Проза

Эта история открылась мне из древней рукописи, причём самым неожиданным образом. Я не учёный, не архивариус и даже не любитель. Просто однажды я покупал у бабки семечки на базаре, и она насыпала их в бумажный кулёк, который сама же и свернула у меня на глазах; пришедши домой – благо жил по соседству, – я развернул опустевшую обёртку и, перед тем как отправить в мусорное ведро, чуток пробежал глазами. Так, на всякий случай. По инерции.

И был поражён.

Передо мной лежали на столе страницы пожелтевшей от времени бумаги. Заполненные аккуратным, меленьким старо-гномическим письмом, знакомым мне по книгам жанра херрор. А поскольку книгами такими я зачитывался перед сном, после сна, в перерывах между сном и даже во время него (в смысле они мне снились), то, естественно, что мне стало жутко интересно, и я по буквам, точнее, по сенсорным значкам, из коих этот алфавит, собственно, и состоял, начал медленно и неотвратимо знакомиться с содержанием.

И меня это так увлекло, что пришлось вернуться на базар обратно, чтобы выпытать у бабки, как к ней попало это чудо…

Между делом скажу, что бабуся сама происхождения рукописи не знала и лишь открыла мне, что бумаги остались в наследство от ушедшего в мир иной её муженька, старого деда, по молодости много путешествовавшего в горах Арбагонии. Он-то и привёз оттуда этот рукописный шедевр. Который, увы, бабка мне выдать в полном объёме отказалась по причине, что ей некуда будет заворачивать свой нехитрый товар.

Пришлось ещё раз сбегать домой и подыскать замену – первым, что попалось под руку, оказалась конституция Веймарской республики, изданная на языке гуарани, ей-то и пришлось пожертвовать, отдав продавщице семечек на полное растерзание. Взамен я получил вожделенную рукопись. В которой, правда, уже отсутствовали некоторые части; пришлось подключить воображение, чтобы хоть отчасти восстановить повесть о выдающемся путешествии, которая открылась мне по мере постепенного ознакомления с текстом.

Привожу всё дословно, как есть:

«…который представляет собой наш мир; итак, один бескрайний Канал, уходящий за горизонт, шириною тысячу локтей, и длиною неизмеренной, ибо неизвестно, где у Канала начало и где конец; он прямой, как стрела, и создан был атлантами за тридцать веков до нашего рождения, и протекает среди песков, и только на берегах его существует жизнь, построены города из песчаника, растут жарко-хвойные и кактусы, а как отойдёшь от воды, то можно заблудиться в раскалённом песке, а то и утонуть в нём, поскольку встречаются пески зыбучие, и покойников так у нас, собственно, и хоронят, отдавая песку на съедение, он засасывает тела, если оставить их в определённых местах, но это касается лишь людей с красной кровью, потому что иным строят мавзолеи и пирамиды, либо прячут в мумифицированном виде в пещерах, которые также попадаются по берегам – по крайней мере, в невысоких горах, расположенных в пределах видимости от Канала, по обе его стороны и параллельно ему, но не везде, а цепью, с перерывами, как у нас говорят, Божественной Цепью, и в том проявляется великий замысел атлантов, впрочем, неизвестный нынешнему поколения совершенно, ибо утеряна тайна, скрывающая смысл мира…»

«…эту нашу экспедицию, предводителем которой меня назначили голубокровые, и я по их велению снарядил четыре галеры с гребцами, и первого мартидора мы выплыли из отправной точки нашего путешествия, и целью поездки является познание тайны мира, но о том никому я не имею право говорить, кроме как этому моему дневнику, которому одному и могу довериться… торговые суда… замаскированы… итак, сделав вид, что мы простые купцы, мы направились прямо по течению воды в Канале, вперёд и вперёд; а как известно, наш мир асимметричен, и это выражается в том, что вода течёт в одном направлении, и мы разделяем две сути: вперёд и назад, то есть по течению и против; я не знаю, как будем мы возвращаться обратно, может быть, и не дано нам вернуться, но самое главное – даже ценой собственной жизни нужно выяснить, как и почему устроен наш мир, и где Канал заканчивается; другая же экспедиция, подобная нашей, имеет задание плыть против течения и открыть начало Канала; таким образом, люди с голубой кровью планируют получить Оружие Вечности, которое заключается в управлении силами природы, немыслимое без познания, откуда и каким образом…»

