Проза

Почему Орфей обернулся, когда они вместе поднимались из Ада? Обернулся, чтобы посмотреть на нее. Шел вперед, а потом взял и обернулся. И уже никогда больше не увидел, до самой своей смерти. А в другой истории, жена его почему-то в столп соляной превратилась, оглянувшись на разрушаемые небесным огнём города? Потому ли, что в прошлое нельзя смотреть, возвращаться, и стрела времени тогда была еще линейна и остра? Или нельзя оборачиваться раньше назначенного времени, потому что жить – это себя вверять, идти, куда ни укажет? Когда испугался, стремительно тонуть начал. «Маловерный! Зачем усомнился»? От неверия подглядывают.  А чувствительность от пристального взгляда как от настойчивого прикосновения теряется, притупляется. Осязания, узнавания тогда нет. Как у Цветаевой, «вслепую, наощупь». Она на себя покровы разноцветные надевает и говорит ему: «Древние евреи любили молча». И даже не видели друг друга. И правда, разве глаза когда-то знали лучше сердца? А однажды кто-то долго сочинял песенку. И совсем неважно, что музыку эту никто никогда не сыграл, если ее услышали. А за речкой, за темной, где солнце садится. И так тихо вокруг. Плачет случайный кто-то. А, может, дикая птица. Иволга. Синица. Не злится. Все знакомые лица. И мнится. Уют. И снова не спится! Только шорох и снится-снится. Все снится и снится. Тук-тук вот тут.