Проза

 

 

                                                                           

            Счастливой мошкою летаю, живу ли я, иль умираю.

                                                        Л. Войнич, «Овод»

 

 

 

1.

Он был энергичный и веселый. Он это хорошо знал – как знал, что ему шло быть таким. Впрочем, если быть совсем справедливой, он, пожалуй, совсем о себе и не думал. Не было у него такой привычки.

Когда она с ним познакомилась, он как будто бы заранее предугадал, что произведет на нее такое впечатление. А как могло быть иначе? Спокойный, яркий, полный света и внутренней улыбки. Она была намного его слабее, невнятнее, проще. Но увидела – как будто бы сразу расцвела, удивилась.

Артур был романтичен, но никогда этого не показывал. Не хотел производить впечатление. Ему как будто бы никогда не нужно было хоть что-то делать напоказ, что-то кому-то доказывать. Он был совершенно органично самодостаточным и уверенным в себе.

Когда они познакомились, было лето, и каждый день, от напряжения и внутреннего счастья, в городе парило, как будто бы это была не северная столица, а южный, прибрежный поселок на море, открытый ветрам. В городе пахло соленым, пахло набережной, пахло тиной и валунами. Теплый бриз доносил очарование соленого взморья, с его глубинами, дельфинами, ракушками и камешками, затерянными в зеленоватом песке на самом дне.

Когда Галя с ним познакомились, она даже не была уверена, женат ли он. Если бы даже он был женат, как она думала, то вряд ли бы он давал об этом знать окружающим. Он был самодостаточен, поэтому не мог появляться с кем-то еще, часто бывал один, хотя друзей и знакомых у него было пруд пруди.

- Вы ни на кого не похожи, - заключила Галя, - вслух пытаясь осознать, что же с ней такое происходило.

 

2.

В этом году в день рождения города, она долго бродила вдоль набережных, как будто бы поднимала из-под земли все то накопленное богатство в виде собственного прошлого, к которому давно не обращалась.

Вот здесь, на Петроградской стороне, было огромное здание, неправильной формы. Там были небольшие балкончики, в которых можно было жить, и не тужить, глядя на летний дождь по вечерам и утрам. Засыпать, снова просыпаться, и ощущать запах лета. Лето в постоянном становлении своих цветов, дождей, радуг и надежд.

А вот здесь был Заячий Остров, и ЦПКО, где можно было нескончаемо и бесконечно, до упаду гулять, брать лодки на прокат, снова бежать по аллеям наперегонки, а потом садиться в огромный стеклянный ресторан с видом на реку, где жарили рыбу, и где было так солнечно и приятно пить шампанское.

Вечерами, сто лет назад, она бродила с ним где-то между Заячьим Островом, и Дворцовым Мостом, мысленно обращая свой взор к маленьким паркам, дворикам, улочкам и островкам Петроградской стороны, которые тонули в летнем зное, вдыхая тополиный пух и хмуря глаза-тучи от предстоящего дождя.

Потом они долго сидели в машине и слушали музыку, изредка рассказывая друг другу странные истории из далекого прошлого, года два или три назад.

Потом он пригласил ее на дискотеку почему-то летом тоже, и они долго потом шли по ночному городу, отхлебывая из бутылки красное вино, и весело рассказывая что-то друг другу об огнях и проспектах странного техно, которое только-только начало наполнять стадионы.

Как-то он зашел за ней рано утром, и они вместе, прыгнув в троллейбус, поехали на стадион Петровский, где устраивали спортивные соревнования. На нем была яркая футболка, с красивой эмблемой, длинные шорты, как было тогда модно, бежевые, чуть длиннее обычного, кеды. Вместе они осваивали тренажеры, бегали, потом даже сыграли партию в теннис, до упада, поставив синяки, и ободрав колени.

 

3.

В этот раз он позвал ее загород спустя десять лет, ни на секунду не сомневаясь, что Галя приедет моментально, как будто бы этого времени, разделявшего их, и вовсе не было.

Она чувствовала его присутствие заранее, как чувствовала его все десять лет их расставания. Он просто был рядом всегда, и совершенно не нужно было даже делать усилие, чтобы он заговорил, или спросил ее о чем-то. Он всегда находился здесь, его непроходящее тепло и дыхание давало о себе знать ежесекундно, а четко бьющееся сердце укрепляло мысли, давало им правильное направление.

В тот день ей совершенно не нужно было даже делать над собой усилие, специально готовиться. Никто не мог помешать их встрече. Он так никогда и не исчезал из ее жизни, ежесекундно слушая ее и рассказывая о своих событиях.