«…торгуя специально припасенными товарами, вернее, делая вид, что торгуем, и одновременно расспрашивая население прибрежных земель о причинах и устройстве мира – вернее, о том, как видит местный люд такие причины и такое устройство, мы продвигались от одного города, расположенного вдоль линии Канала, к другому… разные берега… разные города… поскольку плыли мы в направлении, откуда встаёт солнце, а вода в Канале течёт именно туда – к солнцу, то… (здесь вообще неразборчиво – прим. расшифровщика) …город с правого бока встающего солнца, то есть на правом берегу, и город с левого бока солнца, то есть на левом… чередуются… эти города… проплыли мы города, которые сами для себя шифровали секретными названиями, ибо выговорить их тутошние имена, на наречиях аборигенов не представляется возможным, да и нашим голубокровым знать их ни к чему, поскольку ни на йоту не приближает к открытию тайны мира, а лишь отдаляет от неё, являясь словесным мусором… итак, мы проплыли города Нидо, Авд, Ирт и вскоре по курсу показалось крупное поселение Ерытеч, о котором шла странная слава… как всегда… прибрежные деревеньки, жители коих держат ПДК, то есть пингвинов-драконов-крокодилов, и далее главный причал…»

 «…одни женщины кругом, и это было удивительно видеть, тем более что многие из них ходили по улицам города нагишом, ибо жар из пустыни давал о себе знать постоянно, но, впрочем, некоторые из них были и одеты, даже закутаны с головы до ног в материю самых разных расцветок… племя мармезонок… женщины-воины вооружены ужасными алебардами и волшебными саблями, заговоренными на отсекание опознавательных знаков у приезжих мужчин, коим запрещено законом появляться на улицах города, о чём мы, увы, не знали, будучи заезжими путниками… и когда нас вели под конвоем к главному Храму Всех Женщин Мира, то видел я кое-где усатые морды, выглядывавшие из-под разноцветных плащей и смотревших вопрошающе на нас, но на мой вопрос, почему этим мужчинам можно, а нам нельзя, мармезонки отвечали, что те, на кого я указываю, и не мужчины вовсе, потому что облачены в женские одеяния, и следовательно, по закону могут быть отнесены к женскому полу, чего не скажешь о наших моряках, вырядившихся, на взгляд мармезонок, абсолютно неприемлемо для женского глаза, и в силу этого одного лишь должны быть наказаны усекновением виновной части тела и, кроме того, ещё…»

«…обряд, посвящённый таинству превращения всех наших моряков в женщин, и таким образом, экспедиция наша, если она хочет продолжить путь, будет уже сугубо женской экспедицией, и мы ничего не можем против этого поделать, ибо таковы местные порядки и нравы, и Главная жрица Храма Всех Женщин Мира распорядилась начать процедуру обращения, а мармезонки-воительницы держали каждого пленника в течение всего положенного времени – до тех пор, пока он не становился пленницей, а потом его, вернее, её уже отпускали и больше пленницей не считали, ибо закон был соблюдён; Главная жрица читала особые молитвы, которые, видимо, доходили до богинь, потому что тут же, на глазах, грубые моряки превращались в нежных морячек, и мой сугубо мужской экипаж таял на глазах в полумраке Храма, вернее, он превращался в экипаж женский, а я сам с изумлением взирал на совершавшееся действо; таинство обряда захватило и меня, но когда очередь дошла до моей собственной персоны, мне пришлось объяснить, что кровь моя оранжевая, а не красная, как у остальных членов экспедиции, и я даже продемонстрировал это с помощью доказательной вилки, уколов себя в живот, а на таких, как я, действие их законов не…»

