – с ними можно будет обсудить эту ситуацию, как со взрослыми людьми. Тем более мы же будем поддерживать отношения со своими бывшими?

– Не уверен, что наши бывшие сами этого захотят, – усомнился Павел, – представь, какой для них это будет удар!

Они замолчали, мысленно рисуя в воображении реакцию своих домашних на шокирующее известие.

– Но и жить во лжи я больше не хочу, – прервала молчание Римма и ещё теснее прижалась к груди своего возлюбленного. – Я хочу просыпаться каждое утро рядом с тобой, готовить тебе кофе. Мы сможем вместе ходить на работу, никого не стесняться, ни от кого не прятаться. И все вечера – наши! Ты только представь себе – все вечера! И выходные, и праздники, и отпуска! А когда ты заболеешь, я буду ухаживать за тобой, а не беситься, как дура, не зная, где ты и что с тобой – может быть, умер давно!

Павел благодарно обнял любимую и поцеловал её в макушку. Необходимость разговора с Натой пугала и приводила в смятение, но он соглашался с Риммой, что дальше тянуть невозможно. Нужно что-то решать. «Сейчас или никогда, сейчас или некогда», – эти три слова, как заклинание, звучали у него в голове.

Решили поговорить со своими сегодня же вечером, не растягивая больше это и без того затянувшееся ожидание.

 

Игорь давно почувствовал, что с женой что-то не так.

Когда это началось? В 94-м? В 95-м? В 96-м? Это началось явно до кризиса, но когда именно – Игорь не мог сейчас припомнить. Он был так увлечён взрослеющей и хорошеющей на глазах Ксюшей, так погружён в бесконечные проблемы растущего бизнеса, что как-то упустил момент изменения их с женой взаимоотношений.

Внешне всё осталось, как было, но только внешне. Римма стала более задумчивой. Часто в семейном кругу или в компании она вдруг уходила в себя и как будто бы ничего не замечала вокруг. Она перестала торопиться домой с работы и всё чаще задерживалась на институтских мероприятиях. Она уже не испытывала нетерпения и энтузиазма при планировании очередного отпуска, предоставляя Игорю самому продумывать программу и безразлично со всем соглашалась. Что-то разладилось в их интимной близости. Под предлогом, что Игорь слишком громко храпит по ночам, она стала спать отдельно. Она никогда больше не провоцировала его на секс, а если он проявлял настойчивость, откликалась, но как-то без особенной охоты.

Игорь осознавал, что с женой что-то происходит, но не мог понять, что именно, а тревога всё нарастала в его душе. Ему стали сниться кошмарные сны, в которых он искал свою жену в каких-то грязных притонах, или терял её на вокзале, или её уносил в небо большой белый орёл. Игорь не был пугливым и сентиментальным, поэтому он гнал от себя эти страхи, но они снова и снова возвращались к нему.

Ещё больше тревожные ожидания обострились после отъезда Ксюши. Как и Ната для своего сына, он купил ей самый дорогой мобильник и каждый день разговаривал с ней по телефону, но телефонное общение с дочерью не могло заменить её личного присутствия в доме. Квартира стала пустой и неуютной. В редкие часы, когда они вместе оказывались дома, Игорю казалось, что Римма здесь и в то же время где-то далеко. Несколько раз он пытался откровенно поговорить с женой, чтобы выяснить причину её отчуждённости, но она мягко ускользала от разговора.

Однажды вечером Игорь пришёл домой, как обычно, в районе восьми. Римма была уже дома. Она принесла ему ужин в гостиную, а сама села в кресло под торшером с книгой в руке.

– Ты не поужинаешь со мной? – удивился Игорь.

– Извини, сегодня на кафедре мы справляли день рождения Эммы Николаевны, так что я совсем не хочу есть, – уклонилась от совместного ужина Римма. Пока Игорь ел, она внимательно смотрела в книгу, но не перелистнула ни одной страницы. Когда он закончил ужинать и встал, чтобы отнести посуду на кухню, Римма остановила его.

– Игорь, нам надо поговорить.

Он давно ждал этих слов, поэтому охотно подсел к жене в соседнее кресло.

