Проза

 

 

 

– …Только сзади не подходи! – предупреждает Донерглот, вытирая пот, грязь и сопли. – Это такая зараза, что если хоть на миг зазеваешься, проломит череп на фиг!..

– Да, – бросаю с благодарностью я за совет и стараюсь не попасть под удар копыта, потому что единорог и вправду лягается так, будто совсем осатанел, и бьётся, бьётся, бьётся задними ногами. Подойдёшь – помрёшь.

Жалко, конечно, тварюгу. Только не Донерглоту, он единорога огрел пару раз древком копья, прямо по хребту, что никак не уменьшило дикий рёв зверя, разносящийся по лесу аж до границ Запридумья.

– Заходи с этой стороны! – командует раскрасневшийся Донерглот. – Так, давай! Давай! Успокой его!! Дава-ай!!!

И я, подчиняясь умному и знающему приятелю, спешу выполнить всё, что тот прикажет.

– Дава-а-а-ай!!! – вопит старшой. – Главное сейчас его угомонить! Пусть заткнётся на фиг!!!

Но единорог никак не унимается, а лишь ревёт, как рехнувшийся Аид. Мы уж и так пробуем с другом, и так, и этак.

Конечно, я понимаю, не очень-то приятно прирасти к одному месту, вонзив наполовину свой рог в плоть вековечного дуба и подставив зад незнакомцам-охотникам; вот единорог и заходится в рёве, а мы – мы с Донерглотом – пытаемся хоть что-то сделать, чтобы сгладить трубные звуки, от которых сотрясается лес.

– Да! – кричу я и чуть не плачу.

– Ну, ведь гад! Зараза!! Сейчас зайцев на нас накличет!!! – мой приятель вконец рассвирепел от непокорности бешеного пленника. – Короче, включай шумелки и свистульки! Пусть заглушат этот шум! Расставляй их по обе стороны от зверя!!!..

И я кидаюсь поскорей запустить шумелки, а у самого голова раскалывается от всего того, что творится вокруг…

 

…И потом мы с Донерглотом сидим у костра, в десяти шагах от единорога, приросшего к дереву, и шумелки со свистульками воют тут и там, словно сирены, оповещающие о бомбёжке, и мне плохо, плохо, плохо. Грохот и завывание прямо-таки бьёт по башке. А Донеру – Донеру хоть бы хны. Он спокоен и даже радостен – потому что единорог наконец попался.

– Мне понравилось, – посмеивается Донерглот, и я с трудом разбираю его слова из-за страшного шума, – мне понравилось, как ты заманил чудовище! Типа маленький такой, придурок – ты же и есть придурок, – типа ничего не понимаешь! Этот урод несётся на тебя галопом, а ты – увернулся так ловко! Красиво увильнул! Ха-ха! – Донер подносит горящий сук из огня к сигаретке-самокрутке. – Раз! – и он в дуб рогом въехал! Капитально! Я прибалдел!

Донерглот лыбится, как блаженный.

А мне плохо. Плохо, плохо…

– Да… – грустно говорю я.

– Самое главное сейчас – чтобы нас не обнаружили боевые зайцы. – Донерглот затягивается. – Ты хоть знаешь, кто они такие?

– Да, – бормочу про себя.

– Что да?! Что да?! – Старшой передразнивает меня. – Ни фига ты не знаешь! Они страшные создания! То есть в боевом состоянии страшные. Они были специально выведены, чтобы сторожить Панду Тысячелетия в землях рода Сисьва-и-Кисьва. Но когда представительницы рода породнились с мужчинами из рода Сосисьва-и-Крысьва, зайцы оказались никому не нужны и разбежались…

Единорог вдруг опять приходит в себя и издаёт жуткий вой, извивается всем телом, дрыгается. Дуб дрожит. Кажется, что даже свистульки не способны его пересвистеть. Лес волнуется.

– Ну, на фиг!.. – Донер встаёт с грозным видом. – Эй, ты! ­– обращается ко мне. – Заведи сильнее и шумелки, и свистульки! Подбавь пару!

– Да, – отвечаю я и иду выполнять приказание.

Уворачиваюсь от брыкающегося зверя, со стороны зада. Выполняю, что надо. Хотя мне не по себе…

– Ладно, – ворчит старшой, – будет с него…

И палкой помешивает уголья в костре. А я – сморкаюсь и утираю нос, и мне тоскливо и горько.

 

–…Короче, – продолжает Донерглот как ни в чём не бывало, – зайцы становятся убийцами так: им сверху, над головой соединяют уши и защемляют прищепкой. А на прищепке – штрих-код. В нём – задание, типа что делать, кого замочить.

Он заваривает в котелке над огнём крепкий, как единорожие ляжки, ядрёный кока-кол.

– Великий Хрыщ, наш с тобой хозяин, приказал переловить всех боевых зайцев и запрограммировать на ловлю этого вот чудовища. – Донер кивает на единорога, и тот, будто понимает, опять начинает биться и реветь – да с такой силой, что с дуба падает толстая зелёная ветка. Мы с Донером пережидаем пару-тройку минут, и единорог с болью в голосе постепенно замолкает.

Я внимательно слежу за шумелками – вдруг их надо подкачать?

– Так вот, – старшой продолжает рассказывать, готовя стаканы. – Хрыщ был силён в программировании, но не учёл одну вещь. Он в штрих-коде предусмотрел латинские буквы Х и Y. И зайцы, собственно, вполне понимали их значение и осознавали, о какого рода задании идёт речь. Но это когда они не зомбированы. А в состоянии защепления ушей разум их помутился, и названные буквы зайцероботы восприняли совершенно в ином ключе. Типа как-то по-восточному, на кирилло-мефодиевский манер… Держи свой кол – кока-кол!