«…так вот, мармезонки вовсе не могли что-либо сделать со мною, ибо выше законов их города стояли законы крови, но зато меня могли посадить – и посадили в ГСЯ, то есть Глубокую Страшную Яму, вырытую неподалёку от Канала, и держали там ровно полгода, как полагается по всем правилам человеческого общения в случаях нарушения закона со стороны тех людей, чья кровь не является красной; если бы кровь моя была жёлтого цвета, то я сэкономил бы целый месяц и отсидел бы в ГСЯ не шесть месяцев, а только пять, если бы зелёной – то четыре и так далее; но что мечтать о несбыточном, нужно благодарить судьбу за то, чем она наполнила наши вены, и не роптать, а принимать любое приключение с благодарностью, тем более что на каждую кровь приходятся не только свои горести, но и всякие радости, и чем меньше носителей крови определённого цвета, тем больше выпадает им радостей, а ведь оранжевокровых меньше, чем краснокровых, желтокровых меньше, чем оранжевокровых, и так далее; но, вместе с тем, растёт и ответственность, поэтому я готов склонить перед желтокровыми и тем более зеленокровыми голову, а Главная жрица относилась как раз к их породе, так что решения её я не мог обсуждать, оставалось повиноваться…»

«…дышать воздухом свободы; за полгода ГСЯ я отвык от дневного света, и теперь наслаждался солнцем и великолепным видом Канала, и даже жар песков по обе стороны от наших галер не слишком портил моё настроение и лишь поднимал боевой дух; мы уплывали от города женщин навсегда, и под моим начальством теперь находилось две сотни морячек, что было меньше первоначального числа матросов, нанятых на корабли для участия в экспедиции, ведь некоторая их часть за время моего заключения забеременела и потому осталась в городе – месте, которое мы покинули кто с сожалением, а кто с воодушевлением… город Ьтяп, возникший на нашем пути, как оказалось, был городом исключительно мужчин, и я считал опасным причаливать к берегам его, памятуя о судьбе многих моих матросов, но местные лодочники меня успокоили, объяснив, что Отмеченный позаботился о том, чтобы горожане не причиняли зла проезжающим мимо дамам; напротив, желающие могут пройти в городе обряд восстановления, в Храме Всех Мужчин, правда, за определённую плату, и собственно этим-то и кормятся горожане – помогая, одновременно, своим соседкам из города выше по течению, который мы покинули совсем недавно, ведь всем надо существовать…»

(Далее часть текста отсутствовала, мне досталось лишь полстраницы):

«…в полном мужском составе… плыли и радовались солнцу… огорчало лишь то, что мы остались совсем без денег и без товаров, ибо обряд восстановления обошёлся неожиданно дорого, но оно того стоило, если в наши намерения по-прежнему входило узнать тайну мира, и поэтому я как командир экспедиции вынужден был согласиться на условия горожан… мужчины гребут быстрее женщин… беседовали с боцманом об Отмеченном и его власти, тем более что Отмеченный живёт вовсе не здесь, а неизвестно где, но сила его простирается вдоль всего Канала, и слово его – закон для каждого… руководствуется высшими соображениями, недоступными простым смертным с красной кровью, и даже голубокровые и синекровые не всегда понимают стратегию управления, которой придерживается он…»

«…ещё мы размышляли с боцманом о лодках мёртвых, которые нередко попадались нам на пути, плавая килями кверху, и это производило жуткое впечатление, нужно признать; никто из смертных не рисковал приближаться к ним на близкое расстояние, мы старались всегда миновать эти загадочные кили как можно быстрей, и на носах наших галер даже дежурили вперёдсмотрящие, задачей которых было именно не допустить опасное сближение с теми, с кем нам предстоит ещё встретиться в загробном мире; впрочем, число лодок мёртвых практически не превышало число кораблей живых, а поскольку между населёнными землями вдоль берегов Канала были длинные участки необитаемых территорий, то путешествующих по пути нам попадалось не так уж и много, соответственно и лодки мёртвых встречались далеко не всегда, и это позволяло не отвлекаться по пустякам… плыли мимо песков и мимо оазисов с пальмами, видели цветущие кактусы по берегам, глинобитные домики под сенью вечнозелёных кедров, крокодилов, драконов и пингвинов – короче, всех домашних ПДК, составляющих основу хозяйствования здешних жителей… купаться в Канале нельзя, это святотатство, так повелел Отмеченный ещё много веков назад…»