– Хорошо, давай поговорим, давненько мы с тобой не разговаривали по душам.

Готовясь к разговору, Римма перебирала тысячи возможных вариантов начала, но сейчас все они вдруг позабылись, и в голову не пришло ничего лучшего, чем сказать:

– Я полюбила другого человека.

Слова были произнесены тихим, еле слышным голосом с той лёгкой хрипотцой, которую так любил Игорь, но эффект от них был сопоставим с ударом боксёра-тяжеловеса – в груди всё заныло и стало нечем дышать. Игорь умел держать удар. Он и виду не подал, как ему больно, и ровным, спокойным голосом спросил:

– И кто он?

– Прости, я бы не хотела пока называть имя этого человека.

– Почему? Ты боишься огласки? Он женат?

– К сожалению, да.

– Понятно, значит ещё одна семья пострадает во имя вечной любви!

– Игорь, не ёрничай, пожалуйста, для меня это очень серьёзно. Я решилась открыться тебе, потому что не хочу тебя обманывать. Отпусти меня! – последние два слова были сказаны таким страдальческим тоном, что у Игоря от жалости защемило сердце.

Ему хотелось кричать, крушить мебель, бить посуду, пойти и проломить голову «этому человеку», но никогда он и пальцем не тронул бы свою ненаглядную Римму. И тут на него снизошло озарение. Как это произошло, Игорь не смог бы объяснить, но ему вдруг ясно открылась картина того, что происходило последние годы с его женой.

– Это не Павел случайно? – спросил он изменившимся голосом.

Римма покраснела в ответ.

– Можешь не отвечать. Это Павел.

Игорь встал и начал нервно ходить по комнате. Римма никогда не видела своего весёлого и жизнерадостного мужа в таком душевном смятении, но он быстро взял себя в руки и снова подсел поближе к жене.

– А ты уверена, что он оставит свою Нату? – спросил он.

– Сегодня он должен с ней поговорить, – придав голосу максимум уверенности, ответила Римма.

У Игоря забрезжила надежда. Он слишком хорошо знал своего старинного друга и не очень верил в его решительность.

– И где ты собираешься жить?

– В маминой квартире.

При упоминании пустующей тёщиной квартиры Игорю стало ещё больней, он вдруг с полной ясностью понял, что именно там происходили тайные свидания любовников. «Надо было продать к чертям эту квартиру сразу после смерти тёщи», – с запоздалым сожалением подумал он, а вслух сказал:

– Хорошо, поживи пока там. Надумаешь – возвращайся. Моя дверь всегда для тебя открыта. Одна просьба – не говори пока ничего Ксюше. Потом мы вместе подумаем, как ей обо всём сказать.

Глаза Риммы наполнились слезами благодарности. Она даже не надеялась, что разговор пройдёт так мирно.

 

Внешне спокойный и доброжелательный, внутри Игорь глубоко страдал. На глазах рушилось главное завоевание жизни – брак с Риммой. Сердце болело за Ксюшу – как она воспримет все эти события в семье, не замкнётся ли, не обозлится ли на весь мир? Но Игорь не был ипохондриком, его здоровый сангвинический темперамент и рациональный ум успешного бизнесмена подсказывали ему, что это не шах и не мат, а только самое начало увлекательной шахматной партии.

Гораздо более сложным был вопрос о Павле. Жизнь давно разлучила их, они почти не виделись, но Игорь продолжал воспринимать его как своего друга. Всё-таки самые глубокие впечатления нашей жизни – это впечатления детства и юности. Можно сказать, мы проживаем две жизни: первая – с рождения до восемнадцати лет, всё что происходит с нами в этот период огромно и незабываемо, любой самый обыденный случай вырастает до эпических масштабов, мы живём так интенсивно, что один день из этого периода равен годам из второй жизни, которая начинается после восемнадцати и длится до самой смерти. Каждый год той, второй, жизни, как брат-близнец, похож на предыдущий, события сливаются в неразличимый мутный поток, из которого с трудом вычленяются отдельные факты и лица, здесь уже не возникают настоящие дружбы, а любовные романы больше напоминают неудачные ремейки первой любви.