Она села в маршрутку и спустя час уже была в Гатчине, в том слегка брошенном, полуразрушенном парке, где было так много мостов, каналов, где цвели сады, и было так приятно добираться до дворца, тоже полуразрушенного и странного, в котором они когда-то гуляли вместе, и где было так таинственно и невесомо.

Она сразу узнала его по походке, побежала, обняла, совершенно не осознавая даже, что не видела его десять лет. Они шли вдоль тропинок, и она все говорила-говорила, не в силах замолчать, а потом совсем как-то сникла, повисла у него на руке, и, наконец, замолчала.

Он весь искрился, заливался смехом, обняв ее, шел уверенно вперед, рассказывая о своей и чужой жизни взахлеб, как будто бы это было чем-то самым важным на этой земле.

- Они, видишь, ли вот такие замечательные люди, - добавил он, как будто бы нашел, наконец, самую важную и нужную фразу.

Она взяла его за руку, а потом, чуть отшатнувшись, быстро пошла вперед, пытаясь нарушить то тепло и гармонию, которые как будто бы покоряли все ее существо заново.

В какой-то момент она еще успела подумать, что кто-то из ее близких-знакомых, то есть людей, которые ее хорошо знали, даже засмеялся бы, что она с ним встретилась после стольких лет разлуки. Не поверили бы, или что-то ироничное сказали. Мысли эти, впрочем, так странно и некстати посетившие ее, сразу оборвались, и больше она их уже не видела, и не слышала.

 

4.

Ей часто казалось, что она снова его встретит. Она так часто представляла себе этот момент, что теперь, когда он шел рядом, живой и настоящий, она не могла в это поверить. Чтобы удостовериться, что это был он, попеременно смотрела на него, пытаясь запомнить.

И все же это был он, без всякого сомнения, так точно замыкались все нужные провода в ее организме, как будто бы усталый часовой завод, фыркал, шумел, охал, а потом потихоньку вновь набирал обороты, возвращаясь к жизни.

Она не плакала, хотя очень часто так делала за эти годы. Когда никто не видел. Не бежала, не падала, не садилась. Спокойно шла, слушая его рассказ, в котором ничего не было особенного, кроме того, что это был его голос, его походка, и его странная манера иногда повторять предложения, которые он произносил. Как будто бы он хотел удостовериться, что его поняли.

- Ты видишь вон там, беседка? – вдруг спросила она.

- Да… Она как будто бы из сказки. Из сказки.

- Как у Гончарова, правда? – снова спросила она.

- Да. Как на даче. Летом очень хочется на дачу… На дачу.

- Мне всегда казалось, что ты любишь летом быть в городе. Нет?

- Иногда и на даче, - он засмеялся. – Так бывает. Бывает.

Они подошли к беседке, прошли мимо огромного куста, полусухого, заброшенного, до конца не ухоженного, даже не обработанного садовником, хотя чернозем, в котором куст рос, был хорошо вспахан. Вошли вовнутрь, присели на слегка накренившиеся деревянные стулья.

- Артур! Как твои дела? – вдруг бодро спросила Галя.

- Хорошо, - он снова засмеялся, неловко пожал плечами, как будто бы извинялся за что-то, не ощущая при этом никакой вины.

«Артур! Ты такой красивый!» - хотела она сказать, но не смогла даже открыть рот, как будто бы вдруг резко устала.

Они посидели немного в беседке, а потом встали и пошли дальше. Артур поднял палочку, обозначив ею свой путь, и теперь помахивал ею, словно это была какая-то волшебная палочка, старинная тросточка, или даже специальный кнут для скаковых лошадей.

 

5.

Когда Галя пришла домой, то совершенно не чувствовала под собой ног, как будто бы парила над землей. Взлетела по лестнице, распахнула дверь. Дела посыпались на нее так быстро и в таком количестве, что на секунду ей стало страшно, что она подвела весь мир, выключившись из жизни на три часа.

Телефон звонил, не переставая. Муж обиженно протягивал пачку бумаг и документов, которые она обещала перевести. Дочь кричала что-то из другой комнаты.

Она упала в компьютер, пытаясь напряженно найти правильный адрес для отправки почты, пока не поняла, что компьютер завис, и она что-то кардинально испортила в новом документе.

Ввод.

Открыть новый файл.

Ввод.

Открыть новый файл.

Ввод.

Еxit.

Cохранить документ.

Edit.

Ввод.

Edit.

Delete.

Ввод.

 

6.

Она снова сидела перед мерцающим источающим свет экраном, пытаясь додумать эту историю, которая не давала ей покоя все это время, вспоминая, как еще недавно бежала по лесу, выбрав не привычный путь по шоссе, а свернув в гущу нехоженых тропинок, мимо поваленной ветрами березы и огромного окопа, сохранившегося со времен войны.