«…очень хотелось кушать… без денег и без товара трудно было прокормиться, и когда мы проплыли мимо городов Ьтсеш, Ьмес и Ьмесов, где нас просто гнали от причалов, мы уже больше не могли… матросы были на грани голодного бунта, мне приходилось их сдерживать, но тут на берегу встретилась деревушка, состоящая из домов-корзин, то есть все жители обитали в странных строениях, напоминающие плетёные корзины довольно больших размеров; и экипаж самовольно пошёл на приступ, в надежде поживиться, чем боги послали, и я не сумел сохранить на кораблях дисциплину, ибо люди оголодали донельзя, но результат оказался плачевным – купола над каждой корзиной, по мере того, как мои моряки продемонстрировали свои откровенно недружелюбные намерения, стали расти и расти, как будто надувались в шары – и в конце концов выяснилось, что это и есть шары, огромные воздушные шары, наполненные горячим воздухом из очага посреди каждой корзины, где жители ежечасно поддерживали огонь; и все дома взмыли в небеса и вскоре, тесной стайкой, скрылись за горизонтом; впрочем, корзинщики, бежав с насиженного места, оставили нам ПДК, и этого матросам хватило… а корзинщики так и живут, кочуя по берегам…»

«…к пристани в городе Ьтявед, где нас встретили исключительно вежливо и препроводили к местному голубокровому вождю; я был не один, а взял с собой отряд из двух десятков матросов, дабы под охраною вести переговоры насчёт снабжения наших судов едой… говорили уверенно и твёрдо, и в конце концов вождь пошёл нам навстречу, обещав снабдить галеры всем необходимым в достаточном количестве, но сперва пригласил отведать, чем именно он готов снабжать… мы расположились в специальном зале для приёма гостей и посетителей, где царила прохлада, очень уместная после палящего солнца снаружи, вне стен дворца; песчаная пустыня, сопровождавшая нас вдоль всего Канала, не давала забыть о себе ни на минуту, тела наши загорели и пропахли потом, но здесь, в покоях мудрого вождя, мы позволили себе расслабиться в ожидании сытного обеда, но в конце концов вождь вызвал меня к себе и предложил разделить трапезу с ним лично, пока мои краснокровые матросы останутся сами, чтобы задать работу желудку и печени; и я шёл по дворцовому коридору, ведомый служанкою, и та шепнула мне на ухо, видимо, сражённая моей мужественной красотой, чтобы я ни в коем случае ничего не ел, хотя блюдо и не отравлено…»

«…религия не позволяет, – объяснял мне голубокровый вождь, – относиться плохо к чужестранцам, каждого надо приветить и досыта накормить, это наш закон, и большой грех возьмёт на душу тот из нашего города, кто закон нарушит… всё самое лучшее гостям… кушайте, кушайте… не хотите, потому что сыты? – это не беда, главное, что сопровождающие вас люди отведали нашего гостеприимства, и такое же точно кушанье в этот момент доставляется на все ваши суда… (далее неразборчиво) …мы называем это блюдо жмур, его ест даже наш синекровый; очень вкусно, невероятно вкусно, и мне жаль, что вы не хотите это попробовать… (неразборчиво) …и девушка помогла мне выбраться из окна, и мы вдвоём помчались в зал для гостей, к моим матросам, но не успели – те все уже лежали с выпученными глазами и раздутыми животами, от жадности кое-кто ещё жевал, но при этом стонал в агонии; и девушка сообщила мне, что жмур до чрезвычайности вкусен, и все, кто ест его, требуют добавки, и им дают, и они едят и едят, пока не умирают от обжорства, и нет никакой возможности остановиться, а когда сам синекровый заказывает себе жмур, то его связывают и кормят с рук, а в добавке отказывают, невзирая на приказы…»

«…удалось проникнуть на капитанскую галеру, мимо береговой охраны, вместе с девушкой-служанкой, сбежавшей из дворца, и выбросить за борт многочисленные мешки со жмуром, кои были сложены на палубе в невообразимом количестве; команда возражала, и мне даже пришлось подраться с боцманом, желавшим продолжения банкета, я долго и упорно доказывал ему, что продукт вреден, хотя и вкусен; и девушка тоже старалась, защищая меня, и было обидно, когда матросы, в порыве чувств, бросили её за борт, и я надеюсь, что она доплыла до берега, потому что мы недалеко ушли от причала, и что её не станут, вернув во дворец, потчевать жмуром в отместку за содеянное; странное в этом городе понятие о гостеприимстве, хотя – надо отдать должное – блюдо действительно вкусное, так говорят все, кто взял его в рот, и я им охотно верю на слово, хотя сам и не оценил, насколько оно великолепно и, пожалуй, не жалею о том; итак, мы спасались бегством от кораблей преследователей, которые заманивали нас огромными тарелками с наложенным горкой жмуром, мы даже видели их на палубе в подзорные трубы, но всё равно останавливаться не хотели, а только убегали, убегали и убегали… дело в том, что их религия не допускает убийства, но…»