Общительный характер Игоря позволил ему обзавестись сотнями друзей, но Павел по-прежнему оставался для него самым бесценным другом – другом детства. Женским вниманием Игорь тоже не был обижен, он легко заводил романы и легко расставался со своими пассиями, но Римма всегда оставалась главной женщиной его жизни. В том, что самые дорогие его сердцу люди оказались связаны между собой романтическими отношениями, Игорь видел странную насмешку судьбы.

Чем больше он думал над этой коллизией, тем убедительнее складывались пазлы разрозненных событий, и перед внутренним взором Игоря возникала целостная картина минувших лет. Конечно же, отказ Риммы от его предложения на третьем курсе был связан с её любовью к Павлу, а неожиданное согласие через год стало следствием исчезновения Павла из города. Но он вернулся – и любовь вспыхнула с новой силой. Как там говорил классик – «погасший пепел уж не вспыхнет»? Значит, вспыхивает иногда, или не был погасшим? Конечно, хотелось, чтобы во имя их дружбы Павел отверг любовь Риммы, но он тут же одёргивал себя: «А почему, собственно, это должен сделать Павел, а не я? Да и вообще, нужно ли им из рыцарских соображений жертвовать своей любовью? Кому станет от этого легче?»

После долгих и мучительных размышлений Игорь принял для себя решение не делать резких движений, не давить на Павла и предоставить судьбе самой решить, кто из них более достоин любви Риммы. Один Бог знает, как тяжело далось ему это решение.

 

На следующий день Римма пересказала Павлу разговор с мужем и спросила, как всё прошло у него дома.

Павел замялся.

– Разговора пока не было, – ответил он.

– Как не было? – удивилась Римма, – мы же договорились!

– Видишь ли, она весь вечер разговаривала по телефону с Женькой, а потом долго пересказывала мне его проблемы. Я никак не мог найти момент, чтобы перевести разговор на нашу тему. Ты не волнуйся, завтра я обязательно с ней поговорю.

Но завтра он опять не поговорил. И послезавтра. И после-послезавтра.

Нельзя сказать, чтобы Павел обманывал её. Он искренне хотел закончить своё двойственное положение, но случай для разговора никак не подворачивался. То Ната болела, то у неё началась полоса неудач на работе, то тяжело заболел Иван Матвеевич, и она разрывалась между домом, работой и больницей. «Завтра! Завтра обязательно поговорю», – успокаивал он сам себя, но завтра превращалось в сегодня, а потом и во вчера, а разговор всё откладывался.

Нерешительность Павла не могла не сказаться на их с Риммой отношениях. Римму раздражало, что время идёт, а вопрос не решается. Павел, в свою очередь, стал под любыми предлогами оттягивать свидания с Риммой, чтобы не отвечать в сотый раз на надоевший ему вопрос «Когда?» Ему начала досаждать настойчивость Риммы. «Зачем такая спешка? – удивлялся он, – полдела уже сделано: ты уже ушла от мужа, нужно немного потерпеть – и я тоже буду свободен. Разве дни тут что-то решают?»

Но дни пролетали, а в их жизни ничего не менялось. Римма устала от этой неопределённости и в один из стылых, тёмных вечеров в конце октября попросила Павла больше не приходить к ней. Пока он не решит вопрос с Натой. Павел ушёл и пропал на две недели.

Римма смертельно тосковала по любимому, но в глубине души всё чаще слышала новый для себя голос, который спрашивал, а правильно ли она поступила, уйдя от мужа? Их любовное гнёздышко стало казаться ей одиночной камерой, в которую она заключена по приговору невидимого суда, а преданность Игоря и готовность ради неё на любые жертвы представлялись день ото дня во всё более привлекательном свете.

Игорь позвонил одиннадцатого ноября. Было серое ноябрьское утро. Воскресенье. Впереди ждал долгий, томительный и бессмысленный день в полном одиночестве. И вдруг заиграл рингтон мобильного телефона. На засветившемся экране вырисовались чёткие контуры букв «ИГОРЬ». Римма нажала кнопку ответа. В трубке зазвучал радостный голос мужа: «Римма, поздравляю тебя с днём рождения Ксюши! Предлагаю отметить это событие в ресторане! Ты не против на сегодня отложить в сторону наши противоречия?»  Подумав минутку, Римма согласилась. Не сидеть же дома целый день!