Я с готовностью принимаю налитый до краёв, обжигающий стакан.

Шум вокруг лишает меня способности хоть что-либо соображать.

– В общем, – Донерглот вздыхает, – вместо охоты на единорога хозяин получил его защиту. Типа оберег – охраняют его зайцы теперь. Ну, не двадцать шесть часов в сутки, а потенциально. Всегда с ним в сердце. Поэтому нам с тобой ох как нежелательно попадаться этим ненормальным косым на глаза!..

Я с испугом оглядываюсь вокруг – вдруг что не так. Горло дерёт – от горячего тёрпкого напитка.

Донерглот наклоняется надо мною и дышит в уши:

– Ты меня понял? Ты меня понял?! А?! – у него прямо дым идёт из ноздрей.

– Да!.. – грустно отвечаю я, и мне хочется, чтобы старшой испарился…

 

Потом мы опять утешаем единорога, и мне даже становится его немножко жаль. Донерглот объясняет, что, мол, переночуем в лесу – дай бог, чтобы зайцев не было! – и завтра с утречка выпилим единорога из дерева. Снизу, под рогом, мол, срежем, и понад ним – надо, чтобы на роге оставалось ещё порядочно древесины, так зверюгу удобней будет доставить к Великому Хрыщу. Мол, так пойманная тварь брыкаться не сможет – с исполинским бревном на лбу много не набрыкаешься…

Я уверяю приятеля: «Да!», а сам такой грустный-грустный.

– Короче, – добродушным голосом говорит мне Донерглот, устраиваясь поудобней на расстеленном ковре-самодроне, – ты будешь дежурить, а я пока подремлю…

Я даже начинаю его более-менее слышать, потому что уменьшил силу шумелок и свистулек, ибо наш пленник также находится в забытье – весь вымотанный, уставший.

– А! – словно вспоминает что-то напоследок старшой. Поворачивается ко мне. – Слышь, придурок, ты хоть знаешь, на фига мы словили этого урода?

– Да, – задумчиво произношу я.

– Ни фига ты не знаешь! – Донер вновь развалился на мягеньком. – Куда тебе… Великому Хрыщу очень нужно яйцо единорога, вот из-за яйца этого-то мы с тобой и колотимся… Ты, это, яйца животного береги… – Мой старший приятель почти засыпает. – Э-хех! – вдруг опять вскидывает он голову. – В яйце том игла! А иглою Хрыщ желает уколоться и забыться… Хр-р… Как он сам говорит: уколоцца и забыцца, у колодца и копытце пригодится…

И напоследок:

– Чёртовы зайцы – они-то единорожьи яйца и стерегут!

Кажется, Донерглот наконец засыпает. Я вымученным взглядом окидываю лес вокруг. Вроде всё спокойно – и пленник больше не дёргается, стоит, как истукан, подружившись с деревом. Сзади, под хвостом у него виднеется главное богатство, из-за которого нам с другом приходится рисковать жизнью.

Негромко завывают шумелки – на всякий пожарный.

Посвистывают свистульки.

А за пределами их – вроде как тишина…

Лес, чудной и таинственный, тонет во мраке. Мрачной армией выстроились, как на параде, тёмные, страшные стволы. Над головою – если её задрать – видны верхушки деревьев, тут и там, но сквозь них пробивается облако, освещённое яркою луною…

Я вздыхаю.

Глазки мои закрываются.

Что-то тянет на сон…

 

Я сплю – и вижу жуткую картину. Какой-то кол, он стремительно несётся ко мне, целит в меня, и я не могу понять его природу. Что это? Рог единорога? Заточенный ствол дуба?? А может, тёрпкий и жгучий кока-кол???

Ох-х…

Я соплю…

 

Вспышка! Молния! Ослепительный свет!

Шум стал запредельным. Всё смешалось: рык зверя, свист свистулек, бормотание леса.

Очень больно – и ещё бы, моё нутро выедают боевые зайцы. Я кричу, хриплю, стону, вою. Открываю глаза и вижу: надо мною порхает Донерглот, он где-то там, в воздухе, делает круги и, видимо, не желает приземляться. Ругает меня: «Заснул на фиг! Придурок, придурок! Профукал такое задание!!!»

И никто из зайцев достать до него на лету не может – зайцероботы не поднимаются над землёй.

Я ещё успеваю заметить краем глаза единорога. Заячьи спасатели-выручатели выгрызают своими остренькими, как пилы, зубами дерево вокруг рога, наверное, скоро пленника вызволят из ловушки.

А я – я один умираю… Как мне плохо, плохо, плохо, как не хочется возноситься к богам!

Зайцы прильнули к моей зелёной шкуре и трудятся надо мною. Мех мой весь пропитался кровью, внутренности горят, хвостик дрожит. Я всхрюкиваю напоследок своим тоненьким голоском и лапками закрываю мордочку. Чебурашьи ушки поникли – не слышать им более ничего…

– А-а-а-а!!! – причитает Донер, зависнув надо мною. – Яйца профукал, профукал, профукал! А-а-а-а!!! Что станут говорить княгиня Крокодуля и графиня Крокодиня! А-а-а!!!..

– Да!.. – успеваю выкрикнуть я из последних сил.

Вижу луну и плывущие косматые облака – среди высоких деревьев, торчащих грозными колами в ночном небе…

Вновь на весь лес зарычал единорог.

Февраль 2018 года