(От очередной страницы остался только хвостик, к сожалению):

«…устали от лодок мёртвых… только Отмеченный один знает тайну мира и может её открыть – если захочет… мелькали берега, и города вдоль них, то с одного края, то с другого… Ьтацданнидо, Ьтацданевд, Ьтацданирт… Нидо-Ьтацдавд… жара, пустыня, ПДК… великому Каналу, который пересекает мир из конца в конец и радует краснокровых…»

(Потом, видимо, отсутствовал целый кусок текста, и довольно большой)

«…городе Корос… измученные от постоянного недоедания и грозивших нам опасностей, не могущие уже смотреть на мерзкое мясо крокодилов, кое одно в сушеном и вяленом виде составляло наш дневной рацион, мы приняли решение наняться в городе Корос на работу, чтобы организованно пополнить бюджет экспедиции… случайно попали… просто нам так повезло… большая радость… жителей города, они даже устроили празднество с песнями и плясками, пили много пальмового вина и пива, целовались на улицах друг с другом, даже незнакомыми людьми, и с нами тоже; а дело оказалось в том, что городу в этот день удалось наконец избавиться от исконного врага – то был гигантский, как его прозывали, Летучий Пипецл, или для краткости Пип; он не давал горожанам жить спокойно, парил над всеми окрестными землями и жрал всё, что попадалось ему на пути; чтобы откупиться от него, горожане заключили с Пипом нечто вроде негласного соглашения, по которому отдавали поганцу на съедение кое-кого из местных, а взамен тот не пылкал огнём в непосредственной близости от городских стен и соблюдал, если так дозволено выразиться, определённый порядок совершения злодеяний; но глупый Дурдур, он же Дур-дурачок, напился и вызвал на бой в песках…»

«…и никто не мог понять, каким образом Дурдуру удалось одолеть это жуткое чудовище, а сам дурачок объяснить сие был не в состоянии, во-первых, потому что всё время был пьян – на радостях, а во-вторых, потому что словарный запас его как полного идиота был слишком мал, чтобы воплотить свои впечатления и ощущения в слова, доступные человеческому разумению… любом случае туша поверженного Пипа лежала на солнцепёке недалеко от городских ворот, и это был факт, с которым приходилось считаться, и наша задача как наёмных работников заключалась в том, чтобы захоронить останки этой мерзости, а горожане согласны были платить за это продуктами и монетою… говорились речи, напитки текли рекой, и сам Дурдур, ставший живой легендой, силился что-то сказать, отбиваясь от окружавших его девушек-красавиц, но язык не слушался его, и из всей его речи можно было разобрать только: «Это самое… ик… ну, короче…», но данной информации было явно маловато, что, впрочем, никак не мешало горожанам радоваться и кричать: «гип-гип, ура!», и мы, конечно, присоединились к общему веселью, но более всего нас радовала возможность поесть от души и ещё заработать на дальнейшую дорогу, делая полезное дело…»

«…так вот, был составлен план расчленения двухсоттонной туши и её последовательного захоронения на участках земли, прилегающих к городу, а это были земли оазиса, и, как оказалось, они все принадлежали крестьянам, которые наотрез отказывались выделять место для закапывания частей поганца; другой причиной, сорвавшей первоначальный план, была невозможность каким-либо образом расчленить Пипа, ибо всё его зловонное тело покрывала бронированная чешуя, а кровь под нею оказалась предельно ядовитой, и от испарений её мои матросы падали в обморок, если не говорить о большем – ибо и смертные случаи также происходили, и нам пришлось думать и учиться, каким образом можно вообще взяться за дело в данном случае; боцман посоветовал взорвать труп, используя запасы пороха на наших галерах, и мы так и поступили, но неправильно рассчитали заряд, ибо опыта подрыва летучих пипецлов ни у кого из нас не было; в результате взрыва была повреждена городская стена и рухнули ворота, ведущие из оазиса в пустыню, и, кроме того, была оторвана голова монстра на длинной шее, и взрывной волной её насадило на шпиль городской ратуши, откуда она взирала на город со зловещей ухмылкой, в то время как запах…»