 

Стоял аномально тёплый и сухой ноябрь. Листья давно опали, и голые деревья тянули тонкие ветки к серому небу в немой мольбе. О чём они просили у неба? Наверное, о снеге, который сильно задержался в этом году, а, может быть, они просили за людей – этих странных неспокойных существ, которые не умеют, как деревья, просто стоять на одном месте, радуясь каждому дню, а вечно бегут куда-то, верят и разуверяются, находят и теряют, и снова ищут какого-то призрачного счастья, которое ускользает от них, поманив на прощание робким лучиком надежды.

Перед рестораном Римма и Игорь решили прогуляться вдоль Волги. Почти двадцать лет они не были на набережной. Набережная в Средневолжске, хоть и находится в центре, до неё нужно очень долго спускаться с крутого волжского берега, а потом ещё дольше подниматься, поэтому она не является любимым местом прогулок горожан. Здесь нет ни магазинов, ни кафе, только бескрайний волжский простор и тишина. Спустился на 378 ступенек – и ты уже как будто за городом. Где-то наверху бурлит жизнь, спешат куда-то люди, проносятся с шуршащим шумом машины, а здесь почти первозданные покой и тишина, потрескавшийся и проросший кое-где пучками травы асфальт, чугунные перекрещивающиеся дуги парапета да фонарные столбы.

– А вот и наше место, – Игорь подошёл к парапету и остановился, глядя на свинцовые волжские воды.

Римма подошла и встала рядом. От воды тянуло холодом и сыростью. Они помолчали, вспоминая каждый своё. Игорь – счастливейший день в его жизни, Римма – согласие, вызванное одиночеством и отчаянием. С тех пор прошло восемнадцать лет – целая жизнь, но как и в тот далёкий день своей юности Римма снова чувствовала одиночество и отчаяние, и причиной их был всё тот же человек – тёмный демон её жизни. И снова рядом был Игорь, на которого всегда можно положиться, который не изменился к ней, несмотря на её предательство. Но как признаться себе самой, что величайшая любовь жизни – всего лишь ошибка? Но почему ошибка? – подумала Римма, – Ведь она была, была! Была или есть? Нет, наверное, всё-таки была... Павел прав, у нашей любви нет будущего, но нет уже и настоящего. Есть только прошлое, прекрасное прошлое, которое навсегда останется со мной.

Она так погрузилась в свои мысли, что пропустила вопрос Игоря. Поняла это по его вопросительному весёлому взгляду, взывающему без слов: «Ау, красавица, проснись!» Встряхнула головой, сбрасывая наваждение:

– Прости, ты что-то спросил?

– Я спросил, не надоело ли тебе жить одной? Я буду совершенно не против, если ты переберёшься в нашу пятикомнатную квартиру. Ей богу, нам там вполне хватит места, чтобы не надоедать друг другу, и даже не видеться целыми днями, если ты этого пожелаешь.

Предложение Игоря было тщательно продумано. Пару месяцев назад он попросил начальника своей службы безопасности присмотреть за тёщиной квартирой и отлично знал, что последние две недели Павел там не появлялся.

– Спасибо за приглашение, – ответила Римма, – я подумаю.

Она помолчала немного, а потом всё-таки задала вопрос, который не давал ей покоя всё время после их последнего разговора.

– Игорь, скажи мне, только честно, неужели ты совсем не обиделся на меня за… – она сделала долгую паузу, не зная, как назвать свой поступок, – за моё поведение?

Лицо Игоря посерьёзнело. Он тоже выдержал долгую паузу, прежде чем начать говорить.

– Честно так честно, – проговорил он, – только тогда тебе придётся выслушать небольшую исповедь. Двумя словами на этот вопрос не ответишь.

– Я готова слушать, сколько понадобится, – покорно согласилась Римма.