Ни на секунду не останавливающийся ритм жизни вдруг плавно отошел на задний план, как будто бы она вновь услышала что-то важное и точное, что-то непроходящее, как отдала свой организм под ток, который дал ей силы, взвинтил напором по артериям важный жизненный тонус.

 

7.

Когда она оказалась, наконец, в своей квартире одна, ровно через неделю после встречи с Артуром, она удивилась до какой степени странной ей показалась собственная комната, которая вдруг наполнилась звуками вселенной, странным дыханием другого пространства. Он точно был здесь, явно и скрыто, в каждом шорохе квартирного уюта, в каждом дуновении ветра на балконе. Он был здесь даже, когда сгорела каша, убежало молоко, гневно и заунывно засвистел чайник. Она пыталась сказать себе, что есть другие люди, такие же важные, что это собранный образ в сознании, и живой человек одновременно, но очень хорошо знала, что в этом делении на фантом и реальность тоже не было никакой правды. Правды была, пожалуй, больше в том, что человек тоже по имени Артур, фигурировал в известном романе, в котором еще была девушка Джемма, и было это самое замечательное стихотворение, «счастливой мошкою летаю, живу ли я, иль умираю».

Этот внутренний диалог, который начался так много лет назад, не заканчиваясь, вновь и вновь давал о себе знать, наперекор здравому смыслу, логике, образам, которые она себе рисовала. Она чувствовала его присутствие и когда отчаивалась, и когда радовалась, и когда бежала на работу, и когда спала. Странный фантом его очертания вновь и вновь входил в ее жизнь, вопрошая, умоляя, уговаривая не задавать вопросов, и всегда оставаться здесь, никогда не торопясь и никуда не убегая.

 

8.

Она пыталась рассказать об Артуре своему лучшему другу, но он почему-то совсем ее не понял. То есть как будто бы не услышал. Обычно, когда люди понимают что-то, они словно вторят, читают мысли. А здесь такого не произошло, может быть, понимание было просто не нужно.

Она пыталась описать Артура, а Саша доканчивал фразу о его предполагаемой профессии. Она пыталась рассказать, что ездила в Гатчину, где жил немецкий царь Павел много лет назад, и где все так заброшено и неотреставрировано, а Саша почему-то описывал ей во всех подробностях золоченый Пушкин с его пейзажами и красотами.

Потом она пыталась мысленно проговорить свою историю, рассказать ее самой себе. Но это тоже не получилась, как не получилось вспомнить, что именно они делали с Артуром, кроме как гуляли, и молчали на протяжении всех этих лет. Видимо, события и разговоры между ними были не так важны.

Она пыталась вспомнить или даже нарисовать, как он выглядел. Вспоминала, к примеру, что у него очень красивые пухлые губы, зелено-карие глаза, прямой нос. Она помнила его мягкую кожу на ощупь, взгляд, но все это совсем не было важно. Самое важное было просто ощущение того, что она с ним тогда познакомилась.

 

9.

«Артур, подойти, пожалуйста!» - как всегда репетировала она свой звонок к нему, пока мыла посуду, или пол, в ужасе убирая все, что попадалось под руку в квартире, в ожидании, что отлучившиеся на целый день домочадцы, скоро снова позвонят в дверь, придут и застанут ее совершенно не прибранную, в той же не приведенной в порядок квартире, во всей своей первобытной красе.

А на следующий день она снова встретила Артура, вопреки ожиданиям и надеждам. Он очень спешил, летел вниз по эскалатору на станции метро «Черная речка», никого не задевая, и вытянув вперед свой странный и узкий кожаный портфель.

Она хотела закричать ему что-то вслед, побежать, догнать, но ей вдруг показалось, что если она догонит его, то что-то нарушит, сделает что-то против воли тех дивных и таинственных сил, которые познакомили ее с ним много лет назад.

Ночью она вдруг проснулась, как воочию увидела, как когда-то на море долго искала свою красную шляпу, которую купила утром на базаре, а потом случайно обронила на пляже. Она долго ходила под раскаленным солнцем, по гальке, со странным предчувствием, что вот-вот эту шляпу найдет, увидит где-то среди камней, но никак не находила, снова и снова продолжая путь дальше под палящим солнцем.

А потом, забыв о шляпе, она в какой-то момент подумала, как было бы замечательно поцеловать Артура, обнять, взять за руку, но, уже засыпая, она отбросила эти мысли почти как ненужные, услышав только как гулко забилось сердце.

«Артур. Артур», - повторила она про себя, накрылась одеялом и уснула. Ей снилось почему-то снова Петроградская сторона, лето, бесконечный пух улиц, летящий с деревьев, отсутствие времени, и рука Артура, такая теплая, добрая, которой он в который раз обнимал ее за плечи, что-то рассказывая о городе.