«…использовали практически все запасы взрывчатых веществ, и добились при этом весьма скромных результатов, но всё же отдельные фрагменты тела уже можно было транспортировать в пустыню, в пески – подальше от города, в котором от жуткого зловония, исходившего от растерзанного зверя, началась эпидемия страшной болезни… (размыто) …преступности на городских улицах, ибо выяснилось, что раньше преступников отдавали Пипу на съедение, а нынче такой возможности горожане были лишены, и постоянные грабежи и убийства со стороны распоясавшихся негодяев, потерявших чувство страха после смерти чудовища… (далее неразборчиво) …дети не слушались родителей, потому что пугать их Летучим Пипецлом стало бессмысленно… (неразборчиво) …местные ведьмы на свой шабаш; ведь раньше их сдерживало наличие страшилища, взявшего на себя все ужасы городка, а теперь ничто больше не мешало… (крайне неразборчиво) …паломничество воинов-героев с разных мест Канала, приезжавших сюда, в Корос, специально чтобы сразиться с Пипом, но поскольку монстр их всех пожирал, то богатые доспехи, украшенные золотом и алмазами, мечи и щиты доставались городской казне, а после того, как Дурдур…»

«…и тогда этот крестьянин ударил по лицу горожанина, посмевшего грязно выругаться в адрес убиенного Пипа, потому что хозяйство отныне осталось без запаса удобрений, а Пип, пока был жив, летал над всеми землями и обильно их удобрял своим помётом – примерно по тридцать-сорок тонн в день, и благодаря этому оазис процветал, ведь все сельскохозяйственные культуры росли быстро и густо… и после того, как отравленная кровь пипецла попала в городские стоки, и даже сделала непригодной воду для питья… (следующая часть рукописи, к большому сожалению, не сохранилась) …скорбные физиономии членов городского совета, узнавших о решении местного синекрового лишить город старинной привилегии не платить налоги из-за проклятого чудища, и так не дававшего горожанам свободно вздохнуть…» (на этом месте страница неожиданно обрывается)

«…отличный солнечный день, и мы, экипаж двух оставшихся галер, подготовили всё к отплытию; многие из моей команды умерли – одни от отравления здешней водой, другие от болезней, косивших жителей города Корос одного за другим, третьи надорвались, пытаясь передвинуть многотонные части туши чудовища, которые к тому же ещё и смердели, разлагаясь на солнце; скорейшему отъезду способствовал и ряд обстоятельств: во-первых, в городе стало невыносимо дышать – понятно по какой причине, во-вторых, мы таки заработали себе запас продуктов для продолжения пути, хотя и ценой неимоверных с нашей стороны усилий и жертв, и к тому же продукты, переданные нам городским советом, все были с душком – понятно по какой причине, в-третьих, до нас дошли сведения, что Отмеченный крайне отрицательно отнёсся ко всему происшедшему, и пока было неясно, чем это городу грозит; было также и в-четвёртых – слухи о скорой мести горожанам, её, мол, тщательно готовит Большой Летучий Пипецл, близкий родственник погибшего, проживающий на другом конце пустыни, но собравшийся здешние края навестить; поутру мы перешагнули на городской площади через пьяного Дурдура, чтобы добраться до порта и поскорей…»

(Часть рукописи отсутствует)

«…Отмеченный; я буквально настаивал, что это именно он и есть – тот, о ком мы услыхали на базаре в городе Отс, всё указывало на то, что нам, небольшому отряду из нашей экспедиции, надо на время отклониться от Канала и идти прямиком через пески в горы Божественной Цепи, чтобы попытаться отыскать там этого человека; он-то и есть Отмеченный, это он! – я ничуть в том не сомневался; впервые за время нашего долгого путешествия у меня на сердце царила радость от того, что скоро мы сможем выполнить свою миссию и узнать тайну мира – если Отмеченный пожелает её нам открыть; я готов был припасть к его стопам и умолять мне довериться, пообещать стать его рабом или учеником, в данном случае это не имело значения; дорога была долгой и опасной, мы умирали от жажды и жарились на солнце, нам чудились миражи, а в горах Цепи по ночам пробирал дикий холод до костей; жёлтые драконы окружали наш лагерь со всех сторон, когда мы останавливались на ночлег, у костра, и своими светящимися в темноте очами взирали на нас из темноты, боясь подойти ближе и, от злобы, высвистывая косматыми языками свои драконьи песни; в довершение ко всему нас стал преследовать призрак неба, он не давал нам покоя и сбивал с пути, по вечерам…»