– Понимаешь, я однолюб. Я влюбился в тебя в тот же день, как увидел – первого сентября восьмидесятого года на первой нашей лекции. Тебе не повезло сесть прямо передо мной. Всю лекцию я не мог оторвать от тебя глаз и сразу решил для себя: «Эта девушка будет моей!». Ты тогда не реагировала на мои ухаживания, конечно, я переживал, иногда даже впадал в отчаяние и пытался приударить за другими девчонками, но ни одна из них не могла заменить мне тебя. Это всё равно, что пытаться заменить подлинник гениальной картины великого мастера на копию или подделку, даже очень талантливую. Когда ты не приняла моего предложения – это был для меня очень сильный удар, но я подумал, что ведь всё в жизни меняется, может и твоё отношение ко мне изменится, и когда через год ты всё-таки согласилась, я решил, что оказался прав. Только теперь я понял, что все эти годы ты продолжала любить Павла. Наша с тобой трагедия в том, что мы оба однолюбы, только любовь наша направлена в разные стороны. Как же я могу обижаться на твоё, как ты выражаешься, «поведение»? Я ведь и сам такой же. Если ты уйдёшь к Павлу, я пойму. Но если ты решишь остаться со мной, я буду счастлив.

Игорь немного лукавил. Конечно, тот факт, что Римма никак не могла оценить его любви и по-прежнему любила Павла, больно ранил его, но он понимал, что птица по доброй воле может вернуться только в том случае, если её выпустить из клетки. Один раз его тактика сработала, и сейчас он в тайне надеялся, что она сработает ещё раз.

 

И снова был Новый год. И снова Павел с Риммой сидели в темноте под пальмами в студенческой столовой. Из зала доносилась музыка, звон бокалов, топот ног и шум пьяных голосов.

Они сидели на небольшом диванчике – он в одном углу, она в другом. Прошло уже два месяца как они не встречались. Павел нервно курил сигарету за сигаретой и, путаясь, объяснял, почему у него никак не получается переговорить с Натой.

– А знаешь, – вдруг сказала Римма, – это даже хорошо, что ты с ней не поговорил, пусть она и дальше ничего не знает.

Павел обомлел от такого поворота. Последние два месяца Римма упорно отказывала ему во встречах именно потому, что он никак не мог выполнить свою часть договорённости. Но он действительно не мог этого сделать, и не только потому, что никак не подворачивался удобный случай, но – главное – потому, что ему было смертельно жаль Нату. Он даже представить себе не мог, как она перенесёт это известие. Жалея жену, он стал проявлять к ней больше внимания и заботы: интересовался её делами, подробно обсуждал проблемы сына, включился в уход за Иваном Матвеевичем. Ответно и Ната давала ему больше любви и тепла, их холодная и пустынная квартира ожила и снова стала домом, тем домом, который оба они любили и который оберегал их от житейских бурь и волнений. А в результате решающий разговор становился всё более невозможным, немыслимым. Но и прекращение свиданий с Риммой почти вгоняло Павла в депрессию. Ему не хватало её ласк, задушевных разговоров, той неповторимой атмосферы, которой был окружён их роман.

Все эти полумысли-полупереживания пронеслись в голове Павла, прежде чем он отозвался на слова Риммы:

– Я тебя не понимаю. Ещё вчера ты не хотела меня видеть, и вдруг такой радикальный поворот! Я прощён?

– Напротив. Мне кажется, нам пора закончить наш роман. Ты прав, у нас есть только прошлое, пусть это прекрасное прошлое так и останется с нами, а в будущем для нас, к сожалению, места нет.

Павел хотел что-то возразить, но в глубине души он отлично понимал, что Римма права – их отношения зашли в тупик.

В этот момент из зала полилась появившаяся пару лет назад и ставшая с тех пор хитом песня Аллегровой, которую она исполняла вместе с Игорем Крутым:

 

– Очень уместно, – улыбнулась Римма, – пойдём потанцуем.

В центре зала горела всеми огнями ёлка. Римма и Павел прижались друг к другу и стали двигаться по залу в такт музыке. Простенькие и банальные слова песни нажимали на какие-то потаённые струны души, и эти струны откликались печальной и прекрасной мелодией, более прекрасной и более печальной, чем звучащий из колонок хит.