«…и проводник показал нашему отряду место, где последний раз видели искомое существо, и мы устремились по следу и вскоре, среди скал, разглядели его – и оно выглядело ужасно; я не мог поверить, что это Отмеченный, и когда мы всё-таки убедили его выйти из укрытия – из-за нагромождения камней, и обратились к нему на всех возможных человеческих наречиях, с мольбой в глазах, он рискнул заговорить с нами; той же ночью, когда мы вместе грелись у огня, он открыл мне тайну – но оказалось, не ту, что я ожидал; признавшись, что не является Отмеченным, ибо кровь имеет не фиолетовую, а прозрачную – явно не как у людей, – он назвался Песчаным Человеком и поведал свою историю: когда-то, пять миллионов лет назад боги даровали ему бессмертие за великие заслуги перед своим племенем, но в чём заключались эти заслуги, он за давностью лет забыл; и с тех пор он живёт и мучается, особо страдая от того, что эволюция ушла далеко вперёд, и в мире больше нет подобных ему единоплеменников, он теперь обречён на вечное одиночество; ещё он просил его убить, ибо каждого пришедшего просит о том же, но все отказывают – от ужаса перед пятью миллионами; отказали и мы, и он долго рыдал в ночи, в свете догоравшего костра…»

(Не хватает некоторых страниц?)

«…плыли, плыли и плыли, и вели долгие беседы с боцманом, который рассказывал о днях свой юности, когда он служил у голубокровых придворным писарем, а позже – придворным какарем, но в результате придворных интриг вынужден был сбежать, по его словам, «на море» и с тех пор странствует, пытаясь найти себя и обрести душевный покой; Канал – прямой, как стрела, – действует умиротворяюще на его душу, а бесконечные пески по обе стороны Канала – уравновешивают его сердце, слева, и печень с почками, справа, и потому кажется, что в мире царит равновесие… (пропуск) …дул ветер, который вздымал в воздух тонны горячего песка, и местный провожатый – смотрящий по участку Канала – вдруг закричал, что надвигается волшебный вей-пей-шей, и это значит, что нужно каждому матросу много пить, литров по десять воды из Канала, не медля, чтобы стать тяжелее, иначе может унести в воздух, или же, взамен, нужно вышить на рубашке силуэт крыльев; многие моряки не поверили и не стали ни пить, ни шить; в результате их подхватил порыв вей-пей-шея и поднял в небеса; когда ураган стих, то унесённые ветром не захотели возвращаться обратно и долго летели за нашими судами, превратившись в человеко-птиц…»

(Опять пропуск)

«…нашли его, человека с фиолетовой кровью, он помогал разгружать баржу вместе с другими мужиками и выглядел так, что его невозможно было отличить от краснокровых; я спросил его: вы точно Отмеченный? – и он коротко кивнул и дал понять, что сейчас занят, он должен полить огород, подоить домашнего дракона и принять посланца от синекрового повелителя земли Атсирт, поскольку там идёт война, и необходимо помочь принять срочное и справедливое решение; и мы, последние представители экспедиции, выжившие после всех злоключений, согласились ждать, сколько нужно, и я несколько часов задумчиво смотрел на Канал, а в голове моей рождались странные и противоречивые мысли; я даже допускал, что думаю совсем как еретик, и боги вряд ли будут довольны столь поразительным умозаключениям… (часть текста, видимо, утрачена) …накормил нас овощами со своего огорода и предложил располагаться в его хижине, как дома, отдыхать, пока он напишет несколько посланий для голубиной и пингвиньей почты, так как времени терять нельзя; я рискнул спросить, неужели он отдаёт приказания королям и фараонам, но в ответ получил виноватую улыбку; законы крови несовершенны, – грустно вымолвил он…»

«…пил молоко дракона, и оно казалось мне вкусным, как никогда; и потом я спросил Отмеченного о звёздах в небе и песчинках в пустыне, которые мы созерцали, сидя вдвоём на берегу Канала и ведя неторопливый разговор; и он заметил: ты и сам знаешь, ты так много проплыл… да, – ответствовал я, – звёзды в небе – это сердца когда-либо живших людей, они мерцают, так кажется, – а на самом деле бьются, продолжают биться в веках; а песчинка – то, что остаётся от бренного тела после нашего ухода из жизни; не зря почивших закапывают в песок – всё возвращается в этом мире на круги своя; много живших – много пустынь; и, однако, не давал покоя я сам себе, трудно ответить мне, чего в мире больше: звёзд или песчинок? или же правило гармонии уравновешивает их все? – на что Отмеченный отвечал, что и это должно быть известно страннику: у очень многих людей сердца нет, а потому песок количественно побеждает звёздное небо; но и это видимость – ибо на самом деле существует много вселенных, не заметных глазу, они наполнены сердцами иных миров, и все бьются, все пульсируют в унисон, в результате чего космос имеет ритм и голос; чтобы услышать их – нужно просто слушать, и ничего более, и это дано не песчинке, но сердцу-звезде…»

«…и тогда я задал главный вопрос: в чём тайна мира? – на что Отмеченный ответил: и это знаешь ты, зачем тогда спрашиваешь; да, – я дрожал от мысли, что всё во мне открыто тому, кто читает живущих, как книгу, – наш мир прям, ибо Канал рассекает его на две равные половины, и он мал; вместе с тем, он велик, потому что бесконечен; можно сколь угодно долго плыть по Каналу и никогда не познать края его, и в этом сказывается кривизна, изогнутость нашего мира, которая куда сильнее, чем его прямолинейность; мы видим одно, но множественность сущего полнее, чем нам дано увидеть… чего больше: звёзд или песчинок? – кажется, что песка, однако наличие иных, незаметных глазу вселенных ставит под сомнение это утверждение; так и в вопросе прямизны-кривизны – можно всегда плыть, идти, лететь строго по прямой, но в результате оказаться в исходной точке, благодаря чудесному искривлению, и пусть это не будет потрясением для путника… я знаю, я понял, что мир наш круглый, может, он цилиндр или даже шар, и это познание пришло ко мне по мере чувственных наблюдений; другая экспедиция, посланная, как и мы, но вверх по Каналу, подтвердит это открытие, обогнув мир по прямой, хотя с задержкой, поправкой на силу течения…»

(Была и последняя страничка рукописи, совсем плохо сохранившаяся, вот она):

«…корабли мёртвых? – так это же… (совсем не читаемо, увы) …а ещё… звёзды, звёзды, звёзды… молоко дракона? – полный кувшин! …Отмеченный не отвечает на вопросы, он лишь подводит нас самих к разумному ответу; кровь видится фиолетовой сквозь призму познания…»

(И ещё клочок бумаги):

«…смотрели на Канал… на звёзды, звёзды, звёзды… тайна мира? – Отмеченный вздыхает, и во вздохе его – вся жизнь… на звёзды… на звёзды… на звё…»

Собственно, на этом рукопись и оборвалась.

Я, говоря по совести, не представляю, как нужно относиться к этому парадоксальному труду. С одной стороны, читать поучительно, интересно, временами даже захватывает. С другой – сведения, сообщаемые здесь, не соответствуют действительности – если брать во внимание основной вывод автора, насчёт тайны. Первооткрыватель – якобы первооткрыватель – со своими взглядами явно устарел, уж не знаю на сколько сотен лет. Человечество с тех пор сильно продвинулось в науке, даже дети в школах изучают форму нашего мира – и это не шар, а лента Мёбиуса[1].

Ну, а что касается «лодок мёртвых»… Понятно, что путешественники видели в воде не «перевёрнутые кили», а такие же суда, на которых плавали и сами, с обычным живым экипажем. Просто те шли по Каналу с «противоположной стороны» ленты Мёбиуса, и наблюдателям казалось, что кто-то – килем «кверху», а кто-то – килем «книзу». Вот и все дела. Узнать истину уже в те времена было проще простого, если бы… если бы… если бы Отмеченный не запрещал людям погружаться в Канал…

Всё-таки что-то странное есть в этой работе…

…Ладно. Пойду-ка куплю у бабки семечек! Вдруг подкинет что-нибудь ещё – уж я-то не прогляжу интересненькое

Декабрь 2016 года

г. Бишкек